Сегодня самый прекрасный день

1. Сегодня самый прекрасный день. Не смотря на горящие здания и запах чего-то тухлого. Возможно, кто-то просто выкинул стухшие яйца. Чарли на это искренне надеется. В воздухе стоит приятный жар, что путается в волосах и заполняет лёгкие. Принцесса стоит на одном из балконов отеля и с наслаждением втягивает воздух. Сегодняший день просто обязан быть прекрасным. Мозг словно переживает сладкую истому, а потому, в голове Чарли только э к с т а з. Э к с т а з такой, что водопадом разливается по ногам, а мысли тянутся как резина или сладкая тянучка. Чарли, если честно, никогда не пробовала. Единственное, что отвлекает от наслаждения, так это и г л а. И г л а в её запястье. Всё таки, Аластор странный. У него абсолютные проблемы с пониманием моды и стиля, раз уж он советует та-акие вещи. Чарли никогда не понимала мазохистов, тянущихся за болеутоляющим. Но боль в запястье пульсирует э к с т а з о м. И всё же, ходить с исколотыми иглами запястьями, принцессам не положено. Чарли вообще считает, что она не должна ходит по поверхности своего королевства. Её рождение — сплошная ошибка. Её отец просто очень хорошо скрывает своё желание впиться когтями ей в шею. Папочка определённо её ненавидит, и Чарли с ним согласна. Она и сама себя ненавидит. Игла достаётся без проблем. А жаль. Чарли желает помучаться и пофантазировать о большом количестве крови. Ей мало царапин. Она хочет кровавых ран. Свежих и красных, как клюква или брусника. Или как Аластор. Когда она была младше, ей не везло с парнями. Поэтому, она и встречалась с доброй и понимающей Вэгги, а не со злым Аластором. Но каждый раз, подсознание закидывает ей мысли о том, что ей будет космически хорошо, когда на языке будет горчить боль, а во рту Аластора — её кровь. Аластор не вампир. Не дай Вселенная ему таким быть. Диван Вокса слишком большой, чтобы быть диваном, а не кроватью. Они, наверное, проводили там всё свободное время. Вокс задирал её юбку до уровня её груди, и этого было достаточно. Чарли не носит юбки, но для ролевых игр, где она — распутная девушка, что не может владеть собой, а позволяет сделать это одному телеведущему, это более чем правильное решение. Только обидно, что Вокс всегда морщиться, когда вытирает себя и её влажными салфетками. У Чарли, похоже, фетиш на ведущих. — Эй, Чарли, как твои дела? — Аластор весел. Непривычно весел. Переломал её отцу все косточки в крыльях, а теперь стоит перед ней, готовый сорвать платье. Не для себя. Для старого врага. — Нормально, — сухо отвечает девушка. — покорна для Вокса, как и всегда. — Не звучит так, словно ты его любишь. — Мне просто обидно, что он смотрит на меня с отвращением после.... всего. — И я могу его понять! Зачем ему та, что так требует насилия? Ему и его моли достаточно! — Аластор парирует на двух частях мозга Чарли — осознании дикости происходящего и желании болезненного удовлетворения. Наверное, так себя чувствует Энджел каждый день. Чёрт, теперь она даже не сможет смотреть ему в глаза. Она теперь вообще не может смотреть кому-то в глаза. Аластору не интересно тело Чарли. Ему просто забавно наблюдать за своими щупальцами, возникающими из потолка и пола, срывающими одежду с принцессы. А она, словно, этого и ждала. Щупальца подхватывают девушку и закидывают на кровать. Она не боиться. В её голове э к с т а з. 2. — Я обожаю весь этот сюр с мазохизмом, — Энджел лежит на холодном полу своей студии, его голос звучит уставшим. Его одежда разорвана, некоторые ласкуты ткани полностью красные. Он говорит это вынужденно, без особого удовольствия. Он устало смотрит на Вэгги, что сидит в тени. Она обхватила колени руками, а её длинные волосы полностью закрывали её лицо. — ладно, передайте эти фото быстрее, а то моль меня опять на колени поставит, — он обращается к двум карликам с акульими головами, что покорно берут фотоаппарат из одной из его рук. Сил нет, но есть настойчивая мысль, что Энджел должен поддержать Вэг. Бедняжка вновь попала в свой кошмар. Собирая последние крупицы воли, Энтони-который-уже-Энджел подползает к ней. Выглядит так, словно от него осталась только оболочка, и то, с параметрами хромой и побитой собаки. Вэгги ни на кого не смотрит. В голове застывает усмешка Валентино, что с таким рвением впустил Лют. Надо ведь было этому уроду сговариваться с ангелами, только чтобы защитить свой зад. Лют водила копьём по её спине, оставляя царапины, сочащиеся золотой кровью. А потом, абсолютно не жалея, избила так, что у Вэгги до сих пор звёзды перед глазами. По её щекам текли слёзы, пока по уголкам рта Вала текла слюна. Кажется, Энджел теперь ненавидит Валентино ещё больше. Он сломал его. Плевать. Но эта тварь сломала Вэгги. Внутри бывшей истребительницы ломается стержень. Она ревёт взахлёб, пока Энджел обнимает её. По его щекам также текут обречённые слёзы. В углу лежит разломанное копьё. 3. Хаск сидит в чьём-то подвале на цепи. Цепь не зелёная, самая обычная. Всё его тело болит. По хорошему, надо бы взять какой-нибудь виски и хорошенько залить им глотку. Но вот беда. Ему теперь тошно смотреть на бутылки. Она из них лежит рядом. Разбитая на тысячу опасных осколков. Некоторые из них находятся в шерсти Хаска. За холодной стеной он слышит рыдания Вэгги, а потом, совсем тихо, слышаться просьбы Энджела не плакать. Он звучит так, словно сам скоро разревётся. Это не может не давить. Он даже не помнит, как сюда попал. Но, судя по плачу за стенкой, он с треском проиграл эту битву, хотя считал, что выходит победителем в этом сражении. Дверь в подвал открывается, разгоняя темноту. Младшая V оценивающе смотрит по сторонам, а потом с радостью маленкой девочки подбегает к привязанному котику. — Надо же! В самом деле, Валентино не обманул! Как же долго я уламывала его на кошку! — она гладит Хаска по голове против шерсти. Грешник угрожающе рычит, а потом вцепляется зубами в запястье. Звучит отвратный девичий визг. — Фу! Плохая киса! — Вельвет гладит укушенное запястье, а затем возникает более крупная тень. Вот она, крылатая тварь. — Вель, куколка, что стряслось? — мягким тоном спрашивает Тино. — Эта киса меня укусила! — жалуется Вельв. Маленькой и капризной девочке не понравилось. Как жаль. Дальше, Хаск ни о чём не успевает подумать. Его голову снова пронзает боль, и глаза смыкаются снова. 4. — Мисс-с Бомб! — шипя букву "С", Пентиус испуганно крутиться вокруг Черри, что истекает кровью. — Пент.... Прошу, уйди.... — её голос звучит слишком болезненно. Пентиус не может этого выносить. — Уйти?! И позволить тебе покинуть этот бренный мир?! — змей достаёт бинты с одной полки, и быстро, не теряя времени, подползает к Черри. Они находятся в его комнате, рядом мешаются яйца, что несут всё медицинское, что только попадается им под руку. Даже пинцет и нитки. Пентиус обрабатывает рану, объвязывает рану и делает всё, что должны делать с раной, но Черри на него не смотрит. Её планы уйти из жизни провалились. А этот змей, мало того, что от ангелов закрывать стал, так ещё и отделалась она только раной. Копьё не проткнуло её насквозь, хотя она так хотела и стремилась. — Вот, держи, — Пентиус протягивает циклопке стакан воды, а в другой руке держит белую таблетку. — это обез-ссс-болевающее-сссс. — Зачем? — грубо спрашивает Черри. — Чтобы убрать-ссс боль. — Зачем? — Чтобы чувствовать себя лучше-сссс! — А почему я должна чувствовать себя лучше?..... — Черри не хочет спорить совершенно. Она хочет выйти на улицу и распахнуть руки ангелам. — Ты же умрёш-шшь! — зло шипит змей. — Откуда тебе знать?! — беситься девушка. — Может, я просто хочу побегать на перегонки с копьями?! Тоже мне, спаситель нашёлся..... Вокруг тишина. Пентиус качает головой и ставит таблетку, а рядом с стакан с водой, на тумбочку рядом. Черри на него всё ещё не смотрит. Она хочет исчезнуть. — Знайте мисс-ссс Бомб. Я не позволю вам уйти из-ссс жизни, — он кладёт свою голову рядом с ней. Гладит её по волосам и целует её руки. — Ты чё? Пёхнуться хочешь? — Не тогда, когда вы ранены, женщ-щ-щина! 5. Пентаграмм-сити горит огнём. Как и всегда. Эмили смотрит на развалины почти с отчаянием, пока Лют ломает ей крылья. — Ай-й-й! — плачет она. Лют хватает девушку за очередную часть крыла и с хрустом дёргает. — Больно-о! — Эмили отчаянно смотрит на Сэру. Она читает молитву. Просит о прощении и говорит, что больше никогда не позволит другим серафимам согрешить. Её сестре больно, но она предпочитает молиться, чтобы вновь доказывать небесам свою безгрешность. Адам одними глазами подбадривает Лют, что без колебаний расправляется с чужими крыльями. Эмили плачет, надеется на хоть какую-то благосклонность сестры. Но Сэра продолжает молиться. Вместо крыльев, у Эмили хрустящие хлопья, которые грешники обязательно запьют молоком или ещё чем-нибудь. Наверняка, ещё и сахарной посыпки сверху добавят. Наказание Эмили ужесточается. Эмили уже кричит от боли. Её крылья вырывают с корнем, оставляя золотую кровь литься, литься, литься. Эмили бросают в грязном переулке. Крылья оставляют рядом с ней, как напоминание. Глаза постепенно закрываются. Их силуэты уходят, взмахивая красивыми крыльями Сегодня прекрасный день. Согласна ли ты с этим, Чарли?