* * * * * *
Тело, извлеченное из реки, было одето в дорогой костюм и туфли. Лицо было бледным, безжизненным, на нём хорошо читались признаки алкогольного опьянения. Ким отметил, что веки были закрыты, и перешёл на осмотр головы. Волосы были мокрыми и спутанными, а на затылке виднелась глубокая рана. Вокруг раны была засохшая кровь, что свидетельствовало о том, что она была нанесена до того, как тело попало в воду. Отсутствие оборонительных травм указывало на то, что жертва была убита сзади, вероятно, ударом тяжелого предмета. Однако, потёртости на штанах, грязь под ногтями и разбитые колени могли бы быть теми самыми признаками сопротивления. Очевидно, жертву могли оглушить и потащить к реке прежде, чем она умерла. Общее состояние тела и характер травм ясно указывают на то, что это убийство, а не самоубийство. Человек, судя по всему, подвергся жестокому нападению, а затем был сброшен в реку, чтобы скрыть следы преступления. Роскошная одежда и золотые серьги в ухе… Возможно, он был убит из-за денег или в результате какого-то другого конфликта. — Его руки впитали слишком мало влаги для, предположительно, утопленника-полуночника. Даже не скукожились. Кроме того, я вижу некоторые другие повреждения, которые не дают мне права предполагать, что это был суицид. Нужно установить точное время смерти и провести экспертизу. — Ожог на шее и повреждения на коленях никак не связаны с причиной смерти, — возражает другой судмедэксперт, находившийся на месте преступления. — Скажите, как долго Вы в профессии? — внезапно спрашивает Ким, отклоняясь от мёртвого тела. — Четыре года. — А я одиннадцать лет. По Вашей версии молодой человек напился и сбросился ночью с пирса, перекинувшись через ограждение. Открытая рана на затылке, крупицы стекла в волосах. Всё это даёт повод думать, что тело могло умереть по другим причинам и до того, как попало в воду. Так как же оно могло мёртвым перелезть через ограждение? — А этим вопросом должен заняться детектив, — пожимает плечами безразлично. — Вы понимаете, что… — Тэхён! Ну наконец-то ты здесь! — перебивает Кима суетный голос детектива Чона. Тот кладёт на его плечо руку, вздыхая с облегчением. — Этот, — тыкает пальцем в специалиста, что лишь поправил со скепсисом очки. — Бога ради, я же не спятил, скажи, что это не суицид? — Проверю в лаборатории, ещё рано делать заключение. — Я зайду к тебе позже узнать о результатах. И, о, я тут подумал… — Чонгук мнётся, порываясь что-то сказать. Тэхён приподнимает в ожидании брови, держа в руках тем временем ладонь трупа — собирался поближе рассмотреть грязь под ногтями. Между ними повисает тишина. Детектив хрустит нервно костяшками. Прокашливается, вдыхает воздух поглубже и выпаливает: — Я признаюсь тебе в своих чувствах уже десятый с половиной раз, — жестикулирует, нервно усмехнувшись, — если вспомнить, как меня на полуслове перебил твой ассистент, когда нашёл в теле признаки отравления, то десятый с половиной, — повторяет и уточняет, как пришёл к такому выводу, — и, тем не менее, каждый раз признаюсь, как первый, но, может быть, в этот раз ты не откажешь мне в просьбе сходить со мной свидание и… — тараторит. Тэхён поднимает на детектива взгляд, полный непонимания и отрицания. В эту секунду на его лице появляется отражение усталости и равнодушия, отчего он Чона с удовольствием перебивает, останавливая его пламенную речь: — Подходящее время и место для признаний, детектив. На месте преступления, рядом с покойником, — вздыхает неоднозначно Ким, вернув внимание трупу: ощупывает руки на выявление повреждений, вертит туда, вертит сюда… Чонгук понимает, что его искусно продинамили, открыто отшили и показательно выбрали умершего вместо него. Иронично. Можно было бы пошутить про некрофилию, но тогда бы Тэхён убил его на месте. И не понадобилось бы вскрытие для выяснения причины смерти. — И всё же, доктор, может, снизойдёшь до моих признаний, и мы, как цивилизованные люди, сходим на свидание? — Детектив Чон, — строго, — Вы понимаете, что звать меня на свидание, когда передо мной лежит труп, не самое умное решение, потому что это, как минимум, не предел моих мечтаний? — Точно, прости-прости. Нарушаю субординацию, мы на работе и так далее. Но ты подумай, — наказывает пальцем, отвлекаясь на звонок. Прикрывает трубку, чтобы сказать шёпотом, — Я зайду вечером, — показывает пальцем на наручные часы. — Алло, да?.. Тэхён закатывает глаза, вздыхая. Чонгук — хороший специалист, раскрывший много убийств, но иногда его странное поведение не влезает ни в какие рамки приличий. Возможно, они отличаются складами ума. Он — холодный, расчётливый и спокойный, не любящий торопиться, принимающий решения годами. Чонгук — это идея, искра, предположение, эмоция, всё и сразу. Возможно, именно это помогает ему распутывать следы преступлений. Его оригинальность, интуиция и бесконечный запал с широким кругозором облегчают ему решение неразрешимых задач. Тэхён же просто устанавливает причины смерти, помогая расследованию. Иногда участвует в судах, даёт показания и передаёт какую-то информацию сотрудникам, причастным к раскрытию дела, потому что любая деталь и зацепка важна, когда дело касается убийц. В целом, ничего из ряда вон выходящего. Уже вечером, проведя экспертизу, он распинается перед Чонгуком, докладывая свои наблюдения: — Найдено чужое ДНК на одежде. Также, минерализованность воды в лёгких в пределах нормы. Но норма эта лишь для воды во время полнолуния и прилива. Смотри, — Тэхён кивает головой на телефон, в котором открыт лунный календарь. Чонгук подходит ближе. Смотрит. — И что? — Ты детектив или кто, Чонгук? — Прости, отвлёкся на твои сексуальные губы. — Я тебя сейчас препарирую, как лягушку, прямо на этом столе, если не соберёшься, — берёт со столика скальпель, начиная им угрожать. Чонгук в примирительном жесте поднимает ладони вверх, мол, «всё-всё, с шутками закончил». — В день убийства не было полнолуния, поэтому концентрация соли в лёгких очень странная, что даёт сделать предположение, что наша жертва уже успела поплавать в другом месте до того, как попасть в реку. Помимо этого, под ногтями… — Здорово, что ты не тот дурачок, утверждающий, что это суицид. — Цыц, — затыкает его Ким, почти прикладывая палец к чужим губам. Чонгук едва не чувствует упругую резинку на них (слой перчатки), моргнув. Но всё же не чувствует, а то было бы не очень круто перенять через перчатки трупную болячку. — Так вот, под ногтями я обнаружил частички соснового дерева и краски. Возможно, он сопротивлялся, когда его пытались убить. — Я делал сегодня обыск его дома. В его кабинете деревянный пол из соснового дерева, запрошу взять с него ДНК. И убили его скорее всего бутылкой от алкоголя. — Почему? — В день его смерти была вечеринка компании, а умер он, будучи в алкогольном опьянении. В его волосах ты нашёл осколки стекла, а также открытую рану на затылке. Но тогда непонятно, где конкретно его убили: дома или на яхте, скинув после с пирса. — Вот ты мне потом на этот вопрос и ответишь. Удачной работы, детектив, мои рабочие часы закончились, — Тэхён снимает с рук перчатки, выключая лампу над изучаемым телом. — А свидание? — Завтра будет очередное с трупом, — скупо шутит, поручая санитару обработать инструменты. — А со мной? — Станешь трупом, тогда и поговорим. — Но… — Спокойной ночи, детектив. Удачно раскрыть дело, — отмахивается от него, как от назойливой мухи, шмыгнув носом. Чонгук вздыхает. Вот сколько бы он ни раскрывал убийств, раскрыть что-то более маленькое и, казалось бы, простое, ему не удаётся — чужое сердце. Может, конечно, если он его вырежет себе на память, Тэхён впечатлится его хирургическими способностями, но рисковать Чонгук что-то не горит желанием. Поэтому и остаётся таскаться за доктором хвостиком, урывая его редкие усталые улыбки и смешки на очередные глупости, которые он слышит из его уст. Они работают вместе уже шесть лет. Именно столько лет назад Чонгука перевели в его отдел, и именно столько лет он испытывает к Тэхёну неоднозначные чувства. Хоть и признаваться в них начал только последние три месяца, капая несчастному доктору на мозги со своими свиданиями. Но он бы не пытался завоевать его внимание, если бы не видел ответного чувства. Тэхён в его присутствии расслабляется: он видит это по плечам, которые напряжённо вздрагивают, когда слышат незнакомые шаги, и расслабленно опускаются, стоит услышать его голос. Когда Ким сдерживает улыбку: у него дрогают мышцы лица, но он старается не показывать своей радости от его визитов. Когда потеют ладони, которые он незаметно обтирает о края пальто, стараясь скрыть волнение. Когда становится ниже голос, стоит им заговорить. Всё очевидно! И не нужно быть детективом, чтобы понимать невербальные жесты, но, отчего-то, Чонгук так и не может разгадать причину чужих отказов. К счастью или сожалению, внутренний мир Тэхёна для него закрыт, что не позволяет составить целостную картину их взаимоотношений и чужого отношения к ним. В недрах городского морга, среди знакомого запаха формалина, не раскрыта лишь одна тайна — тайна «докторских симпатий». Поначалу, Чонгук помнит, их встречи были короткими и профессиональными. Они обменивались сухой информацией и научно обоснованными выводами. Но постепенно, с каждым раскрытым делом, что-то неосязаемое росло между ними. « — Ваша брошка, — Чонгук протягивает доктору украшение, которое тот обронил в коридоре. — Обивал пороги кабинета в ожидании, когда меня пригласят внутрь, заметил брошку. Вы носите её чаще всего по средам и пятницам. Возможно потому, что у Вас хорошее настроение. Среда — середина недели, а пятница — предвестник выходных. — А Вы внимательны, — хмыкает в ответ. — Прирождённый детектив, — немного саркастично и с тихим смешком. — В ношении брошки нет взаимосвязи, но я и правда чаще ношу её, когда хорошее настроение. Или когда встал не за пять минут до выхода на работу, — пожимает плечами, поправляя лампу над трупом. — И, детектив, разве Вам нужно разрешение судмедэксперта на вход в морг? — выгибает бровь. — Боюсь помешать работе. — Просто заходите ближе к вечеру. И, думаю, можем перейти на «ты». — О, боги, ты очарователен. — Я передумал. — Вы всё ещё очаровательны». Так, по крайней мере, казалось Чонгуку, стоило услышать очередное: «Ещё раз ты скажешь что-то настолько глупое, я вскрою тебя, как лягушку». Иногда ему искренне хотелось стать этой метафоричной лягушкой, чтобы ощутить тонкие и аккуратные действия рук Тэхёна, почувствовать, как он вытаскивает из него все секреты вместе с органами, но… Но он не лягушка. И даже не труп. Поэтому всё, что он получает от доктора — изучающие или ироничные взгляды с искоркой насмешки на дне зрачка. Несмотря на эту крохотную крупицу внимания, которую удаётся Чонгуку урвать от Тэхёна, их беседы у стола для вскрытий из года в год становятся всё более интимными, выходя за рамки обсуждения дел. Они делятся своими мыслями об искусстве, музыке и самом смысле жизни: « — Сегодня был в доме у жертвы. — И? — Тэхён открывает рот трупа, и брови его взметаются вверх. — Ты глянь, похоже, беженец, — невольно перебивает. — Почему? — Нёбо. То, как мы произносим звуки, сильно влияет на формирование речевого аппарата, поэтому он непохож на здешнего. — Удивительно, но ты прав. Сегодня из отдела мне поступила информация о том, что его документы фальшивые. Доктор лишь молчаливо кивает. Чонгук, подождав немного, продолжает: — Увидел в его комнате картину Пьер-Огюста «Весна». Знаешь её? — А, та, что была написана по мотивам французской притчи «Поль и Виржиния»? — Разве не по мотивам романа «Дафнис и Хлоя»? — Склоняюсь к первому, — пожимает Тэхён плечами. — Пьер-Огюст любил мифологию, но мне кажется, что сентиментальный и нежный образ всё же списан с французской притчи. Он и сам француз, а произведение в то время было популярным. Но это лишь моё видение. От картины чувствуется этот… запах листвы, свежести. Хочу тоже покачаться так на качельках вместо того, чтобы нюхать мозги, — вздыхает, охнув. — Смотри, жвачку в зубах нашёл. Чонгук в этот момент почувствовал у горла клокот сердца. Он так отчаянно хотел сказать, что хотел бы однажды летом усесться с Тэхёном на качели, отойдя от темы убийств, но… Да не было никакой «Весны» в доме жертвы. Ему просто стало остро-необходимо поговорить о чём-нибудь непринуждённом, потому что сегодня он непреднамеренно убил человека во время нападения». С ростом их привязанности растёт и напряжённость. Они профессионалы, связанные этическими нормами, но их влечение друг к другу становится всё труднее игнорировать. Чонгуку всё труднее игнорировать. Особенно, когда за пределами морга, в нерабочие часы, они пропускают по стопочке коньяка в местном баре, обсуждая психологические проблемы и кошмары. Тэхён вот однажды поделился, что вместо красочных снов ему снится исключительно работа, и у него есть связанный с ней кошмар: дрогнувшая рука, проскользнувшая по всей брюшной полости умершего ножиком. Он искренне боится испортить тело когда-то живого человека. Профессиональные деформации могут проявляться в цинизме, чёрствости, потере эмпатии и склонности к манипуляциям. Чонгука восхищает то, что Тэхён, посвятив всего себя работе с мёртвыми, не потерял ту живую жилку, ту человечность, которая не позволяет ему писать заключения ради того, чтобы быстрее разобраться с делом. Как было совсем недавно с другим специалистом, бросившим фразу: «Вы можете взять версию доктора Кима, а можете мою, и дело будет закрыто уже к сегодняшнему вечеру». Может, Чонгук и влюбился в Тэхёна, когда тот сказал: «Обладая точными и подтверждёнными морфологическими и генетическими данными о сердечно-сосудистых заболеваниях, некоторые из которых имеют генетическую основу, я могу влиять на диагностику и предотвращение этих заболеваний у близких родственников. И я стремлюсь использовать этот подход для внедрения персонализированной медицины в будущем. Поэтому следует предупредить родственников этого умершего о риске развития диабета и проблем со щитовидной железой». Иными словами, Тэхён хочет помогать людям, даже тем, что не причастны к убийствам. Это в нём прекрасно. Наверное, в профессиональном плане они нашли друг друга. Потому что Чонгук, пройдя через жесточайшие «мокрые дела» и душегубства, каждый раз смотрит на новые с неподдельным ужасом. В нём не угасло сочувствие и всё то, что делает его человеком, пусть и носящим звание «детектива». Возможно, именно профессиональная деформация — причина, по которой Ким не отвечает ему взаимностью. Потому что всё, что он делает — сочувствует мёртвым, отвыкнув работать «с живой материей». Что есть чувства к живому человеку, и насколько сложно ощущать их на себе? Или испытывать самому? Чонгук не может представить, как и не может залезть в душу и найти ответы на столь философские вопросы. Его удел — ждать, когда Тэхён однажды скажет: «Удивительно, что я тебя всё ещё не вскрыл, как лягушку, и ты дожил до момента, когда я согласился пойти с тобой на свидание». Потому что, если спустя шесть лет его страсть не угасла, вряд ли угаснет так же внезапно, как возникла. К тому же, в мире криминала ему нужен человек, за которого можно будет зацепиться в случае, если он начнёт тонуть в бесконечном потоке крови и убийств. Обсуждение «Весны» для этого прекрасно подойдёт.* * * * * *
— Нашли убийцу. — О, правда? — Тэхён вытаскивает руки из брюха очередного смертного, обернувшись. Чонгук прокашливается: — Кхм, да. ДНК, которое ты нашёл, принадлежало одному из сотрудников. За подкуп он выкинул тело в реку, а вот убийцей оказался директор. Помнишь, ты говорил про воду в лёгких? Его убили у бассейна с солёной водой, поэтому минерализация в реке и лёгких отличалась. Ударили бутылкой по затылку, он упал бассейн, его вытащили и кинули уже после в реку. — А дерево под ногтями? — В его кабинете под полом был тайник, следы дерева под ногтями были раньше, чем убийство. — Поздравляю с раскрытым делом. — Отметим? — уточняет Чонгук, а Тэхён поворачивается в его сторону, вздыхая. Колеблется недолго, открывает рот, чтобы ответить, но после возвращается к работе, поджимая губы. — Нет, я буду отсыпаться. — Ты чего-то боишься? — осторожно спрашивает, понижая громкость голоса. Осматривает кабинет на наличие других сотрудников. Те вроде и не особо слушают. Тэхён замирает. — Глупости не говори, — строже. — Вряд ли мёртвый может на меня напасть. Чонгука осеняет. Он поправляет душный воротник рубашки, сглатывая слюну: — Ты боишься, что произойдёт что-то со мной?.. Тэхён в ответ молчит, показательно продолжив копаться в трупе. Его брови хмуро съехали к переносице, вспотели виски. Задрожали руки, которые он отнял от тела, осознав, что работать в таком состоянии — плохая идея. Чонгук всё это подметил, но тактично промолчал. И даже напоследок, перед тем, как выйти, пошутил: — Если я умру, док, надеюсь, вскрывать меня будешь ты. Может, там и оживу — сердце забьётся, увидев тебя вблизи. В любом случае, если не оживу, мечта исполнится: ты ко мне прикоснёшься. — Я всё ещё жалею, что не вскрыл тебя, как лягушку, — ворчит, отворачивая от него голову. — А я жалею, что не являюсь лягушкой. Ну да ладно, удачного вечера. И хорошенько отоспись, — желает прежде, чем выйти из морга. Тэхён снимает с рук перчатки, проводя ладонью по лицу. Отводит край халата в сторону, цепляя взглядом брошку. Сердце внезапно затапливает тоска, но он быстро от неё отходит, когда в кабинет заходит прозектор с результатами экспертизы. Рабочий день ещё, увы, не закончился.* * * * * *
— Чонгук, ты работаешь детективом уже… — Десять лет. — Десять лет! Неужели у тебя до сих пор нет жены, детей? Неужели тебе никто так и не приглянулся с работы? — С работы, может, и приглянулся, только не факт, что я ему приглянулся в ответ, — пожимает плечами, осматривая место преступления. — И вообще, нашёл, о чём поболтать, когда надо искать улики. — Да брось, — Хосок, оперативник, делает в этот момент фотографии помещения, проходясь так по разным углам. После, с помощью ультрафиолетового света, ищет отпечатки пальцев на разных поверхностях, параллельно ведя диалог. — И кто же это? Чонгук вздыхает, подмечая про себя странное расположение предметов на столе. — Доктор Ким? — вопросительная интонация с подковыркой и намёком на очевидность. — Доктор Ким? — удивлённо, поперхнувшись воздухом. — Этот невыносимый… Перебрасывался я как-то с ним парой фраз — ощутил себя подопытной крыской под скальпелем. Он мне знаешь, что сказал? Что в моём состоянии лучше всё делать стоя, а ещё пить железо, потому что под глазами у меня, видите ли, синяки огромные… Труполюб фигов. Пугает до чёртиков. — Так ему и передам. — А вы хорошо общаетесь? — Более чем. — О, волосы нашёл. Чонгук закатывает глаза. Напоследок произносит: — И вообще, прежде, чем трепать о докторе языком, подумай о том, как это восприму я. — Господи, да заткнулся я… Знал бы, что ты в него так втрескался, не комментировал бы твой выбор, — бурчит, фиксируя видимые отпечатки пальцев фотографиями. Те, что видны плохо, он выявляет цветным порошком, некоторые снимая специальной липкой лентой. Так и продолжается рабочий день, пока Чонгук не заглядывает в конце вечера в уже знакомый и любимый кабинет, где стоит привычный стол для проведения аутопсии, находятся микроскопы, рентген аппараты, химическое оборудование для анализа тканей. А запах, запах! Формалин, любимый формалин! Он приветствует уставшего Тэхёна громогласным: «Что по трупу?» — Да ничего особенного. Умер от удушья, хотя ему и так оставался плюс-минус месяц. Чонгук выгибает бровь. — Раковая опухоль. — А, — выдаёт, почесав затылок. — Ясно, — пауза. — Может, хоть сегодня согласишься пропустить по стаканчику? — Если бы ты просто позвал набухаться, то да, но я по глазам вижу, что ты надеешься на нечто другое. Опять свидание? — устало. — Чонгук, я не могу, ты же знаешь. Или догадываешься, — отворачивается, скрыв за чёлкой глаза. — Брошь? — спрашивает посеревшим голосом, кинув взгляд на небольшую выпуклость под плащом в районе груди. — Расскажешь? — Я не понимаю, что у тебя за страсть болтать о личном рядом с мертвецами, — отрезает, поворачиваясь спиной. Поправляет лампу поудобнее и вздрагивает, когда слышит: — Потому что в другом месте я не могу поболтать с тобой о личном. Поделись со мной, я всё пойму. Тэхён вздыхает. Поворачивается, прикрывая глаза. И тихо произносит: — Семь лет назад у меня уже был детектив, которого я любил. Чонгук заинтересованно склоняет голову, припоминая поведение Кима шесть лет назад, когда он только перевёлся в отдел. Отстранённое, колючее, безжизненное и сухое. — Он умер от выстрела, поэтому на отношениях я поставил табу. Вот и вся история. Брошь… как напоминание о боли. Чтобы я больше никогда в жизни не связывался с людьми, чья жизнь стоит под угрозой из-за работы. — Но, Тэхён, — обращается мягко. — Люди умирают не только из-за убийств. Болезни, образ жизни… ты же знаешь, что само бытие — непредсказуемо. Если любимый человек не умрёт от пули, его убьёт сердечный приступ, тромб или старость. Никто не застрахован от смерти. — Поэтому я не хочу отношений. Одно дело работать с тем, кто уже мёртв, а другое — общаться с живым человеком и застать его смерть. Это не то, с чем мне легко справиться. Жизнь ценится больше, когда видишь, как она утекает сквозь пальцы, подобно песку, у других. — Мне пообещать не умирать, чтобы ты согласился на свидание со мной? — Тебе пообещать отстать от меня и не портить нам двоим жизнь. К тому же, личные отношения могут повлиять на профессиональные, поэтому воздержусь от ещё одного детектива, который может отойти в мир иной в любой момент. Чонгук вздыхает: — Ты говоришь о ценности жизни, но сам не наслаждаешься ею. Не живёшь в настоящем, — озвучивает очевидную вещь, от которой Тэхён выдаёт гортанный обозлённый звук, намекая, что пора заканчивать нравоучения. — Живёшь перспективами и страхами, хотя мог бы словить с десятки оргазмов в отношениях со мной. — Про оргазмы было лишнее, — мрачно. — И, Чонгук, ты вроде детектив, а не психолог. Не лезь в душу. — Не лезу, но призываю подумать. За шесть лет я мыслями к тебе прирос, как паразит, который не выживет без носителя. И всё, чем живу я — мечтой, что ты согласишься на свидание, хотя мог бы наслаждаться этим свиданием в настоящем. — О, так теперь я виноват в твоих экзистенциальных кризисах? — вспылил, не выдержав. — Пожалеть, что безответно? — Пожалеть, что не безответно, но меня продолжают отвергать. Тэхён осекается, отводя взгляд в сторону. — Уйди, голова от тебя разболелась, — просит тихо, сдаваясь. Возможно, таким образом признаёт правильность того, что сказал Чонгук. Тот и смотрит на него с тоской, слабо улыбнувшись. Произносит: — Доброй ночи, док. Надеюсь, сегодня тебе приснится один препарированный лягушонок с одиноким трепещущим сердечком, а не очередной расквашенный трупняк. Тэхён быстрым движением стирает с помощью рукава слезу с щеки, поджимая губы. В ответ даже не прощается, злится и… ещё сильнее злится от бессилия. Брошка, что б её. Проницательный гад. Она стала для него не только талисманом памяти, но и символом утраченной возможности. Какой? Любовь. Утраченная возможность понять, что она такое. А ещё, это напоминание о жизни, которая была оборвана слишком рано, и о горе, которое он никогда не сможет полностью преодолеть. В то же время брошь даёт ему утешение. Как будто объясняет: «Исход, предотвратить который человек не в силах. Вины твоей здесь нет». «Тэхён снимает чужой пиджак с вешалки, принимая решение, что тот срочно нужно стирать. В момент, когда ткань соскальзывает с плечиков, на пол с глухим стуком падает небольшая брошь в виде милой панды, поедающей бамбук. Он мысленно называет её милой, запихивая недолго думая в карман. Потом обязательно спросит, откуда эта вещица у него, а пока стоит закинуть одежду в стирку. Выходной день проходит спокойно: с сигареткой во рту, кружкой кофе и любимой городской газетой. Тэхён сидит на балконе, покачивает ногой. С неё в какой-то момент спадает тапочек, но он не отвлекается, лишь откладывает газетку, чтобы выдохнуть дым и затянуться по-новой. Ноги облизывает прохлада вечера. Внизу гудят машины, а в кармане пиджака внезапно вибрирует телефон. Он принимает вызов, перед этим делая глоток кофе: — Да? — Мистер Ким, детектива застрелили у городского музея. Спросить, откуда у него эта брошка, в тот день так и не удалось. Да и, что теперь. Это навсегда останется тайной».* * * * * *
Тэхён впервые за несколько лет выходит на работу без желания. Искренняя любовь к изучению органов уже не спасала от участи в виде Чонгука, слова которого плотно засели в голове. Тот прокрался в сердце незаметно. Да, поначалу он его отталкивал, куксился и рычал, потому что не готов был вновь с кем-то сближаться, но обманывать себя было слишком несправедливо и болезненно. Чонгук просто привлекательный. Харизматичный и умный — его обаяние пленит с первых секунд разговора, ему сложно не сдаться, особенно когда он не очень-то прозрачно намекает на ответные чувства. Пускай и нравится он Тэхёну, увы, не шесть лет, но четыре года где-то из общего времени имеются. Поэтому слова, брошенные детективом неаккуратно во время вчерашнего конфликта, имеют для него вес и хоть малейший, но авторитет. Ведь он его уважает. И слушает, даже если грозится вскрыть после любого неугодного слова. Ну, вредный он, грех, что ли? Теперь перед ним, после диалога с Чонгуком, встал важный вопрос. Жизнь. Что такое жизнь для него? Эфемерная нить, соединяющая с реальностью, нечто неосязаемое и ценное? Это как любить человека, которого ни разу в жизни не видел, но о котором много слышал. Жизнь, как паутинка. По ней ползают паучки, оседают капли росы, в ней запутываются мошки. А потом она рвётся. И ни паучков, ни мошек, ни росы. Может, поэтому стоит ей наслаждаться, пока она целая? С ней будет множество болезненных манипуляций — вряд ли приятно терпеть паучков, которые оборачивают своих жертв в коконы. Но именно это взаимодействие, пусть даже и неприятное, делает паутинку важной. Она может ощущать своё существование в круговороте природы. Как раз до тех пор, пока не порвётся. Наверное, это стоит того. Даже боль позволяет чувствовать себя человеком, ведь что ты такое, если не испытываешь боли? Этой мыслью Тэхён себя утешает, заходя в никак не меняющийся годами морг. Перед работой он отодвигает край халата, смотря на брошку. Милая панда, которая ест бамбук. Правильно ли смотреть на неё, когда хозяин умер? И правильно ли об этом думать, когда сам он остался жив? Нельзя же обращаться к прошлому всегда. Оно многому нас учит, оно формирует нас, как людей. Но это не значит, что боль нужно ставить превыше наслаждения жизнью. Это не значит, что эта боль должна влиять на существование паутинки. Она должна помочь себя осознавать, но не терять из-за страха почувствовать это снова. Ведь оно неизбежно: паучок вновь поймает мошку, заключив ту в кокон. И будет вновь не очень приятно, но зато по-настоящему, с ощущением. Поэтому, когда дверь открывается, он выпрямляет спину, выглядя решительно настроенным. — Слушай, — начинает Чонгук, вставая перед ним. Хватается за переносицу, начав её разминать пальцами. — Прости, что полез вчера к тебе, это было очень грубо с моей стороны и вообще… — И вообще ты всё ещё не стал препарированной лягушкой, поэтому можешь пойти со мной на свидание, — перебивает его Тэхён, снимая кровавые перчатки с рук одним простым движением. Чонгук встаёт, как вкопанный. Он вскидывает голову, поднимая в большом удивлении брови вверх. Глаза широко распахиваются. — Что? — прижимает руку к груди, не веря в услышанное. Это что же, шесть лет притяжения всё-таки имеют для кое-кого какой-то вес? — Чонгук, ты детектив или кто? Почему мыслительный процесс нарушен и протекает так медленно?.. — Нет, погоди… — Или это проблемы со слухом? — Тэхён театрально прикладывает пальцы к подбородку, наигранно задумываясь. — У меня есть знакомый ЛОР, могу тебя к нему направить. Или, если это всё же нарушения в работе головного мозга, могу тебя вскрыть для более точной диагностики. — Тэхён, — уже серьёзно обращается Чонгук, робко раскрывая губы. Так, словно на них скопилось множество невысказанных слов, но они не могут найти выхода, чтобы стать высказанными. И он делает шаг ближе к Киму, опуская взгляд с его глаз ниже. На нос, где пикантная родинка на кончике, а после — на губы. Те самые «сексуальные губы» в недовольном изгибе с приятной на вид пышностью. Ким быстро это считывает, выставляя перед собой ладонь в протестующем жесте. — Чего я точно не собираюсь с тобой делать — это целоваться в морге перед трупом. Тебе стоит задуматься о своих странных наклонностях. — О, да, я согласен, — как зоворожённый говорит, двигаясь слегка неловко. — Одна такая стоит передо мной и морочит голову уже шесть лет своим существованием. — А ещё тебе стоит поработать над подкатами… — под нос уже говорит Тэхён, скрещивая на груди руки, отворачивая голову чуть в сторону и опуская её неловко вниз. — Так и чего, куда ты меня так упорно приглашал всё это время? — спрашивает громче, вскинув взгляд исподлобья. Чонгук заминается. — На свидание. — О, мистер очевидность, правда? Не знал. — Я ещё не успел придумать. — То есть, ты каждый раз звал меня на свидание, но не знал, куда меня отвести? — Я… — Чонгук, глупо улыбнувшись, прикладывает ладонь к щеке, опираясь о неё головой. — Мне казалось, что любая встреча наедине с тобой сможет стать свиданием. — По такой логике мы были на свиданиях чаще пяти раз в неделю. — Но они так и не стали настоящими свиданиями, — поясняет Чонгук, усмехнувшись. — Это были рабочие встречи, на которых я, нарушая субординацию, пытался с тобой флиртовать. А мне хотелось интимности и эротизма. — Интимности и эротизма, — повторяет Тэхён, выгнув бровь. — Ладно, хорошо, я даже не буду спрашивать. — Я сегодня же придумаю, куда мы можем сходить, исходя из твоих интересов. — Только не на кладбище, пожалуйста. — А хорошая идея была, между прочим. Тэхён в ответ негромко смеётся, снимая незаметно с кофты под халатом брошку. Кладёт её в карман, а после, когда Чонгук уходит, машет ему на прощание рукой, думая, что нужно купить новую. Может быть, он отпустит прошлое и заживёт настоящим. Он будет бояться потерять, но оттого желание цепляться за каждое мгновение счастья станет сильнее. И позволит наслаждаться жизнью больше обычного. Потому что вместе. И на груди будет брошка в виде лягушки. Потому что, почему бы нет?