ID работы: 14681659

In a Name | В имени

Джен
Перевод
R
Завершён
2
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2 Нравится 1 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Лавеллан. Это имя так аккуратно слетает с губ всей Инквизиции: каждое произношение, каждый слог и каждый человек говорит ей что-то, всегда разное. И она слышит их всех. Орлесианские солдаты произносят ее имя с этим мягким, сказанным в нос «н» на конце, шепотом, молитвой, вертящейся на языке. Они произносят его, будто чувствуют это имя, пропускают его через себя, при этом очень решительно. Оно словно величественный, горящий маяк, к которому все тянутся, иногда просто безделушка, в других случаях — знаковый образ, но Вестница прежде всего остального. Эти воины послушно следуют своей вере. Образ ли пылающей женщины, или пылающий меч, или пылающая, непоколебимая вера, или горящая метка — не имеет значения, что именно, но оно ведет их глубже в битвы, наполненные холодными ночами и горячей похлебкой. Песнопения льются из их уст — и ее имя следует сразу за ними. Лавелла(н). Жители Ферелдена делают акцент на букве «в», которая подчеркивается жирным штрихом в середине, резкой согласной, слышимой сквозь остальную часть имени. Их виденье не сильно отличается от виденья орлесианцев, но исполнение — единственное в своем роде. Ее имя из их уст как восходящая звезда, пылающая — да, но при этом вышедшая из нескончаемой темноты. Мор, возможно, конец света. Метка сияет, бросая вызов всему, что пытается подавить ее свет. Они произносят его так, как видят: жирным шрифтом, в отчетах, в письмах домой, в заголовках. Для них она Вестница, разумеется — но еще и символ непоколебимого упорства. Лидер, шанс. Ее имя от начала и до конца сильное, одаренное. Инквизитор Лавеллан. Лавеллан. Марчане живо пропевают «елл» в ее имени, их голоса перетекают отсюда туда, но при этом их нет ни здесь, ни там. Они привыкли к беспорядкам — и устали находиться в их власти, как будто эти города — очаг неизлечимой болезни, место, в котором зародились склоки, драки, грабежи и убийства. Но «болезнь» эта— не чума и не мор. Во всей Вольной Марке цветёт все самое худшее, что есть в человеке: жадность, безразличие, безжалостность, гордыня, грубость, жестокость и далее, далее, далее... Марчане произносят ее имя так, будто знают его суть — у них всегда есть история, которую нужно рассказать, фишка, которую можно предложить, и путь, который ведет вперед — и всё это звучит и в ее имени. Оно слетает с их губ, и пусть они едва верят, но при этом они согласны на то, чтобы оно сорвалось с их уст в любой момент. Будто немного сплетен о возможности исправить ситуацию в разрушенном государстве смогут совершить чудо — и неважно, насколько временной эта возможность может быть. Они не могут позволить себе игнорировать это имя — но они также не дрогнут перед предстоящим делом. Марчане решительные, готовые к любому результату. Лавеллан.

***

— Левелл-ан. Из ее уст не звучит «Вестница» или «Инквизитор», когда Кассандра произносит ее имя. Пусть Искательница большую часть времени предпочитает использовать титулы, но когда она наедине с Лавеллан, то она называет ее просто «Лавеллан». Сильное и решительное, само ее имя — стена. Герой, но в то же время нет. Каждый герой — личность, с недостатками или без, возведенный до идеала, но узнаваемый. Ее имя звучит размерено, как стук барабанов. Вызванное из самых глубоких частей легких Кассандры, оно громкое, но мягкое, сильное, но уязвимое. Избранное. С изъяном. Для многих то, как Кассандра произносит его, может показаться противоречивым — но благодаря опыту, снова и снова, мышечной памяти ее рук, ее действий, ее разума, уверенности в себе, при этом необходимость в руководстве от других, от веры… она знает, что все это — правда. Ее имя — сила, «Лавелл-ан», и она использует его не всегда. Оно что-то, откуда можно черпать силы.

***

— Лав-эллан! Из губ Варрика льётся радость. Иногда она наигранная, но теперь уже гораздо реже. Ее имя звучит почти так же, как из уст других марчан под крылом Инквизиции: в нём слышны усталость и смелость надеяться. В Варрике есть эта смелость, смелость стать ближе. Да, у него также есть история, которую можно рассказать, но переживет ли он ее? Сможет ли кто-то из них ее пережить? Несмотря на это, они счастливы. Слоги, из которых состоит ее имя, побуждают ее к лучшему, которые помогают ей быть на высоте в любой ситуации. Иногда первый слог проглатывается, будто он не достоин того, чтобы идти впереди этого имени. Удерживаемый воспоминаниями и знаниями, которых слишком много, чтобы вынести их. Этот слог выталкивает остальные вперед себя, оставаясь позади в надежде, что они будут процветать, но все же надеясь, что они будут нести его, несмотря на желание, чтобы никто никогда не услышал, что этот первый слог бывает слабым. Произношение его, этого первого слога, показывает, что он-то знает, что она каждый раз будет произносить его. «Лав-эллан». «Вестница» ли? Тот, кто заботится — и также тот, о ком заботятся.

***

— Ла-в-еллан? Блэкволл произносит ее имя так, будто может скрыть эту сказанную немного в нос «н» на конце ее имени. Может скрыть ее так же, как скрывал старые чувства, старые секреты, новые раны, новые причины. Вроде бы намеренно, но все же нет. Сейчас между ними нет секретов, но Блэкволл все же человек привычки. И он произносит ее имя, как привычку. Как будто он привык к этому, привык к ней, привык к прощению. Будто если он произнесёт ее имя достаточное количество раз, то сможет отыскать его вес, его значение для себя. Глубоко внутри него теплится надежда на то, что она в состоянии спасти его, сделать его человеком, которым он пытался стать так много лет, что она — это всё, что ему нужно. Эта скрытая, сказанная под нос «н» выпадает из его рта, тянется к этому чувству. Это сверх меры возмещается буквой «в», которую он говорит, чтобы стать кем-то, кем, по его мнению, он не был. Чтобы получить способность чувствовать, а не бесплодно пытаться увидеть, получить надежду вновь пустить корни. «Ла-в-еллан» — как работа, которую необходимо выполнить.

***

— Лав-ел-ан. Каждый слог чёткий, укороченный, но все еще тихий — так ее имя произносит Коул. В каком-то смысле — потому что он видит в ней нечто большее. Нет смысла в том, чтобы тянуть ее имя, произносить его так, будто оно что-то большее, потому что оно не такое, но она — всегда. Был ли чем-то большим он? В ее имени из его уст звучит нужда стать этим «большим», почувствовать нечто «большее» и понять. Точно так же, как он Коул больше, чем Сострадание, и при том, что он все равно является ими обоими, она тоже больше Ларанни, чем Лавеллан, но всё равно она… Она это они обе. Она сияет, как тень на фоне солнца — так противоречиво, и все оттенки серого теряют значение. Ее имя простое и сложное одновременно, оно благодарное, улыбающееся, сомневающееся, обучающее. То, которое помогает. «Лав-ел-ан» — будто он тоже хочет научиться.

***

— Ла-веллан. Ее имя срывается с ухмыляющихся губ Дориана. Оно знакомое, произносится, похожее на возвращение домой после долгого путешествия, союз эмоций, слепленных воедино, но легких достаточно, чтобы показать, что не каждая секунда должна быть тяжелой. Симфония эмоций! После ее имени снова и снова звучат слова, поэтому оно погребено глубоко под язвительностью и знаниями, но она слышит их каждый раз. И он знает, что она в самом деле слышит их. Ее имя все еще звучит, словно нахождение родного человека со знанием, что долг не ждет. Упор на начало, готовность обговорить детали, когда придет время — все равно блуждая в поисках ответов. В ее имени звучит готовность выполнить то, что должно быть сделано, при этом детали становятся другими по мере необходимости. Ее имя меняется, но остается неизменным. Впервые оно произносится, падает еще до того, как удается подумать. Ла-веллан. Семья.

***

— Лав-эллан. Каллен произносит ее имя с истинной смесью ферелденского наследия и последствиями жизни в Вольной Марке — резкая «в» оставляет легкое послевкусие от произношения ее имени, оно звучит очень твердо. Ну, по крайней мере он верит, что произносит его так. Половину времени подобное раздражает, а вторую — вызывает благодарность и желание работать усерднее. Оно почти мягкое в откровениях — и он не то чтобы умеет объясняться, сопереживать себе или другим. Устойчивость так тяжела, восстановление — сложно, а искупление так далеко, что у него перехватывает дыхание. Знание того, что она верит в него, ощущение ее поддержки заставляют его время от времени вставать со стула, чтобы побыть одному. Ее имя похоже на наличие прошлого, которое ты признаешь, на знание о том, что можно мало что сделать, чтобы все исправить, и на движение вперед. Падение Убежища, победа в Халамширале и Адаманте, почти полное уничтожение клана Лавеллан. Ее имя как война, жертвы, выдержка, знания. «Лав-эллан» — и как будущее.

***

— Лавелл-ин! Редко можно услышать ее имя из уст Железного Быка. Оно относится больше к ее клану, чем к ней — и звучит чужим на его языке. Больше как замысел, роль, а не женщина прямо перед ним. Он бессознательно придает форму ее имени там, где ее нет, но проскальзывает мимо, буйно, так, что не заставляет людей задуматься. И себя самого не заставляет задуматься. Усталый на одних поворотах, уравновешенный на других. В ее имени из его уст — небывалая свобода, которой ему необходимо научиться управлять, но только в случае, если он увидит, что ничего не изменилось. Ларанни, Лавеллан. Ларанни Лавеллан. И то, и другое (неважно, что именно) — одно и то же, но он пока еще этого не понял. Но он готов понять. Вид его Боевых Быков, которые возвращаются после проваленной миссии с дрэдноутом: Долийка, скрывающая свою натуру смехом, Хмурик, молчаливый и знающий, Глыба, более чем когда-либо готовый узнать состав чёрного порошка, Стежка, лечащий Скорнячку после того, как та подошла слишком быстро, сама Скорняка, в кои-то веки почти рассмеявшаяся от огорчения. Глаза Крема стали хмурыми во время тренировки. «Лавелл-ин» — и рога указывают вверх.

***

— Лэ-вэлл-(н). Ее имя льется изо рта Вивьен, каждый слог рассчитан на то, чтобы удержать эмоции, которые она хочет передать, и вкус дня. То, как она произносит ее имя, схоже с тем, как оно звучит из уст ее соотечественников из Орлея, но на самом деле это — единственное, что связывает ее и орлесианцев. Да, рот Вивьен — логово гадюки, но яд, который капает оттуда, обычно используется в противоядиях. Ее слова, ее тон говорят намного меньше, чем ее действия: искренне обеспокоенный взгляд, дерганье за распустившийся подол, и, наконец, единственная просьба. Единственная тонкая ниточка выхода, которая, как она знает, оборвется, но эти последние мгновения придадут ей значимость, вес перед реальностью. В ее имени из уст Вивьен звучат моменты мягкой слабости, скрытые под грубыми словами и любезностями. Оно будто борется со стихией, если это значит, что ее ждет надежное будущее, упоминание на правильной стороне истории, а лучше, если она изменит ее сама. «Лэ-вэлл-(н)» — как способ продолжить свой путь.

***

— Ла-велл-ин. Из уст Жозефины ее имя звучит, как история. Каждая буква имеет вес, значение, но только если вы спросите у нее об этом. Оно яркое, взволнованное, отчаянное, с любовью в каждом слоге. Она произносит его, словно знает, что окружающие поддерживают тебя — маяк доброты — знает, что твои проблемы имеют значение, даже если они кажутся незначительными на фоне сотен других неприятностей. Ее имя показывает, что люди разного происхождения могут работать сообща, делиться сплетнями, по-настоящему узнавать друг друга. В ее имени звучат все добрые слова, которые превращаются в непоколебимые, понятные приказы — в нем всегда звучит шанс на мир и возможность найти спокойное пристанище. Друга. «Ла-велл-ин» — как шанс все исправить.

***

— Левви! «Эльфиечка», да? Но кто знает, какой путь наверх, говоря языком Сэры? В имени из ее уст звучат моменты, когда она знает, когда можно расслабиться, когда можно отдать бразды правления, когда можно признать, что народ не сможет понять всего, что здесь происходит. Что иногда люди нуждаются в простом ответе, в простой идее, связанной с нечто большим. В ее имени — знание, когда протрезветь, пусть и с трудом. Оно произносится коротко, быстро, пускается стрелой в лицо устою и даже Инквизиции. Но Инквизиция нуждается в подобном. И она нуждается иногда. И самый короткий путь из этого дерьма — произношение ее имени. Оно не всегда звучит в знак согласия, но всегда как знание. Всегда как готовность помочь. От имени на устах Сэры веет вкусом дерьмового печенья на дерьмовых крышах — оно исцеляет дерьмовые воспоминания. Оно делает что-то из дерьмовых голых костей, или ничего. Просто чтобы помочь. Да, «Левви». «Что-то».

***

— Ла-велл-эйн. Лелиана произносит ее имя, слегка улыбаясь уголком рта — оно знающее, чувствующее, видящее. У нее сильный орлесианский акцент, но в трещинах Мастера Шпионажа между первым слогом и буквой «в» в ее имени нечетко, но проскальзывает еще и ферелденский. Она одновременно говорит на несколько тем сразу — и за каждой из них уследить все труднее и труднее. Короче говоря, она говорит больше, чем большинство смогут выразить простыми словами. В имени, которое она произносит, звучат прошлое, которое надеется найтись и остаться в одиночестве одновременно, в нем непоколебимая преданность, глубже чем даже ее обязанность следовать приказам Инквизиции. Доброта глубоко внутри нее, рвущаяся по швам из-за того времени, когда она была с Героиней Ферелдена, скрытое под многими слоями Барда- Руки- Мастера Шпионажа. Ее имя — это спасение, нужда до свободы, при этом обязательство забыть об этой самой свободе, желание исправить мир, и снова, и снова, и снова. Оно и мантия, и личность, и посланник. «Ла-велл-эйн» — как бремя, которое можно сложить.

***

— Ла-велл-ан… Он уже не так часто произносит наименование ее клана. Оно отличается от того, как его произносят все остальные, похожее на то, как оно звучит из уст Долийки («Лавел-анн (н)») — но более плавно: его язык обхватывает каждый слог, и ее имя выскальзывает из его рта, как ложь. Она не идиотка. Но при этом она становится ей. Только для него, да. Он произносит ее имя губами, обмазанными мёдом, сотнями разных способов, когда у него появляется настроение, позволяя этому имени слетать с его губ легко, вдумчиво, хрипло, голодно, тихо, нервно, устало. С любовью. Словно звёзды, Тень, музыка, в его глазах искрится жизнь, когда он говорит — луч света в темноте, шанс на?.. на то, чтобы не быть одному, нет, чтобы не чувствовать себя одиноким, снова нет, чтобы не терпеть одиночество. Он зажимает нижнюю губу между зубами, когда произносит середину ее имени, и на краткое мгновение это напоминает ему о ней, о том, какая же она быстрая, беспокойная, азартная. Ее имя — знание на его губах, вопросы, на которые он всегда получает ответ, обсуждения, которые заканчивают только тогда, когда начинают жаловаться другие. Ее имя — ночь, проведенная за разговорами, пока они не окажутся в Тени, пока не начнут смеяться над тем, где или в каком состоянии они себя обнаружат (свернувшись в креслах, спящими на полу… Лавеллан, обнимающая его, ее ноги сплелись с его собственными...). А потом — продолжение разговора, которые они начали до того, как заснуть. «Ла-велл-ан» — в самом его сердце.

***

Ее имя — боль. Оно как резкие концовки, как вещи, которые он хотел бы воплотить в жизнь, как необходимость рассказать ей, дать ей знать так, чтобы она поняла. Само ее имя источает понимание, прощение — каждая гласная и каждая согласная ее имени кричали о том, что она поймет его, что поймет и сохранит. А еще остановит («или поможет», — предполагает темная часть его подсознания, — «она разорвет Завесу на моей стороне и будет смотреть, как горит мир, пока мы вместе падаем вниз, чтобы однажды снова возродиться… прекрати… нет!») Возможно, она сможет удивить его, найти другое решение — ха, как будто это вообще было возможно. Как будто это может закончиться чем-то иным, а не его смертью в одиночестве, по собственной глупости. Ла-велл-ан — как то, что недосягаемо для него. Ла-велл-ан. Его Всё.

***

Она стоит, без татуировок Эльгар’нана, которые когда-то украшали ее лицо, и смотрит на Храм Митал. Она знает — и знает всё. Всегда знала. Ее жизнь перевернулась с ног на голову, когда она оказалась брошена в мир, об истинном существовании которого и понятия не имела — она только видела его через экран. Она знала, что в любом случае влюбится в Соласа. Знала, что этому суждено произойти. Однако это знание не помогло испытать меньше боли. От того, как он отстранился. От того, как он жалел себя, от его веры в то, что ничего не изменится к лучшему, что никакое «это» не продлится долго. От того, что ничто не казалось ему настоящим. И как всегда, она в конце концов окажется обманута им — потому что в самом деле верит. Он увидит. Он должен увидеть, когда она ему скажет. После Храма… После Храма. Они встретятся с Корифеем в последний раз. Тогда он узнает и не уйдет. Они найдут способ, чтобы Завеса опускалась медленно, в течение долгого времени. Это не убьет его. Не убьет… Лавеллан. Имя, клан, навязанный ей, клетка, свобода от прошлой жизни. Знание о том, что должно произойти, наследие эльфийского рода. Надежда для Людей, надежда для Тедаса, закаленный боевой маг, который ни разу не убивал до своего прибытия. Который ни разу магию не использовал до своего прибытия. Инквизитор. Лавеллан. Та, кто собирается, блять, спасти Тедас. Она. Лавелла (н). Лавеллан. Лавеллан. Лавелл-ан. Лав-эллан. Ла-в-еллан. Лав-ел-ан. Ла-веллан. Лав-эллан. Лавелл-ин. Лэ-вэлл-(н). Ла-велл-ин. Левви. Ла-велл-эй (н). Ла-велл-ан. Миллионы голосов произносят, выкрикивают ее имя, молятся на него. Она не позволит себе подвести их.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.