***
Когда по больнице разносится громкий крик, Сяо не обращает внимания. Кричат здесь не часто, но всё же иногда отчаянные вопли разрезают тишину больничных палат. Мало ли, что случилось с тем человеком. Может, узнал о смерти близкого или собственном диагнозе. В последнее время Сяо нет никакого дела до живых. Он слишком сильно отвык от них. Но когда этот самый крик перерастает в попытки докричаться до людей, находящихся вокруг, Сяо напрягается. Он выбегает из собственной палаты, озирается по сторонам и приходит то ли в ужас, то ли в восторг, когда замечает в конце коридора парня. Тот мечется между живыми телами, машет руками у них перед лицами и отшатывается каждый раз, когда собственная оболочка пропускает живых сквозь себя. Сяо сам не осознает, как срывается на бег. Ощущение чьего-то присутствия после стольких дней одиночества практически опьяняет. Сяо не знает, сможет ли этот парень его увидеть или потрогать, но попытаться точно стоит. Несколько метров остаются позади слишком уж быстро. Когда он врезается в ничего непонимающего парня, едва ли не снося его своим телом, то в груди что-то отчаянно всхлипывает. Сяо сжимает того в объятиях крепко, не дает отстраниться, шепчет совершенно непомогающее «всё, в порядке… успокойся… я всё тебе объясню… ты не один», а сам толком не понимает, что он вообще может объяснить? Он ни черта не понимает, он не знает, почему они здесь. Чем он вообще может помочь? Но отчаянные крики этого парня будоражат сознание, потому что Сяо помнит эти эмоции. Помнит, как сам не мог успокоиться несколько часов, в панике мечась по больнице. Помнит, как он пытался сделать что-нибудь с собой, но призрачному телу были не страшны острые предметы. Он был совсем один. Этому парню явно повезло больше. — Что происходит? — спрашивает тот спустя несколько долгих минут, когда истерика чуть отступает. Сяо всё же отстраняется, заглядывает в золотые глаза и видит там искреннее отчаяние. Он не знает, что ответить. Ладони обдает странным холодом. Сяо так давно не чувствовал кого-то, что уже и забыл, каково это. Он даже не думал, что будет так рад простым касаниям. — Я умер? — вновь задаёт вопрос парень, и Сяо нервно вздрагивает в ответ. — Пока еще нет, — смеет предположить он, хотя не уверен, в одинаковых ли они обстоятельствах попали сюда. — Пока?.. — переспрашивает тот, испуганно распахивая глаза, и Сяо становится его искренне жаль, потому что выглядит тот совершенно паршиво. — Пока, — подтверждает Сяо. — Ты в коме… Наверное… — с сомнением поясняет он, и на лице парня появляется какая-то сумасшедшая улыбка. — Ты бредишь, — выдает он простое умозаключение, и Сяо понимает, что примерно так всё это и звучит. — Это всё какой-то тупой розыгрыш… Или сон… — произносит он и делает шаг назад. Сяо вновь предпринимает попытку взять его за руку, успокоить, но тот дергается в сторону и… просто сбегает в противоположном направлении. Сяо опять остается один.***
Он не пытается искать этого парня, хотя очень хочется. Сяо даёт ему время свыкнуться с происходящим, а еще пытается понять, почему вообще так сорвался. Почему кинулся обнимать незнакомца? Почему начал его успокаивать? Откуда взялось это сострадание? Сяо не уверен, что действительно способен сопереживать кому-то. Наверное, это просто стресс. Стресс от долгого одиночества, от непонимания, что происходит, от отчаяния… Этот парень приходит сам, спустя, кажется, сутки. Он заглядывает осторожно в палату, поджимает губы, когда замечает лежащее тело на больничной койке, и не решается сделать шаг внутрь. Сяо тоже бросает взгляд на собственную оболочку — запястья перевязаны бинтами, лицо совсем осунулось. Мерзость… — Прости, что убежал тогда… — произносит парень тихо. — Я просто… — он замолкает, не договаривает, но оно и не нужно. Сяо прекрасно понимает его чувства. — Просто испугался, я догадываюсь, — всё же произносит Сяо, и тот кивает пристыженно. — Я тоже был напуган. Не бери в голову. Вновь повисает тишина. В палате слишком пусто. Собственный «труп» Сяо даже не воспринимает за чьё-то присутствие. Взгляд сам по себе цепляется за этого парня. На нём, как и на самом Сяо, нет никаких увечий. Призрачная оболочка идеально чистая, вылизанная до блеска, что даже тошно. У этого парня длинные золотые волосы, тонкая шея и большие желтые глаза. Он похож на ангела. Сяо на какое-то мгновение даже начинает сомневаться в том, что этот парень имеет телесную оболочку. Уж слишком красиво он выглядит. — Ты был прав, — произносит он, и Сяо вопросительно вскидывает брови. — Я в коме… Точнее, моё тело… Лежит там, всё переломанное… Он говорит отрывисто, дрожащим голосом, и его хочется пожалеть. Потому что здесь он целый, без единой царапины, а там… Смотреть со стороны на собственное изувеченное тело — это страшно. Осознавать, что, возможно, однажды ты вновь в него вернешься — еще страшнее. — Что последнее ты помнишь? — спрашивает Сяо, и парень на мгновение задумывается. — Я ехал домой… Помню, что было уже поздно… Помню, что увидел что-то и резко нажал на тормоз… И всё… — фразы обрывочны, как и воспоминания в целом. Сяо лишь молча кивает. Они оба не помнят тот момент, когда отключились, не помнят последние минуты перед своеобразной смертью. Они оба теперь заперты здесь, и что с этим делать — нет ни малейшего понятия. — Слышал, что говорят врачи о тебе? — вновь задает вопрос Сяо. — Что шанс того, что я очнусь — очень мал. Я уже практически труп… Сяо чувствует, как всё внутри переворачивается от этих слов. Они оба заперты здесь, между жизнью и смертью, и оба не знают, что с ними будет дальше. Очнутся ли они? Умрут ли окончательно? Что с ними станет, если сердце остановится? Что им делать дальше?.. Парень резко отшатывается в сторону, когда в проходе появляется Кадзуха. Он привычно проходит к стулу возле кровати, садится рядом и молчит. Сяо не хочет, чтобы он говорил хоть что-то, потому что слышать боль и тоску в его голосе просто невыносимо. Видеть, как синяки под глазами с каждым разом на его лице всё сильнее увеличиваются — практически невозможно. — Кто он? — Мой брат, — отзывается Сяо пусто и, спрыгнув с подоконника, делает несколько шагов в сторону двери. — Мы не можем выйти из больницы, но можем хотя бы не торчать в этой палате. Пойдешь со мной? — произносит он и протягивает руку парню, ожидая, что тот примет приглашение. Потому что от одиночества уже хочется лезть на стену. Потому что если им и суждено умереть, то хотя бы в компании друг друга. — Меня зовут Итэр, кстати, — произносит тот спустя пару секунд размышлений, и Сяо натягивает улыбку в ответ.***
Они мало разговаривают, но Сяо достаточно даже этого, спустя столько времени одиноких скитаний. Он пробыл один, от силы, две недели, но в этом пространстве, где было абсолютно нечем заняться и где не было даже сна, минуты текли так медленно, что хотелось завыть. С появлением Итэра всё стало легче, хотя у них обоих настроение абсолютно пессимистическое. Сяо видит в золотых глазах боль и отчаяние. Итэр не говорит об этом вслух, но всё это легко читается по его поведению. Они слишком разные. Итэр не хотел смерти. Он оказался здесь случайно, и Сяо не может перестать думать о том, что Итэр действительно может уже не проснуться. Он заглядывал к нему в палату. Врачи не дают никаких положительных диагнозов, а его сестра рыдает здесь практически каждый день, и от этого тоже хочется плакать. Даже разбитый Кадзуха не будоражит кровь в жилах так сильно, как судьба этого парня. Потому что, в отличии от Итэра, Сяо хотел умереть. Он был к этому готов. Он сделал это собственными руками, и Кадзуха не смог бы изменить его решения. Никто не смог бы. Они вновь сидят на крыше. Итэр смотрит куда-то вдаль. Его длинные волосы, которые при жизни точно колыхались бы от ветра, сейчас безжизненно струятся по спине. Сяо смотрит на него, даже не пряча взгляд. Смотрит и думает о том, что всё это так странно. Почему их только двое? Почему они заперты здесь? Почему?.. — Как думаешь, если спрыгнуть сейчас с крыши — можно умереть? — Итэр задает этот вопрос совершенно обыденно, словно нет в этом ничего особенного, и Сяо в ответ на это лишь усмехается. — Нет, я пробовал, — признается он честно. — Ты даже не почувствуешь боли. В этом пространстве нельзя умереть. Сяо перепробовал едва ли не всё, что только мог, но всё было тщетно. Он прыгал с крыши, пытался убежать из больницы, но раз за разом снова оказывался в собственной палате, и это бессилие раздражало. Итэр прикрывает глаза устало, после чего вновь задает вопрос. — А вернуться?.. Ты пытался вернуться? И Сяо замирает на мгновение, удивленно вскинув брови. Вернуться. Он пробыл здесь столько времени, он пытался умереть, но чего он точно не пытался сделать, так это вернуться… — Я не хочу возвращаться. Эта правда горько оседает на языке. Итэр поворачивает голову, и в его глазах видно сочувствие. Сочувствие, которое Сяо вовсе не нужно, потому что нет смысла сочувствовать самоубийце. Разве он заслужил это после того, как сам же наложил на себя руки? — Твой брат не знал, что ты хочешь покончить с собой? Сяо морщится от вопроса. — Я не рассказывал. Все думали, что я в порядке. — Почему ты решился на это? Сяо не знает, готов ли он откровенничать, но как будто в этом пространстве мало что по-настоящему имеет значение. Какая разница уже теперь от того, что он будет притворяться? У них всё равно ничего не осталось, кроме правды. — Устал, — говорит Сяо спустя пару секунд молчания. — Устал бороться каждый день с собственными мыслями и пытаться продлить своё существование. Когда я очнулся здесь, я был ужасно напуган, потому что подумал, что выжил. Но всё оказалось куда более сложно… Итэр поджимает бледные губы, задумываясь. Сяо с интересом рассматривает его. Каким он был при жизни? Много ли смеялся, улыбался? Что осталось там, на земле? Девушка? Друзья? Любящая семья? Итэр хочет вернуться, Сяо тайком видел, что тот предпринимал бесполезные попытки залезть обратно в тело. В тело, от которого мало что осталось. — А теперь? Неужели ты не думаешь, что это твой второй шанс? Ты ведь можешь еще проснуться, можешь начать всё с чистого листа… — Я не хочу, — отрезает Сяо и всё же отворачивается, не выдержав на себе этот пронзительный взгляд. — Ты любил жизнь, да? — Конечно. Я не могу поверить, что умру… — Но если ты проснешься… Ты ведь будешь инвалидом… Разве такая жизнь стоит хоть чего-то? Сяо не хочет Итэра обидеть — он искренне не понимает. Он не представляет такую жизнь. Он даже не хочет думать об этом. — Любая жизнь стоит того, чтобы ее ценить и цепляться за нее, — не оскорбляется Итэр. Вновь повисает пустая тишина. В тот день они больше не разговаривают.***
Сяо с болью наблюдает со стороны за тем, как сестра Итэра, поразительно похожая на него, рыдает возле кровати, на которой лежит кто-то, кого с трудом можно назвать Итэром. Всё его тело перевязано бинтами, и это выглядит жутко. Еще страшнее выглядит то, как призрачный Итэр сидит прямо напротив сестры и смотрит на неё в ответ словно пустыми глазами. В этом пространстве нет слëз. Сяо уверен, что если бы были, Итэр бы рыдал навзрыд. Люмин что-то шепчет одними губами, держит безжизненную ладонь в своей, а Итэр тем временем совсем близко — он смотрит неотрывно на неё, пытается тоже ее коснуться в ответ, но раз за разом вздрагивает, когда собственный призрак растворяется от прикосновения к живым, а после по крупицам собирается вновь. Сяо обычно оставляет Итэра в эти моменты наедине в палате, но сегодня тот сам попросил побыть с ним. Может, ему страшно находиться одному, а может доверяет, Сяо сам толком не знает. Знает только, что наблюдать за этим тяжело. Видеть Итэра таким живым на фоне переломанного тела… Сяо встряхивает головой. Он много размышляет об этом в последнее время. Он думает о том, почему он — тот, кто ненавидит жизнь — заслужил шанс вернуться во вполне здоровое тело. Да, он повредил что-то там внутри. Да, он оставил себе жуткие шрамы. Но он сможет функционировать, он сможет жить нормально. А человек, который ценил свою жизнь, который не хотел смерти, будет вынужден обитать в переломанной оболочке до конца своих дней, не в состоянии даже двигаться без помощи родных. Все эти вопросы никогда не получат ответа, так же как и не будет ответа на самый главный вопрос — почему они вообще здесь? Сяо не верит в Бога. Не верит в Дьявола. Он в принципе ни во что не верит, но существование этого пространства заставляет его сомневаться в собственных мыслях. — Как же я хочу, чтобы это был просто сон… — неожиданно произносит Итэр, и Сяо поджимает губы. Он бы тоже хотел, чтобы это был предсмертный сон. Галлюцинации мозга от кислородного голодания, а на самом деле он уже лежит одной ногой в могиле. Он бы тоже хотел… Сяо вздрагивает, когда чувствует ладони у себя на лопатках. Итэр прижимается так близко, прислоняется щекой к плечу и, видимо, ищет в этих объятиях успокоения, потому что ничего другого им недоступно. Сяо обнимает в ответ — пробегается пальцами по острым лопаткам, прикрывает глаза и позволяет себе на мгновение забыть о том, где они оба находятся. Сяо не хватало человеческого тепла в реальности… — Что если ты очнешься раньше меня? Я останусь здесь один… Я сойду с ума… — признается вдруг Итэр сдавленным шепотом. — Ты обязательно проснешься раньше. Вот увидишь, — успокаивает Сяо и в ответ получает лишь нервную усмешку.***
В один из дней в палату к Итэру заходит парень. Сяо никогда его раньше не видел, но, судя по тому, что они совсем не похожи, делает вывод, что это не родственник. Итэр молчит, когда видит его. Сяо замечает, как мышцы на его лице напрягаются, когда тот проходит к больничной койке, когда он садится рядом, не произнося ни слова. Итэр смотрит на него неотрывно, и в его взгляде сложно уловить что-то. Отчужденность? Ненависть? Сяо не понимает. — Твой друг? — решается на вопрос, спустя пару секунд, и в ответ получает почти резкое: — Бывший. Сяо не знает, какой смысл лежит в этом слове — бывший друг или парень — но не решается уточнять. По Итэру заметно, что он не настроен на диалог. Время течет незаметно. Парень сидит у кровати какое-то время, так и не сказав ни слова, а после уходит, так же молча, скрывается за дверью палаты, и Итэр только после этого позволяет себе выдохнуть. Его руки дрожат, на лице заметна безумная улыбка. Сяо очень хочет знать, кто это и что между ними случилось, но спрашивать боится. Даёт время, чтобы Итэр пришел в себя. И уже ночью, когда они сидят на крыше и смотрят на звезды, Итэр вдруг сам заговаривает о нём. — В тот день я ехал от него… Я был на нервах… Узнал, что он мне изменил… — Итэр говорит тихо, отрывисто, словно боясь обнажать душу, но Сяо и не торопит. — Я не должен был садиться за руль в тот вечер… Сяо безмерно жаль. Ему не нужно разжевывать факты, чтобы он сложил в голове полную картину. Он хочет проявить сочувствие, хочет поддержать, да вот только не знает как. Как поддержать человека, который по ошибке попал в аварию, который по ошибке оказался здесь, бестелесным призраком? Как вообще подобрать слова в такой ситуации? — Я знаю, что он не виноват в том, что я попал в аварию… Знаю, что это только моя вина… Но блять… Сяо всё же не выдерживает. Подается навстречу, обнимает крепко дрожащее тело и так и не находит слов. Итэр прав — этот мудак не виноват. Но и Итэр тоже не может винить себя и свои эмоции, не может винить свою человеческую природу. Сяо тоже переживал предательство. Возможно, это тоже сыграло свою косвенную роль в том, что он оказался здесь, но сейчас это не имеет значения. Итэр прижимается в ответ. Сяо не в первый раз ловит себя на мысли, что при жизни он никогда не обнимался столько, сколько делал это за последние несколько дней в компании этого сломленного человека. — Зачем он пришел… Блять, зачем?.. В голосе Итэра столько боли… Сяо не представляет, что тот сейчас испытывает. Особенно осознавая, что этот человек частично виновен в том, что Итэр теперь останется инвалидом на всю жизнь… Если вообще очнётся. — Ты со всем справишься… Ты обязательно проснёшься, ты поправишься… Ты точно справишься… — Сяо и сам не осознаёт, что говорит в бессмысленной попытке успокоить, вот только это слабо помогает. В ту ночь Итэр не отпускает Сяо из объятий до самого утра.***
— Неужели нет никого, к кому бы ты хотел вернуться? Девушка? Парень? Друзья?.. Итэр снова и снова задает этот вопрос, желая получить ответ, но Сяо нечего ответить. У него давно не было отношений, да и друзья, которые были, даже ни разу не пришли к нему в больницу. Видимо, не так уж сильно он был им нужен. Разве было ему куда возвращаться? Только если ради Кадзухи… Но Сяо ведь уже всё решил. Это его решение. Почему он должен в нём сомневаться? Это ведь не Кадзуха по вечерам оставался в пустой квартире и захлебывался слезами. Это ведь не он резался в ванной и выл от нежелания продолжать существование. Это ведь не он иногда просыпался в слезах от слишком реалистичных снов… — Никого, — подтверждает Сяо, после чего тоже решается на откровение. — Парень, в которого я был по уши влюблен пару лет назад, изнасиловал меня… После этого я был один всё время. Сяо никогда никому не говорил об этом. Даже сейчас слова с трудом сорвались с языка, потому что… стыдно? Наверное, Сяо не знает, но Итэру можно довериться. По крайней мере Сяо хочет так думать. — Какой ужас… — шепчет Итэр, и Сяо лишь усмехается. — Уже переболело… Наверное… Хотя порой я просыпался с ощущением его рук на шее… Не думаю, что подобное можно просто забыть… Итэр, моя жизнь была похожа на кошмар… Она не стоит того, чтобы возвращаться… Итэр молчит, и Сяо буквально нутром ощущает его сочувствие, от которого, если честно, не по себе. Он не заслуживает сочувствия… — А если после пробуждения всё будет иначе? Если мы сможем помочь друг другу там, в настоящем?.. И эти слова выбивают почву из-под ног, потому что Сяо даже не задумывался… — А сможем ли мы вспомнить друг друга, когда проснёмся? Вопрос повисает в воздухе без ответа. Они не знают. Да и вряд ли хоть кто-то знает, потому что кроме них двоих здесь никого и нет. И это тоже вызывает множество вопросов, потому что Сяо видел других, кто лежит в коме. Но никого из них здесь не было. По какому принципу они вообще попали сюда — было не ясно. — Я хочу верить, что вспомним… Я не хочу забывать тебя, Сяо… В груди на эти слова что-то с трепетом отзывается, но Сяо душит в себе эти чувства. Он не имеет права привязываться к Итэру, потому что вряд ли им суждено быть вместе вечность. Он боится привязываться. Он боится того, что где-то внутри он перестаёт желать смерти так сильно, как раньше, и это слишком сильно пугает…***
Этот мудак снова здесь. Он шепотом просит прощения, а еще беззвучно плачет, и Сяо хочет свернуть ему шею, потому что это единственное, чего тот по-настоящему заслужил. Итэр сидит рядом, смотрит неотрывно и никак не реагирует на эти бессмысленные извинения. — Ты бы простил его? — осторожно спрашивает Сяо. — Никогда, — отзывается Итэр, и в голосе его снова сквозит боль. Сяо понимает. Он помнит, как тот ублюдок тоже просил прощения, говорил, что был пьян, а еще пытался внушить чувство вины за то, что Сяо сам его спровоцировал. Сяо тогда тоже хотел его придушить. Он до сих пор этого хочет. — Когда я умру, то я хочу стать мстительным призраком и кошмарить его до конца жизни, — произносит Сяо, пытаясь разрядить обстановку, и вздрагивает, когда чувствует, как его крепко хватают за руку, переплетая пальцы. — Ты не умрешь, — уверенно произносит Итэр. — Я сам его при жизни закошмарю… — добавляет он как-то нервно, и Сяо лишь крепче сжимает ладонь в ответ. — А еще оторву бошку любому, кто причинит тебе боль снова. Сердце Сяо отзывается предательским трепетом…***
Итэр становится более прозрачным. Сяо не говорит об этом вслух, но молча наблюдает за тем, как тот постепенно бледнеет, словно растворяясь в воздухе. Врачи всё чаще говорят о том, что всё больше шансов на пробуждение, что организм борется за жизнь, и Сяо хочет быть рад тому, что Итэр очнётся, вот только собственный эгоизм не позволяет радоваться искренне. Если он проснётся — Сяо останется здесь один. Он останется наедине с собой без возможности умереть и без возможности вернуться. Это будет настоящий ад. От одной только мысли об этом становится по-настоящему страшно. Сяо всё чаще представляет момент, когда тот Итэр, который лежит на койке, откроет глаза, заговорит с сестрой, но Сяо он больше не увидит. От этих мыслей тошно, но это не единственное, чего Сяо по-настоящему боится. Он боится того, что тот Итэр забудет. Как сны забываются после пробуждения, так и воспоминания об этом пространстве исчезнут, как только реальность ворвётся в пробудившийся мозг. Сяо не говорит об этом вслух. Он продолжает поддерживать Итэра, продолжает вздрагивать от его объятий. Продолжает думать о том, что Итэр — самое лучшее, что случалось с ним за последние годы. Сяо не хотел привязываться, вот только сердце вновь предало его. К Итэру тянет. Тянет так сильно, как никогда раньше. Его поддержка обезоруживает, и Сяо не хочет признаваться себе, что влюбляется. Он правда влюбляется в того, кто вот-вот покинет его? Он правда готов позволить себе влюбиться в одном шаге от смерти?.. — Итэр… Когда ты проснёшься… — Сяо не любит говорить о чувствах, но сейчас он особенно остро ощущает, что осталось не так много. — Пообещай, что не простишь его… Итэр уже говорил, что не простит, но Сяо боится, что тот не сдержит слова, ведь сам Сяо простил тогда. Он простил его, а после позволил всему произойти снова. Сяо помнит, как было больно. Это было куда больнее, чем порезы. Сяо ненавидел себя на утро, расчёсывал всё тело до крови, пытаясь смыть болезненные касания, а потом вновь прощал, потому что любил. — Конечно, обещаю… Что это на тебя нашло? Итэр выглядит сбитым с толку, а еще обеспокоенным, потому что сам Сяо едва сдерживает подкатывающий к горлу ужас. Итэр едва различим в лунном свете. Сяо задыхается от всех эмоций, мотает нервно головой, мол «всё в порядке», а еще думает о том, что, возможно, они оба не заслужили познакомиться при таких обстоятельствах. Встреть Сяо его раньше, хотя бы на месяц, черт, всё было бы иначе. Итэр бы перевернул весь его мир с ног на голову. Он бы подарил Сяо надежду, а сам Сяо возможно смог бы защитить его от этой аварии… Сяо отворачивается резко, не в силах наблюдать за тем, как прямо перед ним растворяется тот, к кому он так привязался за это время. — Сяо… — вновь зовёт Итэр, и голос его словно становится более приглушенным, таким же, как у тех, кто находится там… в мире живых. Когда на щеках ощущается прикосновение, Сяо вздрагивает. Он уже практически не видит Итэра перед собой, зато чётко ощущает его пальцы на подбородке и мягкое прикосновение на губах. Прощальный поцелуй? Сяо хочет задохнуться. Он целует в ответ отчаянно, потому что понимает, что у них совсем нет времени, и роняет громкий вскрик, когда всё прекращается. Сяо обессиленно падает на колени. Лежащий на кровати Итэр открывает глаза.***
Сяо ждёт несколько дней. Он наблюдает за Итэром — живым Итэром — ждёт, что тот заговорит о нём, попросит заглянуть в его палату или просто попробует узнать, всё ли в порядке, но… Итэр не помнит. Сяо хочет рвать на себе волосы от отчаяния и резаться до обморока, но в этом пространстве он не может абсолютно ничего. Он может лишь наблюдать за тем, кто обещал его не забывать… И Итэр не виноват в этом, но Сяо не может перестать надеяться. Единственное обещание, которое Итэр сдерживает — не прощает того ублюдка. Он с ним даже не разговаривает, хотя ему в принципе разговаривать довольно трудно. Теперь Итэру светит инвалидное кресло до конца жизни, но даже в нём он умудряется улыбаться. Он улыбается, когда приходит сестра. Улыбается, когда приходят родители. Он смеётся так звонко, словно это не он лишился всего, что у него было. «Любая жизнь стоит того, чтобы ее ценить…» Сяо не хочет давать жизни второй шанс. Он не хочет возвращаться в своё изрезанное тело. Не хочет объясняться перед Кадзухой, а еще не хочет забывать Итэра. Невесомый поцелуй всё ещё ощущается на губах, правда Сяо всё больше задумывается о том, что он всё себе выдумал. Не мог Итэр его поцеловать. Просто не мог… Теперь время бежит еще медленнее. Сяо буквально сходит с ума от желания закончить свои мучения. Он согласен уже даже на то, чтобы просто вернуться. Он согласен буквально на всё, лишь бы прекратить всё это. Лишь бы не представлять рядом с собой Итэра, лишь бы не пытаться разговаривать с ним… Сяо не хочет забывать, но и мучаться тоже не хочет. Но вот только у Итэра не было инструкции к тому, как вернуться. И у Сяо ее нет. И бессилие наступает на пятки. Сяо больше не хочет бороться. Он ложится в собственное тело и просто закрывает глаза в надежде, что это поможет ему очнуться уже в мире живых. Сяо не знает, сколько проходит времени, но когда он открывает глаза — на щеках ощущаются слезы.***
Сяо чувствует опустошение. Он не умер. Это осознание обрушивается на уставший мозг так оглушительно, что Сяо не может поверить в это. Он ведь хотел умереть. Он ведь выпил таблетки, вспорол себе вены, неужели этого оказалось недостаточно? Почему его спасли? Зачем его спасли?.. — Ты пробыл в коме почти два месяца, — произносит Кадзуха, и Сяо на это лишь прикрывает глаза. Два месяца? Он не может в это поверить. Последнее, что он помнит — как резал вены в ванной. Неужели ему ничего не снилось? Совсем ничего? Мозг отказывается вспоминать хоть что-то, но в груди словно копошится странное ощущение, будто он что-то упускает… Больница надоедает уже спустя пару дней. Сяо тошно от таблеток, которыми его насильно пичкают, тошно от общения с психотерапевтом, а еще тошно от того, что он вынужден торчать здесь, пока не отойдет от столь длительной комы. Он не выдерживает спустя пару дней. Просто выходит из палаты и медленно плетётся по коридору, куда глаза глядят. Он толком не запоминает дорогу — все еще ослабшие ноги словно сами несут его мимо дверей, сквозь других врачей и пациентов. — Любая жизнь стоит того, чтобы ее ценить… — доносятся слова из одной палаты, и Сяо резко останавливается. Какая лицемерная фраза. Шрамы на руках отдают нервной пульсацией. Тот, кто сказал это, явно не понимает, о чем говорит. Он явно не знает, что чертова жизнь не стоит того, чтобы цепляться за неё. Сяо не уверен, что сможет попытаться снова убить себя, но абсолютно точно уверен, что он лучше бы умер, чем снова вернулся в это ничтожное тело. Он на автомате заглядывает в палату и… К горлу подкатывает тошнотворный ком. В инвалидном кресле сидит парень. В его дрожащих пальцах Сяо замечает телефон, вот только больше никого в палате нет. Записывал голосовое? Возможно. Это не самое главное. Этот парень не может ходить. На его лице красуются глубокие раны, которые уже хоть и начали заживать, но всё еще выглядели не лучшим образом. На руках были заметны бинты. Он выглядел… паршиво… — Я могу чем-то помочь? — спрашивает он, когда молчание затягивается, и Сяо отмирает потерянно. Он отводит взгляд в сторону, пытается сказать хоть что-то, да вот только все мысли разбегаются. Внутри что-то скулит отчаянно, а руки почему-то дрожат, но Сяо не понимает, почему. Стыдно за собственные мысли? Стыдно, что парень, сидящий в кресле, ценит жизнь сильнее, чем неблагодарный кусок дерьма вроде него?.. — Прости, я услышал, как ты сказал эту странную фразу… про ценность жизни… и я почему-то зашел… Прости, если потревожил… Сяо хочет сделать шаг назад, но вновь его что-то останавливает. Что-то такое знакомое, неуловимое… — Почему фраза странная? — непонимающе переспрашивает парень. — Она не странная, вовсе нет… — пытается оправдаться Сяо. — Просто мне кажется… как будто я ее уже от кого-то слышал… — озвучивает он эту глупую мысль и жмурится от неловкости. — Не я один ценю эту жизнь, — с улыбкой произносит парень, и Сяо вновь поднимает на него взгляд. Длинные золотые волосы. Золотые глаза. Этот парень определенно красив. И он определенно не заслужил сидеть в кресле. Но жизнь — несправделивая паршивая сука… — Меня Итэр зовут, — представляется он, и в груди вновь что-то щелкает, тянет, скулит совершенно непривычно… — Зайдешь поболтать? И Сяо делает шаг внутрь.