Мы смертны?

Тихий звон воды из под крана еле выводил из полусоного каматоза. Было тревожно. Осипу было очень тревожно. Эти облезлые стены давили на череп, они стекали по его углам в мерзкую темную жидкость. Группа катилась к чертям. Пётр вечно пребывал в состоянии тяжелой меланхолии, а если его и удавалось привести в чувство, то на людей вокруг он смотрел, как на дикость и казалось воспринимал всё через толстое стекло. Было тревожно Ян вообще редко появлялся в группе. Постоянно гуляя со своими подружками, он пил безпробудно пил, поэтому с ним тоже было бесполезно бороться. Юра только узнав, что его девушка залетела, кажется забыл обо всём на свете, в том числе о том, что раньше значила для него группа. Все словно проклятые каким-то тяжёлым потоком безумия, а он наблюдал за растущим адом. Становилось ужасно невыносимо. Вся эта работа за столько лет и всё в пустую пустоту. Тогда, когда было только 16 казалось, что группа это просто развлечение, да, просто развлечение, пускай такое тёмное, мертвое и истинно проникнутое смрадом. Но сейчас всё зашло слишком далеко, коллектив рушился, висел на волоске и Осипу уже начало казаться что и он потихоньку теряет разум, а тени в коридорах, той проклятой хижины всё чернеют и чернеют от ссужающихся очерков его головы. -Брось, я дома, дома... - Квартиру родителей с трудом получалось назвать домом, нет, дом это там, там где тебе спокойно и хорошо, просто хорошо. А это был просто побег, побег от реальности в другую реальность, старую, такую желаную, но безмерно далëкую. Побег от этих серых трупных глаз, от скрипов гниющий досок, от сжирающей тишины, но это была ложь. Никуда ты не сбежал. Дверь медленно заскрипела, может это отец с матерью вернулись? Но нет, безмолвие, никого, лишь полоска света лестничной клетки и шипение, опять тишина. Тревожно. Было тревожно. Лампочка мерно качалась, изредка помаргивая и в этой тьме парень видел. Эти облики, он знал их. Кажется, за ним пришли. Вот и шёпот, такой нежный, даже ласковый, он звал, звал. - Посмотри на меня, взгляни мне в глаза. - Но Осип чувствовал, что это голос нечистого, а именно его многочисленных послаников. Лес за панельным окном словно посмейваясь стал гуще, раскидывая свои ветви будто готовясь к чему-то торжественному, к чему-то особенному, к чей-то смерти. Его извилистые ветви приветливо качались от судорожного ветра, а там между давно поредевших столов выглядывали лица, мёртвые лица. Вдруг всë погасло. Они стали выползать из-за своих укрытий, покрывая словно одеялом посиневшую кожу, он даже не пытался бороться, просто отдаваясь сумасшествию без остатка. Долго что-то мутное, мягкое и одновременно с этим такое острое пробивало его внутри. Было больно, было страшно, это было невыносимо, ВСЁ ЭТО БЫЛО НЕВЫНОСИМО. Вдруг, резкий вздох. Он жив, всë ещё жив. А вокруг всë также звенит вода, убивая разлагающийся сознание