***
— Но я правда видел! — возмущается Тэхён, лежа в кровати рядом со старшим братом. — Ты что, совсем дурак? Не понимаешь, что всё это сказки? Ну увидел ты что-то такое, так и будет тебе. Перестань болтать об этом, услышит кто из наших — засмеют же, — ворчит на него Чимин. — А ко мне скоро свататься придут, а тут брат родной дурачок. Прекращай уже верить в чушь эту. Посмотри вон, куда привела эта дурная вера в сказки нашего деда: живёт теперь на отшибе совсем один. Люди даже поговаривают, что чёрной магией тот увлекается, на деле же он просто травы сушит да лягушек по болоту выискивает покрупнее, чтобы потом вывешивать да комаров их тухлым запахом отгонять. — Фу-у, — кривится младший, укутываясь получше в одеяло. — Вот-вот, так что помалкивай о всяком таком. Да и с чего ты взял, что рыбка эта золотая была? Может это Речной Чёрт или Кикимора какая, а? — хитрит старший, медленно подбираясь, и со всей дури прыгает на притихшего в темноте Тэхёна. — Вот как поймает тебя, как слопает такого сладкого, вспомнишь слова старшего брата, — щекочет, пока младший визжит и заходится в смехе. — Неправда, — сквозь смех возражает Тэхён, — нечисть не может быть настолько красивой. У него глаза знаешь какие? — мечтательно шепчет, глядя в окно на звёздное небо. — Постой-ка, так это был альфа? — старший нависает и пристально смотрит на совершенно дурацкое выражение лица брата. — Не знаю, — теряется Тэхён. — Он ни слова не сказал, только хлопал глазами и фырчал. — Нет, вы посмотрите на него! Тебе всего тринадцать, какие альфы! — шутливо лупит брата по плечу Чимин. — Спи давай, фантазёр, — поправляет младшему одеяло и сам укладывается в постель. Но Тэхён ещё долго смотрит в распахнутое окно, и когда веки наконец смыкаются от усталости, ему снятся искрящиеся светом глаза его золотой рыбки. А где-то за лесом посреди реки звёзды продолжают ярко мерцать в отражении чужих янтарных глаз.***
Ближе к обеду следующего дня Тэхён не выдерживает, натягивает свою самую любимую рубаху с мелко вышитыми на вороте листьями папоротника и незаметно выскальзывает за ворота. Незаметно для всех, кроме собственного брата. — Куда намылился, лягушонок? — перегнувшись через забор, окликает младшего Чимин. — Ну-у, — тянет коротко Тэхён, — так это, к дедушке я иду. На всё-то у него ответ есть. Чимин прищуривается, а после сигает через забор и демонстративно отряхивает свои «парадные» брюки, что местами заштопанные, местами залатанные. — Тогда составлю тебе компанию, всё равно дома делать нечего, — сунув руки в брюки, старший деловито настигает брата, кладёт ему руку на плечо и похлопывает. — Идём, если ускорим шаг, к ужину как раз успеем. Не успевают они дойти до конца улицы, как дорогу им преграждает высокий альфа. — И куда такие нарядные? — елейно щебечет, сам при этом поглядывает на Чимина, что вдруг вцепился в рубаху брата, норовя вот-вот дыру проделать. Тэхён на это хмурится, пытается отодрать лапищи брата от его святейшества выглаженного, а когда удаётся, то ладонь, словно смолой измазанная, тут же прилипает к его детской. — Нарядный здесь только я, — бубнит Тэхён, чувствуя, как сильно вспотела ладонь брата. А после громче добавляет: — Не мешайся, отойди с дороги, — тычет альфе пальцем в пузо, — не видишь что ли, спешим мы. — Прости, Чихо, — подаёт голос Чимин, — поболтаем в другой раз. — Вот-вот, тебе на послезавтра назначено, вот тогда и спросишь, — ворчит младший и силком тянет брата в сторону леса, так и опоздать можно. Насупившись, Тэхён быстрее перебирает ногами, а когда на лесной тропинке старший сворачивает направо, взвизгивает и останавливается, не забыв притупнуть ножкой. — Ну вот зачем ты за мной увязался?! — Так ты всё же к реке идёшь, — сам себе кивает старший, складывая руки на груди. — Именно! Я — иду к реке, а ты — идёшь домой! — сведя к переносице свои чёрные брови, как можно строже лепечет младший омега. — Ух, какие мы грозные, — передразнивает его Чимин, скорчив псевдосуровую рожицу. — Ну и ладно, — Тэхён разворачивается и мчит едва ли не вприпрыжку в сторону реки. — Вот же мелочь, — Чимин тяжело вздыхает и следует за братом, желания возвращаться и снова напороться на своего без двух недель мужа желания нет совсем.***
— Ну и где он, твой альфа ненаглядный? — усаживаясь на рыхлый песок, насмешливо интересуется Чимин. Тэхён бросает на него хмурый взгляд, а после идёт к камышовым зарослям, садится на край берега и, свесив ноги в воду, негромко окликает найдёныша. — Рыбка, — в ответ лишь тихий шорох камыша, — это я, Тэхён. Вот, — он вытаскивает из кармана белую ракушку, — я её сохранил, и нога уже совсем не болит. Рыбка, выходи. Тут брат за мной увязался, но ты не бойся, он когда молчит, то немного даже на солнышко похож. Только солнышко светит, а он не отсвечивает. Чимин снисходительно улыбается бурной фантазии брата, тот всегда отличался любопытством и упёртостью. И если уж взбредёт чего в голову, то лоб расшибёт, а своего добьётся. Вот и сейчас, говорили ему не ходить к реке, не соваться в воду, а он всё равно за своё. — Тэхён~а, давай, пойдём уже, у рыбки твоей сегодня, видимо, куча дел, — Чимин поднимается и ждёт брата, но тот не спешит. Склонился к самой воде и таращится молча. — Нет, он приплывёт. Ты иди, а я подожду ещё. — Вот ещё, раз вместе пришли, то и уходить вместе будем. Пойду искупнусь, раз уж твоя рыбка опаздывает. Чимин сбрасывает брюки, и в одной рубахе щеголяет по тёплому песку прямо к крутому берегу, а после разбегается и ныряет в искрящуюся на солнце чистую воду. — Рыбка, — Тэхён переходит на шёпот, — я завтра прийти не смогу, но обязательно приду послезавтра. И потом ещё. Я буду часто приходить, хочу дружить с тобой. Чимин не верит мне, да и родители тоже, ну и пусть. Я знаю, что ты есть. Надеюсь, я вчера тебя тебя не сильно обидел… — Чего ты там шушукаешь на воду? — позади раздался громкий голос Чихо. — С подружками-лягушками своими давно не виделся? Давай подсоблю, — альфа резко толкает омегу в спину и тот с громким плюхом летит в камышовые заросли. Барахтается, пытается подняться да так, чтоб снова не напороться на корневище и не поранить ногу. Но вода неожиданно становится будто плотнее, и Тэхён с лёгкостью возвращает равновесие. — Совсем дурак что ли? — гневно выпаливает омега, вытирая рукавом грязь с лица, и не замечает, как одна из грязевых кочек плавно уходит под воду. Альфа гогочет, держится за живот, едва ли не валится со смеху, как вдруг мимо проносится ещё один рослый альфа. Тэхён не успевает рассмотреть, и присущее любопытство вновь берёт бразды правления, подталкивая омегу обратно к берегу и выносит на сушу. Чихо тоже делает пару шагов назад, всматривается в удаляющуюся спину незнакомца, что бежит словно на пожар, а затем подрывается следом. Тэхёну ничего не остаётся, как последовать за ними, и, когда поворачивает голову в сторону реки, туда, где должен плавать брат, видит лишь мерно покачивающиеся волны и незнакомого альфу, что усердно гребёт руками к середине реки. — Чимин, — тихо слетает с губ омеги. — Чимин! — кричит, что есть мочи, надеясь, что брат уже вышел на берег и лежит где-то на тёплом песке. Но когда его светлая макушка появляется на поверхности рядом с черноволосым альфой, сердце замирает, и слёзы тут же бегут по щекам. Он бежит к покатому склону, падает на песок рядом с неподвижным телом брата, берёт его за руку и тихо нашёптывает его имя, пока незнакомец прикладывает ухо к груди Чимина, а после, уложив скрещённые основания ладоней на грудь омеги, начинает ритмично надавливать, периодически склоняясь, пытаясь услышать заветный стук сердца. — Чимин! — Чихо, что до этого столбом стоял рядом, вдруг отталкивает альфу и начинает трясти того за плечи. — Ты что творишь?! — рявкает на него незнакомец и толчком в грудь отбрасывает того в сторону. Чихо валится на песок, хватается за голову и тихо смеётся. — Идиот, — слетает с его губ. — Мог бы жить припеваючи, всего-то ноги раздвигать пришлось бы время от времени. Зачем топиться-то? Тэхён злобно зыркает на него, стирает всё бегущие слёзы и цедит сквозь зубы: — Исчезни, мерзкий слизняк. Если бы он и шёл топиться, то уж точно не из-за такого как ты: вонючего и совершенно бесполезного. — Хм, как же, — Чихо поднимается. — Зря стараешься, — обращается он к другому альфе, что продолжает откачивать утопленника. — Счастливо оставаться, — он уходит, даже не взглянув напоследок на своего наречённого. — Сердце снова бьётся, — выпаливает альфа. — Сердце снова бьётся? — хлопает мокрыми ресницами Тэхён. — Но он не дышит, — хмурится незнакомец, а после, зажав двумя пальцами нос бессознательного омеги, открывает его рот и припадает к губам. — Чимин, не сдавайся, дыши, — треплет за руку брата Тэхён. Альфа отстраняется, и Чимин, резко закашлявшись, сплевывает немного воды и небольшой сгусток болотной тины. — Ты живой! — верещит Тэхён и бросается на шею брату. — Живой-живой, — вяло похлопывает его по спине Чимин. — Ты ведь не из-за Чихо топиться пошёл? — неожиданно серьёзным тоном спрашивает младший. — Чего? — вскидывает в удивлении брови Чимин. — Я кажется в водоворот угодил: вода забурлила, а после меня вниз потянуло, вот я воды и наглотался немного. А ты как меня вытащил? — растерянно смотрит на брата. — Так это не я, — отвечает Тэхён и тычет брату за спину. — Он. Чимин оборачивается, смотрит на незнакомого альфу, а после вдруг покрывается весь румянцем и резко вспоминает, что на нём всего одна только рубаха и та мокрая, и пытается поджать колени повыше. — Спасибо, — робко так, совершенно отлично от привычного ему тона. Тэхён на это щурится, бросает взгляд на альфу, а тот сидит, похлеще брата краснощёкий, и улыбается так странно. Странно влюблённо. — Я рад. Рад, что ты жив, — после долгих переглядок наконец отвечает. — Тебя как звать-то? — спрашивает Тэхён. — Я Чонгук, — спешит представиться альфа. — Мы с ребятами из Заболотья пришли сюда лес валить, так я и увидал, что Чимин тонет, — о том, что любовался обнажёнными стройными ногами красивого омеги, ещё когда тот на берегу стоял, умолчал, потому что про то, как, засмотревшись, едва не оттяпал топором себе руку, тоже пришлось бы поведать. — Ну что ж, Чонгук, раз так рад, что Чимин жив остался, может тогда свататься придёшь? А то жених его с гнильцой оказался, только вонять и может. — Тэхён! — возмущается тут же Чимин. — Почему бы и нет, — тихо подаёт голос Чонгук и оба брата обращают взор на него. — Я, правда, сперва хотел дом достроить, а уж после омегу приводить, но… — Мы можем сделать это вместе, — говорит и густо краснеет Чимин. — Или подождать, — добавляет тише, пряча смущённый взгляд за пушистыми ресницами, — незачем ведь торопиться. За то, что весь мокрый, Тэхён получает нагоняй от брата уже дома, потому как до самых ворот их провожал новый знакомый. Но омега скрывает правду, незачем его брату лишний раз расстраиваться, и так, хвала небесам, Чихо свалил в закат.***
— Рыбка, я пришёл. Тэхён, как и обещал, приходит через день. Усаживается на край берега и снова смотрит на водную гладь, что подрагивает слегка от вальсирующих в танце водомерок. Проходит добрых полчаса, когда он вновь заговаривает: — Это ведь не ты пытался утащить моего брата на дно? — грустно так и совсем не ожидая, что в ответ услышит знакомое фырчание. — Рыбка? — где-то рядом слышится тихий всплеск воды и снова тишина. — Так ты всё время был здесь. Значит, слушаешь. Ты ведь не боишься меня? Я вот тебя не боюсь, хотя дедушка вчера сказал, что ты нечисть и тебя сторониться надо бы. Он, кстати, единственный, кто не стал надо мной смеяться. Может поэтому его все и считают странным? — Тэхён тяжело вздыхает. — Надеюсь, когда-нибудь ты осмелишься подплыть ко мне ближе и назвать хотя бы своё имя. А ещё ты мог бы научить меня плавать, я этого совсем не умею. Но я всё равно приходить буду, раз уж ты слушаешь. Буду тебе рассказывать обо всём на свете, вдруг захочешь о чём-то узнать побольше. У меня ведь кроме Чимина больше друзей нет. Да и он так себе друг. У нас разница знаешь какая? Ого-го: целых пять лет и ещё два месяца и семнадцать дней. Родители нечаянно меня в капусте нашли. Так дедушка говорит, но я вообще-то уже знаю откуда берутся дети. Чимин рассказал. А ещё он с Чонгуком уже целовался. Я не подсматривал, просто меня отец в сарай отправил за дровами, а там рядом забор, а за забором они. Ну я и увидел, как… Весьма содержательный рассказ Тэхёна нагло прерывают. Найдёныш, внезапно выпрыгнувший из воды, замирает в паре сантиметров от лица омеги и, сведя брови, гневно смотрит на него. — Рыбка, — удивлённо хлопая глазами, тут же выдаёт омега и широко улыбается. — Да ты похлеще горбыля на нересте, до чего же шумный, — шипит на него альфа. А вот то, что перед ним альфа, Тэхён понял сразу же. Голос, словно мурчание снежного барса, так же ласкает чутких слух, но заставляет опасаться. — Какой же чудный у тебя голос, Рыбка, — стирая дурацкую улыбку, Тэхён вновь заворожённо смотрит в самые красивые глаза на свете. Альфа снова шипит: — Да перестань ты уже называть меня Рыбкой, не рыба я никакая! — А как же мне тогда тебя называть? — ничуть не пугаясь такого грозного настроя альфы, спрашивает Тэхён. — Не гоже Водяному Дьяволу дружбу с человеком водить, — выплёвывает сквозь стиснутые зубы и живо ныряет обратно в воду, да так, что грязные брызги летят во все стороны, в том числе и на вмиг опечалившееся лицо Тэхёна. — Выходит, со мной даже нечисть водиться не хочет, — бормочет себе под нос, а слёзы уже вовсю льются из глаз, норовя реку в море превратить. И так горестно ему становится, что сил поднять глаза и увидеть, как Рыбка его, впрочем, точнее будет называть его отныне Дьяволом, в общем, всплыло Его Водяное Темнейшество и таращится молча. Но всё же не выдерживает и вновь поднимается к тихо всхлипывающему омеге. — Ну и чего ревёшь? — ох и любит он обескураживать своей внезапностью. Особенно этого ещё совсем зелёного мальчишку. Сам то немногим старше будет, вот на правах хёна и берётся растирать его мокрые щёки своими прохладными пальцами. — Разве можно так бездумно позволять морю своих глаз выходить из берегов? Тэхён лупает своими большими покрасневшими глазами, шмыгает носом, но реветь прекращает. — Ты видел море? — всё, что понимает из сказанного омега. Дьявол на это лишь ухмыляется, а Тэхёну много не нужно, он опять видит редкую красоту: альфа улыбается. Но язык прикусывает, дабы не ляпнуть опять чего, ведь не любит похвалы и комплиментов этот несносный бука, фырчит и шикает только. — Вот, — альфа разворачивает ладонь и протягивает маленькую перламутровую ракушку, — это тебе. Тебе ведь нравятся ракушки? — Тэхён кивает, благодарит и осторожно забирает красивую вещицу. — Зови меня Юнги, и не приходи сюда больше днём, вдруг кто увидит. Лучше после захода солнца приходи и в воду без меня не суйся, неспокойно здесь нынче. Усёк? — Усёк, — послушно кивает младший. — Юнги, — тихо зовёт. — Юн-ги, — повторяет по слогам и улыбается широко. — Это значит, мы теперь друзья? Юнги кивает и плавно опускается в воду, а после еле слышно бурчит себе под нос: — Это значит, огребу я, если отец прознает.***
— Слыхали? — щебечут омеги прямо за забором Тэхёнова дома. — Сын старосты нашего, Чихо, вчера едва не потоп. Говорит, в лапах самой нечисти был, да вырвался. — Пф-ф, — омега становится на пару сложенных поленьев и виснет на заборе, — тоже мне герой. Небось перебрал наливки, вот судорога и прихватила. Не будет же он трещать, что спьяну в реку купаться полез. Омеги разом заулюлюкали и расходиться стали, а у Тэхёна холодок тем временем по спине пробегается: неужто в реке и впрямь нечисть зачастила пакостить, или же на сей раз это всё же проделки Дьявола?***
Тихо набегающие волны в лунном свете напоминают Тэхёну волшебные ступени, ступив на которые, ты тут же окажешься в самом необыкновенном месте: где Солнце восходит ночью, а Луна в кои-то веки бодрствует днём; где рыба на суше может так же прекрасно проводить время, как и в воде; где тебе не нужно сбегать посреди ночи, чтобы увидеться с единственным другом, о котором даже толком никому рассказать не можешь. Тэхён стал старше, выше и немножечко умнее. А ещё он теперь может самостоятельно держаться на воде и даже плыть. Вот только держаться за окрепшие и раздавшиеся в ширь плечи Дьявола куда приятнее и намного спокойнее. Было. За последний год небольшие плавники на его спине превратились в острые пики, а тонкий хвост, что постоянно мешался под ногами, стал мощнее, покрылся такими же чудесными чешуйками и каждый раз при встрече елозил своим заострённым концом по щиколотке омеги, обвиваясь после вокруг ноги. Как и сейчас. — Кажется, он рад меня видеть, — омега тянется пальцами вниз, чтобы коснуться блестящих чешуек, но не успевает, Юнги тут же сбрасывает хвост и прячет под водой. — Прости. Иногда мне кажется, что он живёт какой-то своей жизнью, — бормочет смущённо Дьявол, а Тэхён с досадой смотрит вниз, туда, где тактильный живчик усердно извивается и продолжает тянуться обратно. Тэхён сидит на самом краю берега, Юнги же — у его ног. И с каждым разом смотреть в его янтарные глаза становится всё сложнее, поэтому омега отвлекается по сторонам: смотрит на небо, на серебром отливающую водную гладь, на полную луну, что словно огромный фонарь освещает всё вокруг. А всё потому, что всякий раз, заглядывая в искрящийся омут глаз Дьявола, нежное сердце трепещет, рвётся наружу в объятия того, кто совершенно точно никогда не сможет связать свою судьбу с человеком. Босая ножка осторожно тянется навстречу вертлявому хвостику, едва задевает, и так стыдно становится, будто на глазах любимого изменяет. — Знаешь, мой брат с Чонгуком ждут ребёнка. Это не то чтобы было неожиданностью, учитывая то, сколько желудёвых бус он перетаскал на старейший дуб у болота, но они счастливы как никогда, — Тэхён шпыняет воду носком. — Желудёвые бусы? На дуб? — недоумевая, уточняет Юнги. — Есть поверье, если развесить на ветвях старого дуба бусы из желудей и попросить у него крепкого и здорового потомства, то в скором времени ты понесёшь. Вот Чимин и гонял мужа за желудями в лес, а тот их корзинами всё таскал, а после ночами сидел дырки колол да нитки продевал. — Но ведь омега беременеет не поэтому, — Юнги ненавидит полную луну, сегодня она особенно яркая, и это злит. Ему не присущ румянец щёк или ушей, но то, как начинает поблёскивать спрятанная глубже под кожей чешуя, пробиваясь ярким светом сквозь верхний слой, выдаёт его с потрохами. — Верно, — Тэхён прячет смущённую улыбку, а затем тяжело вздыхает. — Знаешь, в будущем году родители обещают подыскать и мне жениха. — Жениха? — встревоженным голосом переспрашивает Юнги. — Угу, — Тэхён кивает. — Не сказать, что у меня толпы поклонников, да и самому пока никто не приглянулся, — тихим голосом говорит, — вот они и переживают, что останусь без пары я. — Совсем никто? — с некой надеждой в голосе уточняет Дьявол. Тэхён на это лишь вертит головой в отрицании, но глаза прячет, а нога тем временем сама находит чешуйчатого своевольника и позволяет вновь оплести конечность. — Вот и ладно, не нужен тебе никакой жених, мал ты ещё, — нервно так-то выходит, и Юнги от неловкости падает на спину и отплывает назад. — Чего-о? — вот это заявочки. И сам не гам, и другому не дам? Так что ли? Тэхён негодует. — Это я-то мал? — прыгает следом в воду и медленно подгребает к своей золотой рыбке, а светится та не хуже маяка. — Мне скоро семнадцать! Многие в этом возрасте уже по сеновалам прячутся, а я… — Тэхён чуть было не признаётся в чувствах, но резко замолкает и опускает голову. — Что? Так не терпится отдаться в грязные лапы какого-нибудь похотливого альфы? — гневно выплёвывает Дьявол. Тэхён поднимает на него обиженный взгляд, а затем шлёпает рукой со всей дури по воде: — Совсем дурак?! — голос дрожит, слёзы наворачиваются — обидно-то как. Он разворачивается и гребёт обратно к берегу, пока не чувствует, как что-то оборачивается вокруг его ноги. — Отпусти, — дёргает ногой омега, а сердце ликует, что не даёт уйти, что не всё равно его Дьяволу. — Отпусти говорю, — в ответ тишина, а хватка только усиливается. — Не отпустишь сейчас же, то возьму да как поцелую, ясно?! — кричит Тэхён, оборачивается, а за спиной никого, одна только лунная дорожка на воде. — Юнги? — внезапно становится не по себе, сердце сковывает страх, а тело наливается свинцом и начинает тонуть. Тэхён вскрикивает, когда нечто резко тянет его за ногу и утаскивает под воду. Если бы не блики лунного света, мерцающие над головой, Тэхён даже очертания собственной руки вряд ли бы разглядел. Под водой страшно темно, и по тому, как скоро становится холодно, омега понимает, что тянут его на дно. Дрыганья ногами, попытки отодрать что-то скользкое со своей ноги оказываются безуспешны. Тэхён уже готов смириться с участью утопленника. В конце концов его душа, наверняка, останется блуждать здесь, среди безмятежных волн и шепота камыша, под боком у его любимого Дьявола. А может обернётся Кикиморой и станет завлекать неугодных альф для своего Тёмного Повелителя на съедение. Кто знает… Яркие вспышки во мгле заставляют раскрыть глаза пошире, а высвободившаяся из цепких лап конечность — из последних сил толкаться и плыть наверх. Юнги — Водный дьявол — вступил в схватку с мерзкими тварями, что так подло напали скопищем и попытались утянуть обоих на дно. Вот только они не учли того, что один юный омега значит куда больше для наследника речных глубин, чем собственная жизнь, и драться он будет насмерть. Острые челюсти плотно смыкаются на толстой шее Багника, жало хвоста беспощадно вонзается в грудь, а мощные когти разрывают мерзкую плоть, что пропитана насквозь болотной вонью. Густая жижа тёмным облаком растекалась по дну реки, оседая масляными пятнами на горящей огнём чешуе. Никто не смеет хозяйничать на его территории, и тем более творить бесчинства без его ведома. Всплыв на поверхность, Юнги мечет взглядом, ищет своего ненаглядного, что едва не погиб в пучине тёмных вод. И когда замечает на берегу сжавшийся комочек, что прислонился к каменистому склону, немедля бросается к нему. — Тэхён, Тэхён, — выбирается на сушу и падает на колени рядом с омегой. Тот дрожит весь, слышно даже как стучат друг о друга зубы. Юнги пытается поднять его, но тело сковало холодом. — Снимай, — он тянет за ворот мокрой рубахи, но та намертво прилипла к коже. — Тэхён, ты ведь простудишься, это нужно снять, давай, помоги мне, — альфа осторожно разгибает скованные холодом омежьи руки и рывками рвёт рубаху. Тэхён вздрагивает, но, когда Юнги прижимает его к себе, словно воск, быстро начинает таять в его жарких объятиях. Чешуя, что горела от жажды возмездия, алыми искорками тлеет теперь, желая окутать теплом самое драгоценное из сокровищ Дьявола. — Маленький, — шепчет на ухо, руками крепче прижимая к себе. Тэхён утыкается холодным носом в изгиб шеи, ластится, вызывая у Дьявола приступ отчаянного блаженства — как бы не сгореть заживо в этих сладострастных муках. Но альфа стоически держится… ровно до тех пор, пока омега не издаёт тихий стон. Внутри будто пламя вспыхивает, поглотить хочет, а нарастающее возбуждение заставляет плотнее сжать хрупкую талию податливого омеги. — Юнги, — бормочет, касаясь губами тонкой кожи на шее близ жаберных щелей, — твой хвост. Проказник, в отличие от хозяина, решил не отказывать себе в удовольствии, раз уж объект его обожания оказался в столь неприличной близости, и в наглую, окольцевав бедро омеги, начал извиваться в игривом танце, недвусмысленно касаясь своим заострённым концом нежной кожи по внутренней стороне. — Прости, — альфа отстраняется тут же, но омега клещом присасывается обратно. — Не пущу. Превращусь в чешую и стану с тобой одним целым. Не хочу больше расставаться, не хочу потерять тебя. Лучше сразу умереть, чем проживать томные дни в мучительном одиночестве. — Тэхён, — Юнги пытается прервать отчаянную тираду, а у самого в груди ненастье бушует. — И замуж я ни за какие коврижки не пойду, — омега шмыгает носом. — Тебя ждать буду. Пока не решишь, что я достаточно зрелый, что я достоин быть твоей парой. Пиявкой прилипну, но не отпущу, — омега чуть ослабевает хватку, отстраняется и в глаза заглядывает. — Люблю тебя дурака. — Тэхён, — тихое в ответ, — но я же… — Что? — омега хмурит брови. — …чудовище, нечисть, я не хороший парень. — Ты тот, кто не единожды спасал мне жизнь, ты тот, кто всегда встаёт на мою защиту, тот, кто ни разу не осудил моих взглядов на этот мир, тот, в кого не влюбиться было невозможно. — За что мне такое счастье попалось? — Юнги обхватывает лицо омеги обеими руками и коротко целует в потеплевшие губы. — Это не я тебе попался, а ты мне, — смущённо хлопает ресницами Тэхён. — Сам ведь говорил, не угоди ты в тот день в ловушку Кикимор, не встретились бы мы с тобой. — И то верно, — альфа прижимается лбом ко лбу омеги. — Тэхён, нам расстаться всё же придётся. Болотные твари стали слишком часто средь бела дня безобразничать. Прознали небось, что отцу нездоровится, вот и сбиваются в шайки, нападают, так быть не должно. Нужно отогнать их обратно в болото, пусть знают своё место. Нужно к братьям плыть за помощью, сам я не справлюсь. Ты только дождись меня, ладно? — Дождусь, — слёзно кивает омега. — Ты только возвращайся. Живым и невредимым.***
Расставание затягивается. Проходит не день, не неделя и даже не месяц — почти год. Ни дня не прошло, чтобы Тэхён не приходил к реке, что всё больше походила на болото: тина местами разрослась так сильно, что зловоние, исходящее от густой массы, пробивало отёкший от слёз нос омеги. Порою он ждал часами, вглядываясь в закат солнца за линию горизонта, в надежде заприметить макушку любимого. За это время он стал дядюшкой прекрасного омеги, а родители, и правда, в день его семнадцатилетия объявили, что скоро к ним придут свататься. Однако, Тэхён упёрся и ни в какую не поддавался уговорам ни папы, ни отца. Так он, собрав пожитки, большая часть которых состояла из ракушек причудливых окрасов, ушёл жить в лесную хижину к дедушке. Тот не то, чтобы шибко был рад, что его привычный покой был нарушен, но прогонять не стал, лишь тяжко вздохнул, глядя в глаза омеги, наполненные вселенской печалью. — Может сгинул твой ненаглядный? — в один из вечеров внезапно выдаёт дедуля, перекладывая свежесобранный мох в льняные мешочки и развешивая их над печкой. — Типун тебе на язык, дедушка, — взвизгивает Тэхён, подрываясь со стула, но тут же осекается. — То есть какой такой ненаглядный? — он медленно возвращает свою попу на стул и делает большой глоток мятного чая со зверобоем. — Эх ты, — косится на него старик. — Поди не знаешь, что нечистики эти все однолюбы. И уж коль выбрал кого себе в пару, то вовек не променяет. Так что, если не помер, то вернётся шалудивый. Теперь очередь Тэхёна косить взглядом в сторону притихшего дедули. — А ты откуда столько про нечистиков знаешь? То говоришь, что сторониться их надобно, то песню про однолюбов заводишь. Чую, недоговариваешь ты чего-то, а, дедуля? — Что ты тут раскудахтался! Пей свой чай и марш в кровать, — ворчит на него старик. — И чтоб ни шагу за дверь, а то порчу наведу — вовек своих панталон не выстираешь. — Деда! — стонет жалостливо омега, но ослушаться не смеет. С первыми лучами солнца он всё равно помчится к реке.***
— Так ты, что же это, к Лешаку всё это время таскался? Зачем тогда ракушки эти с реки попритаскивал, лягушонок? — солнце ещё толком не взошло, а дедуля уже вовсю хлопочет по хозяйству. Тэхён сладко потягивается на мягкой перине, разлепляет веки и смотрит на застывшего посреди комнаты с огромной корзиной из лозы дедушку. — Какому ещё Лешаку? Я Водному Дьяволу сердце отдал, — бормочет, зевая, омега, но в ту же секунду слышит, как корзина эта глухим шмяком падает на пол, рассыпая всё содержимое: ягоды, грибы, букет из солнечных купальниц, лиловых ветрениц и василистника катятся по полу. — Ирод проклятый! Ну я ему задам! — верещит дедуля, бегая по дому в поисках чего-то, а после хватает кочергу и направляется к выходу. — Деда, ты чего? — Тэхён подскакивает и бежит следом. — Срамота-то какая! — причитает старик, натягивая галоши. — Да что случилось-то?! — Что-что? Пусть своих пучеглазых пиявок портит, а тебе ещё рано! Ишь ты, чего удумал, карась плешивый! — галоша не поддаётся, и старик усаживается на скамью, продолжая с усердием впихивать ногу и сыпать ругательствами. Тэхён не дурак, понял, что деда в гневе, а значит, перечить смысла нет. Вот только с чего он вдруг взбеленился весь? Омега крутит головой, смотрит на разбежавшиеся по полу дары леса, а после замечает возле самой корзины сплетённую в бусы горстку спелых желудей. Тэхён прихлопывает ладошками рот, чтоб не вскрикнуть от радости — Дьявол вернулся. — Деда, деда! Ты всё не так понял, — усаживает обратно на скамью подорвавшего с уже обеими галошами старика. — Ты не сердись на него, ладно. Завари пока чаю, я скоро, — лепечет омега, а затем пулей выскакивает за дверь и несётся по вытоптанной тропинке прямо к реке. Босые ноги почти не чувствуют редких уколов прошлогодних еловых шишек, что выкатились поглазеть на него. Нежная кожа, скрытая под тонким слоем льняной сорочки и панталон почти не чувствует утреннего холода. В сердце бушует жажда скорой встречи, он едва ли не начинает шаги считать, так часто он делал это. Вот только из-за трепетного волнения постоянно сбивается, но всё равно улыбается, словно тёплое летнее солнышко. Он уже видит берег, видит, как зелень камышей мерно покачивается, видит, как волны, что ещё позавчера носили на себе густую болотную тину, теперь радуют глаз своей мерцающей в утреннем свете чистотой. Ему даже кажется, что он замечает своего ненаглядного, но рассмотреть не успевает: прямо над ним грозовой тучей нависает старый знакомый — Чихо. — Ты что же это в одном исподнем к реке несёшься? Водица небось ещё холодная, — раннее утро, а от альфы уже за версту несёт травяными настойками да вонючей селёдкой. Он тянется замасленными пальцами к краю сорочки, но омега тут же бьёт его по ладони. — Убери от меня свои ручищи, — Тэхён злится. Возможно, в любой другой день он отмахнулся бы от местного пропойцы и пошёл себе дальше, но сегодня, Сейчас! он спешит. — Ой, какие мы суровые, — елейным голоском дразнит альфа. — Старший оказался трепливой шлюхой, так может ты уважишь хёна и угостишь своим сочным нектаром? Поди измаялся весь в одиночестве, замуж-то никто так и не берёт, — альфа делает шаг вперёд, наступает. Но омега не из робкого десятка: сжимает руку в кулак и замахивается. — Да чтоб ты… Ударить он не успевает. Цепкие пальцы с тонкими перепонками между ними обхватывают массивную шею и сжимают горло горе-любовника. Тот начинает хрипеть, махать руками, пытается высвободиться, но безуспешно. — Так любишь лакомиться нектаром? — прямо над его ухом нависает его Темнейшество — Водный Дьявол Юнги. — Знаешь ли ты, что происходит с трутнями, когда они добираются до соков матки и оплодотворяют её? — вкрадчивым голосом говорит. — Они становятся бесполезными и тут же падают замертво. Если твой хоботок так тебе мешает, могу ускорить процесс: вначале я избавлюсь от него, а после и от тебя, бесполезный кусок дерьма, — шипит Дьявол прямо в уже посиневшее ухо альфы. У Тэхёна всё меркнет перед глазами, только выточенные словно из мрамора скулы, только чёрные точно бездна глаза, только оголённые клыки, что не предвещают ничего хорошего, только желание поскорее добраться до любимого и пасть в его объятия. — Юнги~я, — тихо тянет он, неотрывно глядя на искусный профиль, — брось его, я жутко соскучился. Взгляд Дьявола тут же переводится на омегу, он смотрит с пару секунд, а после отбрасывает безвольную тушку в сторону и прижимает к себе Тэхёна. — Радость моя, — он укладывает ладонь на щёку омеги, — ты мой свет в самых потаённых глубинах речных. Одними мыслями о тебе жил, о скорой встрече мечтая. Весь путь проделал, только чтобы тебя снова увидеть. Прости, что так долго, прости, — шепчет в самые губы и осторожно касается их кончиком большого пальца. — Я тоже соскучился, маленький. Тэхён целует первым. Прижимается всем телом, утопает в объятиях, греется — так долго он не чувствовал родного тепла. Знакомые и в то же время такие новые объятия чешуйчатого живчика наполняют теплом изнутри — он так же рад его видеть. Привычно ластится, кружит по тонкой ножке, бережно сжимая, и норовит забраться выше, но совершенно ненужный кусок ткани жутко мешает. Омега кончиками пальцев осторожно касается слегка влажной кожи на груди альфы, чувствует, как та вздымается от глубокого дыхания, укладывает ладонь, плотнее её прижимает, чтобы ощутить стук любящего его сердца. Альфа обхватывает лицо омеги и углубляет поцелуй: нежно, трепетно, слегка касаясь шероховатым языком его пухлых губ, размыкает их, чтобы проскользнуть внутрь, добирается до языка и страстно ласкает, выбивая весь воздух из лёгких омеги. Когда томное дыхание перерастает в сладкие стоны, что порождают отнюдь не невинные фантазии, Тэхён отстраняется, опускает смущённо взгляд и закусывает губу. — Ты ведь получил подарок от меня? — альфа приглаживает взлохмаченные после сна волосы омеги. — Угу, дедуля не оценил, хотел бежать тебя уму разуму учить, — отвечает, улыбаясь, омега. — Нимфы что-то напутали? — Какие ещё нимфы? — Тэхён вскидывает голову. Смущение как рукой сняло, пытливость вперемешку с ревностью взяли бразды правления. — Лесные, — будничным тоном уточняет Дьявол, а сам глазами ласкает повзрослевшее и ещё больше похорошевшее лицо омеги. — Не мог же я самолично донести бусы желудёвые, без воды я долго не протяну, — с досадой в голосе говорит. — Мой старший брат предлагал преподнести тебе презент из морских, но, боюсь, ваш старый дуб этого не оценил бы. — Ты снова видел море? — восхищение в глазах омеги так и плещется. — Так, постой-ка, — омега хмурится и густо краснеет, — ты и правда сплёл бусы, чтобы… чтобы мы… у нас… — Когда-нибудь обязательно. Для начала нужно построить дом. — Дом? — удивлённо переспрашивает омега. — Да, тебе стоит перебраться поближе к реке. Тогда не нужно будет никуда уходить, и мы сможем проводить ночи вместе до самого рассвета. — Ночи. До самого рассвета. С тобой. — Именно так. Только сперва я обязан спросить, а ты — ответить: станешь ли ты моей парой, Тэхён? Моим спутником? Тем, кто будет рядом до самого конца, кто будет верен мне, кто позаботится о нашем потомстве, кто не побоится пройти через все тяготы непростой жизни с Водным Дьяволом? — Мужем? Ты… ты замуж меня что ли зовёшь? — море глаз его вот-вот выйдет из берегов. — У вас это зовётся замужеством, браком. Однако, ваши мужья порой неверны и совершенно не знают, как заботиться о стае, как быть не только вожаком, но и авторитетом. Они грубы и невежественны со своей половиной. У нас так не принято, пусть некоторые обязанности и разделены строго, но забота о стае, семье, лежит одинаково на каждом в паре. Поэтому, обращаясь друг к другу, мы используем приставку «мой», мой дорогой Тэхён. — Мой Дьявол. Мой дорогой Юнги, — говорит Тэхён с искрящимися слезами на глазах, расплываясь при этом в солнечной улыбке. — Я согласен, — кивает омега, — согласен стать твоей парой. Перламутровые бусины, нанизанные на тончайшую рыбацкую леску, мелкой россыпью ложатся на грудь омеги, обжигая приятным холодом, — теперь он пара Водного Дьявола. Теперь Тэхён принадлежит Ему, а Он — Тэхёну. Сейчас, завтра и навсегда. До самого конца.