Как накормить советского писателя

— Сперва поработаем плетью! Влетевший поздним вечером в подвальчик на Арбате, воодушевленный Dr. T. Woland (он же — иностранный консультант, он же — дьявол, он же — залог неспокойной но, несомненно, разнообразившейся жизни Мастера) со свистом занес кнут… И замер. На первый взгляд, все было в порядке. Голая спина, его писатель — на коленях, с задранной рубашкой, но гордо расправленными плечами (не покоренный, никогда до конца не). На второй… Воланд крайне редко читал его мысли, но сейчас чужие мыслеобразы были осязаемы. Окружали Мастера вовсе не видения стека в горячих пальцах, не отзвук собственных стонов, а предвкушение. Только не то! Мастер в мыслях, стоя на коленях, приоткрыл рот и жадно, одну за другой глотал сочащиеся мясным соком, золотящиеся сверху и нежно-розовые по бокам, котлетки! Мастер в подвале сглотнул и облизнул пересохшие губы. Воланд опустил плеть. В желудке забурчало даже у него — кто сказал, что сатана не чувствует голода?! Плюньте тому в лицо! — Вставайте, — скомандовал Воланд. Мастера следовало срочно накормить. Но чем, если у бедного, но гордого советского писателя закончился даже чай?! — То есть садитесь! Мастер приподнял брови, опустил рубашку и уселся возле резной прикроватной ширмы, на ступеньки. Воланд повел рукой, прищурился. — Вуаля! И довольно, широко разулыбался. На небольшом столике красовался запотевший графин, под выпуклой крышкой на серебряной тарелке теснились и дымились пухлые сосиски, щедро присыпанные тушеной капустой. — Вуаля! Мастер приподнял крышку. И тут же уронил обратно, изрядно побледнев. Весь вид его выражал: «ЭТО?! Не буду!» — А Степану Богдановищщу понравились, — пробормотал, нахмурившись, Воланд. Мастер побелел и зажал рот ладонью. Воланд нахмурился сильнее, в мыслях Мастера огненными буквами полыхало: «Степа трясущейся рукою провел по бедру, чтобы определить, в брюках он или нет, и не определил». Воланд взмахнул рукой (пропал столик вместе с сосисками и запотевшим графином), уронил: «скоро вернусь», и исчез. Тринадцать минут спустя в «нехорошей квартире» состоялось экстренное совещание. Вернее, с минуту Воланд сидел в кресле, растирая ноющее колено, и напряженно думал. Потом решил, что не собирается страдать в одиночку. Возникшая в гостиной по мановению мессирской руки Гелла по привычке потянулась к колену. Воланд качнул головой, впился глазами в ее лицо и напряженно поинтересовался: «Умеешь готовить?» В понимании Воланда всякая советская женщина, в том числе та, что провела в Союзе пару месяцев перед визитом иностранного профессора, умела приготовить что угодно из чего угодно. Но Воланд милостиво уточнил: — Котлеты. — С кровью, мессир, — обворожительно улыбнулась Гелла, глубоко в глазах ее, в тон помаде, вспыхнул красный огонек. Воланд дернул углом рта, сравнив истекающие кровью стейки, что полвека спустя буржуазно обзовут extra rare, с въевшейся под веки картинкой проплывающих в воздухе котлет. — Свободна! — он взмахнул рукой. — Следующий! В гостиной загрохотало — Азазелло протиснулся сквозь давно разбитое зеркало, удерживая на левом плече увесистую кувалду. — Умеешь готовить мясо? — осведомился Воланд, предчувствуя ответ и понемногу ощущая безнадежность затеянного предприятия. — Отбивную? — Азазелло, воодушевленно сжав крепкое древко, перекинул кувалду на правое плечо. — Из кого, мессир? Только прикажите! Сгонять за Лиходеевым? Так я мигом… Воланд сокрушенно вздохнул — с этим не то что котлет, каши не сваришь (если каша не кровавая). — Следующий! — Мессир, — запел Коровьев, поправляя треснувшее пенсне, клетчатую кепку и плед, позаимствованный у Мастера и наброшенный на кресло. Подхалим! — У меня есть план, но он, как и все лучшее, требует времени! Самые вкусные, мясные коровы питаются на альпийских лугах. Отправлюсь немедленно, прослежу за родословной будущих котлет, и незамедлительно преподнесу их вам! Он замер, что-то подсчитывая в уме. — Через полгода! — Полгода? Да он умрет от голода! — Теленок? — растерялся Фагот. Воланд шикнул, вдруг разозлившись, и снова взмахнул рукой. — Срочно готовь котлеты! — Мессир, — у Бегемота выпала вилка. Масляный гриб соскочил с зубчиков и запрыгал по полу, замерев у носка вычищенного сапога. — У меня лапки! В доказательство кот плюхнулся животом вверх, протягивая мессиру все лапы разом и старательно выпячивая черные подушечки. Воланд заскрежетал зубами. *** Поздним вечером Маргарите Николаевне прилетела молния. Почтальон то и дело потирал заспанные глаза, обмахивался фуражкой, дожидаясь, пока адресант — красивая, печальная женщина распишется в получении телеграммы. Но, пробежав глазами строчки, она вдруг сверкнула глазами и расхохоталась. — Лети, лети быстрее ветра! Что-то пугающее, ведьминское было в ее взгляде, и почтальон и вправду побежал, обронив по дороге фуражку. Телеграфировать рецепт самых вкусных советских котлет. — Вуаля! — спустя полчаса раздалось в подвале. Мастер насторожился, но желудок среагировал быстрее — заурчал, выводя рулады и признавая — его ожидает что-то стоящее. Лежащее. Аппетитно дымящееся. — Художник должен быть голодным, но не постоянно! — подытожил Воланд, на сей раз сам приподнимая округлый клош. На серебряной тарелке шестнадцатого века шипели, истекая соком, поджаристые золотистые котлеты с розовыми боками. Тунф золотистых котлет. Мастер немедленно отправил в рот полкотлеты и длинно, протяжно застонал. Воланд напрягся и сжал трость, всерьез размышляя, не пора ли ревновать своего писателя к повару. Мастер застонал снова. — Это ониии! «Ревновать», — решил Воланд, но все же уточнил. — О-ни? Там что, несколько поваров? — Грибоедовские котлеты Арчибальда Арчибальдовича, — протянул Мастер, блаженно вздыхая и дожевывая вторую котлету. — Ни о чем так не жалел с тех пор, как у меня отобрали удостоверение! На третьей котлете Мастер опомнился и подвинул тарелку к Воланду. — Нет, нет, — помотал головой тот, возвращаясь в образ чудаковатого иностранного профессора. — Ваш странный еда не для мой желудок! Но вы ешьте, ешьте, мой дорогой! Прикончив все пять котлет, Мастер внимательно посмотрел на Воланда. — Знаете… Я продолжу писать роман. И начну еще одну пьесу, рано сдаваться. «В конце концов, писатели должны бороться. За лучшую жизнь. И за котлеты тоже». На сей раз Воланд не удержался от чтения мыслей. И был вознагражден. «Вы совершили чудо. Теперь моя очередь». На сытый желудок особенно верилось в то, что все получится. 50 ударов стеком и горячий вечер — после, точно удались. А его советский, но уже не голодный писатель пробормотал сквозь сон. - Десять, в следующий раз... Очень вкусно.