hurts until it doesn't

— Жан. Быть внимательным значило быть предупрежденным: он давно выучил этот урок. В Гнезде Жан всегда знал, насколько больно ему будет в конце дня — он видел это в походке Рико, в его напряженных или расслабленных плечах, в том, как он выстукивал пальцами странный ритм по собственному бедру. Когда Рико был над ним с жестокими ладонями у него на шее, с ножами, со спичками, — Жан даже сквозь пелену слез мог различить, в какой момент ему надоедало: пьянящая голову абсолютная власть над другим человеком наскучивала, и азарт сменялся тупой злобой. Он мысленно держался за это мгновение каждый раз, когда Рико добирался до него: представлял, как тот отпускает до тех самых пор, пока этого и вправду не происходило. Опознавать уровень жестокости, ярости, презрения по тону чужого голоса было для него просто, как дважды два, как утренняя пробежка, как держать в руке ракетку, но он едва мог понять, что ждет его, когда говорил Джереми: его интонации часто были незнакомыми, и Жан медленно пытался сопоставить их с тем, что ждало его дальше. Жан уже выучил, что Джереми никогда не сделает ему больно намеренно, но его сердце неприятно тянуло каждый раз, когда он не мог просчитать последствия его имени, названного чужим голосом. Эта интонация была знакома, но Жану не нравилось, что она обычно за собой несла — неудобные вопросы. Он оторвался от ноутбука и молча проследил за тем, как Джереми пересек их комнату и сильнее раздвинул шторы. Часом ранее Жан закрыл половину окна, потому что свет солнца падал на экран и мешал ему смотреть матч. Теперь на улице тлел закат. — Джереми, — сказал Жан, когда тот повернулся к нему и уселся на кровать напротив. От Жана не укрылось, как его губы дернулись, словно он подавил просящуюся на лицо улыбку. — Я задам тебе вопрос, — предупредил Джереми, и Жан медленно кивнул. — Ты не обязан отвечать, но я был бы благодарен. Жан снова кивнул, несмотря на то, что вверх по его рукам пробежались уколы невидимых игл, а ноги на автомате напряглись, чтобы бежать. — Вода, — начал Джереми, и Жан едва заставил себя сидеть на месте. Ноутбук съехал с его колен, когда он дернул ногой. — Это не вопрос, — сказал Жан севшим голосом. Джереми вздохнул и провел пальцами по волосам; Жан отдаленно поинтересовался, мягко ли они ощущаются под ладонью, но тревожность стерла эту мысль раньше, чем он успел как следует за нее зацепиться. Жан не мог рассказать ему про воду: пока воспоминания ограничивались его черепной коробкой, они не могли сделать ему больнее. К той боли, что уже жила в нём, Жан привык, но говорить об этом вслух значило болеть по-новому. Он не был готов доставать со дна своего моря этот сундук, потому что боялся задохнуться в процессе. — Жан, — услышал он. — Джереми. На его красивом лице снова мелькнуло что-то похожее на начало улыбки, но Джереми заставил себя выглядеть серьезнее. — Я хочу помочь, — сказал он так, словно не повторял это каждый божий день: может, не вслух, но Жану не нужно было говорить. Он был внимательным. — Задай свой вопрос. Джереми снова вздохнул и наконец осмелился: — Ты боишься воды? — Ты уже знаешь ответ, — сказал Жан, стараясь звучать скучающе, а не раздраженно. — Почему? Жан помедлил, скользнув по нему взглядом: вниз, цепляясь за бессмысленные буквы на его белой футболке, складки на шортах и голые колени. Снова вверх: к ключицам, по загорелой шее, к темным глазам. — Ты сказал, что задашь один вопрос, — заметил он. — Жан. — Джереми. Жану не показалось: Джереми действительно радовался своему имени, звучащему его голосом. Он отложил эту мысль на потом — вместе со странным самодовольством, не первый раз гостившим в его груди. — Может быть, если ты расскажешь, мы найдем способ сделать воду чуть менее невыносимой, — тихо предложил Джереми. Жан нахмурился. — То, что я не тренируюсь в бассейне, не влияет на то, как хорошо или плохо я играю, — отозвался он, чувствуя, как теряет веру в свое же утверждение, видя беспокойство в чужих глазах. Жан помнил его взгляд, когда они в первый и последний раз побывали в бассейне Троянцев, помнил его тихие слова, но он всё равно чувствовал начало паники. Он не мог так сильно отставать из-за отсутствия чертовых водных тренировок: в Эверморе не было бассейна, но в Гнезде вырос Идеальный корт — было бы несправедливо со стороны Джереми заставлять его лезть в воду, только потому что Жан в чём-то не успевал. — Чт… — В глазах Джереми проскользнуло осознание. Он мотнул головой, обрывая свой вопрос, и пересел со своей кровати ближе к Жану. Матрас прогнулся под его весом, но Жан отказывался к нему поворачиваться, не хотел смотреть на его лицо, когда тот был так близко. — Я не об этом. Я просто хочу помочь, экси здесь ни при чем, обещаю. — Тогда почему? — Тебе для всего нужна рациональная причина? Желательно, но существовали вещи, которые не поддавались рационализации. Джереми, как и все Троянцы, был одной из таких. Он взвесил, сколько информации может выдать, чтобы не навредить ни себе, ни ему. — Ты продолжаешь рыться в прошлом, — недовольно сказал он в последней попытке отвязаться от этого разговора. — Это вклад в будущее, — упрямо заявил Джереми. Жан раздраженно поджал губы — с Джереми было бессмысленно спорить. Он мог бы перестать разговаривать с ним и не отвечать на его слова, и Джереми оставил бы его в покое, но рано или поздно ему все равно придётся поделиться хотя бы частью того, что пряталось в закромах его воспоминаний. По крайней мере, он имел право открывать этот тяжелый сундук не сразу. Жан подумал, как хочет сформулировать то, что собирался сказать, и нервно облизнул губы. — Вода не оставляет следов, — выговорил он так медленно, словно боялся ошибиться в произношении. Ему не нужно было смотреть на Джереми, чтобы видеть его выражение лица: потерянное, как будто с ним только что заговорили на языке, которого он не понимал. Жан осторожно перефразировал: — От нее нет видимых последствий. Это сработало: Жан чувствовал, как Джереми напрягся, и услышал неосторожный вдох — словно кто-то надавил на случайный синяк, запятнавший его ровную кожу. — Жан… — Это объяснение тебя устроило? — поинтересовался он как можно ровнее. Вместо ответа он почувствовал теплые пальцы на своей ладони. Жан медленно перевел взгляд вниз: он и не заметил, как сильно сжал покрывало. Под теплом чужого касания Жан медленно разжал пальцы. Он не поднимал глаз; не хотел видеть, как Джереми на него смотрит — это всегда отзывалось тупой болью в груди. На него не должны так смотреть. Джереми осторожно погладил его костяшки большим пальцем. Простой жест. Жан чудом не отдернул руку. — Мне жаль, — сказал Джереми спустя какое-то время. — Я знаю, — сказал Жан. — Хочешь… — голос Джереми сел, и ему пришлось прочистить горло. — Хочешь побыть один? Жан все еще смотрел на их руки, и не знал, будет ли странно развернуть ладонь: ждет ли этого Джереми? Нужно ли ему это? Он решил ничего не делать: иногда Джереми сам подсказывал ему ответы. — Нет, — отозвался он, и, прежде чем Джереми успел спросить, добавил: — Я смотрю матч. Джереми никогда не заставлял его просить. — Можно с тобой? Жан кивнул, снова подтягивая к себе ноутбук. Он не мог позволить себе уснуть под просмотр матча, но ему хотелось: тепло Джереми убаюкивало его тревожность. Он не сразу услышал перезвон посуды, и зашевелился только спустя несколько минут: Кэт не прекращала возиться на кухне, что означало время ужина. Джереми не сказал, что он не обязан помогать — наверное, наконец поверил, что Жан усвоил эту информацию после нескольких повторений. Он появился на кухне чуть позднее: с задумчивым выражением лица, но легкой улыбкой в ответ на каждое брошенное в его сторону слово. * Джереми выглядел нервным, что, вопреки мнению его сокомандников, было нередким явлением. Жан видел его таким, когда они касались его прошлого, или когда Джереми писали родственники, или когда Лайла рассказывала, что им с Жаном снова задали пару-тройку бесцеремонных вопросов в торговых центрах, на улицах, в кафе. Обычно он хотя бы пытался показаться чуть более расслабленным, но сегодня — сегодня что-то было не так. Джереми встретил его в гостиной, блистая нервной улыбкой. Жан затормозил на пороге и обернулся в надежде, что дело не в нём, но Лайла уехала, как только высадила его у дома — у них с Кэт было свидание, и она уже опаздывала, когда они вышли из последнего магазина. Жан снова посмотрел на Джереми. — Что? — приподнял бровь он. Джереми перекатился с пяток на носки, и Жану захотелось сбежать. Вместо того, чтобы ответить, Джереми забрал у него из рук половину пакетов и помог отнести их в комнату. Жан хотел разобрать вещи, чтобы не захламлять пространство, но Джереми сказал: — Подожди. Жан замер, чувствуя, как в желудке разливается что-то ядовитое — холодное, мерзкое, вызывающее желание бежать настолько сильное, что ускорялся пульс. Его язык прилип к нёбу: Джереми не собирается выкинуть его из команды? Он панически прокрутил в голове последние несколько дней: за исключением привычных ошибок на тренировках, Жан нигде не оступался — огрызался, может быть, но если бы за это выгоняли из команды, то некоторые Троянцы не продержались бы на позициях дольше недели… — Жан. — Джереми, — на автомате отозвался Жан. Гласные прохрипели, и он поморщился. Джереми посмотрел на его искривлённые губы и снова поднял взгляд. Жан сложил руки на груди и разрешил себе сказать: — Ты выглядишь, как нашкодивший ребенок. Джереми издал нервный смешок. — Пойдём, — вздохнул он. — Я бы взял с тебя обещание, что ты не станешь лезть на меня с кулаками, но знаю, что ты и так этого не сделаешь, так что просто… немного подыграй, да? Этой реплики хватило, чтобы они дошли до ванной комнаты, и Жану понадобилась всего секунда внутри, чтобы сделать спешный шаг назад и удариться лопатками о стену. Зеркало, как и оконное стекло, были запотевшими. В ванне была вода. Джереми обернулся и вышел за ним — теперь спокойный, словно реакция Жана оказалась и вполовину не такой плохой, какой он ее представлял. — Всё в порядке, я не собираюсь… — он осёкся. — Не наврежу тебе. — Не заставляй меня туда ложиться, — прохрипел Жан. — Не буду, — пообещал Джереми и вытянул руки. Жан в замешательстве посмотрел на его ладони, но взялся за них: все складывающиеся между ними отношения — дружеские или нет, — были завязаны на доверии. Жан должен доверять Джереми. Он пытался убедить себя, что от этого зависела его дальнейшая карьера, и он — вполне буквально — не переживет отсутствия экси в своей жизни. Жан старался верить, что это единственная причина, потому что она легко укладывалась в его голове, инстинктивно думал, что любое неповиновение снижает его шансы закрепиться в команде. Что-то другое, не такое рациональное и гораздо менее сухое, пока что успешно игнорировалось им. Он не был создан для сентиментальности и далёких от реальности мыслей. Предположение, что он просто хотел доверять Джереми, с остервенением отметалось им. Ладони Джереми были тёплыми и сухими. Он сделал шаг назад, и Жан послушно шагнул за ним, смотря под ноги. Они дошли до ванны, и Жан уставился в прозрачную воду: его сердце стучало в ушах. Джереми чуть сильнее сжал его руки, прежде чем отпустил. — Окей, — сказал он, и Жан чудом его услышал. — Окей. Как в замедленной съемке, ноги Джереми переступили бортик, и он встал в ванну, повернувшись к Жану. Жан оторвал взгляд от воды и посмотрел — теперь снизу вверх — в его спокойные глаза. — Что ты делаешь? — хрипло спросил он. — Понятия не имею, — тихо отозвался Джереми и снова протянул руки. — Пойдём? Жан перестал видеть ванну: перед его глазами появились злые черты лица другого человека — никаких веснушек на щеках, никакого загара; бледная кожа и острая цифра на скуле, жестокие руки. Вода на его собственном лице, во рту, в носу, в глазах — вместе со слезами. Отчаянные вдохи и кашель до тошноты в перерывах. Чужой смех. — Жан. Голос Джереми звал его откуда-то издалека, и Жан потянулся к нему, возвращаясь в Калифорнию, в кампус, в ванную. — Джереми, — еле выдавил он, цепляясь за имя как за последнюю соломинку, которая может вытащить его из воды. Жан снова видел его лицо и обеспокоенный взгляд. Ему хотелось поддаться, но тело умоляло бежать, страх разливался в нём уродливой тёмной лужей. Он сделал вдох, два, три. Слово, которое он собирался сказать, было слишком тяжелым для его языка. Его было сложно вытолкнуть, но он учился тому, что это позволено. Жан сделал еще один вдох и на выдохе сказал неуверенное, полное страха: — Нет. Он почувствовал давно зажившие горячие следы от ракетки на коже и вздрогнул из-за собственного голоса. Джереми тут же положил ладони ему на плечи. — Хорошо, нет, — легко согласился он и повторил: — Нет. — Нет, — потерянным эхом отозвался Жан. Джереми слабо улыбнулся, и, отпустив, опустился в ванну — прямо в одежде. Вода поднялась до его груди. Горло Жана сжалось от мимолётного ужаса, но он прошел, стоило Джереми поднять на него довольный взгляд. Жан стоял и смотрел на него до тех пор, пока его уши не начали гореть, и Джереми, аккуратно обняв его запястье своей ладонью, потянул его — не на себя, а вниз. Жан оторопело сел на корточки. — Что ж, — заявил Джереми, — кроме того, что я чувствую себя идиотом, всё хорошо. — Это была твоя идея, — слабо отозвался Жан. — Как я уже сказал, я понятия не имею, что делаю, — пожал плечами Джереми. — Просто надеюсь, что это помогает. — Ты дурак, — заявил Жан. Джереми издал смешок и кивнул головой. — Пожалуй. Посидишь тут? Жан не понимал, зачем соглашается, но всё равно послушно уселся на пол. Джереми откинулся на бортик ванны и довольно вздохнул. Жан смотрел на то, как кромка воды лижет его футболку, и как его грудь плавно поднимается и опускается — Джереми был олицетворением спокойствия и беспечности, сидя в полной ванне в одежде средь бела дня. Жан вспомнил влажную кожу Нила под своими ладонями. — Расскажи что-нибудь, — попросил он, прежде чем настоящие воспоминания сменились бы фальшивыми: он не вынесет присутствия Джереми в них. Говорить было вторым призванием Джереми после экси — Жан никогда не поймет, как им с Рене так легко удавалось переплетать между собой темы для разговора, но голос Джереми плавно переливался от одной темы к другой, пока Жан смотрел на него, не в силах отвести взгляд. Ему казалось, отвернись он, и Джереми уйдёт под воду, а Жан не успеет его остановить. Через время он заметил, что чужая кожа покрылась мурашками. Должно быть, холодно. Он несмело протянул руку и опустил пальцы в воду — уставившись на его ладонь, Джереми просиял так, словно они только что выиграли матч. Иногда Жану хотелось его ненавидеть. — Замерз, — сказал он без вопроса в голосе. — Немного, — соврал Джереми. Жан мотнул головой и встал на ноги. Джереми зачем-то поднялся за ним — его одежда липла к коже, и Жан поспешил отвести взгляд. Они простояли в неловком молчании пару секунд, прежде чем Джереми сказал: — Ладно, правда замерз, мне нужен горячий душ. Принесешь что-нибудь из одежды? Жан кивнул головой и половиной минуты позднее взял с полки Джереми первое, что попалось ему под руку. Тот стягивал футболку, когда Жан вернулся, и он едва не сделал шаг назад, но заставил себя положить вещи в сухую раковину. — Спасибо. Жан сбивчиво кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Он сомневался, что Джереми нарочно заставлял его краснеть, но кончики ушей и скулы горели — приятно, а не как после ледяной воды. Жан отложил на потом и эту мысль. Он несмело вернётся к ней позже, когда Джереми будет не рядом, чтобы препарировать её и попробовать найти ей устраивающее объяснение, которое разложило бы по полочкам его эмоции. Он знал, что у него не получится. * Они повторяли эту странную терапию раз в несколько дней: Жан брался за руки Джереми, а потом следил, как тот наполовину тонул в воде — добровольно. Спокойный — разве что немного неловкий: смущенная улыбка и неаккуратные смешки шли ему, даже несмотря на то, что он глупо смотрелся одетым в ванне. Несмотря на скептическую реакцию Кэт и Лайлы на такую практику, иногда они присоединялись к Жану и сидели на полу вместе с ним. Они не задавали вопросов: Джереми наверняка запретил. Дверь в ванную всегда была открыта, чтобы Жан не чувствовал себя запертым. В плохие дни он не мог смотреть, как Джереми опускается в воду, и отворачивался, садился рядом с ванной, но спиной к ней. Иногда они молчали, пока Джереми не поднимался из остывшей воды. Иногда Жан не брал его за руки и уходил раньше, чем успевал перешагнуть порог ванной — Джереми позволял ему любое «нет». Его сознание со скрипом прорабатывало безопасность воды, но во снах к ногам всё ещё цепляли тяжелый якорь: он беспощадно и издевательски плавно тянул его вниз. Жан никогда не боролся. Он опускался на дно, но дна не было — у этой пытки не было конца, и его лёгкие оказывались слишком широкими. Воздух в них заканчивался болезненно медленно, превращая кошмар в настоящую агонию. Он проснулся, вздрогнув всем телом. Его горло было сжато судорогой, и ему потребовалось сглотнуть несколько раз, прежде чем он смог сделать отчаянный вдох — и тут же закашляться. Темнота плыла цветными кругами, глаза слезились, Жан был дезориентирован: снова в Гнезде, рядом с Зейном, который перестал быть защитой. Он сжал простынку в пальцах. Голова кружилась, и в панике он ждал, пока Зейн осадит его, или кинет в него подушку, чтобы он перестал мешать ему спать — ждал чего-то, что вытащило бы его из-под воды. — Жан, — раздался голос откуда-то издалека. Он едва услышал его за противным писком в ушах. Жан был глух, нем и беспомощен — жалок в своих попытках глотать воздух вместо воды. Матрас просел рядом с его бедром, и Жан крупно вздрогнул. Кто-то положил руку ему на плечо, и его горло снова панически сжалось. Ладонь исчезла. Включился свет, и Жан уставился на голубые стены, скользнул взглядом к приоткрытой двери из светлого дерева. Он был не в Гнезде. Писк в ушах сменился белым шумом. — Жан. — Чужие ладони осторожно обхватили его лицо. Он не понимал, тёплые они или холодные, но чувствовал их давление. — Жан. Не в Гнезде. Не с Зейном. — Джереми, — беспомощно выдавил он. — Всё в порядке, — затараторил тот. — Ты дома, я здесь, Кэт и Лайла тоже здесь, всё хорошо, всё хорошо. Шум в ушах на мгновение усилился и начал сходить на нет. Вместо оцепенения пришла дрожь. Руки Джереми спустились ниже, и одна ладонь легла ему на грудь. — Прошу, дыши. — Жан лихорадочно сжал его пальцы своими и постарался сделать вдох. Со второго раза у него получилось: воздух больно распирал его лёгкие, но он сумел не закашляться. Глаза всё ещё слезились. — Вот так. Жан больше не мог смотреть на обеспокоенное лицо Джереми и вместо этого уставился на впадинку между его ключицами. Всю его кожу кололо, но он наконец смог различить тепло ладоней Джереми. Он несколько раз сжал его пальцы — ударить себя или вцепиться в тройку на скуле было бы эффективнее, но Джереми не даст ему этого сделать. Когда из головы ушел туман, а из лёгких — несуществующая вода, он на выдохе сказал: — Прости. Краем глаза он увидел, как Джереми покачал головой, а потом тот осторожно потянул его на себя, пока Жан не уткнулся лбом в его плечо. Свободная рука погладила его лопатку и остановилась чуть левее, прямо по центру. Так тепло его ладоней пронзало его насквозь и медленно расползалось по всему телу — до самых кончиков пальцев. Джереми положил подбородок на его голову. — Тебе не за что извиняться, — запоздало сказал он. Жан неуверенно кивнул, и Джереми погладил его по спине. Они сидели в тишине, пока его дыхание не восстановило размеренный темп. Жан, не думая, потёрся лбом о футболку Джереми. Его глаза закрывались. — Жан? — Джереми, — мгновенно отозвался он. Он почувствовал, как тот вдохнул чуть резче, чем обычно — уголки его губ потянулись наверх. Жан не контролировал это. Устал. — Спать? — тихо спросил Джереми. — Да. Джереми погладил его по спине ещё несколько раз, прежде чем осторожно высвободил ладонь на груди Жана. Ему не пришлось смотреть Джереми в глаза, потому что щелчок выключателя снова погрузил комнату в темноту. Жан слушал чужие шаги. Джереми замер между их кроватями. Через несколько ударов сердца Жан почувствовал теплые даже сквозь ткань футболки пальцы, мимолётно коснувшиеся его плеча. — Спокойной ночи, — сказал Джереми. Жан кивнул, забыв, что тот вряд ли это увидит, и лёг, вслушиваясь, как шуршит и мнется одеяло, пока он укладывается в свою кровать. Жан отвернулся к стене, дотронулся до крестика на своей шее и, едва балансируя между сном и реальностью, беззвучно повторил имя Джереми. * Он хорошо запомнил осторожность касаний Джереми. Жан так не умел: его были либо неуверенными, либо резкими, почти жестокими — не такими, которых заслуживал Джереми. Сидя за рабочим столом, он рассеянно погладил загнувшийся уголок тетрадки. Затем, нахмурившись, погладил ещё раз — аккуратнее. Нежнее. Пробежался пальцами по странице, слегка царапнув её короткими ногтями. Прошелся большим по ребру рабочего стола — и вздрогнул, когда Лайла в приступе драмы откинулась на спинку своего кресла и простонала что-то ругательное о своей домашке. Жан начал признавать, что так настойчиво тянуло в его груди, и раздраженно прикрыл глаза. Он отвлёкся. У него были дела. * Когда Джереми позвал его в ванную в следующий раз, Жан не дал ему залезть в воду, вместо этого сам шагнув за бортик. Он смотрел себе под ноги, казалось, целую вечность, прежде чем опуститься вниз. Шорты и футболка противно липли к коже, навевая воспоминания, делая его тело тяжелым. Жан не выдержал спустя десять секунд, и, схватившись за края ванны, вылез из неё, едва не споткнувшись о бортик. Джереми подхватил его. — Нет, — сдавленно сказал Жан. — Хорошо. Жан ненавидел Джереми за это согласие: возможно, если бы тот заставил его просидеть в ванне полчаса ещё в самый первый раз, он бы привык к ужасающему ощущению воды на его коже быстрее, но Джереми всегда был аккуратен. Он прислушивался к Жану, словно тому было что сказать. Жан, поёжившись, вернулся в комнату, на ходу освобождаясь от промокшей одежды, и услышал звук бегущей по трубам воды. Он оделся в сухое, сел на кровать и подтянул к себе ноутбук, надевая наушники. * — Что это, — произнёс Жан без вопросительной интонации. — Ванна? — несколько боязливо предложил Джереми. Жан перевел на него уставший взгляд. — Что в ней? Джереми посмотрел на нее так, словно и сам видел её впервые. Над бортиками слегка возвышались мыльные пузыри. Жан откуда-то знал этот концепт, но никогда не видел полную пены ванну вживую. — Мне правда надо тебе объяснять? — едва ли не с ужасом отозвался Джереми. — Нет, — монотонно ответил Жан. — Почему? Джереми замялся. — Ну… — Он пожал плечами. — Я подумал, может, если ты не будешь видеть воду, то будет проще? И вообще, пена для ванны — это здорово. Вкусно пахнет, немного щекочет… Серотонин? Жан медленно моргнул, надеясь, что зрелище перед ним исчезнет, но это не сработало. Он неуверенно шагнул вперед. — Ты хочешь, чтобы я туда залез? — уточнил он. — В идеале. Но необязательно. Жан протянул руку, потрогал пену кончиками пальцев и поднёс влажные пальцы к носу — пахло чем-то сладким. Это была глупая идея. Он повернулся, чтобы отказаться, но в груди стало тесно, когда он взглянул на его полное надежды выражение лица. Жан почти цокнул языком, но сдержался. Ему и правда придется залезть в мыльные пузыри. Как бы Жан ни хотел это отрицать, Джереми был прав: их наличие отвлекало его от страха воды. В прошлый раз его оттолкнула липшая к телу одежда, так что он задумчиво снял футболку и помедлил, прежде чем взяться за резинку шортов. Жан приподнял бровь, оглянувшись. — Может, тебе хватит такта отвернуться? — уточнил он. Джереми был загорелым, но всё равно мгновенно краснел. Он приподнял руку в извиняющемся жесте и встал к нему спиной. Жану точно не хватало такта: футболка тесновато сидела на Джереми, обхватывая его плечи и лопатки. Он качнул головой, снял шорты, но решил остаться в белье: пузыри, он знал, имели свойство лопаться — и он не был готов раздеваться при ком-то догола. Жан неуверенно шагнул в ванну, услышав плеск воды, но не увидев её. Помедлив, он поставил вторую ногу рядом с первой. Пена колыхнулась и приподнялась из-за его веса, вода под ней была горячей, и Жан вдруг почувствовал, как ноют его кости. Он сел, сжав бортики до белых костяшек, и притих. — Жан? — Джереми. Тот повернулся, оценивая обстановку, и посмел улыбнуться — Жан едва не вылез из ванны в ту же секунду, но вместо этого лишь упрямо нахмурился. — Хочешь, чтобы я ушел? — Нет, — слишком быстро ответил Жан. — Окей, — сказал Джереми с излишним энтузиазмом и шагнул к нему. Он сел перед ванной, как сам Жан делал столько раз, всё ещё улыбаясь, и протянул руки к его ладони. То, с каким упрямством он постоянно разжимал пальцы Жана каждый раз, когда те не сжимали его собственные или не комкали его футболку в приступе паники, немного развлекало Жана, но он поддался и медленно опустил обе ладони вниз, позволив горячей воде взять его за руки. — Это глупая идея, — сказал он. — Она работает? — Она глупая. — Она работает, — довольно протянул Джереми. Жан вздохнул и на пробу съехал немного вниз: вода достала до его солнечного сплетения, а пена почти коснулась лица, щекоча подбородок. Он чувствовал себя нелепо и жарко — румянец поднимался от его груди к щекам, и любопытный взгляд Джереми, который тот даже не пытался скрыть, никак не помогал ситуации. Жан сжал и разжал кулаки под водой и снова подтянулся вверх: ему не нравилось опускаться глубже — вода начинала мешать дышать, когда поднималась выше груди. — Перестань пялиться, — прошипел он, пытаясь усесться так, чтобы его ничего не раздражало. Джереми послушно отвернулся, и его спина уперлась в ванну. Жан замер, рассматривая его макушку: отросшие корни стали очевидными. Его пальцы болели от силы, с которой он хотел коснуться чужих волос. Кончики выглядели мягкими, их длины хватило бы, чтобы Жан мог опутать ими сгиб, соединяющий первую и вторую фалангу его указательного пальца. Он мог пройтись ногтями по его затылку. Возможно, Джереми подался бы навстречу его руке. Тот прокашлялся, выводя Жана из транса, и спросил: — Сейчас не так страшно? Жан посмотрел туда, где должны быть его ладони, и двинул ими наверх, заставляя воду разойтись перед его пальцами и касаясь пены снизу. — Если не задумываться. Джереми кивнул, и Жан снова уставился на его макушку. Немного погодя он уперся в бортик локтями, подтянулся и лег на свои руки — из-за его движения пена лизнула загривок Джереми, но Жан подавил желание извиниться. Джереми повернулся к нему, упершись в край ванны виском. Двинься он чуть левее, и мог бы опереться о его локоть вместо этого. — Расскажи мне про воду? — тихо попросил он. — Аш-два-о. — Жан. — Джереми. Он закатил свои красивые тёмные глаза и ткнул Жана прямо в косточку на локте. Несмотря на его напускной легкий настрой, Жан видел в нем беспокойство. — Я серьезно. Жан помолчал. Его ноги все еще напрягались каждый раз, когда он шевелился, а вода плескалась. Пена оседала. Жан знал, что стоит ей исчезнуть, и он больше не сможет сдерживать желание бежать. Он неуютно поежился. — Я привыкну, — упрямо сказал Жан. — К этому. — К ванне? — уточнил Джереми. Жан кивнул. — Что насчет душа? Жан поджал губы, чтобы не выпустить лишних слов — молчать с Джереми становилось все сложнее. Лайла и Кэт тоже иногда получали информацию, которой Жан упрямо не хотел делиться, но у Джереми был особый талант вытягивать из него секреты — пускай на четверть или половину. Его голос, его улыбчивое лицо и надежные руки делали с Жаном нехорошие — хорошие? — вещи. Жан Моро и его слепое желание доверять кому-то на этой планете. Он мимолетно подумал, заслужил ли Джереми таких хлопот. Не зная и трети того, что произошло с Жаном, он уже жертвовал временем и комфортом ради того, чтобы помочь ему вылезти из клетки, в которой его так долго держали. Жан хотел сбежать от него обратно. Жан хотел остаться с ним. Жан хотел закрыть уши, чтобы никогда не слышать его голос, и хотел слушать все его истории — лишь бы он не прекращал говорить. Он хотел оттолкнуть его — и хотел притянуть его ближе. Жан Моро и его глупое, глупое сердце. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как поменяется лицо Джереми. — Я не могу, когда вода попадает мне на лицо, — сказал он. — Умываться — нормально, но неконтролируемый поток воды… Он замолк и услышал, как Джереми заёрзал. Ладонь легла на его предплечье. — Жан, что они с тобой делали? — спросил он, и Жан вздрогнул из-за дребезжащего в теплом голосе беспокойства. — Ничего хорошего, солнечный капитан, — сказал он, открыв глаза. — Ты не хочешь знать. Джереми был близко, сидел на коленях прямо перед ним, и Жан упрямо ткнулся носом в сгиб локтя, лишь бы не сболтнуть ничего лишнего. Чужие пальцы потянулись к его лицу и поправили влажную, прилипшую ко лбу прядь. — Хорошо, — сказал он. — Холодно, — соврал Жан. Джереми поднялся и уставился на кафель, пока Жан вставал. Он вышел, как только тот переступил бортик ванны. * Играть с Джереми в гляделки было плохой затеей, даже несмотря на то, что Жан всегда выигрывал. Если бы ему было нечем заняться, он мог бы смотреть на него бесконечно. Его мысли замедлялись, и на какое-то время он забывал про безопасность — был внимателен только к тому, что имело значение. Когда они сталкивались взглядами, Джереми всегда пытался отвести глаза, но через мгновение упрямо возвращался к его лицу. Жану было все равно: кроме экси, все его силы на то, чтобы держать руки и все свои секреты при себе — ни первое, ни второе не давалось ему так просто. Он не мог не смотреть и не мог не думать, но хорошо умел контролировать свои движения: нет ничего сложнее, чем убить инстинктивное желание бороться, когда чувствуешь подступающий конец. От мысли о том, сколько раз Жан мог бы попробовать брыкаться, отбиваться, отвечать жестокостью на жестокость, если бы у него не отобрали эту возможность, жгло глаза и грудную клетку. В сравнении с этим заставлять себя не становиться излишне тактильным с Джереми было не такой сложной задачей. Это не значило, что Жан не хотел. Он хотел. Жан не много знал о нежности, те крохи, которые когда-то неосознанно показал ему Кевин, успевший пожить любимым ребенком, были каплей в море жестокости и, возможно, самой болезненной из пыток. Нежные ладони Рене никогда не задерживались на его коже, но места, где она касалась, приятно ныли. Жан плохо распознавал это ощущение, но сейчас был уверен, что хотел еще. Троянцы были тактильными; Жану пришлось привыкнуть к постоянным похлопываниям по плечу, рукопожатиям и даже быстрым объятиям при встрече, он привык к Кэт и Лайле, каждый раз проваливающимся в попытках не нарушать его личное пространство. Он не привык к Джереми, потому что Джереми всегда о нем помнил. Он чертил между ними заметную линию, которую не мог пересечь без разрешения Жана: страшный, слишком роскошный подарок для кого-то с фамилией Моро. Он не знал, что с ним делать. — Жан? Он медленно отвел взгляд от спины Джереми, — они с Кэт стояли в очереди за фастфудом, — и вопросительно посмотрел на Лайлу. Та подняла бровь и уточнила: — Ты что-то хочешь? Да. — Что? — переспросил он. Лайла кивнула в сторону забегаловки. — Хочешь что-то заказать? — Глупый вопрос. Она закатила глаза. — Однажды ты попробуешь картошку фри и поймешь, что ее плюсы перевешивают минусы. — Не в этой жизни. Лайла воткнула ложку в мороженое с таким остервенением, словно оно лично ее оскорбило, и так же недовольно сунула ее в рот. — Не может быть, чтобы Джереми еще ни разу не заставил тебя попробовать фастфуд, — пробубнила она. Ни разу. Жан снова перевел на него взгляд, оставив предположение Лайлы без комментариев. Через какое-то время Джереми неловко отмахнулся от чего-то, что, смеясь, сказала Кэт, и почесал затылок, словно почувствовал на нем свой взгляд. Он обернулся, продолжая что-то говорить Кэт, на пару мгновений встретился взглядом с Жаном. — У него будет инфаркт, — тихо сказала Лайла. — Что? — нахмурился Жан. — Ничего, — сказала она, — хочешь чай с тапиокой? — Когда ты перестанешь пытаться? — уточнил Жан, словно действительно намеревался пометить этот день красным в календаре. — Никогда, — улыбнулась Лайла, слегка толкнув его кулаком в плечо. Жан пошатнулся, как маятник и, вернувшись в прежнее положение, продолжил смотреть на Джереми. Его новое хобби — раз уж все твердили, что ему нужны интересы вне экси. * Жан ненавидел тот факт, что тактика Джереми работала: ему действительно стало проще находиться в воде. Приём душа всё ещё казался испытанием, но по крайней мере не пыткой. Жан до сих пор старался убраться из-под потоков воды как можно скорее, но его сердце перестало заполошно биться, а зрение больше не покрывалось мутной пленкой страшных образов, если он достаточно быстро отвлекался на что-то ещё: приторный запах шоколадного геля для душа, который ему подарила Лайла, лязг шкафчиков, чей-то смех. Джереми: веснушчатые плечи, или липнущая к ним из-за влаги футболка, или улыбка, или пальцы, завязывающие шнурки — что угодно. Жан был наполовину уверен, что теперь справится в полной ванной и сам, особенно если возьмет с собой ноутбук с открытой записью матча, но не стал говорить об этом Джереми. Тот только что уселся рядом с ванной, готовясь слушать замечания Жана — новое упражнение, которое они практиковали раз в несколько дней. Ему было позволено говорить о любых ошибках команды, включая собственные, и Джереми никогда не перебивал — только кивал и местами смеялся. Он передавал замечания Жана, не давая команде знать, кому они принадлежат, но Жан полагал, что все и так догадывались. Он уставился на пену, отвлеченно подумав, что в ванне меньше воды, чем обычно, и попытался собрать воедино всё, что успел заметить на корте за последнюю пару дней. — Жан. — Джереми, — не думая отозвался тот. — Как ты моешь голову, если не можешь терпеть прямые потоки воды? Жан пожал плечами. Он пробовал мыть голову в раковине, но приливающая к голове кровь тоже не вызывала приятных воспоминаний. — Смирился, — сказал он. — Терплю. Тебя волнует моя гигиена, капитан? Взглянуть на Джереми было ошибкой. Вместо ожидаемого беспокойства на чужом лице он был встречен спокойной улыбкой, каждый раз оставляющей Жана безоружным своей искренностью. Джереми ткнул его в плечо. — Ты знаешь, что меня на самом деле волнует. Жан знал. Джереми говорил несметное количество раз: его волнует то, что у Жана в голове, что заставляет его, вздрагивая, просыпаться среди ночи, что вызывает у него болезненную неконтролируемую дрожь. Его волнует, как это исправить. Думать об этом было всё равно что прижимать палец к не успевшему затянуться порезу: больно, но Жан не мог остановиться. Ему была чужда забота, и иногда она заставляла его хотеть выбраться из своей кожи, но Джереми умел успокаивать в Жане то, чему он сам не мог дать название. — Я этого не стою, — упрямо сказал он. — Я тебя ударю. Пустые слова. — Не ударишь. Джереми побеждено вздохнул. — Не ударю. Жан хотел выгнать его за этот мягкий голос и хотел вцепиться в его кофту, чтобы рвануть на себя. Он хотел вещей, которых не должен был хотеть, не зная, как в его сердце и теле всё ещё хватало на них места. Он смотрел на Джереми, пока тот не заёрзал под его взглядом. — Хочешь… Я мог бы… — Он замолк на пару мгновений, выглядя так, словно собирался сделать что-то очень глупое. Жан почувствовал трепет в груди, но не успел себя отругать. — Могу помочь с головой. На его загорелые щеки прокрался румянец, и Жан сжал ладони в кулаки, лишь бы не потянуться к нему подушечками пальцев. Потом до него дошло, что сказал Джереми, а ещё через несколько секунд — что он имел в виду. Жан выгнул бровь. — Как ты себе это представляешь? Джереми встал. — Ты можешь отказаться в любой момент, ладно? — сказал он, всё ещё краснея. Жан ограничился кивком. — Подвинься. Жан послушно согнул ноги. Его коленки показались из-под пены, и он уставился на них, пока Джереми вставал ему за спину и нагибался, чтобы подхватить насадку для душа с держателя слева от Жана. Он обернулся, следя за тем, как Джереми садится позади. Жан попробовал что-то сказать, но слова застревали в горле: он не мог и не хотел прогонять Джереми из этой ванны, даже если его трясло от одного вида металлической насадки в чужой ладони. — Иди сюда, — тихо произнёс Джереми. Жан, немного помедлив, уперся спиной в его ноги. — Что ты собираешься делать? — хрипло спросил он. Джереми осторожно коснулся его плеча свободной ладонью, и по телу Жана рассыпались мурашки. — Ты включишь душ, когда будешь готов, — сказал Джереми так тихо, словно доверял ему жизненно важный секрет. — Тебе придется наклонить голову назад. Я, ну. Помою тебе голову? Как в парикмахерских? Последний раз он был в парикмахерской ещё до того, как попал к воронам. В Гнезде никто не делал им укладку: волосы стригли сухими и не сильно беспокоились о внешнем виде, если речь не шла о Кевине или Рико. — Зачем? — сдавленно выдал Жан. Он знал ответ на свой вопрос, но не мог облечь его в слова. Джереми тоже не стал, сказав полуправду: — Вклад в будущее. Ты всё ещё можешь отказаться в любой момент, Жан, я сразу прекращу, окей? Не терпи. Жан кивнул. — Я знаю. Он сам переключил подачу с крана на душ и медленно повернул вентиль. Поток был слабым, но Жан всё равно вздрогнул, когда он коснулся его левого плеча. Они просидели в тишине несколько минут, и Жан, глубоко вдохнув и закрыв глаза, наклонил голову назад. — Спасибо, — едва слышно сказал Джереми. Из-за этого от самого солнечного сплетения и по всему его телу прошлась такая мощная волна тепла, что Жан почти пропустил, как на его лоб легло ребро казавшейся прохладной в сравнении с его разогретой кожей ладони. Прежде чем Жан успел спросить, тёплая вода коснулась его головы. Жан крупно вздрогнул, но запоздало сообразил, что ладонь Джереми защищала его лицо от брызг. У него защипало в носу и зашумело в ушах. Джереми не двигал насадкой, давая ему привыкнуть. Жан не понимал, что делать: он был напряженным, как струна, был готов вырваться и сбежать в любую секунду, но своей осторожностью Джереми держал его на месте гораздо эффективнее, чем чужие жестокие руки и веревки. Жан обнаружил в себе желание поддаться, и оно так сильно ударило его по рёбрам изнутри, что он снова вздрогнул. — Жан? — Джереми, — на выдохе слабо произнёс он. — Порядок? Жан не знал, как назвать своё состояние, но это определённо не был порядок. Он не понимал, за какое желание зацепиться, чтобы его не разорвало от ощущений: бить, бежать, остаться, коснуться? Он выбрал самое доступное и крепко обхватил щиколотки Джереми — тот даже не шелохнулся. Подождав, пока это глупое движение вернёт ему фокус, он сказал: — Да. Джереми осторожно намочил его голову — напор был слабый, и в какой-нибудь другой вселенной Жан мог бы назвать его ласковым. Вода стекала по вискам и ушам Жана, но ни разу не коснулась его лица. Джереми опустил насадку в воду и, судя по тому, как напряглись его щиколотки, привстал, чтобы дотянуться до полки с шампунем. Жан вздрогнул ещё раз, когда пальцы запутались в его волосах, но никто не тянул за них вверх, никто не пытался удержать его на месте, сжимая ладони в кулаки и заставляя его жмуриться и втягивать воздух сквозь зубы от боли. Глаза слезились так же, но причина была иной. Джереми осторожно вспенил шампунь в его волосах, не пропуская ни сантиметра — Жан, не сдержавшись, выдохнул, когда подушечки его пальцев слегка надавили на впадинку прямо под затылком. Затем всё повторилось: ладонь на его лбу и поток воды, бегущий по его голове. Жан немного ослабил хватку на щиколотках Джереми и погладил их большими пальцами быстрее, чем успел себя остановить. Тот ничего не сказал, но Жану послышался вздох — скорее всего, не существующий за шумом воды. Затем пальцы Джереми снова запутались в его волосах. Жан нахмурился. — Что?.. — Кондиционер, — поспешил объясниться Джереми. — Прости, что не спросил, я… Жан выпрямился, повёл плечами и размял затёкшую шею, прежде чем наклониться обратно. Он отказывался смотреть на Джереми: боялся, потому что знал, что не сделает ничего умного. — Окей, — отозвался он. Вскоре пальцы Джереми замерли. — Нужно просто посидеть так пару минут, — неуверенно сказал он. Жан аккуратно кивнул и завис, пытаясь дать себе разрешение на что-то дурацкое. Джереми твердил, что время от времени обязательно нужно делать всё что захочется, и Жану захотелось послушаться. Он чуть сильнее надавил спиной на ноги Джереми, пока те слегка не разъехались, и, качнувшись, уперся щекой в его тёплое бедро. Он мог бы поцеловать его коленку: возможно, это сошло бы за ни разу не сказанное «спасибо». Через несколько минут Жан сам вытянул шею, чтобы смыть кондиционер: чужие касания стали привычными за такое нелепое количество времени, что стало не только смешно, но и страшно. Он перестал дышать, когда насадка снова опустилась под воду — Джереми не попросил её выключить, но вряд ли у него были ещё причины задерживать Жана в таком положении. Он ничего не говорил, и Жан не хотел уходить — не хотел уходить из воды, что само по себе было бредом, чужой, не его выдумкой. Следующим, что он почувствовал, было касание губ: Джереми мягко поцеловал его в лоб. Жан открыл глаза достаточно быстро, чтобы увидеть, как в его затуманенный взгляд возвращается ясность. — Чёрт, прости, я… Прежде, чем Джереми успел сказать что-то ещё, Жан схватил его за футболку где-то чуть ниже ключицы, не дав ему выпрямиться. Он слегка повернулся, и Джереми испуганно на него посмотрел. Жан сильнее сжал кулак. Испуг — не то, чего он добивался. — Джереми, — настойчиво сказал он и скользнул взглядом к его губам. Он не мог попросить. — Жан, — тихо отозвался Джереми. Он выпрямился, подтянувшись, и замер на случай, если Джереми захочет высвободиться из его хватки. Жан так надеялся, что этого не произойдёт: узел, незаметно затягивающийся у него в груди с того самого момента, как он увидел Джереми в аэропорту, казалось, скоро перекроет ему кислород. Из последних сил он медленно сосчитал до трёх. — Без укусов, — наконец тихо попросил Жан, прежде чем приподнять подбородок. Джереми не понадобилось ни одной лишней секунды, чтобы послушно приоткрыть рот, и Жан не смог подавить шумный выдох. Он оторвался всего на мгновение, прежде чем снова поцеловать его, разжать руку, державшую его футболку, и скользнуть ею к ключице, затем к шее. Джереми издал короткий, задушенный звук, который Жан собирался хранить в самом доступном из своих мысленных сундуков с секретами, и углубил поцелуй. Пальцы Джереми подрагивали, когда легли на его щеку. Узел в груди Жана развязывался, и чувство облегчения выбило из него короткий стон — он не успел его остановить и тут же боязливо замер. Джереми отодвинулся, и Жан наконец увидел его отчётливо: горящие щеки, приоткрытые губы, влажные из-за брызг футболка и шорты. У Жана отобрали путь назад. В его случае это было благословением. Джереми сглотнул пару раз, прежде чем нашёл свой голос. — Нам надо, — он выдохнул, — я… Выключи воду? Жан потянулся к вентилю, и Джереми использовал этот предлог, чтобы вылезти из ванны — передумал? Жану хватило одного взгляда на него, чтобы в этом разубедиться. Он вытащил пробку из слива, прежде чем подняться, и Джереми отвёл глаза — Жан почувствовал что-то похожее на самодовольство и как тянутся вверх уголки губ. — Я… — Джереми посмотрел на его лицо, и ему пришлось прикрыть глаза в попытке собраться с мыслями. Очевидно, не вышло: он медленно развернулся к открытой двери и вышел из ванной. Жан вытерся и оделся, прежде чем пойти за ним. Он едва запомнил короткий путь от ванной до их комнаты, но то, как на него посмотрел Джереми, когда Жан зашёл, навсегда останется в его памяти — в его взгляде беспокойство спряталось под вожделением, от которого Жану стало жарко. На него никогда так не смотрели. Он не думал, когда ступал вперёд, не думал, когда брал лицо Джереми в свои ладони, не думал, когда наклонялся, чтобы поймать его губы своими. — Жан, — между поцелуями, оттеснённый к стене, сказал Джереми. Он коротко поцеловал его ещё раз, прежде чем ответить: — Джереми. — Это глупая идея? — немного задушено спросил тот. Жан всё это время прекрасно понимал, что чувствует к Джереми, но не анализировал, что мог бы сделать с этим: было проще не раздумывать о том, чего у него не могло быть. Он не знал, что Джереми захочет этого в ответ, что он будет так податлив в его руках. Жан наклонился за новым поцелуем, потому что мог. — Нет, — уверенно ответил он. * Жан сидел на пирсе, наблюдая за тем, как Лайла, Кэт и Джереми барахтаются в воде чуть поодаль, и слушал их выкрики и смех. «Прохладный вечерний воздух, — подумал Жан. — Радуга». Он слегка болтал ногами в воде. Вечернее солнце грело его щеки, и Жан закрыл глаза, повинуясь его лучам. «Открытые дороги. Друзья». Он услышал, как подплыл Джереми: пришлось посмотреть, как тот слитным движением подтягивается из воды на пирс — Жан ничего не мог с собой поделать, ему никогда не надоест. Они просидели в тишине несколько минут, пока Кэт с Лайлой не стали звать его обратно: что-то про то, что Жан прекрасно справляется без него, и вообще Джереми нарушает его медитацию. — Правда? — со знающей улыбкой спросил тот. — Да, — ответил Жан без запинки. — Я в бешенстве. — Умоляю, прости, — в напускном испуге сказал Джереми и добавил: — Скоро пойдем. Жан кивнул, и тот слез обратно в воду. Прежде чем уплыть, Джереми украдкой поцеловал его под коленкой. Жан посидел еще немного, слушая только воцарившуюся тишину в своей голове и пульс, стучавший в ушах. Он длинно выдохнул: Лайла ни за что не заставит его есть фастфуд — теперь, когда он уже поддался одному искушению. Он лег на пирс и снова закрыл глаза. Указательный палец левой руки коснулся большого пальца. «Джереми.»