insomnia

      удушающе оседает тяжесть в пространстве — придавливает своим весом грудную клетку, белым шумом заполняет голову, не впуская туда ни одну мысль. глухое биение сердца пульсацией отдает в виски, и слабые веки поднимаются, позволяя видеть выученный узор высокого потолка, который служит пристанищем для взгляда большую часть ночи.       мелатонин не помог. не помог, как, в прочем, и остальные способы регулирования сна. почему всё должно идти через такую задницу — прекрасно, она не может отдохнуть даже посредством самого банального. и ведь снова встанет, снова соберёт волю в уверенный кулак, и появится на работе, отвечая паре обеспокоенных фирменным «без вас разберусь» взглядом. старику бримстоуну всегда этого хватает, ему достаточно знать, что каллас не позволит себе оплошность, будет работать до собственного износа, и других никоим образом не втянет. стоит вспомнить о нахмуренных бровях второго ходячего беспокойства, как раздражение даже сейчас прочно пробирается под кожу.       «— вайпер, может, я всё же могу чем-то помочь? — взгляд карих глаз китаянки проникает в самое нутро, видит больше, чем дозволено. словно оголён каждый сокрытый шрам, каждый нерв, и во лбу горит просьба о помощи.       — ты ничем мне не поможешь, — отрезает каллас. никто, никто не смеет разглядывать её будто под линзой микроскопа, видеть слабые стороны, но в особенности полагать, что она позволит себе дать слабину и принять чью-то помощь».       выводит из себя. этот льющийся альтруизм, желание помочь всем и каждому, волнение в глазах такое, будто ей не всё равно. не всё равно на неё. смешок. поток мыслей, вызванный бессонницей, достиг пика своей абсурдности. неосознанно сейдж хочет искупить вину за предыдущие ошибки, за то, что подвела. стремление очистить карму, поступить в угоду совести, — это не альтруизм, а самый настоящий эгоизм. полагать, что вайпер позволит отнять у неё то немногое, что осталось, растопчет своё достоинство и вверит себя в руки той, кто однажды не справилась, — опасно. сейдж пытается пригреть на груди гадюку, но та не подпустит, даже прикоснуться не даст, ведь если змея доверится, она больше не сможет укусить. до ходящих желваков ненавидит это мгновение павших барьеров, ощущение полного обнажения перед человеком — нож в оголённую спину вонзить до смешного просто, но ещё легче привыкнуть к присутствию, а затем в очередной раз мириться с пустотой от потери.       мерзкое чувство обиды застревает поперек горла, и тут же сменяется горькой злостью — отработанный механизм: на корню пресекать зачатки жалости, порождая гнев в сторону виноватых. жгучий яд даёт мотивацию отомстить за всё утраченное, не проронив ни капли сожаления. доктора каллас, способную на иные эмоции, больше нет и не будет — всё мешающее растопчет, раздавит, и последует лишь за вайпер, маска которой приросла к ней настолько, что снять её возможно только с кожей. только правда в том, что вайпер — не она. выверенный до мелочей, выстроенный на жажде мести и скептицизме образ служит чешуйчатым доспехом для сабины, которую вайпер закрыла на семь замков, поклявшись, что никто не причинит ей боль. никто, кроме неё самой.       да, тяжело, но ты терпи, сабина, терпи, не будь тряпкой, и жаловаться не смей — знаешь ведь, сама виновата.       ограждает себя колючей проволокой, спасая от внезапного вторжения и наказывая одиночеством. жалит каждого, кто подбирается к ней слишком близко, заставляя людей сверкать пятками. им обычно хватает пары ласковых, чтобы потерять интерес мгновенно, и идти куда подальше вместе со своим синдромом спасателя. всем, кроме чёртовой целительницы. из раза в раз пытаться пересечь ограду с надписью "не влезай — убьёт" — слабоумие, отвага, или что-то иное? и последний, неизвестный вариант пугает больше всего. вайпер не видит намерений, кроме стремления не подвести в очередной раз, и не мучиться от чувства, что сделала недостаточно. это глупо. глупо и жалко, возвращаться после того, как гонят прочь. почему ей не страшно поцарапаться или испытать на себе действие яда? с каждым обеспокоенным взглядом, каждым предложением о помощи, каждым прикосновением сейдж уверенно пробивается через преграды, отступая на шаг назад, чтобы залечить раны, а затем сделать два шага вперед. она не знает, что делает, не должна, потому что вайпер до безобразия напугана. боится не удержать оборону, и обнаружить, как крепкие руки сейдж вытаскивают сабину наружу, и она вновь уязвима.       и вайпер не знает, что сердце сейдж на куски рвёт при каждой их встрече. идеальная осанка и её гордо поднятый подбородок обмануть не смогут: тяжелый взгляд и растущие под глазами мешки замечает всегда. от сейдж не могут укрыться и проблески эмоций в глазах сабины, мелькающие всего на долю секунды; щемит в груди от осознания, как долго и упорно сабина ломала себя всю, чтобы никогда больше не наступить на те же грабли.       и не знает, что каждый язвительный комментарий о том, что сейдж не справилась в прошлом, бьёт под дых, выбивая из легких воздух — подвела её. и простить себе не сможет.       три часа ночи.       сейдж, пожалуйста,       оставь       меня       в покое.       я на грани, чтобы поддаться.