Излишне

Даби странный. Даже для Томуры. Шигараки никогда не понять Даби полностью, вероятно, из-за того, что Даби не понимает себя сам. Хочет ли он в себе разбираться? Отнюдь. У него есть грандиозная цель, он подпитывается ненавистью и желанием ее достижения, и ему хватает. Вот так просто. Даби ужасно въедливый человек. Пристанет – так не отлипнет, пока самому не надоест. Ехидными фразачками стреляет метко, выводя Шигараки из себя, и с удовольствием наблюдает за результатом. Довольно щурится, скалится и смеется. Томура быстро выбешивается, кидается в сторону злодея, но Курогири вовремя удается разнять оппонентов. Похоже, он перестал упрашивать злодеев не устраивать драк в баре и просто отправлял кого-нибудь из парней в самую дальнюю комнату, чтоб остыли. Для Даби это работало не только в переносном смысле. Он всегда вел себя как полный кретин, не зависел от чужого мнения и наслаждался тем, что так легко мог вывести любого из себя. Иногда мог накуренный завалиться в бар, чуть не грохнувшись у самого входа. Глупо хихикая, еле как взбирался на барный стол, укладывался на стойку, и смотрел на окружающих поплывшим, невменяемым, но счастливым взором. Шутки его становились менее острыми, и все более несвязными и грязными. Его это не волновало. Ничего не волнует человека в таком состоянии. Даби было весело. Томуру все раздражало. Он со злости пнул ногой соседний стул, и Даби шмякнулся на пол, стуча об деревянный паркет костями. Даби булькал, сначала протестующе мычал, пытаясь встать, а потом разразился хохотом, закинув голову наверх и оперившись на локти. Томура снова покосился на злодея. Даби точно ненормальный. Даби рассказывал пьяные бредни, мешая остальным, пока кто-то, натерпевшись мерзкого хихиканья и ужасных, обрывавшихся посредине шуток, не выпровождал в не самой лестной форме Даби из бара, и пинком под зад не отправлял отсыпаться. Даби даже не сопротивлялся. Самое страшное, что он мог сделать, так это отрубиться, пока его тащили за шкирку. Тогда, тяжело вздохнув, его определяли на общий диван, который жалобно скрипел, стоило на него водрузить чужое тельце. Поведение Даби при отходняке мало чем отличалось. Разве что отголоски смеха просачивались гораздо реже, но он так и оставался злобной язвой, шипящей на всех вокруг. В такие дни ему не нравилось ничто и никто, и он становился даже злее Томуры. Нередко случались стычки. Хорошо, что Курогири был рядом, иначе от бара не соринки бы не осталось. Даби выглядел как тот, кому плевать на себя и на всех окружающих. Чтобы пробить его стену пофигизма, надо было постараться. Что ж, Томура старался хорошо. Очень редко, но пиромана получалось задеть за живое. Тотчас весь его равнодушный фарс сходил на нет. Он переставал выглядеть так, будто контролирует ситуацию. В высказываниях больше не было и намека на шутку, слова резали как нож. Томура понимал, что нашел нужную точку, и наоборот расслаблялся, злорадно ухмыляясь. Сейчас он отыграется. Глаза Даби загорались гневом и презрением, и он яростно плевался ядом, до того момента, пока самодовольная улыбка не таяла на устах Шигараки. Что ж, значит, теперь Даби задевал за живое. Даби мог постоять за себя, и никто в этом не сомневался. Просто брюнет хотел, и мог себе позволить быть пофигистом с ужасными чувством юмора. Ему было так проще. Зачем стоить из себя кого-то, пытаться добиться чего-то от окружающих? Можно просто отпустить, и думать только о том, что напрямую касается тебя. Это должно было когда-то случиться. Курогири отсутствовал в баре, и у Томуры с Даби, напившихся, назрела потасовка. Брюнет навис над злодеем, продолжая осыпать глупыми, саркастичными фразами, и кайфовал от чужого негодования. Томура хмурился, стискивал зубы до противного скрежета, уперевшись спиной в барную стойку и смотрел. Так хотелось стереть самодовольную ухмылку, хотелось проломить чужие стены и сломить изнутри, хотелось разбить, поломать, уничтожить, но не смертью, нет, это сильно просто. Желание предвкушения застилало разум Томуры. Огрызнется он сейчас, Даби распалиться еще больше. Он же этого и хотел. И все будет по новой. Даби останется таким же, до отвращения уверенным в себе, независимым, гордым и дерзким. Раздражает. Томура закусил губу. Он может кое-что попробовать. Шигараки резко потянул Даби на себя и впился тому в губы, стукнувшись своим лбом о чужой. В сознании прошла небольшая рябь. Томура смахнул прядь светлых волос, вгрызаясь в чужие губе сильнее и врываясь языком внутрь. Даби откровенно опешил. Наконец-то замолчал. Шигараки сощурился, но глаза не закрыл, продолжая наблюдать за чужим ошеломлением. Даби отстранился, тяжело дыша. Шигараки соврет, если скажет, что ему не понравилось. Было ли это только из-за чувства превосходства и контроля над злодеем? Какая разница. Пепельноволосый медленно склонил голову на бок, ожидая реакции. Не всем удается заткнуть этого балабола настолько долго. Томура был готов к любой ответке, он, все-таки осознавал то, что делал, и тогда Даби с азартом во взоре вцепился в чужую спину, возобновляя поцелуй. Поцелуй с натяжкой, это больше походило на взаимные укусы и зализывания. Редкие рыки. Томура держал Даби за лезущие в нос волосы, а другой рукой сжимал плечо. Хорош, что он надел перчатки. Хорошо, что Даби открывал свой рот только по делу, иначе Шигараки прервал все это, со всей силы вмазав чужое лицо в барную стойку. Брюнет взобрался на чужие колени, расположив ноги по разные стороны. Томуре пришлось подхватить того под задницу и притянуть ближе, чтобы обоим сейчас не грохнуться. Вся серьезность исчезла с лица пиромана, в глазах залегла игривость. Даби вернулся в свое обычное состояние, но сейчас это раздражало Шигараки не так сильно. Даби самозабвенно выцеловывал его шею, оставляя кровавые следы от зубов. Томура в отместку больно щипал за бока и кусал чужую мочку уха. Даби двинул бедрами вперед, откинувшись назад. Парни перебрались в комнату Даби, и тот сразу навис над Томурой, прямо смотря в чужие глаза. Протянул руку и аккуратно обвел пальцем губы, за что Томура незамедлительно укусил. Глаза злодея загорелись, он расплылся в улыбке, подставив свою ладонь. Томура сначала не понял, а затем вцепился зубами в плоть, когда чужая ладонь нагло сжала его пах. Томура понял, что Даби нравится боль. Личные границы у брюнета, конечно, есть, но они очень размытые. В такой момент, от них не остаётся и следа. Он почти сразу уступил ведущую роль, опрокидываясь на подушки. Шигараки вошел резко, крепко схватив Даби за волосы, заставляя поднять голову. Даби застонал, сжимая простынь до побелевших костяшек. Томура подождал пару секунд, привыкая, а затем начал быстро вдалбливаться. Даби подмахивал бедрами и явно наслаждался. Слюна стекала по подбородку, ресницы трепетали. Шигараки тяжело дышал, закатывая глаза и жадно глотая воздух. Даби что-то замычал, и Томура размашисто ударил его по заднице. Даби всхлипнул, сжимаясь. Томура повторил свое действие. Даби блаженно застонал, и Томура вслед за ним. Шигараки сжал чужие бедра со всей силы и закусил губу в предвкушении разрядки. Даби резко выскользнул, перевернулся на спину и Томура, не ожидая приглашения, вошел снова. Стоны слились в унисон. Даби, шепча и прерываясь, попросил душить его. Томура сначала махнул головой, желая уже поскорее кончить. Тут Даби больно схватил Шигараки за основание члена. Томура зашипел, отпустив взгляд. Даби повторил. Томура оттолкнул чужую руку, и наклонился вниз. Расположил руки на чужой шее, пробежал по ней пальцами, и крепко сжал. Даби прикрыл глаза от удовольствия, счастливо улыбаясь поплывшей ухмылкой, и начал сам двигаться. Его колени тряслись, руки так и порывались вцепиться в чужие, но вместо этого он царапал чужую спину. Томура злобно шипел, но довел дело до конца и рухнул рядом, тяжело дыша. Около недели Даби вел себя слишком равнодушно. Почти что сливался со стеной. Треск мыслей в его голове можно было услышать, подойдя чуть ближе чем на метр. Томуре все равно, пока это не сказывается на продуктивности. Так даже и лучше, что раздражительных факторов стало меньше. Шигараки возвращается в бар. Даби снова бухой. Нет ухмылки. Лишь приевшаяся за последнюю неделю ебучая задумчивость. Даби крутит бокал в руках, глядя в его бездонную глубину. Томура проходит мимо. В руках появляется бутылка. Не размениваясь, делает большой глоток, утопая в колючих пружинах дивана. - Не люблю пиздюков, которые видят все идеальным – прерывает гудящую от ламп тишину брюнет. Томура хмыкает. Он не в настроении разглагольствовать. Лишь откидывает голову наверх, к потолку, до хруста в шее, и прикрывает зудящие глаза. Нужен ли Даби вообще ответ? Даби молчит. Весь сгорбленный, измученный. Шрамы не кажутся устрашающими. За них его хочется пожалеть. - Ты слишком пессимистичен. Раздражаешь – спустя несколько бокалов вина Даби говорит Томура. Игра. Игра в молчанку. Есть ли тут доля соревнования? Перед кем, главное – зачем? Томура молчит. Он не хочет говорить. Наслаждается приятным покалыванием алкоголя в мозгах и уплывающим взглядом. Даби расправляет плечи. Подпирает щеку ладонью, и с ленивым смирением смотрит на Шигараки. Тот открывает глаза. На дне зрачков Даби плещется слабость. Отвратительная, так как самому Даби от нее тоже тошно. - Я снова что-то чувствую. Из-за тебя – звучит как обвинение. Даби отводит взгляд, вытягивая тощие ноги. Томуре хочется смеяться. Если бы не громадная усталость, он бы так и поступил, но сейчас сил хватает только на пару невнятных бульканий. Томура поднимает уголок губ, зарывается рукой в волосы. Он понял. Даби знает, что это никакая не влюбленность. Шигараки знает, что это никакая не влюбленность. Больная отзывчивость, обязанность, вызванная небольшим сторонним вниманием и собственной зацикленностью на вопросе. Оказывается, Даби еще не полностью сжег себя изнутри. Не до конца. Тот самый Даби. По всеобщему мнению Лиги самая большая мразь из всех существующих. Томура представляет, насколько брюнету сейчас паршиво. От себя. От своей сущности. Насколько сильно Даби противоречит своему извечному амплуа ублюдка. Он ломается. Томура понял, что имеет власть. Но ему не нужны поломанные солдаты. Оставить Даби разбираться с этим беспорядком самому – кто знает, что из этого выйдет. Даби самому страшно думать об этом. Нянчиться – та еще морока. Томура не хочет привязанности. Косо смотрит на Даби. Да, привязанность даже бы и не получилась. Даби слишком свободолюбивый. Сейчас загоняет себя в рамки эмоций, чувствует, как они берут над ним власть, а не наоборот, и тает. Тает запал, не способный затушить искру мести и жестокости, но умеющий забирать с собой силы. Зачем тогда это надо? - Забей – нотки веселья пропадают из мыслей, не отражаются в голосе – хватит думать. Я тебя ненавижу, но ты одна из значимых фигур. Я не буду терять солдат из-за такой хуйни. Грохни кого-нибудь, накурись, потрахайся. Делай, что и всегда, только вымети из головы эту чушь. Даби не ведет и мускулом. Никак не меняется в лице, не прикусывает губу, не стискивает пальцы. В глазах мелькает боль. Что-то хрупкое и такое давно забытое, захороненное за десятью печатями, издает последний вздох, и рассыпается пеплом. Теперь оно не восстанет никогда. Окунись в это чувство с головой, Даби. Останься в этой ненависти навсегда. Выжигай неугодных на своем пути, хватит себя жалеть, ну же. Сломайся сейчас, чтобы не быть больше сломленным никогда. Даби тоже понял. Последняя кровавая слеза скрывается за высоким воротником пальто. Даби пренебрежительно стирает ее пальцем. Выдыхает освобождено. Облокачивается спиной на стойку, и хитро щурит глаза. Дайте ему пять минут, бокал виски и две сигареты, и все будет в порядке.