±±±
Срывалась листва с одинокого дерева возле входа, хлюпала вода под ногами, нос покраснел, не спасал даже шарф. Нарсис развалился в кресле, безуспешно пытаясь остановить насморк. Чихнул. — Проклятье! Попадали папки со стола, канцелярские принадлежности. Неоновые часы, установленные в коридоре: показывали восемнадцать тридцать. Короткая смена должна была...стук в дверь. — Войдите, — под пальцами очередной бланк, синтетическая бумага, — здравствуйте, месье Гюлер, срочно? Домой хотел пойти видите, пораньше не пустили: сказали отчёт... Тот постоял, опёршись на косяк, привычно растянул губы, уселся на стул, ссутулив плечи; руки привычно сжаты в нервный замок. — Тут...это, Нарсис, — подобное не сулит хорошего, — дело такое? Чаю? Уменя есть: в термосе, с виноградом...ой, утечка информации, — закончил более деловым тоном, подавая чашки, — кто, что, никто ничего...как всегда...полиция... Понятно. Если те выйдут раньше них, то Приор по голове не погладит — премии лишаться не хотелось, шутка ли, новую раритетную гитару купить. На ней сам Курт Кобейн играл. Точно. Мебель. — И этим должен заниматься я? — капеллан не наглел, просто...это Ганс, с его невероятным уровнем подхалимажа, ужимками и невзрачным видом, а ещё Нарсис давно хотел его трахнуть: жёстко, с оттягом, грубо, аж яйца сводило при взгляде на этого мудака. — Месье, мне приятно...но... Гюлер ухмыльнулся, подливая, стал выкладывать какие-то бумаги. — Сам пойми, — он перешёл на ты, — я уважаю твой профессионализм, псионик, а смог добиться такой высокой должности, разве нет? Назови ещё кого? Вот...ты ж справишься? Если б не перспектива: трахнуть вряд ли согласился, сделку с совестью давно закрыл — от инквизитора исходили флюиды желания, холёный, одет только дорого и без вкуса: все недостатки подчеркнул. Можно исправить. — Хорошо, месье... — Мы ж на «ты», — взгляд мимо, ладонь с хорошим маникюром прижата к папке, манила к себе, хотелось её кусать и лизать. — Ау? Теперь обе руки лежали на подлокотниках, поза расслаблена, чёрная форма маячила и бесила. Хлопали дверьми сотрудники. Чай вкусный. Зазвонил телефон. — Алло? Гектор? Хорошо, что не Вейсс звонит? Понял...решение будет принято. Спасибо. Ганс не слушал их разговор, лишь дежурно улыбался и молчал, изредка моргая глазами; иногда лицо перекашивало, скользила тень мрачности. Термос отражал причудливым видом кабинет, ковер, надоевший многим и оттого дырявый, после чего хозяин кабинета в бешенстве выгонял: все тёрли-тёрли-тёрли. — Берёшься? — улыбки не было. — Помогу чем, а? А то эти там на своём верху... — Недоволен? — Кто я? Нет. Вообще нет, а вот Приор да, — кислую мину не перекрыть ничем, мешки под глазами усилились, — ему виднее... Смешно. Опять «не гению» отказали, и оно обиделось. Бывает, малыш, бывает. — Подчинился? — Вот он мне подчинится! Хотя я — прав, — голос утратил эмоции, став каким-то заискивающим, — прав же, ну? Девятнадцать тридцать. Твою ж. Единственный автобус на весь Нью-Пари уехал. Машину брать не хотелось. — Давай уже это...своё, — Нарсис будто невзначай докоснулся тыльной стороны ладони, — посмотрим, что с твоей утечкой делать... Ганс заёрзал на стуле, опустив голову и вызывая желание предложить ему минет прямо здесь: склонять голову своему паху, вцепиться в волосы, пахнущие шоколадом, заставить оголиться и демонстрировать, одеть женские шмотки. Планов было много. — Планов действительно много...по крайне мере у меня, — маленькие глазки, словно две щелки, пронзали насквозь; кривая лживая улыбка, больше тянущая на оскал. — Вот. Ещё чая принести? Я могу много чего...всего... Сейчас и машин не останется свободных. Встали. — Что за это буду должен? — Что вы...что вы, месье Уэйн, — Ганс тряс руку с энтузиазмом, — выручили...спасибо. Пойти помыться? Ну, как всегда изворачивается. Ладно. Проехали.±±±
Всю неделю Нарсис никак мог понять: на кой чёрт Гюлер подошёл к нему, этим прекрасно может заняться, вверенный тому айти отдел. Херня какая-то. — Блять, — настроение упало, однако ништяки грели душу, — от твоей глупости и произошла, придурок. Перспектива выебать его, скорее всего, первым тоже радовала. «Подготовиться бы?» — в ход пошли сайты (преимущественно доштормовые), инструкции, учебники и импровизация. Курьер доставил всё необходимое и уехал. Первоклассная смазка, качественный фаллоимитатор с функцией выброса жидкостей, пара наручников, одежда, видеокамера для съёмки вкусных ракурсов, накладки на пресс и соски. — Игра началась, хорошенький мой, — размял руки и почесался, — чую, что ебаться хочешь, и со мной...да, какая мне разница...да-а-а-а...±±±
Нарсис промахнулся, навязать свою волю не удалось: он был прижат к столешнице. Кабинет закрыт. Две ладони больно, но ласково шлёпнули по заднице, Ганс сжимал половинки и разжимал, сводил и разводил, иногда меняя направление. Выдыхал носом куда-то на поясницу. — Хорош, у всех псиоников такие охренительные? М-м-м, — укус сквозь одежду, — можешь не отвечать, достаточно и твоей. Капеллан дёрнулся: не его позиция, как же унизительно оказаться снизу, когда так хотелось сверху. Новые шлепки и наручники на запястья, щекотка под одной коленкой, другой, поглаживание внутренней стороны бедра, по всей длине ноги. — Не промыт говоришь, — Ганс рассмеялся, вылизывая ухо, — так мы это исправим, хорошо? — говорил тихим, вкрадчивым голосом, но в каждом слове звучала сталь. Нарсис поплыл, открывая рот и сдаваясь; подставил спину, на которую тут же легло не совсем спортивное, неказистое тело. «Наверняка у него и сиськи есть...» — Конечно есть и ты поцелуешь их, да, поцелуешь же, да, весь такой красивый, крепкий, м-м-м. Ганс сам с него снял обувь, любуясь открытыми участками кожи, подносил курево, гладил. — Курить...нельзя... — Ничего, не сгорим.±±±
Несмотря на свою неуклюжесть, двигался с молниеносной скоростью, когда дело доходило до достижения цели. — Встань, — холёная рука под подбородком, — опустись, расстегни ширинку. Мне. Возьми сразу на всю длину, вот так. Давай, ты самый лучший, у тебя получится, умница, — проговаривая это, Ганс не давал отстраниться, жёстко вдалбливаясь в рот, до глотки, держал за волосы, — ещё чуть-чуть, да-а-а-а, нравится. Из глаз Нарсиса брызнули слёзы, дышать было нечем, но стоять в подчинённой позе и чувствовать вытертый ворс ковра да прохладу покрытий ему нравилось; сам хотел насадиться, ему не давала железная хватка, тут же придавливающая обратно с бешеным темпом. Собственный член болезненно упирался в брюки, хотелось скулить. Руки на столе. На виду. — Молодец. Проглоти и выпусти немного, чтобы я видел. Бля-я-ядь, сядь на своё кресло, — голос вроде тот же, подхалимный, но идущий вразрез с приказами, — расставь ноги. Можешь расстегнуть ширинку, покажи его, красавец...гордый... Гюлер прошёлся по кабинету туда-сюда, размялся. Мрачно оглядел папки и смахнул их. Он двигался с хищной грацией, словно паук, поджидающий добычу, скинул инквизиторскую форму, рубашку, оставаясь только в брюках: ни разу не спортивное тело, жирные сиськи, пивной живот, волосы, растущие гнёздами. — Хочешь...их? — сидеть на подкаченных капелланских ногах удобно. — Лижи. То, какое я скажу: давай, ну, кто так делает, — рука легла на голову, направляя, — посасывай...ого! Ты знаешь как возбуждён? Течёшь весь...ты реально течёшь, Нарсис, от меня, — что-то в тембре треснуло, какой-то надлом. Нарсису многого было не надо, перехватил инициативу. Или ему её отдали? Страстный поцелуй. Обоюдно острый. Жаркий. Взаимная дрочка. Укусы. — М-м-м, Нарси...такой вот я, нетипичный доминант. Ах! Бля! Хриплый смех и стон послужил ему ответом. — Я тоже доминант, что нам теперь делать, а?±±±