Симулякр

      Каждую ночь одно и то же.       Каждую       ёбаную       ночь       Ви тонет.       Захлёбывается болью.       Резкая, острая, разъедающая изнутри — боль пронзает голову, ослепляя. Пылают синапсы, сбоит оптика, жидкое электричество растекается по венам — и закричать бы во всю мощь измученных лёгких, но…       Но голосовые связки ей больше не подчиняются. Как и зрение.       Где я? Гдеягдеягдея???       Липкое повсюду. Красные вспышки перед глазами. Жужжание мух над ухом и кошмарная вонь, склизким комом осевшая в глотке.       Ты на свалке. Там, где и полагается быть куче мусора.       Что?..       Пальцы едва слушаются, сжимаясь и разжимаясь со скрипом; пытаются нащупать хоть что-нибудь в беспроглядной тьме — и нащупывают металл.       Нет. Металлолом.       Очередная вспышка дарит несколько секунд прозрения. Безобразные, огромные груды разобранных на части машин высятся над ней, раскуроченные импланты торчат тут и там. Всё здесь пропитано тленом, всё шепчет о неизбежно приближающемся конце, гнилью втекает в уши и сладко просит: пересссстань бороться, Ви…       Расслабься…       Отдохни…       Нет, блядь. Я не умру на свалке.       Ви ползёт. Вонь почти осязаема. Густая, вязкая — как земля под ней, в которую затягивает конечности.       Ты уже умерла.       Нижняя половина тела стремительно теряет чувствительность — остаётся лишь опираться на локти, цепляться за бесконечные пакеты с мусором, пачкая пальцы, и тащить себя вперёд, к горизонту. Туда, где мигают огни Найт-Сити.       Будто ожив, голодная мусорная масса всячески пытается задержать её, утянуть поглубже. Сопротивление даётся тяжело, но Ви продолжает ползти, расталкивая препятствия. Чей-то дырявый ботинок. Автомобильное колесо. Инвалидное кресло. Перепачканные в мутной жиже наушники. Баночка из-под Ни-колы. Пожелтевший детский рисунок. Здесь тысячи чужих жизней, тысячи историй, которые закончились так же, как закончится и её собственная. В полном забвении.       Нетнетнетнетнет!       От натуги на глазах выступают жгучие слёзы.       Где-то там, вдалеке, с голографических рекламных стендов ей улыбаются неправдоподобно счастливые лица. Их слащавые улыбки обещают: «Ты никогда не заберёшься так высоко».       Пальцы дрожат. На висках капельки пота. Ви вдруг осознаёт, что за последние несколько минут совсем не сдвинулась с места, а груды мусора вокруг всё больше и больше. Город на горизонте словно отдаляется с каждым её хриплым вдохом.       Сердце. Стучит. Медленнее.       Чья-то хромированная рука выныривает из-под завала и ловит её за щиколотку — а следом тут же тянутся и другие. Хватают, с треском разрывая одежду, впиваются в кожу до крови, вспарывают плоть и хром, как консервную банку. Вокруг шеи петлёй обвивается искрящийся электрический провод. Под ней хлюпает и булькает ненасытное Ничто, поглощая ослабшее тело целиком. Щекоткой пробегают по щеке крошечные тараканьи лапки — раз, второй, третий. Больше. Чаще. Увереннее. Они заползают в распахнутый в немом крике рот и нагло лезут в уши.       Ты просто помойная крыса. Никто даже не узнает, что ты тут подохла. Никто о тебе не вспомнит.       Ви тонет. Погребённая под лавиной из дерьма, объедков и старых машинных запчастей, она ловит последний кусочек света — луч, пробившийся в эту ловушку сквозь маленькую щель. А потом во тьме растворяется и он.       Ви кричит.       …и жадно глотает воздух, сбросив с себя одеяло.       Каждую ночь одно и то же.       Этот кошмар преследует её с тех пор, как Декстер ДеШон прострелил ей голову. Ви помнит — слишком отчётливо — привкус крови на языке, невыносимую резь в висках, тяжесть металлических обломков, под которыми ей суждено было подохнуть. Помнит, как сердце забилось заново. Помнит самый первый вдох.       Под крепко сжатыми пальцами скомкана простынь — насквозь мокрая, пропитанная холодным потом. В груди колюче и больно. Реальность прогружается по чуть-чуть: вот стеклянный столик и разбросанные в беспорядке журналы, а вот телевизор, неудобный диван, кошачья миска на полу с остатками засохшего корма и гора грязной одежды…       Её дом. Родная комната. Никакого, блядь, мусора.       — Честно говоря, у тебя тут не лучше, чем на свалке.       Мерцающий синим силуэт появляется у стены. Ви массирует виски, расслабляет плечи, и напряжение внутри начинает отступать.       Голос Джонни каким-то чудом успокаивает — из раза в раз, как бы она его ни ненавидела. По иронии судьбы именно он остаётся главным блядским лучиком света во всём этом пиздеце.       — Как же… я… заебалась. — С трудом переведя дыхание, выдавливает она. И ловит понимающий взгляд из-под приспущенных тёмных очков.       — Тише, малыш. Тебе надо водички. И покурить. Вспомни, какой гадкой на вкус бывает реальность.       — О, поверь мне, Джонни, уж об этом я не забываю ни на секунду… — Ви тянется к пачке сигарет на полу, и её трясёт, как при лихорадке. Зажигалка выскальзывает из влажных пальцев, теряется где-то в складках одеяла. Издав нервный смешок, она хватается за волосы, опускает голову к коленям и чувствует, как к горлу подкатывает истерика.       А ещё чувствует горячую мужскую ладонь на своём плече. Наверное, сейчас это тоже сон.       — Ты жива, Ви. Пока ещё жива. Но если продолжишь забивать себе башку всякой хуйнёй, сдохнешь очень скоро. Скорее всего, от сердечного приступа.       — Джонни… Я боюсь.       — Чего?       — Того, что однажды не проснусь, потому что на самом деле это был не сон. Вдруг я действительно сдохла тогда, на свалке? Вдруг всё, что происходит сейчас, это лишь агония моего умирающего мозга?       — Звучит логично. Иначе я не знаю, почему вообще до сих пор с тобой разговариваю, безнадёжная ты идиотка! — Джонни фыркает, сильнее стиснув ладонь у неё на плече, и наклоняется к её уху. — Слушай сюда, Ви. Даже если ты всё ещё спишь…       Он вытягивает вперёд руку с зажатой между пальцами сигаретой — крохотный огонёк в полумраке комнаты.       — Иди к свету. Не прекращай бороться, сколько бы говна на тебя ни свалилось. Поймай этот ёбаный свет в конце тоннеля и выеби его в жопу, если понадобится, только не отпускай. Пока ты борешься, ты жива.       Наконец Ви всё-таки находит зажигалку, чиркает колёсиком и затягивается, впуская в себя какое-то подобие гармонии вместе с дымом.       Каждую ночь одно и то же.       Ви тонет. Но Джонни всегда протягивает ей руку, чтобы вытащить обратно.