revelation / откровение

Его религия не самая традиционная и не самая соблюдаемая. Они терпят его из страха; страха перед его богом, страха перед тем, что он нашептывает своему богу. Он был человеком, чьи уста обращены к божеству, и они оказывают ему всё свое уважение и следуют его требованиям. Поклонения в его храме, подношения, пополнение его сундуков — всё это они делали неохотно, но послушно и пунктуально, и Ганнибал не мог винить их в этом. У его бога нет имени; по крайней мере, для них. Для них, он — просто божественное воплощение Знаний и Смерти, что было пугающей комбинацией (только для них, для Ганнибала же опьяняющей). Ганнибалу это было непрактично, шептать богу, чье имя ты не знаешь. Так что он прозвал его Уиллом. Он был юн, когда впервые обнаружил свой дар — умение говорить с божеством. Это не было актом мести или неожиданной страсти. Скорее, какой-то голос шепчет ему на ухо, рассказывая обо всех шагах: как именно нарезать мясо, чтобы кровь брызгала именно так, какие части вырезать и есть. Завершая это, он почти истерично произносил — Таков мой замысел. Ганнибал слышит, следует, поклоняется. Он — идеально настроенный инструмент, готовый преподнести другим в дар эту прекрасную вещь, эту прекрасную смерть. После этого его бог редко говорит с ним в ясном тоне, вместо этого, дает фрагменты головоломки, который он должен разобрать, а после собрать ее вновь. Указывает ему путь, как карту, нарисованную слепым мужчиной, но Ганнибал умный и способный, и он может следить и исполнять волю своего бога. Он молится каждую ночь и возносит ему жертвы, и хотя его бог ничего не отвечает, Ганнибал может чувствовать удовольствие растекающееся по венам. Другие не ценят его дар. Они проклинают его, когда он появляется в их городах, применяя против него всевозможные примитивные защитные заклинания, а он слабо улыбается этому. Они — низшие существа, хрупкие умы, которые еще не могут осознать неизбежность и тотальность смерти. Только поняв и приняв это, они смогут увидеть в этом поэзию — и он всегда готов преподать урок неверующим. (Они быстро понимают тщетность попыток удержать его в стороне, и слухи распространяются. Вскоре ему начинают оказывать должное уважение, ему и его богу. Его Уиллу.) Ганнибал — гораздо больше, чем просто посредник между людьми и богом. Прежде всего, он понимает своего бога, понимает, что божественность — это нелегкая вещь. Уилл обеспокоен видениями, которые он посылает Ганнибалу, напуган своей собственной силой, и хотя Ганнибал не самовлюбленный человек, он знает, что необходим своему богу. Уилл не способен выполнить их волю самостоятельно, вряд ли даже способен разговаривать с другими, и поэтому Ганнибал выполняет эти задачи за него. И всё же, есть вещи, которых он не может не желать. Есть более темные, грязные способы, которыми он хочет поклоняться Уиллу, способы, которые, как он знает, напугают Уилла, даже когда он умоляет о большем. Он самонадеян, чересчур дерзок, но он хочет знать, как будет выглядеть тело Уилла, хочет увидеть, как оно будет залито густой красной кровью, хочет увидеть, как его лицо покроется тонкими артериальными брызгами. Он хочет попробовать Уилла на вкус, хочет увидеть, как Уилл слизывает кровь с его пальцев. Чего он хочет, так это откровения. Откровение приходит к нему поздним вечером вторника, вскоре после наступления темноты. Его руки перепачканы и скользкие от внутренностей, а глаза закрыты, он так сосредоточен на том, где делать надрезы, что почти не слышит шагов. Но он достаточно хорошо чувствует чье-то присутствие, такое знакомое, проникающее в его душу. Он оборачивается. Его бог маленький и хрупкий на вид, как испуганная лань. Ноги босы, руки прижаты к бокам, как будто он не совсем уверен, что с ними делать, и к тому же избегает зрительного контакта. Ему, похоже, неуютно в собственной коже, и Ганнибал облизывает губы, чувствуя, как в животе нарастает чувство восторга. — Ты можешь не смотреть на меня так? — говорит его бог, переминаясь с ноги на ногу. — Это выбивает из колеи. И это неожиданно. Ганнибал с трудом сдерживает волчью ухмылку. Да, Уилл хрупок, как он уже понял, но в нем есть внутренний стержень. Неотразимый. — Уилл, — произнес Ганнибал, и уголки рта Уилла опускаются. — Ганнибал, — говорит он. — Ты всё еще смотришь на меня так, будто собираешься прыгнуть и сожрать. Религиозный трепет, я полагаю. — Религиозный трепет, — рассеянно соглашается Ганнибал, изучая своего бога. — Я так хотел познакомиться с тобой, Уилл. Уилл издает звук, похожий на фырканье, и неловко поводит плечами. — Знаю. — он расхаживает по храму, разглядывая благовония, поднимает статуэтку и ставит ее обратно, проводит пальцами по растекшейся лужице крови. — Это мой храм? Кажется, это немного, я не знаю, излишне. Меня вполне устраивало то, что у нас было раньше. Но ты ведь любишь роскошь, не так ли? Ганнибал пожимает плечами. — Люди ожидают определенных вещей. Уилл фыркает. — Они всегда так делают, — он резко садится, подтянув колени к груди и обхватив их руками. — Ты не собираешься спросить меня, что я здесь делаю? Ты же знаешь, всё… — Он показывает на себя. — Такое мясистое и тому подобное. — Мне было бы любопытно, — мягко ответил Ганнибал. — Я хотел… — начинает Уилл и прикусывает губу, упираясь пальцами ног в полированный каменный пол. — Я не знаю, чего я хотел. Возможно, почувствовать что-то иное, я хотел выбраться из дома — ты хоть представляешь, каково это — быть таким, как я? Все эти люди, которым мы приносим смерть, я чувствую их, я вижу каждого из них и понимаю, как именно они умирают — это самый красивый и артистичный способ сделать это, — он опускает плечи, вздрагивая. — Думаю, можно сказать, что я беру отпуск, — добавляет он. — Или что ты убегаешь? — Ганнибал не то чтобы хотел на него наехать, но перед этим прекрасным мальчиком, перед этим прекрасным богом, было трудно устоять. — Я не убегаю, — раздраженно возразил Уилл. — Я просто думаю, что заслужил несколько дней больничного, разве нет? Ганнибал усмехается. — Я не знал, что у богов есть больничный. Уилл сердито смотрит на него. — Не будь таким. Я думал, ты захочешь… в общем. Я просто заскочил поболтать, так что, с твоего позволения, я пойду поищу бордель и утоплю себя в вине, женщинах и прочих безбожных вещах. Он собирается встать и уйти, но Ганнибал хватает его за запястье. — Уилл, — просто произносит он, и Уилл снова падает на пол. Он почти бессознательно прижимается к Ганнибалу, и Ганнибал обнимает его за плечи, притягивая к себе. — Я хотел тебя увидеть, — признается он, и Ганнибал медленно выдыхает, чувствуя себя полностью удовлетворенным. — Я вернусь через несколько дней. Ничего, если я остановлюсь здесь? В задней части есть комнаты, которые он содержит в чистоте для проходящих паломников. Но он знает, что это не совсем то, чего хочет ни один из них. — Моя спальня дальше по коридору, — говорит Ганнибал, и Уилл, вздрогнув, кивнул. — Я знаю, о чем ты думаешь, — произносит Уилл, осторожно присаживаясь на край кровати Ганнибала. Ганнибал приподнимает бровь, ожидая продолжения. — Тебя интересует девственнен ли я, — сказал Уилл. — Тебе интересно будешь ли ты первым, кто прикоснется ко мне так, — он вздохнул и потер глаза тыльной стороной руки. — И да, и нет. Дело не в том, что я чувствовал что-то, будучи тем, кем являюсь — я чувствовал всё. Я чувствовал как люди занимаются сексом, как испытывают оргазм, и чувствовал как они умирают. Нет ничего, чего бы я не испытал, но лично — никогда. Он отказывается снова встречаться взглядом с Ганнибалом; смущенный, напряженный. Ганнибал проводит пальцем по подбородку Уилла, приподнимая его. — В таком случае, — прошептал он, наклоняясь к нему, пока они не начинают делить один воздух. — Полагаю, ты не делал этого раньше. Губы Уилла мягкие под его губами, его рот теплый и манящий, и Ганнибалу требуется вся его выдержка, чтобы оставаться нежным, не опрокинуть Уилла на спину и не овладеть им. Он позволяет себе совсем немного — прикусить нижнюю губу Уилла, но не сильно, чтобы не потекла кровь. — Ох, — Уилл отстранился. Его губы слегка приоткрыты, язык просунут между зубами. Это так аппетитно. — Всё хорошо? — спрашивает Ганнибал, обнюхивая его челюсть. — Да, — говорит Уилл, отворачивая голову в сторону, — Это… да, пожалуйста, вот так, — добавляет он, когда Ганнибал, воспользовавшись открывшимся видом, целует Уилла в шею, покусывает и посасывает до синяков. — Черт возьми, Ганнибал, не мог бы ты просто… — Он прерывается, делая глубокий вдох, как будто изо всех сил пытается успокоить дыхание. Боже, как странно. — Просто что? — говорит Ганнибал, его пальцы уже опускаются вниз, чтобы расстегнуть воротник Уилла. — Просто продолжай прикасаться ко мне, — задыхаясь, отвечает Уилл, стягивая штаны с бедер и сбрасывая их. Он цепляется большим пальцем за пояс своих трусов, на мгновение колеблется, но Ганнибал накрывает руки Уилла своими и направляет их вниз. Он не стыдится своей наготы, что Ганнибал находит восхитительным. Кажется, больше всего на свете он восхищен своей кожей. Он невесомо проводит большим пальцем вверх и вниз по бедру, прежде чем откинуться на спинку кровати, слегка раздвинув ноги, и терпеливо ждет. Он не мог бы быть более совершенным даже будучи упакованным в подарочную упаковку. Ганнибал не утруждает себя раздеванием, прежде чем забраться на него сверху, раздвигая ноги еще шире и становясь на колени между ними. Он наслаждается тем, как ресницы Уилла трепещут от прикосновения его обнаженной кожи к ткани брюк Ганнибала, легкой дрожью, которая пробегает по нему. — Можно поцеловать тебя еще раз? — спрашивает он, и Уилл издает нетерпеливый звук, тянется к нему и притягивает к себе. — Тебе не нужно спрашивать разрешения, — говорит он, когда они отрываются друг от друга. Ганнибал слабо улыбается. — Мой дорогой Уилл, — тихо говорит он. — Я намерен боготворить тебя, как и всегда. У меня нет намерения брать от тебя что-либо, чего ты не хочешь давать. Ты будешь разрешать или не разрешать, как сочтешь нужным, и, как всегда, говорить мне, чего ты от меня желаешь. Уилл бросает на него долгий взгляд, пробегая глазами по лицу Ганнибала, прежде чем кивнуть, медленно и обдуманно. Ганнибал улыбается еще шире. — Хороший мальчик. Прижимая кончик скользкого от смазки пальца к входу Уилла, Ганнибал с удовлетворением наблюдает, как он вздыхает, поджимая пальцы. — Можно мне? — снова спрашивает он и, хотя подозревает, что Уилл едва ли понимает, на что соглашается, кивает. Уилл медленно выдыхает, когда Ганнибал медленно, очень медленно, полностью вводит в него палец. Он медленно поглаживает его, и Уилл делает несколько быстрых, прерывистых вдохов, но не просит его остановиться. — Всё в порядке? — спрашивает Ганнибал, и тот отрывисто кивает. — Скажи мне, если захочешь еще, Уилл, я не смогу тебе помочь, если ты не попросишь. — Еще, — выдыхает Уилл, а затем, словно спохватившись, добавляет: — Пожалуйста. Ганнибал награждает его несколькими легкими поцелуями, оставляя дорожку на внутренней стороне бедер, наблюдая, как глаза Уилла закрываются, когда второй палец дразнит его вход, прежде чем войти внутрь. Теперь он великодушен: находит простату Уилла и прижимает к ней подушечку пальца, улыбаясь, когда Уилл потрясенно вздыхает и прижимается к нему в ответ. Он не торопится, готовит Уилла с нежной заботой, смакует каждый маленький вздох. Наблюдает за тем, как изменяется его дыхание, и удовлетворенно хмыкает. Он всё время разговаривает с Уиллом, шепчет ему успокаивающие слова, гладит рукой по бедру, дарит легкие поцелуи, и к тому времени, когда он решает, что его мальчик уже наполовину готов, кудряшки прилипли ко лбу от пота, красиво растрепанные. И всё же. Ганнибал — джентльмен, и он всё сделает как надо. Уилл восхитительно вздрагивает, когда Ганнибал прижимается губами к его уху и шепчет: — Могу я тебя трахнуть? Ему не отвечают несколько долгих мгновений, когда он продолжает, его голос низкий и хриплый: — Пожалуйста. И он делает скользящий толчок, от которого Уилл дрожит и издает тихие задыхающиеся звуки, вцепившись руками в простыни. Ганнибал медлит, чувствуя, как грудь Уилла двигается под ним с каждым вздохом, ждет, пока он не начнет издавать нетерпеливые звуки, прежде чем выйти и снова войти в него. Он продолжает двигаться медленно, не обращая внимания на то, как Уилл цепляется за его спину, жаждущий новых ощущений. Он собирается растянуть это как можно дольше, находя странное удовольствие в том, чтобы дразнить Уилла и наблюдать, как тот извивается, умоляя. — Сильнее, — требует Уилл, и Ганнибал соглашается, запоминая, как бедра Уилла прижимаются к его бедрам, какие грубые, почти нечеловеческие звуки он издает. Ганнибал чувствует, что он почти на пике, и легко проводит рукой вверх и вниз по его члену, приближая того к краю, а затем.. …а затем, Уилл кончает, теплый и влажный, прижимаясь к пальцам Ганнибала, задыхаясь от удовольствия. Завораживающее зрелище. Ганнибал трахает его, крепко сжимая бедра, наслаждаясь тем, как Уилл дрожит. — Я хочу, чтобы ты кончил в меня, — внезапно произносит Уилл так тихо, что Ганнибал едва слышит его. — Поклоняйся мне, — приказывает он, и Ганнибал не в силах ослушаться своего бога. Уилл целует его в шею, когда он кончает, обхватывает его тонкими руками и прижимает к себе. Вздыхает и обвивается вокруг Ганнибала, когда тот опускается, сплетая их конечности вместе. — Дорогой Уилл, — говорит Ганнибал, целуя Уилла в волосы. — Возможно, мне придется оставить тебя здесь. — Мне нравится здесь, внизу, — говорит Уилл. — Здесь веселее. Гораздо больше… ощущений. Он проводит рукой по боку Ганнибала, закрывая глаза. Ганнибал снисходительно улыбается. — Будь осторожен. Я бы не хотел думать, что развращаю тебя. Он не может отрицать, что это пьянящая мысль. Уилл задумчиво мычит, потягивается и вздыхает. — Не думаю, что я был бы против.