***
Часы показывали 13:55. Маринетт приближалась к выбранному Лукой местечку и, казалось, впервые в жизни умудрилась не опоздать, несмотря на суматошное утро. Дома на столе остался недопитый чай да россыпь всевозможных флакончиков и тюбиков. Гугл подсказал ей, что мелисса снимает нервозность, а перламутровые тени прячут опухшие веки. Вот уж чушь! Волнение с каждым шагом зашкаливало, а стоило разглядеть искомую вывеску, как сердце и вовсе убежало в пятки. Маринетт вытащила зеркальце дабы убедиться, что выглядела хотя бы неплохо. Хотелось бы восхитительно, но, увы, выспаться полноценно не вышло, как она ни заставляла себя сомкнуть веки и перестать лить напрасные слёзы. Впрочем, она шла брать первое в своей жизни интервью. Волноваться же вполне естественно? Луку она заметила сразу. Он приглашающе махнул ей рукой, подзывая к уже накрытому столику и, как истинный джентльмен, выдвинул для неё стул. — Как и обещал, — Лука кивнул на тарелку с бланманже. — Угадал? Маринетт кивнула, вспомнив сколько раз прежде заедала именно этим десертом свои неудачи всех мастей. Ещё как угадал! А в чашке совершенно точно латте с карамельным сиропом, со стаканчиком которого она обычно прибегала на каждую их встречу в прошлом. Она сделала маленький глоток и зажмурилась то ли от солнца, что скользило лучами по террасе кафе, то ли от сладости на языке. — Я рад, что ты пришла. И… прекрасно выглядишь. Впору было засмущаться от комплимента, но вчера Лука шептал куда более откровенные вещи. И всё же Маринетт мысленно порадовалась, что не зря перерыла весь шкаф в поисках идеального наряда. Она облачилась в лазурный и предстала воплощением нежности. Не в пример тому, что Лука видел вчера, но так требовала душа. Сегодня и сам он выглядел иначе. Или это дневной свет волшебным образом смягчал его облик… На губах играла тёплая улыбка, яркие пряди бликовали на солнце, и только усталые глаза намекали, что спал он прошлой ночью несправедливо мало. Странно, почему Маринетт не замечала, что в свои шестнадцать он выглядел точно так же? — Т-ты мне обещать, а мне ждать Алья… «Серьёзно?» — она мысленно отчитала саму себя. — «Приняла приглашение, чтобы заикаться и путать порядок слов?» — Ты такая забавная, Маринетт. У неё чуть ложка не выпала из рук от одной лишь фразы, которую она уже слышала в свой адрес однажды. Всё-таки их геройские сущности очень тесно переплетались с гражданскими. Маринетт даже без костюма Леди Баг умела выкручиваться из патовых ситуаций. А Лука без всяких магических штучек вернул время к исходной точке их истории, словно давая им обоим шанс всё начать сначала. Шанс, который ни в коем случае нельзя упустить. Ей определённо стоило собраться. — Поговорим о музыке? — деловито предложила Маринетт. Лука кивнул. Примерять роль журналистки оказалось волнительно, но интересно. Голос, к её собственному удивлению, зазвучал ровно, чётко и спокойно. Она включила диктофон и снова обратилась к собеседнику. — Поделишься планами? Каким городам с замиранием сердца ждать кумира? — Брюссель, Берлин, Варшава. Немного покатаюсь по Восточной Европе, — охотно принялся перечислять Лука. — И… вернусь в Париж. — Ч-что? Ты же… редко тут появлялся… — Повода не было. Он пожал плечами и невозмутимо отпил кофе, словно и не произносил ничего экстраординарного, а в душе Маринетт уже поднимался новый вихрь. Все вопросы для интервью, которые она ранним утром скрупулёзно записывала в заметки, а потом заучивала, вылетели из головы, оставив лишь лёгкое головокружение. — А… теперь? Есть повод? — Решил записывать альбом здесь. Ах, вот оно что! Прежнее ликование покрылось вполне ощутимым налётом разочарования. Новый глоток латте оказался не таким уж и сладким. — Да и в целом получится плодотворнее, если моя муза будет рядом, а не на другом конце света. Маринетт совершенно по-идиотски застыла с приоткрытым ртом. Лука ведь о ней говорил? Слов, чтобы заполнить неловкую паузу, не находилось, и она усиленно заработала ложкой, запихивая в себя калории. Может, мозг от ударной дозы углеводов начнёт работать активнее и сгенерирует какую-нибудь приличную идею для продолжения разговора? — Да, мир пока ничего не знает о моей музе, но всему своё время. Лука продолжал, а Маринетт силилась угомонить сердце в груди, что рвалось наружу от расцветающей на его лице улыбки. Это что за беседа такая получалась, раз она не в состоянии была исполнять свои прямые обязанности, а глуповато таращилась перед собой, ловя каждое слово собеседника? Может, стоило переходить с кофе на коньяк? — Все привыкли, что Лука Куффен ищет себя то на одном, то на другом континенте, но, — он выдержал паузу и добавил чуть тише, — вчера одна особа перевернула мою жизнь вверх дном. И я понял, что хватит с меня этой беготни. Хочу снова обрести дом. Разве могли остаться хоть какие-то сомнения? Лука совершенно точно говорил о ней. И раз уж она не имела ни малейшего шанса сорваться с места и покорять мир вместе с ним, он решил всё переиграть… — Но… почему? — почти беззвучно прошептала Маринетт и покосилась на телефон. Секунды неумолимо бежали вперёд, подгоняя её действовать. К чертям интервью! У неё здесь вопросы поважнее. — Потому что я, — Лука ткнул по экрану, останавливая запись, — хочу, чтобы ты была рядом не только в мыслях. Рядом. Не только в мыслях. Счётчик времени замер, и всё вокруг тоже погрузилось в магическое оцепенение. Больше не звучала музыка, не галдели гуляющие рядом с террасой туристы, не переговаривались посетители за соседними столиками. Мир вокруг попросту перестал существовать. Маринетт зачарованно потянулась ладонью вперёд. Отчаянно хотелось коснуться лица Луки и осознать, что всё происходящее — не мираж. Она поддалась порыву. Подушечки кольнула едва проклюнувшаяся щетина. Не мираж. Реальность. Реальность, в которой Лука вполне доходчиво давал понять, что вчерашний вечер для него отнюдь не пустой звук, а первая глава их долгой совместной истории. Крупная слеза скатилась по щеке и капнула прямиком в остывающий кофе. — Эй, — Лука смахнул вторую слезу с лица Маринетт. — Если хотела с солью, так бы и сказала сразу. Не плачь! Хочешь расскажу, что планирую сделать, когда вернусь к моей музе из турне? Да как не плакать, если и в её жизни всё перевернулось вверх дном?! Чашки жалобно звякнули, когда Маринетт, ударившись бедром о стол, бросилась Луке на шею, без слов поясняя, что она вновь заранее согласна со всеми его планами, даже если они будут гораздо более приличными чем те, что они уже превратили в реальность накануне.Заранее согласна
14 мая 2024 г. в 08:54
Примечания:
Извините, я опять.
На этот раз никаких граней, добротная нц-шечка, поэтому если работаете работу под суровым взглядом начальства, сидите за первой партой, делаете домашку с ребёнком и прочее, осторожненько, ок?
Маринетт ко многому в жизни была готова. К бессонным ночам за эскизами и швейной машинкой, к бесконечным переездам из квартиры в квартиру в поисках идеальной «той самой» творческой атмосферы, к дрожащим коленкам на собеседовании на стажировку в компанию мечты. Маринетт где угодно могла себя представить в текущий момент времени. В растянутых трениках перед телевизором с надкушенным куском пиццы в руке, в умопомрачительном бикини на пляже, в пустом офисе за работой над очередным сверхурочным проектом, в обличье Леди Баг, несущейся спасать город от очередных чинителей беспорядков… Где угодно, но не среди беснующейся толпы на рок-концерте.
— А он крутой, да? — прокричала в ухо Алья.
Ну как прокричала? Прохрипела, уже порядком сорвав голос.
Крутой? Да, пожалуй.
Маринетт считала себя слишком правильной девочкой, чтобы визжать среди прочих собравшихся, да и слов не знала, чтобы толково подпевать. Ей оставалось только разглядывать объект восхищения пары-тройки тысяч собравшихся и думать, когда он успел стать таким… Таким крутым, что аж растрёпанная и раскрасневшаяся Алья прыгала со вскинутыми вверх руками.
Лука Куффен покидал Париж совсем мальчишкой с худыми острыми плечами и грустными глазами. Лука Куффен познавал необъятный мир, пока Маринетт существовала от одной попытки познать хотя бы саму себя к другой. Быть может, не весь этот мир лёг к ногам парня с гитарой, но и от гула голосов выкрикивающих его имя фанаток становилось понятно, что он уже привык купаться в овациях.
Пользовался зрительским обожанием Лука мастерски. То указывал пальцем на рандомную девицу в зале, то подмигивал кому-то неизвестному, по-дерзки закусив краешек нижней губы. Толпа неистово визжала в ответ на знаки внимания, а Маринетт силилась сконцентрироваться на главном — на голосе. На бессовестно прекрасном, пробирающем до мурашек тембре, что давно уже стал достоянием общественности. Подумать только, а когда-то давно, будто в далёкой прошлой жизни, этот самый Лука, ныне кумир миллионов, а тогда совершенно обычный, разве что не по годам глубоко влюблённый подросток, напевал рифмованные собственноручно строчки ей одной.
— Интервью выйдет бомбическим! — снова захрипела Алья, позволившая себе отдышаться и пригладить волосы в перерыве между песнями.
Интервью? Разумеется… Он и сам бомбический. Настолько, что Маринетт умудрилась позабыть, при каких обстоятельствах пятничным вечером очутилась не в собственной спальне, бессмысленно листая новостную ленту, а здесь среди толпы, оглушённая рокотом и сбитая с ног божественным голосом парня, которого когда-то сама посчитала неудачным кандидатом в спутники жизни. Признайся она в этом факте биографии любому из присутствующих в зале, подняли бы на смех да покрутили у виска. Сумасшедшая! Такими воздыхателями не разбрасываются! Вот бы в её четырнадцать нашёлся кто-то мудрый, кто вдолбил бы очевидное в голову, забитую наглухо романтической чепухой. Впрочем, познание чувств никогда не было сильной стороной Маринетт. В её жизни существовал один сценарий — упиваться патологической невзаимностью, а все остальные порывы давить в зародыше.
Но сейчас Алья загнала её в ловушку. Отрицать, что повзрослевший и возмужавший Куффен тянул на лидера списка сотни самых привлекательных мужчин Франции, а то и всей Европы, значило признать, что она или ослепла в свои двадцать три, или имела до ужаса дрянной вкус.
Маринетт понятия не имела, как обычно проходили концерты Луки, и была даже несколько шокирована. И уже вовсе не визгливыми криками беснующихся рядом поклонниц, даже не фантастическим голосом, что на разрыв пропевал строчки о любви, ненависти, странствиях по миру, боязни одиночества, принятии себя и готовности высказать чёткий протест всему, что чуждо. Нет, Лука смог удивить ещё разок. Маринетт прикрыла ладошкой невольно открывшийся рот, когда он, поймав волну музыкального экстаза, стянул с себя майку. Наверное, стоило прикрыть глаза, чтобы перестать таращиться на потеху Алье на обнажённый торс с рельефными мышцами и татуировкой слева на груди. Сама Алья воспользовалась очередным затишьем и наклонилась к практически не моргающей Маринетт.
— Да, это чистый, стопроцентный, концентрированный секс, но прекрати так пялиться на него!
Знать бы, где взять столько силы воли, чтобы отвести зачарованный взгляд хоть куда-нибудь! Маринетт сообразила, что слишком долго без воздуха не протянет, но позволила себе лишь короткий судорожный вдох и сглотнула скопившуюся во рту слюну.
Ей уже доводилось видеть Луку полураздетым. Давно, лет семь назад, когда они всей компанией нагрянули в бассейн. Но парень, что сжимал сейчас стойку микрофона одной рукой, а скомканную майку другой, был совсем не таким как тот, который с ободряющей улыбкой убеждал, что прыгать с бортика в воду не страшно, а дико весело. Теперь от подростковой угловатости и излишней худощавости не осталось и следа. И, чёрт возьми, как же права Алья Сезар! Чистый, стопроцентный, концентрированный секс!
Маринетт почувствовала, что начинает плавиться от нахлынувшего на неё жара. Почему в помещении так душно? Кондиционеры вообще включены? Ей хотелось глоток воды, мокрое полотенце на лоб, дурацкий веер на худой конец. Но Лука решил добить её и без того пошатнувшуюся психику. Встав в один ряд с музыкантами для финального поклона, он чуть промедлил и сделал шаг вперёд, к самому краю сцены.
— Что он делает? — Маринетт толкнула Алью в бок, но ответа не получила.
Толпа замерла в ожидании, а Лука пристально вглядывался в устремлённые на него взгляды, пока не нашёл… её. Маринетт от макушки до пяток прошибло током, когда их взгляды пересеклись. Он подмигнул — так, словно вынашивал в голове какой-то хитроумный план, а она обязана была стать его соучастницей.
— Да что происхо…
Маринетт ни возмутиться, ни подумать толком не успела, как прямиком в её ладони приземлилась та самая скомканная майка, что совсем недавно украшала подтянутый торс Куффена.
— Ну почему не я?
— Да она счастливица!
— Какого хрена ей?!
— Кто это такая вообще?
Лавина чужих завистливых выкриков обступала со всех сторон, и Маринетт, дабы не упустить ценный трофей, сильнее сжала майку в руках. Наверняка, получи она не первой свежести предмет гардероба незнакомого ей музыканта, испытала бы острый приступ брезгливости, а сейчас… Сейчас она боролась с абсурдной идеей уткнуться в мужскую влажную от пота майку лицом. Да что это с ней сегодня?! Идти на поводу у безрассудных желаний у всех на виду Маринетт не решилась, но и майку из пальцев не выпустила. Хотя опасалась она напрасно. Здесь никто бы не принял её за фетишистку, а вот за очень преданную фанатку — легко. Тут полный зал таких. Восторженно ревущих от вида кумира и тоже мечтающих унести с собой его «кусочек» на память.
— Боишься, что отберут? — хихикнула Алья, уже после поклона и выступления на бис утягивая подругу в хитросплетения закулисных коридоров.
Если Маринетт не хотела испортить Алье интервью с обретшим известность Лукой Куффеном, ей следовало срочно собрать расползающиеся мысли в кучу. Но, положа руку на сердце, думать сейчас хотелось не о замыслах подруги, а о вольности Луки, который едва не превратил концерт в стриптиз. Он всегда так делал? Или… Ох, чёрт, он же смотрел на неё, прежде чем бросить майку! Он же… знал, куда бросал… Что это за намёки?
Маринетт перебирала ногами, стараясь не отставать от Альи, но все её мысли против воли уносились далеко-далеко. И ей самой становилось не по себе от собственных необузданных фантазий. С чего вообще воображение сию секунду решило представить, что бы открылось взору, решись Лука стянуть с себя майку будучи не далеко на сцене, а на расстоянии вытянутой руки от неё? Как проступают его кубики пресса… Как стекают по груди капельки пота… Чтобы окончательно не удариться в размышления о привлекательном мужском теле, Маринетт мысленно надавала себе пощёчин. Что за вздор вообще в её голове?! Она же хорошая девочка! Она умеет держать свои непристойные фантазии при себе, особенно когда они касаются лишь доброго друга из прошлого.
Умела… Но сейчас, когда до неё доносился вполне отчётливый запах пота и непривычно тяжёлого парфюма от этой чёртовой майки, все её хорошие манеры стирались в порошок, уступая место древним как мир желаниям. Конечно же, ей следовало бы подавить их. Именно так она и поступила, возвращая лицу невозмутимый, как ей казалось, вид. Но что такое показное равнодушие против наблюдательной и проницательной Альи?
— Мы пришли! — Сезар дёрнула за руку, вынуждая остановиться у неприметной двери. — А ты где-то витаешь… Уже представила, как он тащит тебя в свою постельку?
— Он там где-то ходит раздетый по пояс, — немного невпопад пробормотала Маринетт, комкая в руках майку Луки, за которую её наверняка убила бы добрая половина присутствующих на концерте.
Да что там половина… Все!
— Уверена, он захватил с собой сменную одежду, — насмешливо фыркнула Алья.
Легко ей было рассуждать. Вообще легко рассуждать, когда у тебя с интимной жизнью полный порядок. Можно сколько угодно прятаться за учёбой, работой и ежедневной рутиной, но долгое отсутствие партнёра свой отпечаток неизбежно накладывает. И Маринетт явственно ощутила колющие последствия дефицита мужского внимания.
— Это потому что я давно без отношений, — пролепетала она, пряча от подруги взгляд.
— Это потому что ты от него уже без ума! — прямо в лоб и без всяких украшательств выдала Алья. — А ведь вы ещё даже с глазу на глаз не поговорили!
О боги, ей же ещё и говорить с ним! Зачем она вообще впряглась в эту сомнительную авантюру, когда могла просто дома лечь спать. Ну, или сесть за шитьё, если бы вдруг не спалось. Маринетт сильнее стиснула пальцами майку, понимая, что ткань никогда не высохнет от её потеющих ладошек. Да уж, после сегодняшних выходок Луки она уже точно не уснёт. В мысли опять упрямо полезли не самые приличные образы, и Маринетт пришлось снова скрыть от Альи взгляд.
— Ой, да брось скромничать! Будь я свободна как ты, тоже бы повелась. А у тебя есть, между прочим, отличный шанс разнообразить серые будни.
Сезар заговорщически подмигнула, чем вызвала волну возмущений.
— Алья! Что ты говоришь вообще такое? У нас не выйдет никаких отношений совершенно точно! Мы слишком давно… разбежались в разные стороны. Увы…
— И что с того? Ни за что не поверю, что твоё имя для него по прошествии лет стало пустым звуком! Не он ли залечивал твоё раненое сердечко? Не он ли всегда был рядом?
В памяти точно по взмаху волшебной палочки замелькали картинки из прошлого. И на каждой Лука с длинной ярко-голубой чёлкой, что вечно падала на лоб и лезла в глаза. Вспомнилось, как он выслушивал её запутанные рассказы о жизни, как таскал сетки апельсинов, стоило ей расчихаться и слечь в постель с температурой, как приглашал её первой послушать новые песни. Он был для неё надёжным оплотом и в геройской, и в гражданской ипостаси. А она… вычеркнула его из жизни. Просто взяла и забыла, стоило ему покинуть Париж. Спрятать разочарованный вздох не вышло.
— Да и потом, кто сказал про отношения? — никак не унималась Алья. — Попробуй хоть немного пожить в моменте!
— Ты что, предлагаешь мне…
Договорить Маринетт не успела, потому что напоролась на горящий взгляд подруги. Ох, как же она этого залихватского огня боялась! Алья смотрела так, будто что-то задумала.
— А знаешь… — начала Сезар.
Определённо задумала, да. Иначе с чего бы ей переходить на таинственный торопливый шёпот?
— Я тут подумала… — Алья накрутила на палец прядь волос. — А давай, ты интервью возьмёшь! А потом мне всё подробненько перескажешь.
— В смысле? — опешила Маринетт.
— В прямом, — Алья сохраняла внешнюю невозмутимость, но лукавые искорки из её глаз никуда не исчезали. — Вам же явно есть о чём поболтать.
Алья недвусмысленно покосилась на многострадальную майку Луки, заставив Маринетт смутиться окончательно. Внезапное желание не только порассматривать Куффена без верха, но и даже прикоснуться к нему одновременно пугало и будоражило сознание, отзываясь вполне внятной реакцией тела. А Маринетт уже и забыла, когда в последний раз по её венам разливалось столь приятное щекочущее тепло.
Пришлось себя одёрнуть. Не к месту сейчас все эти мысли. Да и с чего бы давать волю буйной фантазии? Откуда такое рвение? Они даже не встречались толком в прошлом. Их бестолковые попытки полакомиться мороженым на набережной или посмотреть фильм, взявшись за руки, заканчивалась одинаково — провалом из-за вечной и крайне несвоевременной необходимости спасать мир. А сейчас? Просто концерт, просто интервью, просто Лука Куффен. Ох, нет, не просто. Дико привлекательный, мега успешный, яркий, громкий… Нет-нет-нет… Не те ассоциации, чтобы успокоиться.
— Но ведь ты хотела! — заговорила Маринетт. — Я вряд ли в состоянии…
— Хотела, да, — перебила Алья. — Но вспомнила, что обещала Нино прийти пораньше, потому что утром ему ехать в Ниццу. Ещё собираться нужно, а ведь он без меня даже носки не найдёт! В общем, ты нашу звезду как следует разговори, всё запомни, а потом мне перескажешь, идёт?
«Что идёт? Ничего не идёт! Это что за переобувания такие, Алья Сезар?! Подруга, называется!» – мысленно закипала Маринетт.
– Столько дел у меня, оказывается! Пора бежать, – Алья протараторила отговорку и попятилась прочь от ничего не понимающей подруги.
— Эй, стой! — наконец спохватилась Маринетт. — Я понятия не имею, о чём ты хотела с ним беседовать! Про что спрашивать-то?
— Ну как! Про премудрости гастрольной жизни, про планы на новые альбомы, ну и… узнай, занято ли кем его сердечко.
Будь Алья чуточку ближе, Маринетт уже вцепилась бы в неё от возмущения. Но Сезар всегда знала, когда смыться, и двигалась всё дальше по коридору в сторону выхода.
— С ума сошла? Я не буду такое спрашивать! Это неприлично!
— Займись тогда с ним более приличными вещами! — крикнула Алья напоследок. — И не забудь включить диктофон! И выключить, когда станет не до разговоров!
«Не до разговоров? То есть?» – Маринетт снова атаковали мысли. – «Что вообще надумала себе эта Алья? Ух, несносная! Вот же ж!»
С чего бы ей вообще падать в эту бездну, если единственное, что их с Лукой объединяло в романтическом плане, — один странный недопоцелуй, сорванный проклятым акумой. Она топнула ногой, сжала пальцы в кулаки, шумно выдохнула и прижалась к стенке. Придётся выкручиваться.
— Так, Маринетт, — заговорила она сама с собой, благо никого, кроме неё, в коридоре не оказалось, — ты должна собраться. Ты просто с ним поговоришь. Просто. Поговоришь. С ним.
— С кем? — насмешливо донеслось откуда-то сбоку.
Дверь, возле которой топталась сбитая с толку выходкой Альи Маринетт, открылась, и перед глазами предстал Лука. Ей пришлось несладко, ведь скабрёзные мысли снова замельтешили в голове. Ещё бы! Вблизи Куффен казался даже более прекрасным чем на сцене. Да, он не пел и обнажённый торс успел прикрыть чёрной свободной футболкой, но готовый к безумствам, в хорошем понимании этого слова, взгляд никуда не делся.
— Эмм… при… привет…
Дыши, Маринетт, дыши. Давай, ты же умеешь брать себя в руки. Ну и что с того, что сейчас хотелось оказаться в чужих руках? Где твоя выдержка, Маринетт? Где скромность? Да тебе впору мечтать о прогулках под луной, а не о том, что сейчас будоражило кровь! Но похоже, что внутренний голос и тело были не за одно. Первый отчаянно приказывал Маринетт успокоиться и стать такой, какой её привыкли видеть и воспринимать. Второе вдруг вспомнило, как остро соскучилось по мужскому теплу, и теперь жаждало прикосновений. Или большего. Гораздо большего. Особенно в те моменты, когда в памяти мелькали недавние кадры с полураздетым Куффеном.
— А журналистка года где? — Лука повертел головой и не обнаружив никого, кроме донельзя смущённой Маринетт, продолжил. — Столько шороху навела со своим интервью и сбежала?
— Она… там… у неё… дела в общем…
«Фух, почти внятно вышло». Маринетт перестала сжимать кулаки и даже плечи распрямила.
— Я буду вместо неё.
— Хах, хорошо.
Маринетт показалось, что во взгляде собеседника мелькнуло лёгкое удивление, что тут же сменилось удовлетворением от изменившихся обстоятельств. Или это лишь её подсознание пыталось выдать желаемое за действительное? Пришло время для главного вопроса — а чего желала она сама, если отбросить в сторону шуточки Альи? Сближения после долгой разлуки? Гармонии и близости на незримом духовном уровне? Милых дружеских посиделок? О нет, для этого у неё слишком сильно пульсировало в висках. Вспышки страсти без намёков на продолжение? Тоже мимо. Для этого она слишком правильная.
— Поехали тогда. Не в коридоре же болтать будем.
— А где?
— Как приличный музыкант, я снял номер, где планировал отдохнуть, — отчитался Лука, пока Маринетт не напридумывала себе менее однозначных вариантов.
Правильная, конечно. Правильные девочки не ездят по отелям с рокерами даже под предлогом интервью, которое не слишком нужно было ни Луке, ни уж тем более самой Маринетт. Пришло время ломать каноны?
— Едем?
Маринетт застыла, и Луке пришлось напомнить ей о своём присутствии рядом.
— Да, — она кивнула.
Не обязательно ведь её чёртовы фантазии должны сбываться. Пусть будет просто разговор. Наверняка, к полуночи она уже окажется дома с приятным послевкусием от состоявшейся беседы, какое неизменно оставалось от их разговоров в прошлом. Она бы даже поверила себе, если бы ладонь Луки не легла на её талию, обжигая кожу огнём сквозь ткань платья.
Наверняка со стороны они смотрелись как влюблённая парочка. Музыкант-бунтарь и его прелестная муза, нежная, как цветочный лепесток. Разные, как инь и ян, но идеально совпадающие, как кусочки пазла. Чудная иллюзия и для случайных прохожих, и для подсознания Маринетт. Наверняка, Лука водил в гостиничные номера и более ярких представительниц прекрасного пола и вовсе не с целью поболтать о музыкальной карьере, но отчаянно хотелось обмануться и уверовать, что она одна удостоилась такой чести. Единственная и неповторимая.
Очаровательная наивность!
Такси плавно скользило по полупустым парижским улицам, словно давая шанс передумать и сбежать. И Маринетт была бы не Маринетт, если бы не принялась искать тайные знаки, что указали бы ей дальнейший путь.
Светофор загорелся красным. Может, и ей тоже стоило остановиться? Нет, слишком топорно. Блик от фар встречного авто резанул по глазам. Может, это сигнал об опасности? Как-то… притянуто за уши. Ладно, она делала это ради журналистской карьеры лучшей подруги. Чем не повод пересилить себя и даже перебороть волнение, норовящее перерасти в страх?
«Hey, girl, you've got to take this moment. Let not slip it away», — проникновенно шептал из динамиков Дейв Гаан. Ну точь-в-точь дьяволица по имени Алья! Знак? Тот самый? Уже теплее. По крайней мере, звучало как правда.
Из такси Маринетт выходила уверенная, что ступила на единственно правильный путь, пусть даже до конца не понимая, что поджидало её впереди. Лука своей галантностью выбивал твёрдую почву из-под ног. Он учтиво распахивал перед ней двери. Она дарила ему благодарные взгляды и мысленно отчитывала себя за то, что нафантазировала совсем неприличных вещей.
— Ты очень мило смущаешься, но не стоит, поверь, — шепнул Лука ей на ухо.
От его горячего дыхания забегали мурашки. И не только на шее. Но пришлось очень быстро приструнить собственное тело. На Маринетт смотрели. Стайка юных девиц у ресепшена, паренёк в холле, моложавая мадам у лифта… А Лука точно нарочно сильнее обнимал её за талию и прижимал к себе. Плакало интервью Альи Сезар. Назавтра все таблоиды напишут о новом романе Луки Куффена и, что вполне вероятно, подтвердят свои истории фотодоказательствами. Маринетт совершенно точно успела заметить боковым зрением вспышку, прежде чем дверцы лифта отгородили их от любопытных взоров.
— Если голодна, можем заказать ужин в номер.
Лука очаровывал и делал это играючи. Впрочем, совсем не сложно очаровать ту, которая сама отчаянно желала быть очарованной.
— Спасибо, — Маринетт выдала очередную ужимку. — Не голодна.
— Зря, — Лука усмехнулся и с видом знатока покачал головой. — Интервью — дело энергозатратное.
Да он издевается! А можно прекратить терзать и без того неустойчивую психику фразочками, которые трактовались уж слишком двояко? Или это снова на арену вышло разбушевавшееся воображение Маринетт? Откуда вообще этот всплеск либидо? Неужели от несчастной майки, которую девичьи руки уже давно запрятали в сумочку, чтобы позже в одиночестве рассмотреть в мельчайших деталях?
В номере оказалось свежо и прохладно. Зажёгшийся с лёгкой руки Луки яркий верхний свет чуть успокоил мысли. Сам Куффен опустился в кресло, жестом пригласив Маринетт расположиться напротив. Их разделял небольшой столик, и теперь даже казалось, что идея с интервью еще не окончательно погребена под волной размышлений личного характера. И всё бы хорошо, да только не теплилось в Маринетт ни толики журналистской хватки, а все вопросы, что вертелись на языке, преследовали её интересы. Не хотелось ей спрашивать, когда следующий альбом и чему он будет посвящён. Хотелось узнать, сколько ещё татуировок скрывалось под одеждой. Ох, нет, и тут осечка. Алья её прибьёт завтра за такую информацию. Ну, это если Маринетт доживёт до завтра и не сгорит в огне собственных мечтаний. А загадочная улыбка Луки к мечтаниям очень даже располагала.
— Воды? — предложил он.
— А… что?
— Воды, говорю.
Лука одарил Маринетт снисходительной улыбкой, будто прекрасно понимал, что поводов поволноваться у неё здесь был целый ворох.
— Вода… не помешает, да.
Маринетт кивнула, и быстро получила желаемое. Вот бы все задумки исполнялись с её не слишком уверенного кивка. Лука протянул ей стакан воды, и ещё не знал, какую чудовищную ошибку совершил, когда наполнил его до краёв. Присущий Маринетт уровень грации остался неизменным. Руки задрожали, и содержимое стакана выплеснулось вперед, оставляя на джинсах Луки медленно расползающееся мокрое пятно. Маринетт виновато закусила губу и, чтобы не выдать какую-нибудь глупость, принялась нарочито медленно маленькими глотками допивать остатки воды.
— Ну, — Лука протяжно выдохнул, — без верха ты меня уже видела. Пора переходить на новый уровень.
Маринетт поперхнулась водой, когда Лука, глядя ей в глаза, потянулся к молнии на джинсах. В стакан она вцепилась так, словно он помог бы ей удержаться в кресле и сохранить рассудок, а не растечься раскалённой лавой, оставляя на полу под ногами выжженную пустошь вместо пушистого ковра. Если и помогал, то плохо. Воображение расшалилось настолько, что Маринетт живенько представила, как Лука с преспокойным лицом стягивает джинсы, демонстрируя брендовые боксеры, подкачанные бёдра и, может быть, даже ещё одну татуировку. Ей показалось, что от свежести и прохлады не осталось и следа, а её кожа начала дымиться.
— Да не смущайся ты так! — хохотнул Лука. — Шутка! Подожди пару минут. Переоденусь в сухое.
Да он и не смущал на самом деле. Просто Маринетт слегка увлеклась в попытках утихомирить альтер эго, которое сегодня требовало чего-то новенького, неизведанного. Неприличного.
Лука после недолгого копания в шкафу скрылся за дверью ванной комнаты, а Маринетт поймала себя на совершенно неподобающей приличным девушкам мысли. Она хотела, да-да, в самом деле хотела, чтобы он снял чёртовы штаны перед ней. И пусть она бы отчаянно краснела, заикалась, несла бред… всё равно хотела. Можно подумать, Лука в жизни не слышал её тщетных попыток собрать слова в предложения и озвучить мысль, не привлекая внимание всех логопедов в округе. Одно их знакомство чего стоило.
— Твоё волнение по-прежнему очаровательно. А мне уж было показалось, что ты изменилась.
Лука с переодеванием справился быстро и предстал в зауженных трикотажных брюках. Если б кто сказал Маринетт раньше, что она сочтёт такой домашний и непринуждённый аутфит сексуальным, рассмеялась бы в лицо. Теперь было не до смеха. И, судя по речам Луки, сохранять самообладание уже получалось плохо.
— Изменилась? – она насмешливо фыркнула. – С чего ты так решил?
— Видел, — Лука коротко ухмыльнулся и чуть склонил голову, — когда ты пожирала меня глазами на концерте.
— Ты снял майку! Не самый честный ход! Там все твои фанатки готовы были броситься на сцену. И не удивлюсь, если они поджидают кумира где-то поблизости.
— Зачем они мне?
Маринетт должна была догадаться, что прикрываться показным смущением вечно не сможет. Рано или поздно потаённые желания прорвали бы оборону. Как сейчас, когда Лука одним вопросом развернул ситуацию на сто восемьдесят градусов. Фанатки не нужны… А кто нужен?
— Кстати, раз уж разговор зашёл, — Лука возвращаться к своему креслу не спешил, а уселся на подлокотник к Маринетт, вынуждая её сесть полубоком и повернуться лицом к нему. — Что будешь делать с майкой?
Чёртов кусок ткани сделал своё дело. Тёмная сторона потихоньку перекрывала свет.
— Спать в ней, — безотчетно сорвалось с губ.
Лука от такой прыти вытаращил глаза, но шок быстро сменился довольной ухмылкой.
— Я вслух сказала, да?
— Маринетт… Милая Маринетт… — Лука позволил себе коснуться её макушки кончиками пальцев. — Годы идут, а ты всё такая же как раньше.
Мужские пальцы, чуть осмелев и не встретив сопротивления, поползли ниже, к затылку, зарылись в пряди, чуть стянули волосы у основания шеи. Маринетт разомлела от внезапного порыва нежности. Этот бунтарь, швыряющий в зрительный зал майки, умел быть таким мягким? Веки прикрылись сами собой.
— Я скучал…
Убийственно коротко и предельно серьёзно. Тихо, почти беззвучно, на миг обнажая душу, ничем не украшенную.
Лука, наверное, ждал от неё ответного хода. Память вернула Маринетт на несколько лет назад, в тёплый весенний вечер, когда он сообщил во всеуслышание, что уезжает. Он даже конечной точки своего путешествия не видел, а Маринетт была не в состоянии оценить масштаб той личной драмы, что бередила его душу, потому что мысли её витали где-то далеко. За всеми своими попытками выстроить отношения, одолеть учебную программу и заявить о себе как о модельере она и думать о Луке забыла.
А он скучал…
Плохой момент для ностальгии. И Лука, казалось, прекрасно это чувствовал.
— Я…
«…та ещё разбивательница сердец, как выяснилось».
Маринетт так и не ответила. Её короткая, сама собой сорвавшаяся с губ усмешка развеяла воцарившуюся на пару мгновений проникновенную атмосферу. Зато получилось в полной мере осознать свои собственные порывы. Она тоже скучала, просто задвинула эту тоску на дальний план, разгребая насущные проблемы. И это осознание легко объясняло весь хаос, поселившийся этим вечером в её голове. Нет, Маринетт не пускала слюни на красивую картинку. Она жаждала близости и верила, что Лука способен насытить ей сполна, но готова пока была лишь к физической её стороне. Да и то с трудом.
— Уравняем шансы? — небрежно брошенный смешок заставил прекратить самокопание.
Лука продолжал шептать, но шлейф строгости и серьёзности развеялся окончательно. Голос манил за собой куда-то в неизвестность.
— Что?
Пришлось переспросить. О переливах тембра Маринетт ещё могла думать. О сути сказанного — уже нет.
— Ну, я сегодня раздевался, а ты ещё нет. Это что за интервью такое получается?!
— Это… шутка, да?
И Лука кивнул. Он стал отъявленным шутником или специально дразнился, видя среди прочих эмоций Маринетт растущее желание коснуться его горячей кожи?
Она готова была проклясть себя за последнюю фразу. Ей вдруг показалось, что с минуты на минуты всё посыпется. Что мужчина мечты, коим сейчас виделся Куффен, заливисто рассмеётся над её беспомощностью или, что хуже, пересядет обратно на соседнее кресло, а это в нынешних обстоятельствах — практически другой континент. Но пальцы, совсем недавно касавшиеся её волос, плавно проскользили вдоль выреза платья.
Ей бросили вызов. А вызовы принимать Маринетт умела, пусть и скрываясь под красно-чёрной маской. Ох, будь она сейчас в трансформации, действовала бы куда решительнее. Впрочем, ведь смелая общепризнанная любимица Парижа — это она и есть. Так может, искомый знак всё время был прямо под носом?
— А ты привык, что интервью берут без одежды? — Маринетт чуть сощурилась.
Да, она правда это произнесла. Нет, она всё ещё не Леди Баг и не собиралась ею становиться. Тело требовало иной магии. Пальцы Луки замерли на её ключицах, и она накрыла их своими. Вот так просто. Не оглядываясь назад и не думая о последствиях. В моменте, как завещала мудрейшая из женщин Алья Сезар.
— Я привык к другим собеседникам. Гораздо менее привлекательным. Вообще не привлекательным.
Губы пересохли, а в ушах застучало с удвоенной силой. Маринетт оказалась готова к прикосновениям. К комплиментам — нет. Слов, что ласкали слух, она… боялась. Ведь они привязывали и заставляли верить, что эта попытка прожить вечер в моменте может обернуться чем-то серьёзным. Но чем, если у неё карьера и перспективы, за которыми она гонялась с четырнадцати, а у Луки миллионы слушателей по всему миру и уже спланированный график концертов? Что ей останется, когда он прыгнет в очередной поезд, автобус или самолёт? Сердечко, разбитое вдребезги, и нездоровое желание бежать следом? Уж лучше ещё на берегу отшутиться и окончательно решить, что её единственное намерение на сегодня — хорошо провести время.
— Я рискую войти в историю, как первый интервьюер, заставивший музыканта снять штаны! Хоть и за кадром.
И пусть Лука счёл бы её ветреной и бесшабашной за подобные заявления. Это не совсем Маринетт. Она играла роль. И делала это безукоризненно.
— Ты рискуешь войти в историю, как первый интервьюер, соблазнивший музыканта!
Похоже, Лука тоже был из тех, кто умел жить в моменте. К лучшему. Так им обоим будет проще. Она не выглядела простушкой, с одного взгляда падающей в постель к знаменитости с мечтами о совместном «долго и счастливо». А он будто вовсе не пытался воспользоваться её слабостью. Они оба хотели наслаждения. Друг друга. Разве это преступление? Разве это чревато обидами? Подумаешь, не получит Алья своё интервью. Если, конечно, эта беседа вообще была ей нужна, а совместная вылазка на концерт не задумывалась изначально как часть хитроумного плана сводницы-интригантки Сезар.
— Ты же понимаешь, к чему всё клонится?
Пальцы Маринетт, лежавшие поверх ладоней Луки были слабеньким тормозом. Мужские руки беспрепятственно поползли дальше, касаясь груди, пока ещё через ткань платья и бюстгальтера, но уже вполне ощутимо. Ощутимо настолько, что внизу живота заныло. Ох, знал бы кто, как Маринетт соскучилась по этим ощущениям! Она поднялась, подалась вперёд, прильнула грудью к торсу сидящего на подлокотнике Луки, вынуждая его сместить руки на её спину. Губы призывно приоткрылись, безмолвно умоляя захватить их в плен.
Маринетт замерла в ожидании, безоговорочно предоставляя Луке следующий ход. Фантазии разыгрались с новой силой, и теперь она представляла вовсе не полураздетого Куффена, а полностью обнажённую себя, трепещущую под его натиском. Воображение подсказывало, что он будет напорист и дерзок. И Маринетт до дрожи в коленках захотелось убедиться в своей правоте.
— Марине-е-етт…
Бархатный голос вихрем ворвался в череду вспыхивающих в голове картинок, на которых Лука с упоением обладал ей во всех позах, которые она успела когда-то подсмотреть в фильмах для взрослых, но не имела удовольствия попробовать в жизни. А ведь он этим самым голосом мог шептать всякие непристойности ей на ушко… О да, пожалуй, сегодня грязные словечки смущали бы её гораздо меньше комплиментов.
— М?.. — на выдохе выдавила Маринетт.
Она честно пыталась рассмотреть Луку сквозь пелену перед глазами, а ещё никак не могла сообразить, какого дьявола он медлил, когда она уже изнывала от его почти целомудренных касаний. Лёгкое платье стало тесным и жарким. «Сними его!» — кричало тело: «Стяни, а если не стянется, порви ко всем чертям в клочья и коснись меня по-настоящему!» Ну не мог же Лука не видеть этой отчаянной мольбы?!
— Так ты не против?
Его руки двинулись ниже, попутно обжигая спину, и почти достигли ягодиц. Маринетт шумно дышала и едва не скулила от желания во сто крат усилить этот всепоглощающий жар. Неужели этого мало, чтобы понять о её однозначной готовности закрыть глаза и рухнуть в омут? Да она уже заранее согласна на любые непотребства, какие только выдумает взбудораженный мозг!
— Мне нужно слышать твоё чёткое честное «да», сказанное глядя мне в глаза.
Сам Лука вряд ли играл честно, касаясь ягодиц Маринетт, притягивая её ближе и помогая устроиться на его бёдрах так, чтобы невозможно было не дотронуться до уверенной эрекции. Да это уже против всяких правил!
— Ты… этого хочешь?
Он словно давал ей последний шанс, ведь все предыдущие возможности улизнуть из жарких объятий она уже давным давно упустила.
— Да…
Маринетт не была уверена, что смотрела Луке в глаза. Она уже с трудом разбирала, где находилась. Ещё пыталась собрать воедино расколотый разум, но битву с инстинктами безнадёжно проигрывала. И бросила затею обуздать собственный мозг, стоило проворным мужским пальцам потянуть вниз замочек молнии и щёлкнуть крючками бюстгальтера. Вот так легко, играючи, с одного щелчка пальцев её тщательно продуманный наряд, её идеально выглаженное платье полетело на пол и оказалось безжалостно отброшенным куда-то в угол. Какое кощунство над трудами подающего надежды модельера! Какое изощрённое издевательство для разрывающейся от нетерпения Маринетт!
— Да! — повторила она на всякий случай, уже громче и отчётливей, вложив в выкрик последние силы, удерживающие её в этой реальности.
Маринетт потянулась навстречу поцелую. Сладкому и долгому, развязному и разнузданному, но такому… естественному. Она запрокинула голову, открывая Луке шею, и вот теперь все её немые просьбы он считывал моментально. Кончик его языка прочертил волнистую дорожку от краешка рта до уха. Губы впились в кожу, демонстрируя силу и власть. Маринетт вскрикнула от укола лёгкой боли, а Лука уже принялся украшать багровыми пятнами её шею с другой стороны и прервался лишь для того, чтобы избавиться от футболки и штанов. Да такими темпами ему было вовсе не обязательно их надевать.
Оказалось, у консерватизма в интимной жизни были и плюсы. Привыкшая предаваться утехам исключительно в спальне с зашторенными окнами и приглушённым светом Маринетт сейчас балансировала на грани окончательного помутнения рассудка лишь от одной мысли, что Лука ласкал её, расположившись на подлокотнике кресла, и вовсе не спешил перемещаться на кровать. Яркий свет позволял видеть всё: его помутневшие радужки, испарину по краю лба, чуть приоткрытые губы, дёргающийся кадык и, о боже, морщинку меж бровей, которая красноречиво показывала, как изнывал и сам Лука.
Вряд ли от него скрылось то, как бесстыдно Маринетт его рассматривала. И он пошёл дальше, переместившись на соседнее кресло. Смысл рокировки дошёл до Маринетт не сразу. Пару минут она иступлённо гладила Луку по спине, прижимаясь грудью к его крепкой груди, а потом наконец увидела их совместное отражение в зеркале. И в голове взорвалась первая вспышка. Их льнущие друг к другу тела выглядели совершенно непристойно, пошло и… до безумия прекрасно.
— Может расскажешь мне, чем хочешь со мной заняться, м? — зашипел Лука.
Он прикусил шею и оставил на коже очередную отметину, тут же лизнув алый круг кончиком языка, сглаживая боль. Ох, долго же Маринетт будет щеголять в водолазках, стойко игнорируя тридцатиградусную жару.
— Я… не… это же…
А роль раскрепощённой мадемуазель давалась чуточку сложнее, чем Маринетт могла предположить. Или не все премудрости нового витка интимной жизни ей уже покорились. Рассматривать в зеркале, как ладонь Луки по-собственнически мнёт её задницу? Да сколько угодно! Зрелище заводило похлеще влажных поцелуев. Выкладывать вслух, что и как она желает заполучить? Увольте. Пас.
— Может, ты?
Маринетт решилась передать эстафету Луке, так и не вымолвив ни единого связного слова. Он, на её счастье, не противился.
— Хочешь, чтобы я словами сказал, что я хочу с тобой сделать?
Лука хищно сверкнул глазами. Маринетт не была уверена, что вынесет его речи и не рассыпется на искры прямо сейчас в неимоверно горячих руках, но зачем-то кивнула.
— Ну, слушай, — Лука сощурился и продолжил шептать, — для начала я избавлю тебя от всего лишнего. Согласись, вот это, — он провёл пальцами по лобку, пока ещё скрытому тканью, вызывая очередную порцию мурашек, приправленную полустоном, — только мешает.
Лука сместил руку обратно на ягодицы, и Маринетт едва не взвыла от досады. Как же непростительно мало было этого короткого прикосновения. Как же сильно хотелось ощутить эти пальцы без кружевной преграды.
— А д-да-дальше?
Ничего чересчур откровенного Лука ещё не произнёс, но дышалось уже с трудом. Да и как иначе, если его губы оторвались от шеи, нашли новую цель и теперь попеременно сминали то один, то другой сосок?
— Дальше… — Лука шептал, почти не отрываясь от груди, и кожа под его голосом едва не вибрировала, — буду дразнить и искушать. Ты попытаешься держать лицо и приглушать стоны… Вот как сейчас…
Да разве пришлось бы что-то там приглушать, если бы Лука сразу перешёл к делу? Но он и впрямь мастерски водил по грани, точно ждал, что рано или поздно Маринетт сорвётся в пучину разврата и оседлает его, не позволив не то что слова произнести — звука из себя выдавить! Но подобных желаний он не озвучивал.
— Сначала я вдоволь наиграюсь тобой вот этими вот пальцами… — Лука намёками не разбрасывался, а сместил руку с бедра на промежность. — Так что? Нравится мой план?
О да, влажное кружево не позволило ему ошибиться. Маринетт не могла припомнить, намокало ли её бельё столь стремительно хоть когда-нибудь прежде.
— Потом попробую тебя на вкус…
Пальцы надавили чуть сильнее, вынуждая Маринетт всем телом непроизвольно содрогнуться. Это вообще законно находить клитор на ощупь с первого раза?
— Буду лизать и наслаждаться тем, как ты цепляешься за меня не в силах держаться. Буду любоваться тем, как ты дрожишь в моих руках. Тебе, беспомощной и безоружной, останется лишь выстанывать моё имя. И лишь когда ты начнёшь умолять о пощаде, дам тебе то, чего ты так настойчиво добиваешься. Трахну тебя.
От убийственной прямолинейности по телу побежали разряды тока. Прежде бархатистый голос зазвучал опасными раскатами, которые предупреждали, что игры давно закончились. Остались лишь вполне твёрдые намерения. А Лука продолжал.
— Трахну вот здесь, на кресле. Там, у зеркала. В постели. В душе. На балконе… Где ещё ты хочешь?
— Стой-стой… — Маринетт упёрлась ладошками в грудь Луки, заставляя его повременить с ласками. — Не продолжай. Я… Мне нужно на воздух…
И кого она пыталась обмануть? Теперь Лука — её воздух. Единственный, в ком она физически нуждалась. Единственный, без кого лёгкие отключились бы за доли секунды. Голова от услышанного нещадно кружилась. Ещё немного, и светлая душа сорвалась бы в пучину сладких пороков, куда так усердно манили руки Луки, что снова блуждали по спине.
— Видишь иначе? — Лука воспользовался попыткой отдышаться. — Признавайся, о чём успела нафантазировать.
— Я… не…
Ну не признаваться же теперь, что её желания совпали с его идеями процентов этак на девяносто девять!
— Неужели не представляла, какой будет наша встреча? — подначивал на ответные откровения Лука.
Да как их встреча могла по-хорошему выглядеть, если сам он в далёком прошлом, хоть и признался во влюблённости, никаких поползновений к сближению не делал? Вспомнился лишь один эпизод, когда Лука окрестил Маринетт горячей. Тогда она в компании подружек завалилась к Джулеке на ночёвку и, как самая «везучая» из всей тусовки, внезапно слегла с температурой под сорок. Лука в тот день до приезда Сабин протирал её лоб прохладным мокрым полотенцем. Интересно, он по-прежнему такой заботливый? Лишняя мысль о возможной чуткости быстро отсеклась. Не в их нынешнем контексте стоило размышлять о благородных качествах.
— Я думала, будет что-то вроде дружеской болтовни ни о чем и обо всём, — лихо солгала Маринетт.
И даже не покраснела. Куда уж там краснеть, когда мужские пальцы бесстыдно лезли под давно намокшее кружево?
— Оу, так ты поэтому так течёшь?
Лука решительно отодвинул кромку белья, провёл по промежности, собирая влагу, поднёс руку к лицу и окончательно добил Маринетт, когда демонстративно облизал палец, причмокнув напоследок губами.
— Что-то на друзей мы с тобой сейчас не похожи… Мы как любовники после долгой разлуки.
Лука снова потянулся рукой к промежности, сдвинул кружева в сторону, но нежничать не стал, а надавил ладонью на лобок, позволяя кончикам сразу двух пальцев погрузиться в лоно. Маринетт отозвалась громким несдержанным стоном.
— Вон как изголодалась!
— У меня… давно никого не было, — оправдалась Маринетт.
— А в этом мы с тобой похожи. Надеюсь, протянем дольше пяти минут.
Поменяться в лице Маринетт не успела.
— Шучу я! Иди сюда.
«Шутник хренов!»
Лука захватил её в водоворот новых поцелуев, не менее страстных чем предыдущие. То покусывал мочку уха, показывая, кто здесь хищник, загнавший добычу, то мягко скользил по скулам, позволяя передохнуть от натиска. Вдоволь наигравшись, он поднялся и утянул за собой Маринет, развернул её лицом к зеркалу, позволяя в полной мере любоваться их отражением, а сам прижался к её спине и попутно торопливо избавился от боксеров. Его большой палец лёг на подбородок, остальная ладонь — на шею. Жёсткая подушечка затронула краешек нижней губы, вынуждая Маринетт призывно приоткрыть рот. Она в жизни бы не подумала, что способна выглядеть настолько раскрепощённо и даже вульгарно. И ей это… нравилось.
— Когда ты успела стать такой?
Луку, судя по его учащённому дыханию и хитрому прищуру, перемены тоже не оставили равнодушным.
— Какой? — переспросила Маринетт, захлёбываясь воздухом в очередном вдохе через стон.
— Такой смелой, — Лука чуть сдвинул палец, позволив Маринетт обхватить его губами, и её язык тут же совершенно бесконтрольно очертил кругом подушечку, — дерзкой… раскованной. Плохая девочка…
А ведь во рту сейчас мог быть вовсе не палец. Эта мысль казалась до жути развратной. И безумно привлекательной.
— Хочешь попробовать, да?
Лука вильнул бедром, перехватил ладонь Маринетт и накрыл ей член. Он что, мысли умел читать? Или грязные желания, что так и норовили свести с ума, легко угадывались по её лицу?
— Что? Как ты…
— Как догадался? Наблюдательный. И… если так хочется, ни в чём себе не отказывай.
Член дёрнулся под пальцами, и Маринетт пришлось в очередной раз унимать крупную дрожь. Она освободила руку.
Плохая… Это Маринетт-то плохая? Она бы поспорила. У неё диплом с отличием и куча рекомендаций со стажировок. Она поддерживала проекты в защиту окружающей среды и переводила подслеповатых дедуль через дорогу. Она… прямо сейчас опускалась на колени, чтобы доставить Луке, с которым даже в отношениях не состояла и не виделась несколько лет, оральное удовольствие. Сделать минет. Отсосать. Был ли смысл изощряться с синонимами, если прямо перед её лицом покачивался упругий член в обрамлении аккуратно подстриженных волос? Кремень. Как и его владелец.
Маринетт среди знакомых слыла скромницей, но фильмы для взрослых иногда позволяла себе поглядывать. И знала, что сейчас партнёр наверняка должен был намотать на кулак её волосы, стиснуть грубыми пальцами челюсть, вынуждая открыть рот пошире, и протолкнуть плоть в горло поглубже. Но Лука не спешил, разрешая ей вдоволь налюбоваться зрелищем и самой выбрать комфортную для неё тактику действий. Единственное, что он себе позволил, — так это убрать мешающие пряди от лица.
— Нравится? — прохрипел он, аккуратно приглаживая волосы.
Какой сложный вопрос! Маринетт не доводилось прежде ни один член столь пристально рассматривать и сейчас неистово хотелось снова коснуться плоти, уже не мимолётом, а вдумчиво. Понять, почувствуются ли под пальцами вот эти извитые венки. Узнать, насколько кожа здесь горячее, чем бедро, в которое она вцепилась, чтобы хоть как-то балансировать.
В членах Маринетт разбиралась скверно. Он… средний? Большой? Достаточный для удовольствия? Может, размер сильно недооценен, а фразу, что он не имеет значения, придумали мужчины, обделённые природой? В голову, подстёгиваемую чистым адреналином, взбрела шальная мысль — измерить, а заодно и потрогать. Вдумываться в собственную идею Маринетт не стала, а сразу перешла к действиям. Ладошка плотно легла у самого основания. Бедро пришлось отпустить, чтобы освободить обе руки. Вторая ладонь прижалась к первой сверху. Пальцы чуть дрогнули от жара под ними. Определённо горячее, чем всё остальное. Живее. Первую ладошку пришлось переставить вверх. Итак, два маленьких женских кулачка и ещё половинка. А в сантиметрах?
Лука по-прежнему не напирал, позволяя ей позабавиться от души. Да сколько, чёрт возьми, терпения в этом парне?!
Маринетт не без труда отделалась от роя неподобающих вопросов, что мешали ей приступать к главному, и тут же напоролась на новую лавину сомнений. А как вообще это делают? Зачем вообще она это делает? Но, объективно, сомневаться было поздно. Она запустила обратный отсчёт, когда позволила Луке щёлкнуть застёжкой бюстгальтера. Даже нет, когда поймала его мокрую от пота майку на концерте. Внезапно отчётливо вспомнился тот самый острый мужской запах, что сработал похлеще всяких хваленых афродизиаков. Пожалуй, она даже стирать эту майку не будет. Поздновато для отступления. Только вперёд, Маринетт, только вперёд.
Кончиком языка она потянулась к багровой блестящей головке и слизала выступившую капельку смазки, смакуя на губах солоноватый привкус. Что ж… Планета не сдвинулась с орбиты, из бесконечной бездны космоса не полетели на землю метеоры оттого, что Маринетт впервые в жизни попробовала на вкус член. Осмелев окончательно, она лизнула головку снова, чуть сильнее напрягая язык. В мозгу что-то щёлкнуло, и внезапно захотелось большего. Маринетт прильнула к члену губами, изобразив нечто наподобие поцелуя, и рискнула поднять взгляд на Луку. Он медленно и глубоко дышал через приоткрытый рот. Ей показалось, что даже градус изначальной дерзости упал от её осторожных неопытных ласк. Он выжидал.
Действовала Маринетт неуверенно, но это нисколько не мешало Луке сдавленно выдыхать. Страха от нового для себя вида удовольствия она не испытывала. Боялась другого — поймать собственное отражение в зеркале и кончить от одного только развратного вида — от раскрасневшихся щёк, от хаотично бегающих глаз, от тонкой ниточки слюны, что тянулась от члена к её губам. Впрочем, стоило ли напрасно опасаться? Этот вечер обещал быть щедрым на оргазмы. Давай, Маринетт, собери их все. Это почти лотерея, а ты с таким-то партнёром точно сорвёшь джекпот. Оставив размышления о собственном виде за бортом, она снова потянулась к члену, что теперь виделся не иначе как лакомым кусочком. Ведь если ласкать мужчину, то всюду. Если целовать, то отнюдь не только в губы.
Маринетт приоткрыла рот и позволила плоти проскользнуть вглубь. Головка упёрлась в мягкое нёбо, вызвав приступ кашля, который она усиленно, но безуспешно попыталась подавить. Мда, если ей так уж сильно хотелось произвести впечатление, то вместо обучения живописи явно стоило ходить на курсы по минету. Дыхание от неудачной попытки продемонстрировать «умения» сбилось. Пришлось взять паузу. И Маринетт бы даже расстроилась этому недоразумению, если бы на выручку не пришёл Лука.
— Тебе не обязательно брать его целиком, — сдавленно прохрипел он.
Он сам вернул ладонь Маринетт на основание члена ровно так, как она делала в своих сумасбродных попытках оценить размеры. Сам надавил на её пальцы чуть сильнее. Сам подвигал ими вверх-вниз, имитируя ритмичные фрикции. Маринетт осталось лишь поймать темп и включиться в игру. И у неё получалось. Дальше она действовала уже по наитию. Решив, что скользить по влажной коже куда приятнее, она убрала ладонь, но лишь для того, чтобы пройтись по горячей поверхности языком, обильно смачивая слюной. Удовлетворённый гортанный рык, донёсшийся до слуха сквозь биение сердца, подтвердил, что она всё делала правильно. И подстегнул к следующим шагам. Не прекращая двигать рукой, Маринетт снова обхватила головку губами. Возмутительно пошлое причмокивание заставило её саму выдать очередной стон.
— Правильно? — Маринетт взяла передышку и переключилась на ласки руками.
— Тебе решать, как правильно… — отозвался Лука.
Как же она жалела сейчас, что не слишком вглядывалась в мелочи, когда смотрела пресловутые фильмы для взрослых! Как же хотела продемонстрировать что-нибудь совершенно невероятное! На ум пришло разве что поиграть кончиком языка с натянутой уздечкой. Ладонь Луки после его глухого стона легла на её затылок. Мягко, ни к чему не принуждая, но распаляя не по-детски.
— Хорошо?..
Маринетт бросила на него мимолётный взгляд и вновь вернулась к ласкам. Её губы мягко посасывали головку, а напряжённый кончик языка вычерчивал восьмёрки. И всё получалось… само собой. Настолько легко, что Маринетт сама начала получать удовольствие от процесса.
— Да… — не слишком внятно промычал Лука.
Вот оно — долгожданное одобрение. Дальше Маринетт отбросила всякое стеснение и уже не боялась сделать что-то не так. Ведь правда же, лишь она решала, что правильно и что допустимо. Пальцами правой руки она впилась в упругую ягодицу, явно оставляя там красные полумесяцы от ногтей, левой — накрыла яички, не прекращая посасывать член. Ей показалось, что Лука едва не взвыл. Но слишком долго терпеть выкрутасы разошедшейся Маринетт он не смог.
— Наигралась? Теперь я!
Лука резко потянул её вверх, вынуждая подняться с колен, но она и опомниться не успела, как оказалась вжатой спиной в кресло с разведёнными нахальной рукой бёдрами. Лука умел обескураживать. Он согрел дыханием её колено, запечатлел там парочку невесомых, совершенно невинных поцелуев, словно они впервые касались друг друга. Маринетт на миг даже позабыла, что пару минут назад стояла перед ним на коленях, оттачивая навыки орального секса. Но стоило Луке совершенно похабно лизнуть её бедро, как яркие воспоминания вернулись. И да, губы помнили его вкус. Хотелось ещё.
Вот только Лука уже принялся претворять в жизнь собственные замыслы. Сил смотреть на расплывающийся мир не осталось, и веки плавно сомкнулись. Маринетт чувствовала, что жаркое дыхание, несущее сладкую истому, поднималось всё выше к заветной цели и могла разве что благодарить вселенную за то, что Луке не вздумалось проворачивать свои фокусы с языком, когда она стояла на ногах. Тогда точно пришлось бы рухнуть на пол от первого же касания, а так хотя бы удавалось цепляться пальцами за обивку кресла, пока тело натягивалось струной против воли.
Лука предпочёл смаковать удовольствие. С каким-то особенным упоением он целовал бёдра, и Маринетт только лишь от этого уже искажённо воспринимала реальность. А ещё была уверена, что кожа там давно перепачкалась обильно сочащейся смазкой. Вряд ли сейчас это можно было засчитать за недостаток, а вот за признак бьющего через край желания и готовности к большему — легко. Когда губы Луки наконец прошлись вдоль промежности, громкие стоны уже не сдерживались. Физически не получалось, даже если бы сильно захотелось.
— Музыка для моих ушей, — прокомментировал Лука очередной пошлый звук.
Мир кружился даже с закрытыми глазами. Невероятная смесь сладости и остроты заставляла Маринетт поверить, что она пьяна, хотя на деле алкоголя в крови не плескалось ни грамма. Лука выкладывался на полную. То оттягивал губами складочки, то нырял языком внутрь, то самым его кончиком нажимал на клитор. С каждым таким нажатием Маринетт вскрикивала, а следом подавалась навстречу в ожидании нового разряда.
Покалывание усиливалось. Сквозь мелкую дрожь всё чаще прорывались судороги, сковывающие тело в преддверии разрядки. Маринетт позволила себе неслыханную наглость — вцепилась пальцами в волосы Луки и прижала его лицо настолько близко, что казалось, ему было трудно дышать. Но он лишь коротко усмехнулся и сосредоточился на клиторе, что так удачно лёг под язык. Маринетт заскулила от нажатия, которое оказалось сильнее предыдущих, а спустя миг ощутила в себе пальцы. Длинные изящные музыкальные пальцы, которые, как она весьма быстро и чётко уяснила, могли похвалиться не только умением сплетать аккорды в волшебные мотивы.
Маринетт вовек бы не подумала, что способна вот так под чужими руками и губами превратиться в сгусток оголённых нервов. И не поверила бы, если бы кто проницательный сказал, что она будет готова умолять овладеть ей. Но слова Луки оказались пророческими. Ей и впрямь было жизненно необходимо, чтобы он взял её здесь и сейчас. Сию секунду, в этом самом кресле, в любой из всех возможных поз, что могли бы прийти в его голову. И почему он вдруг снова перестал понимать намёки?
— Лука… — жалобно хныкнула Маринетт.
— М?
Он даже отстраняться не стал, чтобы ответить. От его мычания кожу возле входа накрыло новой волной вибрации, а Маринетт непроизвольно свела бёдра, лишь сильнее прижимая Луку к себе.
— Хочу… тебя… внутри…
— Уже? Так скоро?
Не было ведь ничего постыдного в том, чтобы вот так открыто просить секса? Особенно после всего, что Маринетт уже успела вытворить.
— Хочешь меня в себе?
— Да… Да!
Но и этот надрывный выкрик Лука проигнорировал. В последний раз широко мазнув языком по промежности, он сместил поцелуи обратно на бёдра, позволяя Маринетт сконцентрироваться лишь на ласках руками. Но какая к чертям концентрация, когда она уже полностью растеряла себя среди разноцветных вспышек, мигающих сквозь прикрытые веки? Пальцы в ней двигались убийственно быстро, подушечка большого пальца методично нажимала на клитор, вторая рука мяла ягодицу, а Маринетт… теперь могла лишь без перерыва стонать. Удивительное открытие, ведь раньше она была уверена, что громко ведут себя в постели лишь симулянтки да третьесортные порноактрисы. Но это из её горла рвались непристойные звуки. И это она билась в агонии, мучительно выстраданной под сладкими ласками Луки.
Маринетт понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем картинка перед глазами вновь обрела чёткость. Вместе со зрением вернулась и способность слышать.
— Ты как?
Лука замер возле её плеча. Его волосы легонько щекотали грудь, а ладонь по-прежнему лежала меж бесстыдно разведённых ног, безмолвно напоминая о первом свершившемся оргазме.
— Я… жива…
В своих словах она вряд ли была уверена. Ведь не исключено, что по дороге на концерт она умерла какой-нибудь нелепой смертью, но в награду за добрые дела попала в рай?
— Мы ещё не закончили…
Лука щекотнул набухший сверхчувствительный клитор, и Маринетт в полной мере осознала, что она живее всех живых. И ещё кое-что… Она желала продолжения. Парадокс, после кульминации её стабильно клонило в сон. Или всё же есть разница, что или кто становится ключиком к пику, — собственные руки или безумно сексуальный парень? Мечта многих, а сегодня достался ей. Да с таким уровнем везения впору играть в рулетку!
С координацией всё ещё было плохо, поэтому Маринетт безоговорочно доверилась рукам Луки. Очевидно, он решил, что кресло свою задачу выполнило, а постель всё ещё считал слишком банальным местом для утех, поэтому усадил Маринетт на краешек стола. От соприкосновения горячей кожи с прохладной столешницей она вздрогнула и силой вжалась в торс Луки.
— Продолжим?
Будто бы ему нужен был ответ! Да и что могла ответить Маринетт, плавящаяся под новым потоком поцелуев, что теперь щедро рассыпались по плечам и груди? Разве что прохрипеть нечто невнятное, но она предпочла снова нырнуть в бездну, потянувшись ладонью вниз, к члену, что уже давно был готов вознести её к вершине удовольствия.
«Ощутить его в себе», — единственная мысль, что пульсировала сейчас в голове.
Маринетт поёрзала, чуть двинувшись к краю и открывая доступ к лону. Она больше не считала себя бесстыдной, не боялась показаться уязвимой. Она хотела. И огонь желания планомерно клеточка за клеточкой пожирал её изнутри. Позволив Луке стиснуть ягодицы, она направила член ко входу и прикрыла веки в предвкушении. До полного слияния в единое целое оставался всего шаг — последний рывок.
— Так мне доверяешь, что готова пренебречь защитой? Или так сильно хочешь?
Насколько этот вопрос был разумным, настолько же и несвоевременным. Маринетт предпочла бы услышать парочку фраз о том, как она желанна и соблазнительна, а пришлось убедиться, что разум ушёл далеко и надолго.
— Можешь доверять, — прямолинейно выпалил Лука. — Но я хочу себя отпустить. Так что, прости…
Он коротко чмокнул Маринетт в краешек рта и отошёл к шкафу, оставляя её в одиночестве остывать без его рук. Испугаться, что сейчас всё закончится из-за её беспечности, она не успела.
— У тебя и презервативы с собой есть? — изумилась Маринетт, завидев несколько блестящих квадратиков, зажатых между пальцами.
Глупое какое удивление! Взрослый и вроде как свободный мужчина держал при себе контрацептивы. Да тут скорее плюсик в карму чем повод для необоснованной ревности.
Пару конвертиков Лука небрежно бросил на дальний край стола, вызывая мысли о вполне понятном продолжении вечера, на одном надорвал упаковку. О боги, да он даже презервативы открывал так, что воздух искрил! Что же дальше?
— Я ехал в город, где живёт моя первая любовь, — пустился в объяснения Лука, бодро раскатывая латекс, — а её лучшая подруга слёзно упрашивала меня об интервью и намекала, что они будут вместе. Выводы сама сделаешь? Или находишь мой поступок чересчур самоуверенным?
Какие, однако, любопытные факты открывались! И Маринетт обязательно их обдумает. Завтра. Сегодня были дела поважнее. Навряд ли фраза о первой любви прозвучала как новость, но пламя желания захватило Маринетт с новой силой. Эти слова же не могли быть наглой и неприкрытой лестью? Лука ведь правда думал о ней? Ох, дьявол, и зачем он только открыл этот ящик Пандоры?! Самокопание уже давно вошло в список излюбленных занятий, и прямо сейчас Маринетт рисковала погрязнуть в нём точно в непроходимой топи.
Ситуацию спас приблизившийся Лука. Жар, исходящий от его тела игнорировать было невозможно, и Маринетт, повинуясь очередному сиюминутному желанию, обвила его торс ногами, попутно выталкивая из головы лишние мысли. Призыв был расценён моментально и абсолютно правильно. Лука ринулся в атаку, хоть и действовал предельно аккуратно, точно прощупывал почву, то ныряя внутрь одной лишь головкой, то поглаживая членом промежность. Но стоило ли осторожничать, если даже сама Маринетт ощущала текущую смазку? Она чуть вильнула бёдрами, демонстрируя полнейшую готовность, зажмурилась от предвкушения и наконец получила желаемое.
С первым же толчком голову вскружило восхитительное чувство наполненности. Со вторым – разгорелась жажда заполучить всё без остатка. С третьим – мозг отключился напрочь. А дальше на мелочи Лука уже не разменивался, на безобидные шалости не отвлекался, двигался чётко и настойчиво, без единого невыверенного движения, словно даже секс воспринимал как истинное искусство. И Маринетт с каждой секундой, с каждым новым толчком, с каждым касанием пальцев и губ убеждалась, что владел он этим искусством в совершенстве.
Она чуть прогнулась в спине, откинула голову назад и тут же получила новую порцию жадных влажных поцелуев в шею. Подалась вперёд, и крепкие ладони стиснули бёдра. Сорвалась на громкий вскрик и обрела ещё один повод не следить за слетающими с губ звуками — смачный шлепок по ягодице. Наверняка там уже красовалась россыпь синяков с её-то чувствительностью и тонкокожестью. И если совсем недавно Маринетт раздумывала, как бы скрыть компрометирующие засосы, то теперь, напротив, захотелось с гордостью носить на себе все эти яркие следы страсти и, может быть, по огромному секрету даже нашёптывать хитрюге Алье, при каких конкретно обстоятельствах она эти отметины заполучила.
— Как в тебе приятно… Как горячо… — процедил хриплым рыком на ухо Лука. — Маринетт… Ты меня с ума сводишь…
Она даже в самых разнузданных фантазиях и предположить не могла, что едва ли не кончит лишь от мужского голоса, что шептал её имя. Но именно она сейчас трепыхнулась в крепких руках. Именно она ощутила отчётливую судорогу, на пару мгновений сковавшую тело и подарившую гримасу мучительного блаженства.
— Что? Почти? — усмехнулся Лука.
Маринетт готова была поклясться, что её «почти» перерастёт в «уже», если он не сотрёт со своего лица эту довольную ухмылку.
— Я же ещё ничего не сделал, — продолжал шептать Лука, чуть отстранившись и позволяя полюбоваться своим телом.
Пришлось поднапрячь отголоски сознания, чтобы сообразить, что Лука снова держал в голове какой-то изощрённый план. Растрепавшиеся волосы, небрежно откинутые назад, и крепкая грудь со стекающими вниз к рельефному животу капельками пота мыслительному процессу не способствовали, зато неплохо так подстёгивали Маринетт саму двигаться навстречу, ускоряя темп.
Да, чёрт возьми, она хотела кончить. От голоса, будоражащего рассудок, от языка, что щекотал мочку уха, от члена, методично погружающегося в неё. Кончить несколько раз подряд. Ярко и громко. Чтобы скулы свело от накрывшего экстаза. Чтобы в соседних номерах, а то и этажом ниже слышали, как бессовестно хорошо ей сейчас. Чтобы успокоиться, лишь когда она, полностью лишенная сил, потная и опустошённая, с блаженной улыбкой на опухших от поцелуев губах, обмякнет в руках Луки.
— А если так?
Лука бережно уложил Маринетт на лопатки, придерживая и уберегая от резкого падения на столешницу. А она ведь даже использовалась практически по назначению — для удовлетворения аппетитов. Правда, несколько иных. Для утоления голода. Голода, что Маринетт старательно подавляла почти целый год. До сегодняшнего вечера она была уверена, что справлялась относительно неплохо. Но вот незадача — демоны вырвались на свободу, стоило Луке намекнуть, что он не прочь вместо болтовни провести время с пользой. Теперь демоны и вовсе ликовали оттого, как напористо он сжимал предоставленную в его власть грудь и как играючи он перехватил ноги Маринетт, забросив их себе на плечи. От изменившегося угла проникновения она вскрикнула.
— Хорошо?
А как иначе, если его губы покрывали невесомыми поцелуями незнакомые с такими нежностями стопы, а ладонь поглаживала холмик лобка? Как иначе, если пальцы уже нашли клитор и теперь требовали новых стонов?
— Д-да…
— Мне тоже… Я так тебя…
Если Лука что-то и произнёс дальше, Маринетт уже его не слышала. Всё, что теперь имело значение, — пульсация между ног, которая расходилась по телу во все стороны электрическими разрядами и никак не прекращалась. Сложно было остаться тихой в этом развратно-эндорфиновом безумии. Сложно было противостоять спонтанным желаниям. Маринетт уже не стонала — кричала, чередуя имя человека, что привёл её к очередной кульминации, с нецензурной бранью. Двигалась в такт ему по инерции, будто стала его продолжением. Но стоило ей на мгновение замереть под его проникновенным взглядом, и она почувствовала, как член внутри неё дёрнулся. Лука глухо прорычал, рывком притянул её к себе и ткнулся лицом в основание шеи.
— Маринетт… — он шумно втянул воздух носом и наконец расслабился. — Маринетт… Маринетт… Ма-ри-нетт…
Он ещё долго шептал её имя, с каждым разом всё тише и интимнее, будто проговаривание вслух этого незатейливого набора букв делало его счастливым и спокойным. А она вслушивалась в каждый звук, пытаясь понять, чем они отзывались в её сердце. Разлившееся тепло сделало тело тяжёлым. Выступившая влага испарялась, и липкая кожа покрывалась мелкими мурашками, но уютный кокон объятий не давал продрогнуть.
— Хочешь в душ?
Лука запустил пальцы в волосы Маринетт. Приятно. Нежно. Она почти заурчала от удовольствия, но дышала всё ещё с трудом.
— Мне бы… на воздух.
— Балкон в твоём распоряжении. Только… — Лука согнал из впадинок у ключиц капельки пота, — накинь что-нибудь. Наверное, уже прохладно.
Лука помог ей спуститься со столешницы на пол. Маринетт заозиралась в поисках платья. В какой части номера она его вообще сняла? Куда Лука его зашвырнул? Наверняка помялось и выглядело непрезентабельно. Честно, наряд на законное место возвращать не хотелось. Это как не слишком тонко намекнуть самой себе, что пора уходить обратно в серую обыденность.
— Держи. Думаю, это подойдёт.
Маринетт обернулась на голос Луки. Он протягивал ей свою футболку. Может, эта вещица всего-навсего первой попалась ему под руку, но хотелось думать, что он таким нехитрым способом показывал желание провести вместе ещё немного времени. Пришлось одёрнуть себя за неподобающие мысли. Знала на что шла. И что время неумолимо мчалось вперёд, тоже знала.
На балкон Маринетт шагнула в одиночестве, оставив Луку прибирать учинённый ими беспорядок в номере. Казалось бы, прекрасный шанс обдумать ситуацию, в которую себя загнала, но сквозняк в голове не оставил ей ни единого шанса. Ночь уже полноценно вступила в свои права, Париж сиял огнями, а Маринетт пришлось смириться с тем, что в бесконечной кутерьме жизни она лишь песчинка, и уж если предначертано им с Лукой встретиться и разбежаться, то так тому и быть. Она прислонилась к перилам и услышала за спиной тихие босые шаги.
— Красиво… — мечтательно глядя вдаль, проговорила Маринетт.
— Да, — подтвердил Лука. — У меня от этого вида всё в душе переворачивается. Смотрю и понимаю, что отчаянно скучаю по дому. По всему, что мне было дорого прежде. Что дорого сейчас. Хоть и не смыслю себя без своих странствий, всё равно скучаю.
Маринетт ощутила груз на плечах. Но именно эта казавшаяся неподъёмной ноша пробудила ещё кое-что. Она много лет искала родное в чужом и чертовски устала. Искомое родное блуждало где-то на краю света и вот нежданно-негаданно явило себя, растормошив чувства, которые уже и не вспоминались. Она ощущала себя до невозможности живой и будто впервые расслышала чёткие удары сердца о рёбра. Этот сгусток мышц умел пульсировать так гулко?
Лука взялся за перила по обе стороны от Маринетт, снова кутая её в объятия, но не прижимаясь слишком тесно. Она сама оказалась вправе выбирать допустимую дистанцию.
— Думал вернуться? Ну… когда-нибудь?
Плохой вопрос. Ответь Лука категоричное «нет», и Маринетт не сдержала бы горького разочарования. Скажи «да» — утонула бы в призрачной надежде. Как-то слишком она переоценила свои возможности.
— Думал. Не знаю…
Выкрутился. Пожалуй, неопределённость была сейчас лучшим решением. Настолько правильным, что Маринетт готова была покинуть балкон, гостиничный номер и жизнь Луки. Но на её плечи мягко легли его ладони. Её спутанных волос коснулись его губы.
— Я снова тебя хочу… — зашептал Лука куда-то в макушку.
Маринетт показалось, что его голос прозвучал болезненно, надломленно. Чтобы не дать себе заблудиться в новой порции собственных размышлений, она подалась ягодицами, едва прикрытыми мужской футболкой, назад и тут же убедилась в правдивости слов. О да, Лука её более чем хотел. Прекрасно. Ведь единственный шанс убежать от выбравшихся на яркий свет из глубин подсознания истинных желаний, что и подтолкнули Маринетт сесть в одно такси с Лукой, — снова забыться вместе с ним там, где балом правят инстинкты.
— А ты?
Он собрал её волосы и перекинул их на одну сторону, тут же припадая к коже на затылке губами. Запрещённый, наверное, приём, но этот жест в глазах Маринетт не выглядел искушением. Короткие поцелуи совсем не походили на исключительно физические ласки для случайных любовниц. Они дарили живительное тепло. То, что доктор прописал, когда никак не отыщешь своё место в жизни, всё бежишь куда-то, но упорно лжёшь другим и себе, что ты в полном порядке.
— Я… тоже…
Поразительно, как резко изменилось… всё. Из себя Маринетт вытащила на поверхность смелость, которую уже успела показать во всей красе, а что из Луки? Он ни на секунду не прекращал осыпать её поцелуями. Лоб и скулы, шея и плечи, насколько позволял вырез футболки, запястья и ладони — его губы блуждали всюду и нигде не находили пристанища. Он спускался всё ниже, и Маринетт даже позволила бы ему устроиться на полу, если бы не потенциальные зрители в окнах напротив и ветер, обдающий лицо отрезвляющей прохладой.
— Нам лучше… вернуться…
Лука послушно попятился обратно в номер, увлекая Маринетт за собой, уложил её будто принцессу на безупречно выглаженные простыни и продолжил целовать. Снова грудь, живот, бёдра, колени… Маринетт таяла.
Во второй раунд Лука вступил со всей нежностью, давая шанс окончательно забыть, что они по сути своей чужие люди, волею судеб оказавшиеся в одной постели. Забыть, что она не одна единственная, а одна из вереницы других, которые были и будут. И если бы Маринетт заранее предвидела, что изначальные игры воображения для неё обернутся этим из ниоткуда выросшим трепетом, отказалась бы от продолжения. Сценарий для роли, что ей вздумалось исполнять этим вечером, внезапно для неё самой оборвался. Да здравствует импровизация?
Она сама сняла футболку, пока Лука возился с презервативом. Сама притянула его вверх, чтобы очутиться в считанных миллиметрах от его лица, чтобы исследовать рот языком, чтобы протяжно выдыхать в приоткрытые губы и ждать новых ответных поцелуев.
— Если есть в этом мире что-то совершенное, — Лука приподнялся на вытянутых руках и пригладил волосы, разметавшиеся по подушке, — так это ты…
Если было в этом мире что-то, способное растрогать Маринетт до слёз в тот момент, когда бедром она чувствовала эрекцию, так это слова Луки и его до безумия проникновенный взгляд. Он смотрел прямо в душу, и больше не хотелось никуда спешить. Маринетт внезапно открыла в себе завидную долю терпения и даже покорности. Она не стыдилась своих прежних мыслей и не хотела ни в коем случае вычеркнуть из воспоминаний всё, что уже случилось, но химия между ними вышла на недосягаемый прежде уровень. Всё лишнее, всё напускное отсеклось, оставив чистое желание обладать друг другом во всех смыслах этой фразы. Все звуки окружающего мира, даже собственное дыхание, стихли, чтобы не мешать наслаждению.
Входил Лука медленно, позволяя прочувствовать каждый сантиметр внутри. Двигался плавно, и это воспринималось после недавних безумств как высшая награда. Он не мучил, не терзал томительным ожиданием, а спокойно, но уверенно вёл к финишу.
— Маринетт?..
Ей было слишком хорошо, чтобы отвлекаться на слова. Хотелось впитывать каждую секунду, ведь времени в запасе осталось всего ничего, а она ещё не насмотрелась в лазурные глаза, где теперь вместо прежнего дикого вожделения читалось ещё что-то. Нечто странное, непривычное, порой едва уловимое, ускользающее, но настоящее. Догадка прострелила грудь, оставив в сердце зияющую рану, но преисполниться болью Маринетт не успела. Тягучие, медленные, сладкие поцелуи вмиг залатали брешь.
— Лука… Я…
Кончики пальцев, что чертили на мужской спине вензеля, подрагивали. Мягкой поступью подбиралась первая волна оргазма. Но если к прежней кульминации Маринетт подходила с абсолютно пустой головой, то сейчас без устали мельтешили мысли. Мысли-откровения, бьющие наотмашь. Слишком многое она поняла про саму себя, когда прочла по губам, искажённым смесью истомы и боли, собственное имя. И захотелось ответить. Выпалить как на духу всё, что переполняло изнутри и разрывало, точно ей стало бы легче от её признаний.
Нет-нет, Маринетт, нет. Твои признания запоздали на долгие годы. На целую вечность.
Она неимоверным усилием подавила мысли и… не выдержала взгляда Луки. Он понял её без слов. Ускорился, делая ощущения ярче и острее. Тело от его размашистых движений задрожало сильнее. Маринетт поймала вслепую мужские руки, переплела пальцы, прогнулась в пояснице, тихонько всхлипнула на самом пике и расслабилась, чувствуя, как Лука избавляется от оков напряжения следом за ней.
Внизу живота пульсировало непривычно долго. Послевкусие никак не отпускало, и казалось, что случилось невозможное — стрелки часов замерли навсегда. Лука рухнул на подушку рядом с Маринетт. Он перебирал её волосы, гладил плечи, поймал ладонь и невесомо расцеловывал один за другим пальцы, таким нехитрым способом даруя ей невыносимую сладость.
— Останешься до утра?
Маринетт уже успела в красках представить, как они принимают вместе душ, как Лука окутывает её пушистой пеной, как массирует под струями тёплой воды её плечи, как бросает к чертям всю эту ненужную больше целомудренность и вжимает её лопатками в запотевшую стенку кабинки, а после очередного всплеска безумия уносит на руках в постель и ласково целует в лоб, прежде чем позволить провалиться в сон. Соблазн был велик, но вряд ли жизнь в моменте подразумевала ночёвки под одним одеялом. Зачем откладывать неизбежное?
— Не могу… Меня ждёт…
— Так, Маринетт Дюпен-Чен! – Лука чуть нахмурился. – Только не говори, что парень!
Ей показалось, что она расслышала за напускной строгостью хорошо ощутимое ехидство. Шутил? Снова? Самой было не до смеха.
— Ох, нет… — она отвела взгляд. — Я хотела сказать, работа.
— Ночью?
— Ну… я часто так делаю…
Ложь противно процарапала горло. Маринетт усилием воли проглотила мерзкий комок, но саму себя не убедила.
— Останься… – тихо попросил Лука и добавил едва различимым шёпотом, – для меня…
И кому были нужны вялые оправдания, далёкие от истины, как северный полюс от южного?
— Останься, — повторил Лука, заправляя за ухо прядь волос, которая щекотала лицо.
«Останься… Останься. Останься! Останься!!!» — истеричным криком вторил Луке внутренний голос.
— Прости, — выдавила из себя Маринетт. — Я правда не могу.
И притихла, уткнувшись лбом в грудь Луки. В уголках глаз скопились предательские слёзы, и осталось только молиться, чтобы они не превратились в водопады.
И что дальше? Пользоваться моментом… Не жалеть… Получить удовольствие и вернуться в свою рутину… Конечно! Как же! Маринетт с трудом пыталась уложить в голове, что позволила себе секс без обязательств. Даже не так. Она отказывалась признавать, что этот яркий, фееричный, совершенно восхитительный интим был, увы, на одну только ночь.
— Что с нами будет?..
Маринетт прикрыла ладошкой рот. Второй раз за вечер она как на духу выложила вслух то, что должно было навсегда сгинуть в пучине её мыслей. Но поздно. Лука каждое слово расслышал отчётливо. Это Маринетт поняла по его сжавшимся в тонкую линию губам. Он взлохматил волосы, зачесал их назад и потёр лицо руками. Сильно, до красноты.
— Я привык к кочевой жизни и вряд ли смогу усидеть на месте…
Маринетт постаралась спрятать вздох разочарования. Дура! Надо было держать себя в своих собственных руках, а не падать в дико сексуальные крепкие руки Луки Куффена. И с чего вдруг она возомнила себя обольстительницей, которая способна переспать с парнем и упорхнуть из его жизни без сожалений? И почему позабыла, что прежде всегда легко привязывалась к людям, что не жалели для неё эмоционального тепла? И почему так глупо не учла, что это же Лука. Лука, который когда-то жизнь был готов посвятить ей. Чёрт, сама себя загнала в капкан!
Сердце билось гулко и медленно. Лука чуть тряхнул головой, и своенравная чёлка упала на лоб. Надо же… Прямо как раньше. Он прижался губами к ладони Маринетт, но теперь это касание почему-то причиняло боль.
— Мне пора…
Разрывать уютное кольцо рук — последнее, что она сейчас хотела, но вбила себе в голову, что только так убережёт себя от страшной ошибки, которую люди прозвали любовью. Она не имела права влюбляться. Не сейчас. Не в этого человека. Она должна была бежать без оглядки, пока этот вечер ещё имел шансы закончиться не на самой печальной ноте.
— Такси тебе вызову.
Лука, как и прежде, уважал её выбор. Он тыкал пальцами по экрану, пока Маринетт возилась с платьем. Надо же, и не помялось совсем. Хорошая ткань, нужно запомнить.
— Готово. Через три минуты будет.
Последние шаги к дверям оказались самой тяжёлой штукой в жизни Маринетт. Тело не слушалось и наперекор приказам мозга рвалось обратно. Должно быть, со стороны она снова выглядела глупейшей из глупейших. Позади неё топтался известный музыкант с красивой душой и безупречным телом, даже не пытавшийся прикрыть наготу хотя бы бельём или полотенцем, а она тянулась к дверной ручке.
— Стой! Подожди.
Маринетт обернулась и послушно замерла.
— Твой номер… прежний?
И почему это смелый и задиристый на сцене Лука вдруг начал выдерживать какие-то странные паузы между словами? И почему прятал взгляд?
— Да… — она заторможенно кивнула, запрещая себе думать о том, что Лука мог взять и позвонить ей когда-нибудь. — Пойду…
Маринетт шагнула в холод коридора, мечтая одновременно вновь очутиться под натиском несдержанного Луки и стереть память, чтобы не измываться над собой, перебирая пока ещё свежие воспоминания. Она чуть промедлила, прежде чем сесть в ожидающее у выхода такси. Жадно глотнула воздух и обвела взглядом полупустую площадь. С фасада здания напротив прямо на неё пристально смотрели голубые глаза. Афиша, которой завтра уже не будет. Когда Лука снова нагрянет в Париж? Вспомнит ли о ней? Чем займётся прямо сейчас?
Дорогу домой Маринетт не запомнила. Очнулась от размышлений она только лёжа на кровати поверх покрывала. В платье и кедах, с переброшенной через плечо сумкой.
— Дура! Тупица!
Ладонь с размаху залепила по лбу. Она правда это сделала. Она, всегда считавшая интим с малознакомыми людьми и секс без отношений чем-то аморальным и низким, абсолютно осознанно без грамма алкоголя или ещё чего дурманящего, позволила себе жаркий вечер и ушла. И если бы только этот факт её беспокоил, ещё можно было жить дальше, но ситуация оказалась куда запутаннее. Слёзы хлынули из глаз обжигающим потоком. Ей нужно было бежать от чувств, а она… не успела.
Луку ждали новые города и битком набитые залы. Её — попытки свыкнуться с мыслью, что она упустила кое-что крайне ценное и важное. Но не сегодня, нет, а когда-то давно, когда запуталась в приоритетах и не смогла разглядеть истину.
— Идиотка!
Новый удар пришёлся по щеке и оказался неожиданно болезненным для самопощёчины. Маринетт поднялась, села, скрестив ноги, стянула кеды и швырнула их в угол. Настал черёд избавляться от платья. Его бы сжечь по-хорошему, чтобы не напоминало о собственном порыве. Но дотянуться до молнии Маринетт не успела — вспомнила про вещицу, доставшуюся ей на память. Она вытащила майку, стиснула её напряжёнными до боли пальцами, свернулась клубочком и взвыла от нещадной волны воспоминаний. Будь она проклята, хвалёная жизнь в моменте! Ей не хотелось больше никаких сиюминутных удовольствий. Хотелось, чтобы Лука крепко держал её за руку.
Слёзы продолжали литься. Маринетт прекрасно знала, что завтра эта слабость обернётся опухшими веками и невыносимой головной болью, но себя не жалела, рассчитывая забыться в рыданиях и незаметно провалиться в сон. Планы нарушил пиликнувший из сумки телефон. Наверняка Алья желала узнать, как там её интервью. Маринетт нехотя потянулась за аппаратом. Не до переписок было, но не ответить сейчас значило дать подруге повод думать, что вечер прошёл на все сто. И если закрыть глаза на его итог, то это утверждение близилось к правде. Она мысленно прикинула, какую ложь отправит Алье в ответ, но стоило ей разблокировать экран, как сердце сделало кульбит.
«Завтра в 14:00 в Le Bistro Parisien. С меня десерт, кофе и интервью. С тебя — твоя очаровательная улыбка».
Маринетт кое-как поднялась и тыльной стороной ладони смахнула слёзы. Заставить себя уйти из отеля было правильно. Принять планы Луки, ничего не требовать и не навязываться – тоже. Сейчас, наверное, по-хорошему стоило проигнорировать приглашение, для верности забив день до отказа архиважными делами. Вон, пыль на шкафу лежала аж с позавчера, а шторы и вовсе не стирали, уму непостижимо, целый месяц! Но Маринетт спрятала телефон под подушку и отправилась умываться. Завтра к двум она должна выглядеть великолепно.
Примечания:
Для любознательных и внимательных к мелочам: песня, к которой прислушивалась Маринетт в такси, – Depeche Mode/Freelove. Да-да, я питаю особую слабость к вещицам, которым перевалило за двадцать лет)
Ещё Луканетт с рейтингом:
https://ficbook.net/readfic/018e503a-2ca9-73c7-aa9b-5609757812b4
https://ficbook.net/readfic/13303352
https://ficbook.net/readfic/13091911