Assholes and humans

Трагедия — зерно любой истории. Как всем известно: можно писать либо про кровь, либо про любовь. Других сюжетных линий в культурном коде человечества не существует. Упрощение до абсурда скажите вы. Корень бытия отвечу я. Но тяга к конфликту отнюдь не форма мазохизма, а буквальное отражение реальности. Человек в пещере сорок пять тысяч лет назад рисовал дерьмо бизонов, потому что вокруг него не было ничего кроме дерьма бизонов. Констатация дерьма не грех. Манифестация его культурной ценности — вызывает сомнение. Обратим внимание на главную историю, на сюжет всех сюжетов. Историю, владеющую умами половины человечества, а интерпретации этой истории с измененными именами персонажей, для необходимой национальной самоидентификации слушателя, владеют умами всех оставшихся. Христианство — апофеоз реабилитации страданий. Это не хорошо и не плохо, это соль земли. Человек помещен в заданные координаты и пытается их себе объяснить. Тяга к познанию и объяснению всего сущего вынужденный механизм эволюции, — необходимый винтик в машине прогресса, нуждающийся в техническом обеспечении. Боль невозможно избежать, но её можно наделить новым семантическим смыслом и найти в этом убежище. «Священность», «Сакральность», «Опыт», «Смирение». Рик Санчес сосредоточенно крутил на пальце зажигалку-брелок: ловко перебрасывал через указательный палец и ловил ладонью, он повторял это движение снова и снова. Над кожаным креслом клерка, сидящего напротив него, висело распятие. Клерк говорил много и долго. Рик фильтровал его слова до чистейшего белого шума и медитировал на символ. — Мы будем очень признательны, — закончил клерк, затем придвинулся ближе к столу и наклонился, добавляя чуть тише: — Я буду очень признателен. Рик перевел воспаленные красные глаза на листок в руках. В последнее время он плохо спал. — Цель нужно дискредитировать, — клерк указал пальцем на листок в руках Санчеза. — Вы лучший ученый в Галактической системе, спорить никто не станет. — Клерк пожал плечами, затянутыми в пиджак от Armani: — Разрушать мифы религиозных фанатиков наверно для вас даже забавно. — Забавно? — Рик приподнял одну бровь, он последний раз перекинул брелок в руке, тот жалобно бряцнул в ладони. — Может тогда начать с него? — Рик кивнул на распятие на стене. Клерк нахмурился, обернулся, нервно хмыкнул: — Если бы Христос жил в наши дни… — Вы были бы Римом, — Рик смял листок в карман, потер глаза и сложил руки на груди. Он очень устал в последние дни. А может годы. — Знаете, что действительно забавно. ВВП вашей планеты сжимается, как сфинктер, а правительство полным составом ищет доморощенного Мессию. — Понимаю, — мужчина в костюме поджал губы. — Усердный труд следует уважать. Он щелкнул пальцами, слева от него отъехала в сторону деревянная панель, до этого казавшаяся частью стены. За стеклянной витриной металлическим блеском сверкнуло что-то напоминающее оружие с причудливой зеленой колбой встроенной в бок. Губы Рика скривились в усмешке. Его глаза напоминали глаза мертвой рыбы: — В третьем рейхе тоже усердно трудились. — Прекратите, — клерк улыбнулся обманчиво мягко. — Ирония здесь ни к чему. Он опасен, — мужчина убедительно понизил голос. — Начнутся волнения, раскол общества, а то и революция. — Клерк осуждающе цокнул языком: — У этого предсказуемый итог. А мы с вами лишь пытаемся предотвратить жертвы… Рик перевел взгляд на портрет Дуче рядом с распятием. Лысина лоснилась масляным блеском, узкий разрез глаз смотрел открыто, со здоровыми смешинками в уголках глаз. Никогда не знаешь, чего ожидать от идиотов. Их так легко недооценить. Он снова посмотрел на клерка: дежурная улыбка и святое убеждение в собственной правоте и силе, что за ней стоит. Гроза левых правых и умеренных, эдакий Оберштурмбаннфюрер в дорогом костюме. Зрелище угнетало. — Доставлю через неделю, — Рик подбросил брелок в воздухе и поднялся на ноги. Он махнул рукой в сторону сейфа со стеклянной витриной: — пушка, тарелка и всё, что в ней. — С вами приятно иметь дело! — Клерк поднялся, намереваясь скрепить сделку рукопожатием. Но дверь кабинета уже захлопнулась. *** Бар «Black Hole» не привлекал Рика хорошим пивом или соленой картошкой, или большими порциями сырного соуса. Black Hole стал последним пристанищем старика Сквонча. Рыжий бес был когда-то космическим пиратом, наломал дров в трех галактиках и теперь осел в тихом месте в поисках тихой старости. Сквонч не был заложником планеты Земля 2.0 (у первых переселенцев были очевидные проблемы с фантазией, но не будем осуждать поколение, пережившие ядерную войну, это как минимум не этично), в отличие от Рика, но и как дома себя не чувствовал. — Видишь уродов возле автомата, — Сквонч зло кивнул в угол бара, — те, что взглядом проводят колоноскопию. Рик без энтузиазма обернулся. Два амбала цедили светлое в углу, куда показал Сквонч. Эти лица не пережили бы улыбки, их бы свело намертво. — Это за мной, — Санчез кинул на стол пару монет за беспокойство. — Убери, — Сквонч брезгливо щелкнул по ним пальцем. — Мой дом, твой дом. — Через неделю меня здесь не будет, — Санчез почесал щетину, достал из кармана помятый листок: — Что скажешь? Сквонч налил стакан темного и ловко толкнул его по полированной стойке в сторону посетителя на другом конце. Затем взял листок и покрутил в руках: — Ебались гуси в кукурузе… — Тихо протянул старик. Он вернул листок Рику: — Не лез бы ты в это. — Как будто у меня есть варианты, — Рик смял листок в комок и небрежно закинул обратно в карман. — Варианты есть всегда, — осторожно напомнил Сквонч, — проложить дорогу огнем и мечем, исторически проверенный вариант. Рик рассмеялся, сделал пару глотков стаута, рассмеялся снова: — Чем старше становишься, тем лучше понимаешь суть вещей. Они, — он кивнул в сторону мордоворотов в углу, — константа нашей Вселенной. Революции, войны, восстания, даже ваш покорный слуга с руками по локоть в крови, — Рик изобразил подобие смущения, — ничто не сможет их пережить. Они как тараканы. — Власть? — Сквонч мысль не уловил. Рик скривился: — Идиоты. Бармен дернул себя за рыжие бакенбарды, устало вздохнул: — Если сделаешь, что просят… — Он осекся на пару мгновений, подбирая слова, продолжил: — Они сами будут рады выкинуть тебя с планеты. Вы с ним, если так подумать, — он неопределенно кивнул в сторону кармана Рика, где покоился листок с координатами, — представляете для них одинаковую угрозу… Рик приложил ладонь к карману. Его омывал прибой всё нарастающего беспокойства. Если бы он верил в дурное предчувствие, то сказал бы, что это оно. — Что ты об этом знаешь? — Да практически ничего, — Сквонч деловито начал протирать стаканы, пряча взгляд. — Я не слишком религиозный. Рик заинтересованно подметил в старике перемену: — Не может быть… — Протянул Санчез. — Я не идиот, я не верю в приметы, магию, сказки, и прочее… — Сквонч зло бросил тряпку возле бокалов. — Но… — Слова застыли в горле старика, он снова пару раз дернул себя за рыжие бакенбарды, тяжело задышал, и в конце концов выдавил: — Скоро увидишь всё сам. Что толку рассказывать о чудесах. Это как танцевать об архитектуре! — Он махнул рукой на Санчеза, давая понять, что тема закрыта. Рик с интересом поднял брови, возвращаясь к своему стауту. Сквонч и правда не был идиотом, в этом и проблема. — С возрастом мы становимся такими сентиментальными, — усмехнулся Санчез. Бармен не обиделся: — Я держусь на последнем слове, друг мой, — он положил руку на поясницу и медленно разогнулся назад до сочного хруста в костях, — меня чисто смерть посрать отпустила, мне уже давно и ничего не страшно. И может быть именно поэтому, — он наставил на Рика узловатый палец: — Я вижу вещи такими, какие они есть. — Посмотрим, — Рик не стал спорить, он отставил пустой стакан и добавил ещё пару монет к тем, что уже лежали на стойке. — Когда я притащу вашего нового Мессию за задницу в город, можешь прийти посмотреть первым. Сквонч хмуро отвернулся, отошел, и больше не взглянул в его сторону. Тревога набатом забила в висках. Санчес выругался, достал пузырек таблеток, закинул парочку в рот и двинулся к выходу. *** Глиняные стены хранили прохладу даже в полдень, когда на улице солнце иссушало последние капли влаги с кожи и листьев раскидистых пальм. Мусгум хранил прохладу в глиняных ладонях свода, как трепетная хозяйка хранит свой очаг. Женщина, замотанная в холщовую ткань, аккуратными движениями разливала кофе по маленьким пиалам. Вся ее фигура утопала в складках серой ткани, только виднелись смуглые морщинистые руки и блестела пара черных глаз из глубины капюшона. — Мой Господин, — она поклонилась в пол, прикоснувшись лбом к песку, — сегодня Ищущих особенно много, мы можем не успеть до заката. Прикажешь ли ты разделить их, чтобы встретить оставшихся завтра? Её собеседник, также обернутый в полон холщовой ткани, покачал головой. Нижнюю часть его лица закрывала черная повязка, над ней светились зеленые глаза на смуглом лице. В этих краях не знали такого цвета глаз. — Нет, Матх, — изумрудные глаза заволокла дымка, — у нас остаётся не так много времени. Нам следует торопиться и отложить отдых. — Не так много времени? — Матх встревожено вздрогнула. — Моему Господину что-то угрожает? Зеленые глаза тепло улыбнулись: — Тебе не следует беспокоится об этом, — он протянул руку к ней и взял Матх за смуглую ладонь: — твои люди не должны меня защищать, когда за мной придут. Ты меня слышишь? Матх с трудом поборола в себе непокорность, она вздохнула мягко: — Я слышу тебя, мой Господин. — Твоё сердце жаждет перемен, — Он отпустил её ладонь, поднял пиалу к лицу и чуть приподнял ткань накидки, чтобы сделать глоток горького кофе. — Но я повторяю вам, перемен не существует. — Ты мудр мой господин, но я не могу прочесть твоих замыслов, — женщина снова склонилась в поклоне. — Все так, как есть, до тех пор, пока мы это не изменим, — Господин поставил пиалу обратно на пол, устланный цветными коврами. — И тогда все будет так, пока мы не изменим это снова. Перемены — лишь константа истории.