Сто двадцать минут

Может, это было звериное чутье. Может, гороскоп, которым поделилась Наоми — он сулил беды и несчастья. Ацуши шел на миссию с тяжелым сердцем, заранее предполагая худшее. А безрадостное лицо Акутагавы, который не стеснялся выражать свою неприязнь и презрение, вбило последний гвоздь в крышку гроба хорошего настроения. — Ты не мог бы идти помедленнее? — взмолился Ацуши. Центр Йокогамы плавно перетек в окраины, шумные толпы сменились редкими прохожими, а Акутагава продолжал идти вперед так быстро, будто пытался сбежать из Японии. Он никак не отреагировал на просьбу Ацуши, только сильнее ускорил шаг. — Мы точно правильно идем? Дазай-сан сказал, что… Акутагава так резко остановился, что Ацуши едва не врезался в его спину. — Заткнись, — велел тот и хмуро осмотрелся по сторонам. Вокруг них были корабельные доки и ни одного человека поблизости. Ацуши прикрыл глаза и сосредоточился на зверином обонянии: соленый запах Токийского залива, слабый запах рыбы, химикаты… и кровь. — Он там, — открыв глаза, Ацуши указал на ближайший к ним док. — И он, кажется, ранен. — Быстрее убью, — бросил Акутагава. Корабля в доке не было, только валялись инструменты, цистерны, механизмы, огромные детали… Ацуши попытался углядеть, прячется ли кто-нибудь за всем этим, но эспер, которого они искали, умел прятаться. Акутагава направился к доку, и пришлось спешно его догонять. В который раз. Ацуши начинал чувствовать себя лишним на этом задании. Зачем он вообще здесь, если Акутагава и сам легко справится? Дазай-сан ведь сказал, что там дел на пару минут. Они пробирались через разбросанные запчасти вглубь дока. Ацуши едва не растянулся на полу, зацепившись ногой за хаотично разбросанные трубы и, несмотря на то, что удержался на ногах, удостоился презрительного взгляда Акутагавы. Запах крови чувствовался все сильнее. — Не слишком ли это просто? — прошептал Ацуши. Они беспрепятственно добрались до доков, спокойно зашли внутрь. С эсперами из Европы никогда не получалось легких миссий. Акутагава лишь отмахнулся. Им нужно было узнать, куда эспер спрятал похищенные у правительства документы, и Ацуши предполагал, что разговорами дело здесь не обойдется. Сам он предпочитал начинать с попыток договориться. Конечно, срабатывало примерно никогда, но разве не должны среди эсперов, чисто по статистике, встречаться приятные люди, способные вести диалог? Акутагаву такие вопросы не интересовали. Он предпочитал работать быстро и эффективно, если для этого нужно было оторвать ногу или распороть Расёмоном живот, он не станет утруждаться и вести пространные диалоги. Ацуши вздохнул. Нет, они никогда не смогут найти общий язык. Самое странное, что Ацуши действительно хотелось иногда просто с Акутагавой поговорить. Как будто они обычные люди на обычной работе и обсуждают… ну о чем там вообще люди говорят? Если предложить Акутагаве обсудить погоду, тот наверняка проткнет Расёмоном еще до того, как успеешь закончить предложение о приближающихся дождях. Хотя однажды, после непростого сражения, когда они оба лежали на полу разрушенного от их драки с очередными преступниками склада, им удалось спокойно поговорить. Тогда Ацуши узнал, что Акутагава любит чай. На мгновение ему захотелось пригласить его в ближайшее кафе, отметить удачную миссию. Но потом эйфория от победы схлынула, и Акутагава вновь закрылся, возвращаясь к своим привычным оскорблениям. Да и что вообще в этом Акутагаве было хорошего? Сплошные минусы, помноженные на недостатки. Грубый, жестокий, вспыльчивый. Ацуши тайно восхищался только его силой и умением ею владеть — Расёмон был страшным оружием, но прекрасным в бою. Оценить это получилось, только сражаясь с Акутагавой на одной стороне. Ну… возможно, Ацуши еще тайно восхищался руками Акутагавы — тонкие, бледные, аккуратные. При взгляде на них становился стыдно за свои покусанные ногти, а смотрел на них Ацуши до неприличия часто. Ацуши дал себе мысленного пинка и продолжил поиски. За частью кормы он обнаружил кровавое пятно — то растеклось причудливой формой по бетонному полу. Если бы не миссия, можно было бы пофантазировать, на что оно похоже — почти как облака, только лужа крови. Кажется, немного смахивала на слона. — Он не мог далеко уйти, — прищурился Акутагава. Ацуши услышал шорох позади и обернулся — невысокий, милого вида парень стоял неподалеку от них, слизывая с пальцев собственную кровь. Они даже не успели ничего сделать — в то же мгновение вокруг них обвились колючие путы, и Расёмон не смог их разорвать. Парень ухмыльнулся. — Я вас заждался, — протянул он. Его белоснежные кудряшки развевались на ветру. Если бы не окровавленные руки, Ацуши бы сказал, что тот похож на ангела. — Я убью тебя, — прорычал Акутагава. — Предпочитаю развлекаться по-другому, — подмигнул тот. — Ты!.. Ацуши торопливо выпустил когти и разорвал путы, державшие его на месте. — Это ты украл документы у правительства? — спросил он. Нужно было решить: напасть на парня или допрыгнуть до Акутагавы, чтобы высвободить его из колючих пут. — Верно, дорогой, — протянул тот и, заметив, что Ацуши собрался освобождать Акутагаву, сделал взмах рукой — путы на нем затянулись туже, обхватили горло, лишая воздуха. — Не советую тебе рыпаться, милый тигр, если не хочешь, чтобы твой друг задохнулся. Если ты убьешь меня, моя способность вмиг его задушит — не успеешь разорвать ее своими прелестными коготками. Акутагава захрипел что-то невнятное, и Ацуши приготовился к прыжку. — Освободи его! — Не так быстро, — захихикал парень. Но путы все-таки ослабил, так что Акутагава смог прохрипеть: — Убей его, тигр!.. — Отпусти его, — вновь велел Ацуши. Его пальцы угрожающе блеснули когтями. — И верни документы. Тогда, может быть, Акутагава не выпотрошит тебя, как рыбу на базаре. — Какой опасный, мне нравится, — промурчал парень. Он водил пальцами по воздуху, то перекрывая воздух Акутагаве, то ослабляя путы. — Люблю, когда мне угрожают, это так заводит… — он хихикнул, а Ацуши замер, не понимая, как на это реагировать. Он, конечно, привык к дурацким шуткам Дазай-сана и в целом не ожидал особенной адекватности от эсперов — казалось, вместе с приобретением способностей они теряли частичку нормальности. Но это были… заигрывания? Которые ему определенно не нравились. — Ах, мы же не познакомились! Меня зовут Маркиз де Сад, а тебя, тигренок? Ацуши нахмурился и снова подался вперед, но Маркиз затянул путы на Акутагаве и свалил его на бетонный пол. Играть по его правилам не хотелось. Но Ацуши не мог рисковать Акутагавой, пусть тот сколько угодно требует убить Маркиза. Ацуши вернул лапам человеческое обличие и выставил их перед собой. Там, где раньше были путы Маркиза, теперь алели полупрозрачные полосы. — Хватит его душить, — попросил Ацуши, — я буду стоять на месте. — Твоя покорность даже лучше попыток меня убить! — Маркиз действительно ослабил воздействие силы на Акутагаву. — Как тебя зовут, тигренок? — Ацуши Накаджима, — ответил он. И бросил взгляд на Акутагаву — путы замотали ему рот, но злобный взгляд справлялся и без слов: ему очень не нравилось, что Ацуши слушает Маркиза. — А-цу-ши, — пропел Маркиз и ткнул пальцем в корчащегося на полу Акутагаву. — Этот хмурый тип — твой любовник? — Ч-что? Конечно нет! — возмутился Ацуши. Любовник… Нет, ну надо же такое ляпнуть! Это сильно превосходило дурацкие шутки Дазай-сана. А там планка была очень высока. — Между вами искрит, — Маркиз подмигнул, — нереализованное сексуальное напряжение так и витает в воздухе, — он сделал глубокий вдох. — Уж поверь, я такое чувствую! Ацуши чувствовал только желание убивать. А ведь когда он только очутился на этом доке, ему хотелось уладить все мирно. Что ж, теперь он на несколько процентов лучше понимал Акутагаву с его «сначала убей, а потом разбирайся». — Верни нам документы. И освободи Акутагаву, — попросил Ацуши, — пожалуйста. — У-у-у, может, ты попробуешь меня уговорить? Встанешь на колени, будешь умолять. Ты бы так прекрасно смотрелся у моих ног… — Маркиз прикусил губу. Он выглядел таким довольным, что тошно становилось. Может, все же стоило рискнуть и понадеяться, что Ацуши успеет обезвредить его, а потом не дать Акутагаве задохнуться? — Ты такой хорошенький, что я точно не смогу устоять. Лицо обдало жаром, и сложно было удержаться и не отвернуться от пытливых глаз Маркиза. Он с ухмылкой осмотрел Ацуши с ног до головы, и его взгляд, казалось, пачкал грязью и испорченностью все, до чего дотягивался. — Я бы с радостью с тобой поиграл, — продолжал Маркиз, понизив голос. — Поверь, я умею не только болтать. Мой язык способен на такое… Этот хмурый тип никогда не доставит тебе такого удовольствия. — П-перестань! — Ацуши удивлялся, как до сих пор не вспыхнул на месте, будто спичка. Краснота наверняка расползлась по всему его телу, так сильно смущали слова Маркиза. — Мы напарники. Мы не… не делаем ничего такого! — Но ты бы хотел, правда? Ты так заботишься об этом неприятном типе… Мечтаешь, чтобы он обратил на тебя внимания? Похвалил? Мой милый тигр, у тебя все написано на твоем хорошеньком лице. — Ничего такого! Ничего мне от него не нужно! Акутагава что-то промычал, и Ацуши на секунду порадовался, что тот не мог говорить — наверняка это были гадости в его сторону. — Давай поиграем, дорогой, — протянул Маркиз. — Я отдам вам документы, если вы снимете проклятие, которое лежит на вас обоих. Ацуши нахмурился и прислушался к ощущениям в теле: ничего не болело, нигде не появились раны, никаких странностей не было. Разве что злость, смущение и чувство собственной бесполезности перемешались в гремучий коктейль и взрывали ему мозг. — Моя способность — «Сто двадцать минут Содома», — хихикнул Маркиз. — Чтобы активировать ее, мне достаточно пролить несколько капель крови. И потом те, кого она коснется, должны будут… Ах, А-цу-ши, может быть, догадаешься сам? — прошептал он последнюю фразу. — Не понимаю, — Ацуши встревоженно осмотрел свои руки — там, где когда-то были путы, все еще виднелись красные полосы. Теперь они проступали все ярче. — Какой ты наивный, это ужасно заводит! Чтобы избавиться от проклятия моей способности, нужно переспать с тем человеком, которого она тоже коснулась. Видишь, как просто? Ацуши в ужасе вытаращился на довольного Маркиза. — Пере… Что?! — Заняться безудержным сексом. Потрахаться. Вы… — Достаточно! — спешно перебил его Ацуши. Он мечтал провалиться сквозь пол дока, прямо на океанское дно. — Я и Акутагава?.. Подожди, мы не можем! Э-это… Сними это проклятье! — Уверен, вы справитесь. Начните с малого, — Маркиз показал пальцами что-то очень неприличное, — а потом и сами останавливаться не захотите. Если решите ничего не делать — умрете через сто двадцать минут ужасной смертью, — он ухмыльнулся. — И не советую затягивать! Уже скоро вам станет очень плохо. Маркиз принялся пятиться назад, посылая Ацуши и Акутагаве воздушные поцелуи. — Ты! — Ацуши разозлился. — Мы просто убьем тебя, и тогда никакая способность нам не повредит! — Лучше не пытайся меня догнать, тигренок, — прокричал Маркиз, уже покидая док, — иначе твоему дорогому любовничку будет очень плохо! Как только он скрылся за дверью, Ацуши подбежал к Акутагаве и разрезал путы на его шее когтями. Тот шумно задышал, хватаясь за горло. — Я убью его, — прохрипел Акутагава и грозно посмотрел на Ацуши. — Какого черта ты просто стоял и слушал, что этот ублюдок говорит? Оправдываться было бесполезно. Не мог же Ацуши сказать, что просто не хотел, чтобы Акутагава пострадал? Они поспешили за Маркизом: Ацуши ускорился тигриными ногами, Акутагава бежал позади — он, кажется, до сих пор отходил от удушений, поэтому не мог пользоваться Расёмоном на полную. Маркиза нигде не было. Исчез, будто растворился в воздухе, Ацуши даже не мог почувствовать его запах. Он осторожно посмотрел на Акутагаву и тот, заметив взгляд, нахмурился. — Мы не будем делать… того, о чем этот ублюдок говорил, — процедил он. — Это отвратительно. — Но Маркиз сказал… — Плевать, — прорычал Акутагава и потянулся за телефоном. Ацуши тоже достал свой. Он решил позвонить Дазай-сану — тот наверняка придумает, как им выйти из положения. И не придется делать ничего… такого. Но разговор не задался ни у него, ни у Акутагавы, судя по его красному от злости и смущения лицу. Дазай-сан, конечно, сказал, что они немедленно займутся поисками Маркиза. Но сначала долго смеялся, когда узнал, в чем конкретно заключается его проклятье. Худший в мире наставник! А когда Ацуши положил трубку и собрался убрать телефон в карман, на экране высветилось сообщение. Не стоило его открывать. В нем Дазай-сан давал практические советы, как «завалить» Акутагаву, приправив эту похабщину кучей радостных смайликов. Ацуши уже собирался разбить телефон об асфальт, но Акутагава вдруг согнулся пополам. — Что такое? — забеспокоился Ацуши, убирая телефон в карман. — Ты… И в то же мгновение сам почувствовал сильную боль в груди. Будто кто-то дотронулся раскаленным железом прямо до его сердца, миновав преграду кожи и клетку из ребер. Заклятие, понял Ацуши, оно начало действовать. Лучше бы Агентству или Мафии — было все равно, кто успеет первым — найти Маркиза до того, как они оба загнутся от боли. — Пойдем, — с трудом, но Ацуши смог разогнуться. Боль все еще пульсировала в груди, но он мог двигаться и дышать. Акутагава, когда Ацуши потянул его за рукав пальто, тут же зашипел: — Не трогай меня!.. И как только сил огрызаться хватало. Ему явно было больнее. Может, регенерация Ацуши немного смягчила боль, может, он был в путах не так долго, чтобы проклятие сразу стало настолько невыносимым. — Нужно спрятаться, — пояснил он. Акутагава посмотрел на него исподлобья. Ацуши, похоже, приобрел иммунитет к этим взглядам, а потому просто потянул его за предплечье, помогая разогнуться. Акутагава, конечно же, пытался вырваться — могла ли его гордость позволить принять помощь от ненавистного напарника? Ацуши сделал глубокий вдох, и тут же поморщился от вновь накатившей боли. — Я просто помогу нам добраться до безопасного места, — спокойно объяснил он. Не сказать, что Акутагава был сильно успокоен этим объяснением, он все еще кривился, и Ацуши подозревал, что дело не только в боли. Однако он позволил поддержать себя за талию и выбрать, куда идти. Ацуши вспомнил, что они проходили пустующий маленький домик — вероятно, когда-то он служил подсобкой для рабочих. Но теперь в самом начале порта построили новые здания с забегаловками и гостиницами, где всегда толпились моряки, докеры и прочий персонал. Значит, домик послужит их укрытием. Боль почти отступила. Ацуши не спешил радоваться, но двигаться стало легче. Акутагаве, кажется, тоже полегчало — он перестал стискивать зубы и корчиться. — Стало легче? — осторожно спросил Ацуши. Акутагава бросил на него злобный взгляд и нехотя кивнул. — Я думаю, это потому что мы касаемся друг друга. Способности Маркиза это наверняка нравится. Акутагава тут же попытался отстраниться, и Ацуши мысленно дал себе подзатыльник. И зачем он вообще озвучил догадку? Теперь этот упрямый и гордый идиот будет всячески избегать чужих прикосновений, пускай те и облегчают боль. — Почти пришли, — сказал Ацуши. — Как только мы будем внутри, я тебя отпущу. — Распорю ему живот… Выпущу легкие… — бормотал Акутагава. По крайней мере, перестал вырываться. Если злость поддерживает в нем жизнь, что ж, кто Ацуши такой, чтобы этому мешать. Они добрались до небольшого домика — последние силы Ацуши ушли на то, чтобы выбить хлипкую дверь. Комната выглядела чистой, вероятно, ей все-таки пользовались время от времени, но обстановка была скудной. Несколько стульев, стол с заржавевшими инструментами, груда коробок в углу. Ацуши помог Акутагаве сесть и отошел подальше — боль тут же напомнила о себе. Пока терпимая, но Ацуши уже знал, что это только начало. Он проверил телефон, хотя и знал, что новых сообщений не было. Снова зашел в переписку с Дазай-саном, последнее сообщение в котором вгоняло в краску с той же силой, что и фразочки Маркиза. Легко ему такое предлагать! Будто бы на самом деле не было ничего такого в том, чтобы заняться… этим с Акутагавой. Из безрадостных размышлений его вырвал громкий кашель и последовавший за ним стон. — Стало хуже? — встревожился Ацуши. — Если ты приблизишься хотя бы на шаг, я наскребу сил, чтобы оторвать твою тупую голову Расёмоном, — прохрипел Акутагава, этот упертый идиот. Боль накатывала на Ацуши волнами, будто океан, тревожащий спокойный пляж. И не за горами был шторм, который разнесет все вокруг на мелкие щепки. — Нам не обязательно делать ничего… такого, — осторожно начал Ацуши. — Мы можем просто, я не знаю, держаться за руки? — Нет, — выплюнул Акутагава, схватившись за грудь. Ацуши стиснул ладони в кулаки и задумался: как бы на его месте поступил Дазай-сан? Телефон с проклятым сообщением вдруг показался таким тяжелым. Захотелось разбить его об пол и выбросить обломки в окно. Но Дазай-сан был прав, пускай и писал вещи, которые вгоняли в краску. Ацуши схватил стул и поставил его рядом с Акутагавой. Тот не отреагировал — наверное, переживал слишком болезненные ощущения. Ацуши и сам чувствовал, как раскаленная лава растекается по его груди. Он сел на стул и схватил Акутагаву за руку — та была холодная и влажная от пота. — Пре… крати, — выдавил Акутагава. — Я не буду смотреть, как ты загибаешься от боли из-за своей гордости, — заявил Ацуши. Ему стало легче, стоило лишь коснуться чужой руки. — К тому же не ты один здесь страдаешь от боли. Я не хочу это терпеть. Акутагава хмуро на него посмотрел, но спорить не стал. Через несколько секунд он даже смог разогнуться и облокотиться на спинку стула, видимо, это убедило его перестать вырываться. — Этого ублюдка должен убить один из нас, — сказал Акутагава. — Потому что его способность действует, только если перед ним несколько человек? — Да, если судить по его словам. Ацуши задумался — в этом был смысл. — Значит, это должен быть я. Только мои когти смогут разорвать его путы, — сказал он. — Отвратительно, — вздохнул Акутагава. Наверняка он планировал разобраться с Маркизом сам, причем с особой жестокостью. Они держались за руки и молчали, и это было до ужаса неловко. Проходили минуты, и Ацуши чувствовал, как боль начинает возвращаться. Сначала она робко тронула его, играясь. Но каждое следующее ее прикосновение становилось все сильнее, кожа начинала гореть огнем. Акутагава с силой сжал его ладонь — вероятно, ощущал примерно то же самое. Голову прострелило болью, и Ацуши зажмурился, спрятался от света за ладонью. Тигр в нем скулил и метался. Усиленные способностью обоняние, слух и зрение добивали — самые тихие звуки казались невыносимыми, от затхлого запаха хотелось сбежать на свежий воздух, от света, пробивающегося через мутные окна, слезились глаза. Он простонал от неприятных ощущений, которые безжалостно атаковали его со всех сторон. — Тигр. Эй! — голос Акутагавы тоже был слишком громким. — Тише, — взмолился Ацуши. На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Акутагава тихо спросил: — Стало хуже? — и добавил, не дождавшись ответа: — Твоя рука дрожит. Ацуши помотал головой, затем кивнул. Какой вообще был вопрос? Он вцепился в руку Акутагавы, но это прикосновение уже не облегчало боль. — Черт бы тебя побрал, — прошипел Акутагава у него над ухом. А потом грубо схватил его вторую руку, отчего свет вновь ударил по зажмуренным глазам. Ацуши охнул и качнулся вперед, к Акутагаве, уткнулся лицом в его грудь, прячась от солнечных лучей. Стало… легче. Затхлый запах сменился на едва уловимую свежесть постиранной одежды, свет — на тьму и прохладу пальто, и единственным звуком, что сейчас слышал Ацуши, было торопливое биение чужого сердца. — Тигр, — угрожающе начал Акутагава. — Пожалуйста, — перебил его Ацуши, — так легче. — Я и тебе живот распорю, — пообещал тот, но отстраняться не стал. Ацуши удалось расслабиться — он и не заметил, что с силой стискивал зубы. Проклятая способность атаковала их сильнее с каждой минутой, не хотелось даже представлять, что будет, когда пройдет сто двадцать минут. — Сколько времени? — спросил он. — Я не слышу, что ты там бормочешь, идиот. — Сколько времени прошло? — повторил Ацуши, слегка отстраняясь от груди Акутагавы. — Сколько нам осталось? Акутагава зашевелился, отпустил одну руку Ацуши, залез в карман своего пальто. — Полчаса. Плохо. Прошло так мало времени! Когда пройдет час они, вероятно, будут лежать на полу и кашлять кровью, а что будет, когда пройдет сто двадцать минут? Ацуши попытался отвлечься от этих мыслей, представляя, как хватает Маркиза за шкирку когтями, а потом швыряет его в ближайшую стену. Никогда еще мысли о насилии не были такими успокаивающими. Ацуши снова проверил телефон. Он отстранился от Акутагавы, чтобы позвонить Дазай-сану, но стоило только отодвинуться на небольшое расстояние, перестать касаться его, как боль вновь начала атаковать со всех сторон. Теперь лава растекалась не только в груди, она текла по венам, казалось, что кожа вот-вот лопнет, и кипящая жидкость хлынет наружу. Телефон выпал из рук Ацуши, и он обхватил Акутагаву обеими руками, прижался к нему в странном и неловком объятии. Он встречался с разными эсперами, многие из них были опасными, их способности могли убивать, причинять ужасную боль и страдания. Но сейчас, в эту секунду, именно проклятие Маркиза казалось самым страшным, с чем Ацуши успел столкнуться за свою жизнь. Ему так не хотелось умирать. Объятий было мало. Ацуши чувствовал необходимость в прикосновениях, жизненно важно было трогать Акутагаву, чтобы тот в ответ держал его прохладными руками. Если бы Ацуши застрял в этом доме с кем угодно другим, все было бы проще. Их с Акутагавой история, странная связь способностей и сложные отношения лишали возможности разобраться с проклятием быстро. Но могли ли они надеяться, что Мафия или Детективное агентство успеют выйти на след Маркиза за оставшийся срок? Ацуши навалился на Акутагаву всем телом, но тот попытался отстраниться. — Не наглей, тигр, — прошипел он. — Мне все еще хватит сил порубить тебя на куски. — Какой же ты идиот, — пробормотал Ацуши, утыкаясь носом в его пальто. — Перестань! Акутагава с силой сжал запястье Ацуши и отвел его в сторону, свободной рукой схватил его за подбородок. Его глаза слезились от боли, но вместе с тем были полны ярости. — Ты перестань! — разозлился Ацуши. — Из-за тебя мы можем умереть, гордый идиот! — Да я лучше умру, чем… Акутагава с силой ударил Ацуши в живот, отталкивая от себя. Тот упал на пол и застонал от боли. Невыносимо. Все тело горело огнем. Вместе с болью пришла и злость, Ацуши едва сдерживал свою звериную сущность внутри. В первые минуты проклятия он думал, что не смог бы превратиться в тигра, слишком мало у него оставалось сил. Но теперь на пальцах отрастали когти, в нижнюю губу впивались острые клыки. — Акутагава! — прорычал он и набросился, сбивая того со стула. Теперь они катались по полу и колотили друг друга что есть силы. Акутагава попытался придушить Ацуши Расёмоном, но тот быстро разорвал обвивающую его тьму когтями. Сбросив Акутагаву с себя, он запрыгнул сверху на него и ударил кулаком в лицо. Часть его твердила, что это неправильно, он должен успокоиться, им стоит работать сообща, если они собираются выжить. Но другая, звериная, билась внутри него, будто в клетке, изнывая от боли и ярости. Акутагава перехватил его кулак, блокируя удар. В его глазах разгоралось пламя. Интересно, думал Ацуши, сможет ли кто-нибудь из них выжить. Или их обоих сначала поглотит гнев, а потом разорвет на части проклятье. — Ты идиот! — прорычал ему в лицо Ацуши. — Худший напарник, которого только можно представить! Свободной лапой он сжал шею Акутагавы. Сейчас та казалось такой тонкой и хрупкой, одно неверное движение — и дыхание остановится навсегда. Так хотелось сжать сильнее… Что-то с силой проткнуло его плечо, и, заорав от боли, Ацуши повернул голову — щупальца Расёмона пронзили его насквозь. Он отпустил шею Акутагавы, и тот шумно и жадно задышал. — Лучше бы я убил тебя на «Моби Дике», — прохрипел Акутагава. — Бесполезный. Беспомощный нытик. Слова, что Ацуши прокручивал в голове перед сном, отзвуки его приютского прошлого, бомбой взорвались в мыслях. Он снова зарычал и схватил Акутагаву за запястья. — Уж лучше быть нытиком, чем постоянно пытаться доказать что-то человеку, которому на тебя наплевать! Глаза Акутагавы потемнели. — Заткнись, ублюдок! Ацуши давно не чувствовал такого желания вонзить когти в чью-то грудь и вырвать сердце наружу. Ему хотелось разорвать Акутагаву на части. Одной лапой он рассек щупальца Расёмона, что пытались его связать, другой прижал оба запястья Акутагавы к полу. Эту жажду нельзя было утолить привычным ударом. Она рвалась наружу, выплескивалась обидой, гневом и… чем-то еще, чему Ацуши не мог найти названия. Он склонился над Акутагавой — на мгновение в глазах напротив вспыхнула та же жажда, — и впился зубами в белоснежную шею. Тонкую кожу оказалось так легко прокусить. Ацуши слышал сдавленный крик, чувствовал металлический привкус крови, запах Акутагавы, смешанный с потом и злостью — тот пытался вырваться из тигриной хватки, но сил ему не хватало. Ацуши зализал укус, боясь потерять хоть каплю этого дурманящего ощущения. Кровь таяла у него во рту. Он снова и снова проводил языком по шее, вел до самого уха, чувствовал сумасшедший пульс под кожей. Хватило бы одного укуса, чтобы его остановить. Но сейчас хотелось иного. Вгрызаться в нежную плоть, вдыхать запах Акутагавы, прижимать его ближе, так близко, чтобы стать единым целым. Ацуши прикусил мочку уха и услышал тихий стон. Акутагава перестал вырываться — он дышал тяжело, хрипло. Хотелось слизать это дыхание так же, как до этого кровь, почувствовать его на вкус. Ацуши поднял голову. Мысли путались, он не мог уже отделить, где был он сам, где зверь, а где проклятье. Акутагава лежал под ним, взбешенный, болезненно-бледный, с сумасшедшими глазами. Слишком обманчивой была идея, что сейчас тот не опасен. Акутагава — убийственная стихия, которая замирает лишь затем, чтобы нанести сокрушительный удар. Будто в подтверждение этой мысли, Акутагава вырвал руки из хватки Ацуши и схватил его за воротник рубашки — та затрещала от грубого прикосновения. — Тупой тигр, — выплюнул Акутагава. — Я уничтожу тебя. А потом дернул Ацуши на себя. Они стукнулись зубами; одна рука Акутагавы впилась в шею Ацуши с такой силой, будто тот пытался его задушить, другая схватила за волосы. Было больно, но сильнее боли ощущалась жажда — хотелось касаться, кусать, облизывать. Ацуши прикусил Акутагаву за губу, пытаясь отомстить за болезненный удар, и тот зашипел, будто дикий кот. Они больно кусали друг друга. На языке вновь расцветал вкус крови, удовлетворение мешалось с болью — Акутагава то и дело с силой дергал его за волосы, пытаясь отстранить от себя. Но проходили секунды, и они снова сталкивались в странной борьбе. Акутагава под ним был жесткий, напряженный. Его руки, которые никогда не доставляли удовольствие, а лишь причиняли боль, и теперь действовали грубо и болезненно. Удивительно, но Ацуши это нравилось. Они беспорядочно кусали друг друга, обмениваясь дыханием. А потом Ацуши почувствовал горячий язык, проникший внутрь его рта. Он никогда еще не целовался. Но, пожалуй, происходящее сейчас и поцелуем назвать было сложно. Они постоянно сражались в обычной жизни — от легких перепалок до серьезных драк — не отступили от этого и сейчас. Ацуши потерялся в поцелуе. Сражаться языками было куда приятнее, чем драться. Даже грубость Акутагавы и его внезапные укусы не портили момент. Тем внезапнее оказалось нападение — щупальца Расёмона обвили его и сбросили с Акутагавы на пол. Но не успел он возмутиться, как тот сел на его бедра, а щупальца сжали запястья, будто наручники. Неискушенный и неопытный, Ацуши не слишком представлял, что нужно делать дальше. Но довериться Акутагаве было страшно, особенно теперь, когда он был так уязвим. Впрочем, выбора не оставалось. Они на секунду замерли и посмотрели друг на друга, взмокшие и возбужденные. — Если мы выживем, — тихо сказал Акутагава, — я тебя убью. — Выживем, — пообещал Ацуши и вздрогнул. Щупальца Расёмона теперь рвали его рубашку на лоскуты. — Эй, осторожнее! — Ты же не думал, что мы будем за ручки держаться? Ацуши был бы не против, вот только Акутагаве об этом знать не обязательно. Такие грубые прикосновения отлично усмиряли жажду их плоти и помогали не умереть от проклятья, на большее надеяться не приходилось. Черное щупальце, покромсав рубашку, потянулось к горлу, и Ацуши высвободил одну руку, чтобы избавиться от него. Он горел изнутри, но, даже лишившись одежды, не ощутил долгожданной прохлады. Возбуждение внутри росло со страшной силой. — Ты тоже, — сказал он и потянулся к пальто Акутагавы. Там, под убийственной чернотой, пряталась бледная кожа. И зверь внутри — а может, это был сам Ацуши, — жаждал добраться до нее. Он стянул мягкую ткань с одного плеча, стараясь действовать осторожно. Акутагава, конечно, не слишком беспокоился о сохранности рубашки Ацуши, но повредить его пальто не хотелось — да и месть за это будет страшной и беспощадной. Когда Ацуши потянулся ко второму рукаву, Акутагава отбил его руку в сторону. — Только пальто, — бросил он. Ацуши мог его понять — остаться без способности сейчас было страшно. Но почувствовал легкое сожаление: ему хотелось увидеть Акутагаву без одежды. Тот выскользнул из пальто, бросив его на ближайший стул. Ацуши хотелось замереть на мгновение и рассмотреть такого Акутагаву, слишком редко удавалось это сделать. Он уже отдавал пальто с Расёмоном Ацуши, оставался в одной рубашке, но в схватке было совсем не до того, чтобы разглядывать. Акутагава без верхней одежды уже не выглядел таким устрашающим, напротив, казался удивительно хрупким. Воланы на его рубашке, прозрачная и тонкая ткань, через которую можно было увидеть худое тело, все это создавало обманчивую иллюзию слабости. Ацуши нравилось — это делало Акутагаву человеком, а не бездушной машиной для убийств. Полюбоваться ему не дали. Акутагава уперся руками в его грудь и вновь приник с болезненным поцелуем; Расёмон, теперь возникший из рубашки, прижал запястья Ацуши к полу. Он заерзал, пытаясь устроиться на твердом полу, и не сдержал стона, когда Акутагава проехался по его возбужденному члену. Тот, казалось, ничего не заметил или решил проигнорировать, продолжая терзать рот Ацуши. Губы его горели огнем. Сам Ацуши, почувствовав — пускай и случайное — прикосновение к члену, теперь не мог отделаться от желания его повторить. Он снова заерзал, пытаясь подвинуть Акутагаву туда, где со страшной силой разгоралась жажда. Пришлось пустить в ход когти. Избавившись от хватки Расёмона, Ацуши с силой сжал талию Акутагавы, пытаясь ссадить его ниже, пытаясь потереться своим возбуждением. Когти впились в кожу, протыкая белоснежную рубашку на боках. Акутагава зашипел в поцелуй и, слегка отстранившись, залепил Ацуши пощечину. Это слегка отрезвило — когти вновь превратились в пальцы. Акутагава смерил его презрительным взглядом и сменил позу — теперь он лежал сверху, упираясь одной рукой в пол. Его возбужденный член так прекрасно, так восхитительно терся от член Ацуши, что сложно было сдержать стон облегчения. Одна рука залезла под тонкую рубашку, впиваясь в тонкую кожу на боку Акутагавы, другая вцепилась в его волосы — удивительно мягкие. Ацуши беспорядочно ерзал, пытаясь найти удобную позу и подходящий темп, но получалось плохо — тяжелое тело на нем лишало возможности свободно двигаться. — Сними штаны, — велел Акутагава отстранившись. Они должны были прийти к этому рано или поздно, но до чего же неловко это ощущалось! Ацуши не любил раздеваться перед другими. В приюте приходилось постоянно — в общих душевых или переодеваясь перед сном. Но после он старался избегать чужих взглядов, не хотел, чтобы кто-нибудь видел шрамы на его теле, это болезненное напоминание о его безрадостном детстве. Акутагава уже видел те, что красовались на боку, не хотелось добавлять в эту коллекцию остальные. Ацуши замер на мгновение, и Акутагава сам потянулся к его брюкам. Он быстро избавился от подтяжек, расстегнул ремень. И тогда Ацуши остановил его. — Ты тоже, — сказал он, торопливо стягивая с себя брюки. Акутагава, на удивление, молча последовал его примеру. Для этого ему пришлось встать и быстро, неловко, стянуть с себя штаны. Даже эта неловкость, в которой не было совершенно ничего соблазнительного, притягивала взгляд. Как ему вообще теперь смотреть на Акутагаву, когда он видел его таким? Когда он жаждал его руки на своем теле, жаждал его поцелуев. Ацуши избавился от брюк, и Акутагава выразительно посмотрел на его серые боксеры. Ацуши смутился и стянул их тоже, теперь был виден его возбужденный член с блестящей от влаги головкой. Разглядеть Акутагаву не получалось — длинная рубашка скрывала все. Акутагава раздвинул ноги Ацуши одним уверенным движением. Наверное, у него все-таки был какой-то опыт, и это успокаивало. Ацуши даже нравилось, что можно просто отдаться на волю пожирающей его изнутри жажде и не задумываться ни о чем. Они с Акутагавой были хорошей командой, даже несмотря на сложные отношения. Акутагава сел ближе, подтянул ноги Ацуши и перекинул их через свои бедра. Он нагнулся так, чтобы их члены касались друг друга, и даже это легкое прикосновение послало по телу Ацуши табун мурашек. Он потянулся было рукой вниз, но Акутагава схватил его за запястье. — Оближи, — велел он. — Ты что, никогда не делал этого сам, идиот? Ацуши смутился и разозлился одновременно: пнул Акутагаву по спине и торопливо смочил ладонь слюной. Они одновременно потянулись к членам, и Ацуши притянул Акутагаву за ворот рубашки. По крайней мере, когда они целуются, этот идиот молчит. Щупальца Расёмона касались Ацуши повсюду. Удивительно, что они умели не только приносить боль — сейчас они гладили его по ногам, по ребрам, прохладные и нежные. Ацуши захлебывался в ощущениях, он едва сдерживался, чтобы не застонать в голос, но Акутагава молчал, только его громкое дыхание разносилось по комнате, и поэтому приходилось сдерживать себя тоже. Ацуши хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы Акутагава потерял голову. Смотреть на него такого — возбужденного, на взводе, и вовсе не от желания убивать, уже было непривычно. Это побуждало пойти дальше, увидеть больше. Но для этого Ацуши был слишком неопытен. Он коснулся влажной головки члена Акутагавы, поводил по ней ладонью. Попробовал сделать так, как нравилось самому. Акутагава шумно выдохнул и впился зубами в его шею; боль вновь мешалась с наслаждением, и кто же знал, что это такой головокружительный коктейль. Щупальца Расёмона продолжали его гладить, а потом спустились ниже, к ягодицам. — Что ты… Что они делают? Акутагава перестал облизывать его шею. — Ты никогда ни с кем не спал? — спросил он, обдавая горячим дыханием влажную кожу. Ацуши не покраснел только потому, что они уже находились в настолько смущающей ситуации, что падать ниже было некуда. Он покачал головой. — Вот же вляпался, — нахмурился Акутагава. — Я не уверен, что проклятие засчитает то, что мы с тобой делали до этого. И не хочу рисковать. Мы слишком далеко зашли. Ацуши совершенно не представлял, как это происходит между мужчинами, оставалось только довериться Акутагаве. Белые щупальца мягко огладили его ягодицы и скользнули между них. Ацуши напрягся. Акутагава тут же потянулся к нему поцелуем, а потом, вновь больно потянув за волосы, впился зубами в шею. Акутагава кусал сильно, но не до крови, а потом зализывал кожу, поднимаясь выше, до чувствительной мочки уха. Ацуши расслабился от этой грубой ласки и пропустил момент, когда щупальца, наконец, проникли в него. Было… странно. Ацуши не чувствовал боли, только легкую прохладу, которая давила изнутри. Щупальце, поначалу тонкое, постепенно увеличивалось в размерах. Давило изнутри, на секунду показалось, что этого слишком много, что его просто разорвет изнутри. Но потом по телу Ацуши пробежала дрожь удовольствия. — А-акутагава! — выдохнул он. — Это… — Помолчи. Акутагава проникал в его рот языком, проникал в него Расёмоном, и Ацуши терялся в этих ощущениях. Всего было слишком много, но при этом недостаточно, чтобы утолить жар внутри. Акутагава приблизил свою ладонь к его рту. — Оближи, — снова сказал он. Ацуши, отбросив смущение, провел по ней языком. Ему нравились руки Акутагавы — тонкие, бледные. Заигравшись, он пропустил несколько пальцев в рот, чувствуя, как те мягко давят на язык. Сам Акутагава в этот момент буравил его обжигающим взглядом и неохотно вытащил их наружу. — Будет больно, — предупредил он. — Здесь нет ничего подходящего, а слюна… — Просто сделай это, — перебил его Ацуши. Боль не пугала его, не сейчас. Тело требовало большего, пожар внутри грозился вырваться на свободу и сжечь все вокруг. Успокаивало лишь, что то же пламя Ацуши видел и в глазах Акутагавы. Тот навис над ним, смазал слюной свой член и ткнулся пальцами внутрь Ацуши — благодаря Расёмону, проникновение уже не казалось болезненным. Щупальца мягко, успокаивающе поглаживали Ацуши, отвлекали его. И когда Акутагава толкнулся в него членом, растягивая податливые стенки, он даже не вздрогнул — неприятно тянуло, но не шло ни в какое сравнение с болью от проклятья. Акутагава не жалел его во время сражений, не стал церемониться и сейчас. Он двигался быстро, грубо, а потом, слегка поменяв положение, вдруг задел что-то внутри Ацуши, отчего он не сдержал стона. Было так смущающе слушать громкие шлепки в тишине пустого дома, но так хорошо, когда Акутагава раз за разом задевал то место. Закружилась голова. Ацуши плыл в тумане удовольствия, сейчас его не волновали мелочи вроде твердого пола под спиной, не слишком удобной позы или легкой боли от проникновения. Это было… Ацуши еще никогда в жизни не испытывал подобного. Горячо, интенсивно, сладко. Акутагава склонился над Ацуши, уперся лбом в его лоб. Целоваться не получалось — выходило лишь обмениваться дыханием и тихими стонами. Но теперь Ацуши видел, что Акутагаве тоже хорошо. Его волосы были в совершенном беспорядке, привычно бледное лицо порозовело, на шее краснели следы от укусов. Они не должны были смотреться так хорошо, так притягательно, но Ацуши не мог отвести от них взгляд. Он попытался просунуть ладонь между их телами, но Акутагава свободной рукой отбросил ее в сторону и снова прижал к полу. Щупальца Расёмона обхватили член Ацуши и задвигались быстро, грубо, почти так же, как это делал сам Акутагава. Ацуши притянул его к себе, зарывшись руками в темные волосы. — Я сейчас… — выдохнул он между беспорядочными поцелуями. Акутагава пробормотал что-то невнятное, выдохнул стон и задвигался быстрее; Расёмон продолжал обхватывать член Ацуши. Всего было так много. Прикосновения внутри, снаружи, горячее дыхание на его губах, запах пота и запах Акутагавы, громкое биение сердца, вздохи, шлепки… Ацуши почувствовал жгучее, почти болезненное напряжение внизу живота, а потом его выгнуло от удовольствия. Он прижался к Акутагаве с такой силой, что тот зашипел. И почувствовал влагу на своем животе. Акутагава догнал Ацуши через несколько мгновений, с тихим стоном излившись внутрь — было обидно не увидеть его лица в этот момент. И рухнул сверху, придавливая своим телом к полу. Боль проклятия отступила, уступив место умиротворению, хотелось вновь обнять Акутагаву, но за такое можно было получить пинок. Поэтому Ацуши просто попытался лечь удобнее, чтобы продлить их почти объятия еще ненадолго. Акутагава, почувствовав это, приподнялся, опершись рукой на пол. Его лицо вновь оказалось так близко, что можно было разглядеть тонкий шрам на носу, темные ресницы и бездну темного взгляда. Ацуши опустил взгляд на влажные, искусанные губы. Акутагава нагнулся ближе. Их дыхание снова смешалось, Ацуши приоткрыл рот, желая вновь коснуться губ Акутагавы своими. Но раздался громкий писк, и оба вздрогнули. Акутагава быстро слез с Ацуши и потянулся к пальто за телефоном. Без объятий стало прохладно и пусто, но прикрыться было нечем — разорванная Расёмоном рубашка не сгодилась бы даже на тряпки. Телефон Ацуши тоже ожил, и он потянулся за ним, отстраненно подслушивая разговор Акутагавы. Тот в основном молчал, слушая громкий голос на том конце провода. — Понял, скоро буду, — сказал Акутагава, сбросил звонок и повернулся к Ацуши. Он снова стал суровым и собранным. — Если ты кому-нибудь расскажешь, что здесь произошло, я оторву твою тупую голову. В одной рубашке, растрепанный и покрасневший, Акутагава не выглядел хоть сколько-нибудь угрожающе. К тому же любому, у кого есть глаза, стало бы очевидно, чем он занимался — взять хотя бы красные пятна на его шее. Но Ацуши благоразумно промолчал, кивнул и открыл сообщение от Дазай-сана. «Знал, что вы все-таки справитесь с этим проклятием. Когда мы нашли Маркиза, он сказал, что вы его уже сняли. Но мы с Чуей разобрались с ним быстрее вас! Документы забрали». И куча смайликов. Ацуши почувствовал, как теплеют щеки — эту информацию он точно не хотел знать. Обреченно посмотрев на ошметки рубашки, он со вздохом поднялся с пола. И поморщился, чувствуя, как из него вытекает сперма Акутагавы. — И в чем мне теперь идти? Акутагава уставился на его голую грудь, а потом отвел взгляд в сторону. — Не мои проблемы, — он торопливо натянул штаны. — Чуя-сан и Дазай-сан забрали документы. Со способностью Дазай-сана они наверняка быстро скрутили ублюдка, — взгляд Акутагавы ожесточился. — Хотя Чуя-сан звучал уставшим, — задумчиво закончил он. Ацуши вздрогнул. Нет, он определенно не будет говорить, от чего их наставники могли устать. И сам забудет об этом. Пока Ацуши натягивал штаны, Акутагава пристально следил за каждым его движением, но стоило только посмотреть на него в ответ, сразу отвернулся. — Пошевеливайся, машина почти приехала, — бросил он. — Машина? — удивился Ацуши. — Я довезу тебя до дома. Или ты собрался в таком виде по городу идти, идиот? — он швырнул в Ацуши свое пальто. — Спасибо, — пробормотал Ацуши, торопливо натягивая пальто. Оно пахло Акутагавой. А стоило Ацуши вспомнить, что тот вытворял Расёмоном, и его снова бросило в жар от смущения. Как с ним сражаться-то теперь? — Я не буду тебя ждать, — Акутагава уже покидал злосчастный домик. — Иду! Ацуши поспешил за ним.