Я полюбил весеннюю пору, благодаря ей.
Она всегда отвергала курение, как вообще явление, но, когда попробовала – пристрастилась. Ей не шло курить. Слишком мягким и добросердечным человеком была, чтобы портить свои лёгкие и губы этим табачным куском бумаги, в который были завёрнуты размельчённые листья губительного растения. Но она продолжала, хоть и пыталась бросить в рассвете лет, дабы показать свою силу воли. Как результат – она продолжала. Однако, отнюдь не из-за отсутствия силы воли. Как по Вашему мнению, почему мы курим, пьём? Может быть, мы не просто слабы, а добровольно губим, разрушаем себя, чтобы как-то, хоть немного, сделать себе больно, расплачиваясь за стыд, грехи, лежавшие на наших плечах, в нашем прошлом. Ведь так, через горечь во рту, мы можем прочувствовать неприязнь и чернь мира, прекрасного мира, в котором живём.
Я же не сторонник курения, но, когда всё стоит на краю моей спокойной жизни, моей мирной морской глади – эта отрава оказывается между губ, с зажжённым противоположным концом.
Но сейчас не обо мне. Это так, к слову.
Ей почему-то очень нравились французские и испанские песни. Не так, как американские поп-песни, их она тоже слушала, но, скорее, что-то из старого, например, Элвиса Пресли, юные песни Элтона Джона, группы Queen и т.д. Как только играла испанская песня со звучанием гитары, – а таких было большинство, - она тут же вступала в пляс, совершенно одна, веером раскидывая свою юбку, словно цыганская танцовщица. Этим она заряжала всех вокруг, и никто не мог противиться её желанию, сопутствуя ей в красоте не самых изящных, но искренних телодвижений. Я же не умел танцевать, но даже немного завидовал тем, кто мог её в этом деле поддержать, потому просто громко кричал «Браво!», «Ещё!» и различные брюшные звуки, означающие переполняемое счастье и веселье. Она же смотрела на меня своими смущёнными, но радостными, искрящими жизнью глазами цвета молочного шоколада, и улыбалась, танцуя ещё более активно. Она заставляла не отрывать от неё взгляд в такие моменты.
Будучи открытым и весёлым человеком, она могла стать совершенно серьёзной и внезапно спокойной, что являлось очень нетипичным её обычному поведению. Она могла сидеть на старенькой табуретке на балконе и покуривать, смотря куда-то вдаль, в гущу деревьев, что в нашем городе было в изобилии, только этим он, наверное, и был хорош. Взглядом она будто погружалась в эти деревья, траву, природу. Не скажу, что она искала что-то, скорее, там было её убежище, укромный уголок, где никто не смог бы её найти, поскольку её там и не было.
В такие моменты она была абсолютно беззащитна, уязвима, но прекрасна. Мне очень нравилось наблюдать за её сосредоточенным взглядом и благодарил всё вышестоящее, что мог быть очевидцем таких редких, но «золотых» мгновений.
По ночам эта девушка превращалась в прозрачную тень, приведение. Такая хрупкая, будто можно было провести через неё руку насквозь. Смотрела своими грустными глазами в глубь ночи, пока не ввяжешь её в какой-либо разговор. Что же за мысли были в её голове в те моменты? Я так и не спросил. Мне казалось, что она и не скажет, просто сменит тему и покажет свою искреннюю улыбку, против которой у меня не было ничего. Но она была очень честна в такие периоды суток. Ей хотелось узнать всё на свете о тех, с кем она была рядом. Задавала вопросы, расспрашивала каждый пункт, уточняла тонкие детали и никогда не уставала. Слишком она любила тех, кого подпускала на метр к своему сердцу. И очень страдала от этого. Казалось, её любви было очень много, что хватило бы на тысячу, а то и больше, таких, как я. Но не было никого, кто был бы таким же, как и она. Я лично таких ни разу не встречал. Слишком уникальное существо, что любило всех и вся, не смотря на то, как к ней могли относиться.
- Ты знаешь, я думаю, что могла бы рисовать картины. – как-то сказала она мне, пока мы курили на балконе.
- Я думаю, что у тебя неплохо бы получилось. – ответил я, пустив смешок, но считал точно так же.
- Льстец. Я же серьёзно, а ты смеёшься… - она забавно надулась, нахмурив бровки.
- Я тоже серьёзно. Просто ты как обычно скажешь что-то ни с того, ни с сего…
- А что я могу поделать? Такая мысль появилась.
Но она не рисовала картины. Мы оба знали, что, если бы она начала это делать – вышло бы у неё хорошо, но это было не для неё. Ей больше нравилось писать, строчить что-то, делать зарисовки на каких-то обрывках листов, планировать и т.д.
Слова были её силой, но действия – оружием.
Красноречивостью она не была обделена, но, когда доходило до поступков – она их непременно совершала. Была хорошим другом, даже отличным, никогда не ставила себя на первое место, только на словах, чтобы все вокруг не возомнили о себе невесть что.
Я видел, как она любила.
Всей душой, бескорыстно, беззаветно. Я тогда наблюдал за ней и мне пришла в
голову строчка для будущего своего стихотворения – «Вот бы и меня так любили».
Я хотел рассказать ей об этом, но забыл. Казалось, она не видела никого, кроме
объекта своего обожания. После их расставания, когда мы разговаривали о
прошлом, каких-то деталях, я не раз замечал, что она не помнила что делали все
остальные, включая меня, кроме её бывшего. Она тогда густо покраснела и растерялась.
Это было трудно осознать в период их отношений, но потом с неё слетели «розовые
очки» и она всё поняла. Помню, она винила себя. Конечно, мы обсуждали это и она,
после, говорила, что уже не держит больше этот камень на душе. Но я знал, знал,
что она всегда винила себя. За всё. Чтобы не происходило – виновата была она.
Знаете, она ведь безумно любила жизнь, людей. Всегда считала, что человек может измениться, что нужно давать второй шанс. Ей нравилось меняться. А как она полюбила мир фантазий, что появился у неё в голове, после прочтения разных книг. Она обожала носить красивые длинные платья с вырезом на бедре, чувствуя себя неимоверно женственной, красивой, какой не считала себя во все остальные моменты. За свои юные годы она раза 4 отрезала длинные волосы под каре. Первый раз в лет 16, на первом курсе колледжа, второй раз – лет в 18, когда уже пошла на первую официальную работу; в третий раз она подстригла волосы в возрасте 20 лет просто потому, что было жарко летом. В четвертый раз она подстриглась в 21 год, за год до своего самоубийства.
Одиночество может преследовать человека даже в те моменты, когда он окружён большим столпотворением близких людей, с которыми он прошёл все невзгоды жизни. Не потому, что он интроверт, эгоист или одиночка. А просто. Среди близких людей может не найтись того самого человека – члена семьи, друга, любимого, который понимал, принимал или разделял всё то, что происходит у нас в головах. Вот и этой весенней феи не нашлось существа, что приняло бы её и закрыло ту пустоту, что хранилась в её огромном сердце.
Я всегда думал, что, если бы сделал хоть шажок в её сторону, она бы преодолела и тысячу километров, подбежала бы и накинулась на меня со своими тёплыми, мягкими объятиями. Но я не сделал этот шажок. Я не считал, что был достойным такого светлого человека, который выслушивал мои строгие и, сейчас думаю, жестокие нравоучения, направленные на заботу о ней.
Я должен был сделать этот шаг. Должен был. Чтобы она не прыгнула с того балкона, который был нашим обителем. Нашим местом.
Теперь я прихожу каждую весну на её красиво, аккуратно украшенную могилу, где золотом расписано на мраморном камне:
«Я любила этот прекрасным мир так же сильно, как и ненавидела. В этом и красота жизни – испытывать такие сильные противоречивые чувства.»
И выкуриваю её любимую сигарету со вкусом вишни, под звук испанской песни.
