Третий лишний

      Когда он смотрит на них, в груди вспыхивает огонь ревности. Пламя выжигает всё, оставляя за собой лишь пепел, ядовитый дым и огромных размеров дыру, что так и остаётся пустой.       Он никогда не чувствал себя таким одиноким.       У тебя могут быть друзья, семья, но ты всё равно чувствуешь себя брошенным. Так и на Сэма всё чаще нападает чувство собственной ненужности. Он думал, что это временно, что это пройдёт. Но с каждым таким припадком, в период которого ему очень часто приходилось сдерживаться, чтобы не сказать лишнего, становилось хуже. Нападала апатия, сменяющаяся желанием кого-то обнять, а малейшие детали могли вывести из себя. Сэм стал плохо спать. Дин и Кас были слишком увлечены друг другом, чтобы замечать перемены в поведении Сэма. Он держался, настраивал себя на хорошие мысли. Но голова, увы, никогда не являлась его лучшим другом.       Он вспоминал: до "особой связи" с Дином их с Касом отношения были наполнены теплом, как кружка горячего какао. Кас не выделял кого-то из них и всегда относился к братьям одинаково. И даже тáк было лучше (пусть и хотелось большего), чем это прожигающее грудь воспоминание со времён, когда он был без души. Сэм помнит, как звал его, обращался к небесам в какой-то отчаянной попытке достучатся до Кастиэля. Ему нужна, просто необходима была помощь. Он срывал голос, кричал, посылал его куда подальше, но всё равно нуждался в нём. И Дин, который всего один раз упомянул его имя в молитве. Чаша весов начала перевешивать в сторону старшего брата.       Взгляды, прикосновения, мимолётные словечки, которыми они перекидывались, выводили из себя. Странное чувство, почти детское, возникало у него в душе. Нужда во внимании. Во внимании от Каса. Тогда Сэм понял, что тактильный голод может утолить только этот ангел. И если б всё было так просто.       Каждый раз его взгляд заставлял колени дрожать. Пронзительные голубые глаза, словно в них отражалось само небо с примесью блеска ангельского клинка, всегда смотрели по-разному. Сначала – презрительно. "Сэм Винчестер – человек с кровью демона в жилах," – первое, что услышал Сэм от этого ангела. Затем – равнодушно. В то время Кас относился так ко всему. Кроме, наверное, Дина. Тогда Сэм не так внимательно следил за отношениями между ними. После – всё так же равнодушно, но уже с проблесками тепла и дружелюбия. Хоть каких-то человеческих чувств и эмоций. Сэму больше и не нужно было, только сохранить эту гармонию, где в их троице все равны.       Сейчас ему больно. Неимоверно. Когда Кас почти что очеловечился, он и смотрит на других более открыто. На Сэма в том числе. Но тому от этого только хуже. Знать, что тот, в кого ты влюблён, никогда не ответит тебе взаимностью, пусть и смотрит уже без ненависти. И всё просто потому, что любит твоего брата.       Мы не выбираем, кого любить. Да и насильно мил не будешь, но как же ему плохо от одного только этого осознания. Он стал третьим лишним.       Дин и Кас засыпают вместе. На одной кровати. В обнимку. Это больше, чем Сэм может выдержать. Он смотрит на них, надеясь, что когда-нибудь сможет к этому привыкнуть. Никак. Всё та же ревность, всё тот же огонь в груди, всё то же желание напится.       Он начал курить. В тайне от Дина, от Каса. Убивал свои лёгкие сигаретным дымом и пеплом. Но от этого становилось легче. Во много-много раз легче.       Однажды, он пришёл после очередной ночи в захудалом баре недалеко от мотеля. Голова нещадно болела, во рту сухость, как в пустыне. Это очень чёткие и острые ощущения. В отличие от чувства вины, когда брат его отчитывал.       Кажется, только тогда они заметили, что с Сэмом творятся странности. Стали распрашивать – он то уходил от ответа, то по-просту молчал. А его взгляд... Боже, как же давно Дин не видел такого равнодушия и отрешённости в этих глазах. Он правда не понимал, что происходит с его маленьким Сэмми. Почему такое солнышко, что дарило всем любовь и радость, начало угасать. Причём стремительно и почти незаметно. Сэм, не объясняясь, лёг на кровать и отвернулся, словно запираясь от всего остального мира.       Кас успокаивал Дина, говоря, что с его братом всё будет хорошо, обнимая и ласково целуя в висок, пока Сэм спал. Ну так они думали. На самом же деле тот наблюдал за ними, чувствуя, как буквально умирает. В глазах медленно стали скапливаться слëзы, словно это и были все те невысказанные чувства, что рвались к этому ангелу, сердце и благодать которого уже отданы другому. Кас не замечал взгляда, направленного ему в лицо, пока Сэм изучал его черты. Аккуратные, во истину ангельские, без малейшего шрама и синяка. Чистый лист. И Сэм негласно прощался с ними, зная, что таких моментов, как этот, может больше и не быть.       Сэм понял для себя одно: он больше не покажет свою боль. Пусть эти голубки думают, что он закрылся по другой причине. Может, если он перестанет концентрировать внимание исключительно на Кастииле, его состояние пойдёт на поправку?.. Как же он ошибался.       Он думал, что сможет похоронить любовь, закопать как можно глубже, но нет. Всё оставалось по старому. Та же ревность, та же боль, то же отчаянное желание забыться в алкоголе.       Стало труднее вставать с кровати. Хотелось лежать под одеялом, представляя, что его обнимает этот невинный ангел в бежевом плаще. Реальный мир в лице брата звал его, но он лишь отмахивался. Потом. Не сейчас. Апатия и усталость шли следом. Сэму было тяжело видеть Каса, как минимум потому, что с каждым днём становилось тяжелее сдержать порыв обнять, прижаться к теплу, поцеловать. Хотелось уйти, сбежать. Дальше от него, дальше от своих чувств.       Постепенно это стало перерастать в депрессию. Дин уже и не помнил, когда в последний раз видел улыбку на лице своего брата. Но он думал, что это всё осенняя хандра или банальная усталость в связи с затяжным периодом охоты. При этом, Сэм ощущал несвойственную радость на грани с эгоистической тягой присвоить, когда Кас стал интересоваться его самочувствием. Но Сэм продолжал отыгрывать роль безразличия. Может, глядишь, и вживëтся.       Тактильный голод сводил его с ума. Буквально. Апатия переросла в стресс и резкие перепады настроения. Он понимал, что так продолжаться не может, что рано или поздно они поймут и примут меры. Этого ему хотелось меньше всего. Нужно было скрыть ангела из своего поля зрения. Лишь бы не встречаться с ним взглядами, лишь бы не видеть эти голубые глаза, в которых он уже давно утонул, даже не пытаясь спастись.       Оправдание, что Сэм мешает молодой парочке, звучит глупо, клишированно, но другого он продумать не сумел. Красота в простоте, так?       Прощальная записка лежит на столе. Боже, какая тупость, но другого ему и не оставалось. Почерк нервный, размашистый, и тем не менее это выглядело читаемо. Сумка, уже давно собранная, лежала у порога, намекая, что пора отсюда бежать. Он поступает как трусливый ребёнок. Сэм это осознаёт. И тем не менее желание и некая душевная потребность уйти оказались сильнее. Даже запах бункера начал душить. В перемешку с одеколоном его брата в воздухе чувствовался тот самый неповторимый и особенный запах ангела: морозная свежесть благодати, старые книги, металлический привкус крови. Хотелось вкусить его, задохнуться им. Но нельзя, нельзя, нельзя...       Штат Висконсин, "молочная ферма Америки". Берега Великих Озёр, фермы, город Милуоки. Тишина, уют и спокойствие. Очевидно, что Сэм бежал именно сюда. Возможно, он хотел, чтобы его нашли. И он не прогадал.       В крошечном мотеле на севере Мадисона царила тишина. Только проезжающие мимо машины заглядывали светом своих фар в окна номеров. Сэм лежал на кровати, явно ожидая чего-то. Звук хлопающих крыльев заставил его подняться. Кастиэль смотрел на него из полуприкрытых век, под которыми блестели два драгоценных камня синего цвета, и Сэм снова начал тонуть, захлёбываться чувствами, словно влюблённая школьница. При этом страдающая от тактильного голода.       Сэм встал, не отрывно смотря на ангела, что будто считывал его. Он подходит ближе, но Кас стоит на месте. Ещё ближе – тот неотрывно продолжает смотреть. Сэм, кажется, понимает, почему тот здесь; признаётся себе, что рискует, но больше терпеть у него нет сил. Он медленно, словно боясь разбить одним только касанием, кладёт свою ладонь на его щеку. По спине пробежал электрический ток. Он видит, что Кас ему позволяет.       Поцелуй лёгкий, подобно касанию пера. Почти не ощущаемый для Кастиэля, но такой важный и трепещущий для Сэма. Ангел не отвечает, просто помогает утолить чужой голод, что уже давно повис тяжёлой аурой вокруг парня. Он ощущал её, понимал, что является и виной, и спасением, ждал, пока Сэм решится сделать первый шаг. Он рад ему помочь, но на большее согласиться не способен.       Сэм улавливает его нежелание и плавно отстраняется. Пара капель стекает по его щекам, оставляя за собой влажный след. Он шепчет:       — Прости меня, Кас.       Отходит ещё на несколько шагов.       – Я бы так хотел, чтобы ты дал мне шанс, но я понимаю, что... – Сэм смотрит взглядом человека, приговорённого казни. – Ты любишь Дина.       Закусывает губу, пытаясь сдержать подступающий крик.       – Я понимаю, что не могу заставить тебя полюбить меня; но и сам разлюбить не смогу. Извини, Кас...       Долгожданная исповедь лилась неожиданно легко. Сэм догадывался, насколько глупо он выглядел. Словно только вышел из дешёвого любовного романа.              От этой мысли его пробрало на смех. Кас лишь бросил на него сочуствующий взгляд, понимая, что больше ничем не сможет ему помочь, прежде чем сказать короткое: "Прости, Сэм," – и испариться, оставив после себя тяжкое ощущение собственной никчемности. Сэм понимает, что такой исход событий – наилучший. Но почему так больно?.. Стало тяжело дышать, словно его горло обвязали стальной цепью и сжимают настолько крепко, чтобы воздух не поступал даже в самых минимальных количествах. Он смеëтся в истерическом припадке, стоя на коленях в душном номере мотеля. Тактильный голод больше не ощущается так остро, зато другая боль, более глубокая, начала охватывать грудь, сдавливать её. Вот значит как чувствуют себя девушки, когда парень не отвечает им взаимностью. Шутка была бы смешной, если б ею можно было с кем-нибудь поделиться.       Почему всегда так? Почему именно он должен играть роль долбанного Божьего агнца? "Всё для других и ничего для себя" – по-видимому, его девиз по жизни. Но ведь он ничего не может с этим сделать. Только если вынуть душу из груди и перенастроить её. Ну или задавать эти вопросы Богу: тот точно должен знать ответ.       Сэм один, и не сказать, чтобы снова. Понимает, что вскоре одиночество начнёт его грызть, что он не сможет жить без своего брата, без того неизменного огня ревности. Мазахист хренов. Неужели с того времени, как он встретил Кастиэля, он всегда был таким? Вечно жаждущий эмоций, риска, собственных страданий. Этот ангел изменил его, в не сомнений, но чтобы настолько сильно?       Может ему нужно просто отдохнуть? От Дина, от Каса. Вновь стать собой, тем самым Сэмом Винчестером, вечно дарящим свет и радость всем вокруг; постараться, на этот раз усерднее, забыть о своих чувствах к Касу, чтобы не дрожать от переполняющих его чувств каждый раз, когда он его видит. Это будет сложно. Его образ до сих пор стоит перед глазами, этот вечно изучающий взгляд. Нужно стереть его, выбить, если понадобится, силой из своей головы, чтобы больше не чуствовать этого влюблённого трепета и в своём сердце. Такое больше не должно повториться. Он больше не сбежит, а останется со своей семьёй.       Он снова станет третьим лишним.       Да... Так точно будет "лучше".