***
«И почему же я был так уверен, что он будет здесь? — вертится на языке у доктора Рацио, когда он заходит в кабинет Авантюрина. Самого старшего менеджера на посту нет, и это можно объяснить различными обстоятельствами. Беседа с Алмазом, обед с Топаз, очередная сделка вне стен КММ… — Но ведь этот проклятый картёжник обещал непременно быть на месте к этому часу!» — Рацио с превеликим негодованием плюхается на большой кожаный диван. Чего только не пережил этот диван. Его пытались сжечь, выкинуть в окно, отправить в космос вместе с прочими деталями столь шикарного интерьера рабочего места Авантюрина… И тем не менее он стоит, выполняет свои прямые обязанности и не жалуется. Многим работникам КММ следует взять пример с этого предмета мебели. Доктор Рацио открывает свою каменную книгу и принимается читать. Через добрых пять минут глаза начинают слипаться. Несвойственная сонливость связана с теми обстоятельствами, что многоуважаемому члену Гильдии эрудитов целую ночь мешали спать звонки коллег. Они поздравляли доктора с успешным выпуском антизвёздного оружия, чертёж которого он разработал самостоятельно, не обращаясь к помощи инженеров-конструкторов других ведомств КММ. Из вежливости Рацио отвечал на все вызовы, а теперь расплачивается за неё собственной работоспособностью. Глупость второй степени. Авантюрин тихо заходит в свой кабинет с букетом фиолетовых ирисов и даже невольно подпрыгивает на месте от испуга, хотя не издаёт при этом ни звука. Дремлющего Веритаса Рацио он ещё не видел. Не в своей обители, впрочем. Старший менеджер КММ не может не улыбнуться и не отметить (уже в который раз), что даже будучи в спящем состоянии доктор остаётся всё таким же элегантным, уверенным в себе… И сексуальным. Авантюрин готов каждому встречному рассказывать и описывать своего хорошего друга Веритаса Рацио. Это уже превратилось в привычку; причём на грани одержимости. Блестящий ум, зоркий взгляд и острый язык, рациональность до мозга костей, шелковистые волосы, точёные мышцы, и так далее, не переходя черту… Хотя авгин готов в любую секунду её перейти. Самое главное — не быть пьяным. Потому что уже минимум трое человек (две коллеги из отдела стратегических инвестиций КММ и Первопроходец) знают об отношениях между ним и Рацио именно подшофе. Ирисы ставятся в заранее подготовленную для них вазу в античном стиле. Если смотреть издалека размытым взглядом, то может сложиться впечатление, что цветы и ваза напоминают изображение доктора Рацио в стиле авангардизма. С этой целью Авантюрин, собственно, и купил цветы. Да и вазу такую нашёл. Искусство должно быть не только в музеях, но и в обычной жизни. Этому авгина научил партнёр, дремлющий на диване. Рацио одет красиво, пишет красиво (удивительно), и даже спит красиво. Изо рта не льётся слюна, глаза расслаблены, дыхание ровное. Вдох носом, выдох ртом… Губы чуточку приоткрываются, словно шепчут какие-то истины, недоступные обычным людям. Авантюрин ужасно любит эту чёрточку в прекрасном портрете. Поэтому недолго он стоял и любовался. Ибо живёт по одной из универсальных формул философов-гедонистов: «От жизни необходимо брать всё». И непременно при любой удачной возможности. Ведь когда ещё сам Веритас Рацио будет сидеть на его диване и мирно дремать? Он бы уже встал, походил по кабинету, высчитал точное количество времени, на которое Авантюрин опоздал, затем обратил бы внимание на цветы с вазой и сделал комментарий в роде: «Сорвать бы тебя вот так, как эти ирисы, и поставить в воду на пару дней. Может быть, перестанешь вести себя как последний дурак». Но сейчас всё иначе. Авантюрин наклоняется к голове Рацио и по привычке принюхивается. От доктора всегда пахнет свежестью… И оливками. Он ест их на обед целыми банками. Вместе с мраморной говядиной или белой рыбой. Поэтому так силён… И аппетитен на вид для одного хитрого, временами строптивого любителя красивых тел… На левой скуле невольно проглядывает тоненькая полосочка засохшего гипса; должно быть, снова ваял статуи или алебастровую голову себя любимого… Авантюрин не сомневается, что в его одержимости красотой тел всему виной именно Веритас. Однажды авгину удалось попасть в гончарную мастерскую доктора, и там он узрел множество стеллажей с книгами… и зеркал. «Профилактика кожных, инфекционных, невротических заболеваний. И защита от картёжников», — так сказал Рацио, когда Авантюрин заглядывал в напольные, настенные и даже потолочные зеркала кабинета доктора. «Это тебе ребята из Совета заурядности так сказали?» — фыркнул тогда старший менеджер, но ему ничего не ответили. Авантюрин ужасно хочет запустить хотя бы одну руку под этот заманчивый вырез на боку ловко сшитого костюма, чтобы ощутить мощную грудь дока. Он трогал её неоднократно, но снова и снова хочет повторить. «Смотреть на экспонаты хорошо, док, но мне приятнее всего их щупать», — так объяснил Авантюрин свои касания в первый раз. «Тебя бы уже арестовали и заковали в наручники… Но я не экспонат, так что делай что хочешь. Но в рамках разумного», — закатив глаза ответил тогда доктор Рацио. С тех пор всё продолжается «в рамках разумного». И этого вполне хватает, чтобы все были в плюсе. Не успевает Авантюрин и кончиков пальцев запустить под ткань, как Рацио хватает правой рукой ладонь картёжника. Янтарные глаза сначала глядят враждебно, но затем успокаиваются, осознав, что перед ними тот, кого они так желали узреть. — Чуткий сон, док? — Авантюрин игриво ухмыляется и невольно щурит глаза. — Ты бы ещё больше надушился своими приторными духами, — цокает языком Веритас и убирает руку; даже невольно переходит на вы, — Что на этот раз заставило вас задержаться, господин картёжник? — Я купил тебе цветов, — Авантюрин красиво показывает рукой на вазу с ирисами на своём столе, — ирисы сорта Блэк Джокер… Они мне напомнили тебя. Точнее цвет твоих волос. — Это звучит глупо, — с расстановкой выговаривает Рацио, невольно скрещивая руки на груди, — К тому же, они не совсем фиолетовые, а фиолетово-голубые. Почему бы не сказать, что взял их из-за названия игральной карты? — Это просто совпадение, Веритас, не более… Насколько я знаю, тебе коллеги кроме слов ничего не подарили на такое важное событие. А я время нашёл, за цветами сходил!.. — Да, да, ты определённо превзошёл их всех, спасибо, — голос доктора отдаёт таким саркастичным тоном, что Авантюрин не совсем понимает: он сказал это искренне или опять издевается. — Это была лишь часть подарка, док, так что рано меня благодарить, — заявляет картёжник, и пока Рацио ещё не встал с места, ловко подпрыгивает и садится на него. Доктор лишь вскидывает руками и закатывает глаза. — И не надо так реагировать. Ты разве не соскучился?.. — Конечно же нет. — С каких это пор ты так хорошо врёшь, Рацио? — Авантюрин щурится от удовольствия и запускает свои ладони в роскошные, шелковистые волосы Веритаса; аккуратно снимает пальцами золотую веточку лавра и кладёт её на спинку дивана. — Учился у самого лучшего лгуна отдела стратегических инвестиций, — медленно проговаривает Рацио, кладя ладони на бока картёжника; прикрывает глаза и выдыхает через рот, когда пальцы авгина массируют кожу головы. Волосы доктора пахнут душистым мылом; наверное, поэтому они такие мягкие и послушные. Авантюрин невольно хихикает, когда массирует голову Веритаса, ведь доктор начинает издавать забавные звуки, ему вовсе не свойственные. Чаще всего мычание, и то очень тихое. Но ещё чаще Рацио шумно выдыхает носом, как бы полностью отдаваясь процессу наслаждения… Авантюрин ищет выгоду прежде всего для себя, поэтому шустро меняет свой фокус внимания на лицо доктора. Чуть слюнявит пальцы и стирает ими след гипса со скулы Веритаса. Тот спокойно, даже хладнокровно изучает взглядом лицо картёжника, тоже выискивая изъяны, но затем делает вид что не находит. Авгин наконец целует Рацио в губы, и тот не противится; хотя не отвечает. Этого вполне хватает, ибо всё должно быть в рамках разумного. Губы никогда не были эрогенной зоной доктора, и вряд ли будут. А вот что пониже… Авантюрин готов сутками напролёт прижиматься лицом к мощной груди Рацио, целовать её и щупать руками. «Это всё его голые статуи виноваты!» — крикнул бы в оправдание картёжник, если бы у него была та наивная, детская стыдливость, но её уже давно нет. Авантюрин пытается приспустить правый рукав тоги, чтобы потом уже можно было расстегнуть жилет под ней, на что Веритас цокает языком и всё же подчиняется. Он же за этим пришёл в рабочую обитель авгина: получить подарок в полном объёме. Руки картёжника прямо дрожат от волнительного восторга, а пальцы спешат скорее расстегнуть пуговицы чёрного жилета. Драгоценное украшение тоже приходится снять, хоть оно и подчёркивает элегантность доктора; и всё же мешает обзору. У авгина невольно захватило дыхание, когда он увидел верх Рацио безо всякой одежды. Устроившись поудобнее, Авантюрин припадает к столь желанной части тела Веритаса губами. Поцелуи сыпятся как фишки на игральный стол; горячий язык проходится по ложбинке сверху вниз, затем то по правому, то по левому соску. Рацио спокойно дышит и смотрит куда-то наверх, словно он совсем ничего не чувствует. Но это лишь маска на лице. Чувствительнее кожи головы у Веритаса только кожа груди; да и соски (скорее даже именно они). Посему носит одежду из гипоаллергенных тканей, чтобы не было раздражения. Авантюрин знает об этом не понаслышке: они заказывали и продолжают заказывать костюмы у одного портного. Работник ателье сам как-то проговорился в беседе с картёжником: «У господина Рацио при мерке рубашек часто соски торчком стоят от раздражения. Так я определяю, из синтетики они или из натуральных волокон». «Может быть, он возбуждается от красоты на своём теле?» — предположил тогда вполголоса авгин, на что портной лишь пожал плечами. Наконец Рацио оживает: тихо мычит и кладёт правую руку на плечо Авантюрина, как бы поощряя. Тот зыркнул игриво, дёрнув бровями, и продолжил сосать правый сосок губами, пока пальцами чуть сжимает и потирает левый… Будь рядом ещё один картёжник, который мог бы ублажить левый сосок, доктор точно с ума бы сошёл от удовольствия. Но партнёры довольствуются тем, что имеют. Да и всё должно быть в рамках разумного. Спустя ещё немного времени Авантюрин вдруг переключается на лицо доктора. Пытается считать эмоцию, определить степень удовлетворённости. Рацио резко хватает Авантюрина за макушку ладонью и насилу впечатывает слащавое лицо в левую грудь, молча отдавая приказ: «Сначала будь добр с этим закончить, картёжник». И тот подчиняется, ухмыляясь при этом. Авгин сжимает сосок меж зубов, но не сильно, кончиком языка касаясь шишечки, а затем резко поглощает весь сосок и облизывает его уже внутри полости рта. Веритас даже ахнул, но затем кашлянул и поджал губы в недовольстве. Авантюрин целую вечность бы провёл вот так, сидя на Рацио, но у него начали затекать ноги. Посему пытается поёрзать на месте, но невольно задевает коленкой пах доктора, и тот аж подпрыгивает. И при этом не издаёт ни звука. Пара секунд, и на синих штанах возникает небольшое пятнышко. Авантюрин встаёт и самодовольно хохочет, даже облизывается. Веритас прикладывает левую руку к лицу, прикрывая глаза, но спустя пару мгновений как ни в чём не бывало смотрит на картёжника. — Тебе так понравилось? Не хочешь повторить?.. — Имей совесть, картёжник, — чуть скалит зубы Рацио, — из-за твоей похоти я теперь должен менять нижнее бельё и штаны! — Если так срочно надо, то могу сходить в твой кабинет и взять запасные пары. — Я в своём кабинете, в отличие от некоторых личностей, не живу, а работаю, — и снова этот холодный, рассудительный тон; словно не было близости (хоть и маломальской). — Тогда оставайся у меня. Это будет ещё одна часть подарка. Лучшая его часть, — предлагает Авантюрин, вспоминая о веточке лавра, лежащей на спинке дивана. Берёт её и аккуратно вправляет в локоны Веритаса. Доктор скрещивает руки на голой, блестящей от слюны груди, затем вспоминает о произошедшем и кладёт их себе на колени, снова поджав при этом губы. — Лучшей частью подарка будет твоё молчание. — И я тебя обожаю, Веритас, — усмехается Авантюрин, подходя к столу, где за всем действом в тишине наблюдали ирисы в античной вазе. Вдыхает их нежный, сладковатый запах… Пройдёт несколько часов, и Рацио с Авантюрином снова окажутся вместе в одном кабинете, но теперь уже у доктора. Где так кстати стоит мраморная белая ванна с резиновой уточкой… Лучшая подруга Веритаса Рацио: вечно молчащая, но непременно везде его сопровождающая; у неё точно есть свой коврик на особой полочке; а в домашней обители Рацио у неё, может быть, есть даже своя маленькая квартирка в виде позолоченного сундучка. Авантюрин не раз ловил себя на мысли, что хотел бы быть этой резиновой уточкой; только без косоглазия. — Когда я в последний раз заходил к тебе, ванны ведь не было? — Авантюрин подбирает резиновую утку и пару раз давит пальцами на её бока. Игрушка не издаёт ни звука. — Не трогай Присциллу, — медленно и с холодом выговаривает Рацио, что ставит на свой рабочий стол вазу с ирисами. Цветы раскрылись и благоухают ещё больше. — О, у неё есть имя? Это так мило, — картёжник оставляет утку в покое и слегка присаживается на бортик ванной, — Кстати, сколько их у тебя, подружек-уточек? — Мне хватает и одной. Это подарок от моего наставника, — делится сокровенным доктор. — О, я понял. В следующий раз тоже подарю тебе уточку. Только со сменными аксессуарами, — воркует Авантюрин, ловя пристальный, отчасти недовольный взгляд Рацио. — Лучше подари мне беруши, чтобы я не мог тебя слышать на совместных миссиях. — Тебя правда так бесит, когда я… разговариваю? — искренне недоумевает Авантюрин, встаёт и суёт руки в карманы модных штанов. Пока что держит дистанцию. — Именно. Иногда у меня нет иного выбора, кроме как просто терпеть. — И тем не менее приходишь и слушаешь мою болтовню, — усмехается картёжник, делая пару шагов к доктору, что по-прежнему стоит у стола и рассматривает ирисы; крадётся как мышь к зёрнышку, — иногда я тебя просто не понимаю… — Как и я тебя, — Рацио резко разворачивается к Авантюрину и невольно щурит глаза; начинает атаку словами, — Что тебе вообще от меня нужно помимо этих… пошлостей?.. Что между нами происходит, Авантюрин? — О-хо-хо, я задаю себе этот вопрос каждый день, Веритас… И кстати, ты впервые назвал меня по имени! — радостно восклицает картёжник, — Надо бы это отметить! — Ты можешь хотя бы раз, проклятое ты создание, не поддаваться сиюминутным эмоциям и отвечать мне прямо? — почти со страдальческим тоном выговаривает Рацио, сжимая правую ладонь в кулак и невольно тряся им в воздухе. — Я не знаю. Это считается ответом на твой вопрос? — Авантюрин тут же мрачнеет, улыбка слетает с его губ. Доктор тяжело вздыхает и на долю секунд прикрывает глаза. — Этого я и боялся. Знаешь почему? Потому что это значит, что мы оба… — Глупы? Недалёки? — вставляет пару слов картёжник, пока доктор держит паузу. — Должны пойти к психологу. Понять наконец, что происходит между нами, раз объяснить не можем… Нет, я могу объяснить, — тут же уточняет Рацио, на секунду глянув на ирисы, — но лишь одним словом. Блуд. — А что, мне нравится. — Тебе всегда всё нравится. — тут же огрызается Рацио, цокнув языком. — Да, именно так, — Авантюрин резко сокращает расстояние между собой и доктором до пары шагов, — И всё благодаря тебе, Веритас. Авантюрин кладёт руки на плечи Рацио, пробегается глазами по костюму партнёра. Та же тога, тот же жилет и украшение на груди; даже штаны те же… И как же хочется его раздеть!.. Доктор сильно хмурится, будто услышав мысль в голове картёжника, и убирает руки со своих плеч… Но через пару мгновений хватает всей ладонью шею Авантюрина, притягивает к себе и буквально впечатывает в бледные губы сухой, жёсткий поцелуй. Это не отказ, нет. Но жёсткое требование: «Твори что хочешь, но не здесь». — Может, на кладбище? — предлагает Авантюрин облизываясь, и Рацио с каменным лицом крутит пальцем у виска. — Ладно, плохая шутка, прости… Тогда твоя мастерская. — Чтобы ты своими трясущимися потными руками испоганил все венцы творения?.. — Я не буду их трогать, — кладёт руку на сердце картёжник. — Даже губами, — по слогам произносит Веритас. Авантюрин кивает и даже клонится перед доктором, точно обещая вести себя подобающим образом в святилище искусства. — Ты не пожалеешь!.. — воркует авгин, хватая правую руку Рацио и пожимая её. — Замолчи и выйди вон. Мне нужно собрать вещи, — член Гильдии эрудитов отдёргивает руку и стремительным шагом движется к гардеробной. Авантюрин выходит из кабинета Рацио не с пустыми руками, нет. Он прижимает к груди античную вазу с ирисами. Чуть позже выходит и сам Веритас. В его руках книга… И обычный деревянный сундучок, аккурат под резиновую уточку со старинным, веющим древностями именем Присцилла. И эти создания будут свидетелями… Блуда. Ирисы уже во второй раз, бедная косоглазая Присцилла…***
Веритас раздевается за ширмой, пока Авантюрин в стороне разглядывает статуи горячо обожаемого любовника полностью одетым в рабочий костюм. Как же хочется нарушить обещание, данное всего-то час назад!.. Потрогать рельефы мышц, поцеловать холодные, но такие притягательные губы. Доктор всё копошится в вещах. Чуть позже он раскрывает сундучок, вынимает из него Присциллу и ставит её на полочку, украшенную свежими лавровыми листьями. Этакий мини-алтарь. «Ну ты скоро там? — Авантюрин наконец оборачивается. Рацио уже на своём оригинальном диване в форме ванной абсолютно нагой, демонстративно кладёт руки на спинку и устраивается как бы вразвалку. Янтарные глаза смотрят сначала под ноги Авантюрина, потом поднимаются наверх… — Я сейчас», — слегка заикаясь проговаривает авгин и тоже бежит за ширму, около которой висит пустая вешалка и даже лежит коврик. Раздевается картёжник до трусов, потому что счёл, что вряд ли что-то зайдёт дальше привычного петтинга. Им обоим этого всегда хватало, да и это… В рамках разумного. И тем не менее уже около неразумного… Да и вообще: лобзание голого мужского тела — разумное? Глупость первой степени! Рацио встаёт с места, пока Авантюрин медлит, и перетаскивает какой-то вязаный коврик поближе к дивану. Видимо, чтобы ногам не было холодно… Пол мастерской мраморный и действительно отдаёт колящим холодом. Авгин ловко перескакивает с коврика у ширмы на другой, что ближе к дивану. Веритас закатывает на это глаза и снова усаживается в ту же позу. Авантюрин уже у его ног и широко улыбается… «Из каких земных созданий он происходит, этот гениальный Веритас Рацио?» — невольно проносится в голове у такого же земного создания, только благословлённого Гаятрой. И тут же возникает ответ: «Не знаю, но безумно обожаю». За этой мыслью следуют первые поцелуи. Больше всего любви в этот раз достаётся бёдрам. Горячим, манящим идеальным рельефом мышц при напряжении… Целует сладко, с намерением оставить засосы, но вовремя передумывает. В связи с этим Авантюрин вспоминает статую в одном из музеев изобразительного искусства Пенаконии: полуобнажённый юноша стоит на пьедестале, и по его телу льётся жидкое золото. Эффект был колоссальный. Потому что лицо у этого юноши было практически как у Веритаса… «Самовлюблённый гений красоты», — хмыкнула Яшма, когда её спросили, знает ли она Веритаса Рацио. Авантюрин тогда смутился, но после всё понял. Гений как дарование и как само совершенство!.. И ведь правда: у кого ещё такое тело, такое благородное лицо и чистый дух! Авгин хочет поцеловать Рацио в колени, но доктор цокает языком и чётко, почти по слогам выговаривает: «Хватит строить из себя раба». И чуть погодя добавляет, почти шёпотом: «Моё лицо выше и удобнее целовать». Губы картёжника расплываются в лёгкой улыбке; ему не надо повторять дважды. Ловко приподнимается с пола и садится на Рацио, аккуратно обнимая ладонями его шею. Авантюрину до ужаса приятно, когда его лапают за бока горячие ладони Веритаса; как пальцы чуть щупают кожу, будто проверяя её мягкость… Какое-то обволакивающее, точно магическое чувство плещется внутри Авантюрина, и вместе с тем… «Это неправильно», — внезапная тревожная мысль как игла колется где-то в затылке. Рацио неожиданно целует первым; кажется, он считал немой вопрос в глазах партнёра и решил дать на него такой же немой, но полный решимости ответ: «Жребий брошен». Авантюрин соглашается, отвечая на поцелуй. Кончики пальцев невольно прощупывают пульс на шее Веритаса. Тук-тук-тук; спокоен и расслаблен, целует маленький клубок нервов; поощрение за любовь и поклонение телу. Вдруг пальцы доктора тянутся к резинке трусов картёжника, и второй невольно отстраняется и смотрит под себя в испуге. Точно забыл, что остался в нижнем белье. Голым (иногда лишь частично) пока был только Рацио… От глаз Веритаса ничего не ускользает: они чуть щурятся, затем закатываются, как бы говоря авгину: «Ты первый это начал, так что будь добр продолжить». И Авантюрин соглашается: чуть прокашливается, красиво выпрямляет спину и принимается сам снимать с себя трусы; даже чуть было не отдавливает доктору член, но всё обходится. Лёгкая улыбка играет на губах авгина: он впервые чувствует себя ужасно довольным собой, и всё благодаря Рацио, который рассматривает его худосочное, но подтянутое тело, и одобрительно покачивает головой. Их обоих всё устраивает. — А у тебя случаем нет?.. — шепчет Авантюрин. — Боишься забеременеть? — вскидывает бровью Рацио. — Хе-хе, нет, просто знаешь… Болячки есть всякие. — Неужто в тебе проснулась разумность? Спустя всего лишь восемь интимных встреч, — говорит в своей привычной манере Веритас, — Нет, у меня их нет. Если ты беспокоишься о лубриканте… есть вазелин. — О-хо-хо, Веритас!.. — от радостного удивления смеётся Авантюрин. — Поражаюсь твоей предусмотрительностью! — Он не для тебя, впрочем, но не будем рисковать, — доктор вдруг как-то странно кладёт ладони на бёдра картёжника… И резко встаёт с дивана прямо с телом партнёра на себе. Авантюрин от испуга плотно обхватывает ногами и руками тело Рацио, даже икает. — Т-ты что делаешь?.. — Иду за вазелином, очевидно, — преспокойно отвечает Веритас и идёт куда-то мимо косоглазой Присциллы, мимо ирисов в античной вазе… Около гардероба, на входе в мастерскую, на кофейном столе стоит маленький сундучок с позолоченной крышкой. Рацио кивает на неё головой Авантюрину, мол, «открывай и выбирай что приглянётся». Правой рукой картёжник приоткрывает сундучок. Внутри уложено множество маленьких и плоских баночек, гелей и кремов с одной и той же надписью: «Вазелин». «Зачем?..» — спрашивают широко раскрытые глаза Авантюрина. Рацио закатывает глаза и всем своим видом грозится уронить картёжника на ледяной кафельный пол, буквально перед входной дверью, если они ещё хоть на минуту задержатся. Авгин хватает полный тюбик геля в ладонь, указательным пальцем закрывает крышку, и Веритас стремительно движется обратно в главное помещение. Авантюрина почти что кидают на диван, а сам Рацио решил тем временем отойти куда-то, сказав при этом: «Пойду набирать ванну». Картёжник времени решил не терять, ибо уже не впервые пользуется лубрикантами. Да и игрушками, чего скрывать… Когда доктор возвращается, Авантюрин лежит животом вниз и левой рукой медленно, эротично размазывает вазелин между своих ягодиц. Доктор наблюдает за этим стоя со скрещенными руками, в молчании… Но с интересом. Авантюрин поворачивает голову и игриво ухмыляется, осознав, что за ним наблюдают. Оттягивает левую ягодицу в сторону и показывает свой анус, как бы приманивая. Партнёр цокает языком, одним коленом опирается на диван… И шлёпает Авантюрина по правой ягодице. Тот не вскрикивает, а смеётся от восторга; и затем приподнимается на колени и локти. Молочная кожа округлости постепенно розовеет… Рацио берёт открытый тюбик геля, почти застрявший в щели между спинкой и сидушкой дивана, и щедро выдавливает его содержимое на свой отчасти стоящий член. Пара движений, и всё приходит в полную готовность. Авантюрин кусает губы в предвкушении чего-то приятного и горячего. Веритас входит медленно, неглубоко, не дёргаясь. Авгин хочет большего, подаётся назад, но получает ещё один шлепок; теперь уже по левой ягодице. «Терпение, — тихо, но чётко выговаривает Рацио, — залог успеха». «Ты специально», — скорее для себя бурчит Авантюрин, помотав головой. Спорить с доктором даже во время близости не представляется возможным. Постепенно ритм, конечно, учащается. Но Авантюрину ужасно мало. Ему приятно, да, но не более того. Немного лучше становится тогда, когда темп становится ещё быстрее и Веритас кладёт одну свою ладонь на бок авгина, а другую запускает в волосы, массируя пальцами кожу головы… Но если Авантюрин посмеет сам что-то предпринять, то пальцы доктора ловко сожмутся и станут тянуть локоны столь прелестных золотых волос. Вдруг Авантюрин с большой силой отпихивает Рацио назад рукой, и тот падает на спину; даже ударяется затылком о подлокотник. Видимо не ожидал, что ему могут дать отпор. Авгин ловко приподнимается и нависает над доктором, самодовольно ухмыляясь. Хватает тюбик и выдавливает немного вазелина себе на ладонь, чтобы ещё раз хорошенько смазать им член Веритаса. Доктор поджимает левой уголок губ, также закатывает глаза и опускает левую стопу на пол; капитулирует, но с условием: «Делай что хочешь, картёжник. Только молчи». Авантюрин дрожит от восторга, когда начинает опускаться на член Веритаса. Такого он ещё не испытывал. От жара внутри буквально плавится сознание, и картёжника начинает клонить влево, но Рацио придерживает партнёра за талию сильными, тёплыми ладонями. Авгин спускается всё ниже и ниже, не спеша. Ухмыляется от чего-то, на секунду прикрыв глаза. «Док, да ты огромен! — так сказал он, впервые увидев голую статую Рацио в мастерской, а про себя добавил: — Если его член действительно такого размера, то я непременно должен его оседлать». Рацио пару раз жмурится, вжимая голову в подлокотник. Авантюрин тесно обхватывает его член своим нутром; авгину до ужаса нравится это выражение лица партнёра, поэтому то расслабляется, то наоборот напрягается; при этом весь дрожит. Двигается то немного вверх, то немного вниз, не набирая быстрого темпа; хотя ужасно хочется. Авантюрин поднимает голову наверх, чтобы вдохнуть поглубже, и к удивлению для себя обнаруживает, что на потолке есть зеркало. Он видит своё порозовевшее лицо, мокрую чёлку на лбу, свой стоящий член, из которого немного сочится предэякулят… И Рацио, что тоже смотрит в это зеркало. Но не на себя, а на него. К горлу вместо стона невольно подходит небольшой смешок. Им обоим нравится отражение в этом зеркале. Теперь темп движений постепенно нарастает. Авантюрин опускает голову и невольно встречается взглядом с Рацио, у которого постепенно проявляется румянец на лице, а губы приоткрыты. Картёжник проходится лишь кончиками пальцев по соскам груди партнёра и игриво ухмыляется, когда доктор невольно скалит зубы. Ещё одно рисковое касание, и звучит очередной громкий шлепок по ягодицам. В ответ Авантюрин глубоко насаживается на член Веритаса и напрягается. Сильная волна дрожи прокатывается по телу авгина и он тихо ахает, а после даже слегка посмеивается. Потому что Рацио сильно жмурится, вжимает голову в подлокотник и с его губ срывается шумный выдох, точно бесшумный «ох». Внутри плещется жар, удовольствие и гордость. С кем ещё (вот так) будет вести себя в постели гениальный Веритас Рацио?.. Но тут доктору надоедает эта ситуация. Он с силой тянет Авантюрина на себя, таким образом освобождая свой член из тесного и пылающего тела картёжника, и просто прижимает. Авгин фыркает от обиды и хочет снова восстать против доктора, но хватка не равна. «Угомонись», — на тяжёлом выдохе, по слогам произносит Рацио в макушку Авантюрина. Тут партнёр неожиданно прислушивается к ритму сердца Веритаса: он достаточно частый, неспокойный. Хладнокровный гений посчитал, что ещё немного и его, видимо, хватит инфаркт. Авантюрин чуть сползает, чтобы лицом точно упираться в прелестную, мощную грудь Рацио, и невесомо целует её. Вспотевшие и изрядно похолодевшие ладони устраиваются на боках. Доктор шумно дышит носом и прикрывает глаза. Фиолетовая чёлка на лбу начинает мокнуть. Через пару минут Авантюрин двигается в сторону и устраивается на боку так, чтобы можно было ублажить Рацио хотя бы рукой. Что и принимается делать. Пальцы в кольце движутся сначала медленно, но потом быстрее; постепенно сжимаются туже у основания или у самой головки. Авантюрин уже подумал, что может опуститься ещё сильнее и припасть к члену губами, потому и стал двигаться, но Рацио прокашливается и даёт по золотой макушке слабый щелбан: «я кажется чётко сказал, что тебе надо успокоиться». Авгин снова обижается, поджимает губы и с силой плюхается головой на плечо доктора; одну руку прижимает к своей груди, а ладонью другой накрывает правый сосок груди партнёра. И так лежат минуты три. Шаловливая рука Авантюрина с груди снова тянется к члену Рацио, и тот не сопротивляется. Эта своеобразная игра в поддавки начинает изрядно раздражать обоих. Потому смотрят наверх, в потолочное зеркало, и встречаются взглядами. И заводят немой диалог: — Почему ты такой вредный? Моё удовольствие зависит от твоего! — Потому что ты вечно куда-то торопишься и хочешь слишком много за один раз. — Ну и что ты предлагаешь, док? — Быть терпеливее и спокойнее. Мы не на скачках и не в казино, картёжник. Авантюрин тяжело вздыхает и бормочет вслух: «Я кончаю только тогда, когда всё идёт быстро». Рацио хмыкает в задумчивости, затем слегка отодвигается в сторону и заодно двигает рукой партнёра; говорит вполголоса: «Попробуем медленнее». Веритас сначала кладёт ладонь на поясницу Авантюрина, но потом пальцами движется к ягодицам. Между них ещё скользко от большого количества вазелина… Картёжник невольно ахает, когда фаланги двух пальцев Рацио ловко вводятся в его анус и тут же выходят. — Попробуем единый темп, — предлагает Веритас. — Неплохая идея, — соглашается Авантюрин, слабо ухмыляясь. Плавное движение ладони по члену, и пальцы плавно входят в нутро горячего тела. Каждый побыл ведущим, и теперь они на равных; пробуют, по крайней мере. Пытаются доставить друг другу удовольствие в спокойном или чуть более оживлённом темпе. Косоглазая Присцилла молча наблюдает за любовниками и определённо ими гордится; думает о том, как их отношение друг к другу изменилось буквально за один неполный сеанс интимной близости. Как бы сказал какой-нибудь прозаик-романтик: «Растворяются друг в друге». Но вдруг послышался громкий всплеск воды, оба до ужаса испугались. И тут же кончили как по команде! Сперма Рацио так и вовсе долетела до Присциллы: пара капель упала прямо перед ней на листья лавра. Любовники вскакивают с дивана и бегут в комнату, откуда доносится шум. Веритас прикладывает руки к голове на долю секунд, затем спешит повернуть кран. Ванна заполнилась до самых краёв и прозрачная вода затем вылилась на мраморный белый пол. Авантюрин смеётся и опирается руками о свои колени. — Это был самый яркий оргазм, — выговаривает медленно картёжник, будто пародируя Рацио. — Сходи за тряпкой в прихожую. Кусок в чёрно-белую клетку, — несвойственно быстро говорит доктор и наклоняется к ванне, чтобы убрать заглушку со дна и приспустить воду. В итоге партнёры принимаются одной большой тряпкой вытирать пол в подобии ванной. Авантюрин пару раз чуть не падает, но его каждый раз ловко подхватывал Веритас. Когда инцидент был наконец исчерпан, Рацио снова принимается набирать воду, но до половины; и под своим чутким контролем. Авгин тем временем бродит по мастерской нагишом и любуется статуями доктора. Они всё так же прекрасны и всё так же вызывают трепет в груди. Поистине притягательное, магическое чувство… Авантюрин искренне думал, что уж после такой-то близости он перестанет воспринимать статуи любовника менее ярче; ожидал, что чувства наконец притупятся. Но нет. Их стало ещё больше. — Знаешь, я… — Авантюрин заходит к Веритасу, чтобы сказать что-то, но… — Замолчи и полезай в воду, — перебивает Рацио, показывая рукой на ванну, в которой уже плавали лепестки роз и блестели мыльные пузыри (и когда только успел). — О, так ты для меня её набирал? — Для нас обоих, — чётко произносит Веритас. — Это так мило с твоей стороны, Веритас. Спасибо, — Авантюрин так польщён, что даже румянец проступает на его щеках. Вода тёплая, не горячая; пахнет розовой водой и душистым мылом. Рацио быстро выходит и спустя мгновения возвращается с Присциллой и античной вазой ирисов в руках. Ирисы ставятся у окна, а резиновую уточку мягко опускают на поверхность воды, в самую гущу пены. Авантюрин сидит по одну сторону ванной, а Рацио садится по другую. И между ними плавает косоглазая уточка. «Тесновато, — усмехается Авантюрин, молчит недолго… И потом добавляет: — Можно я… Прижмусь к тебе?» Рацио молча берёт Присциллу в руки и освобождает место для манёвра партнёра. Картёжник разворачивается и прижимается к горячему телу доктора. И снова подруга гения возвращается в свою стихию. Поток воды уносит её на самый край и заставляет повернуться спиной к любовникам. Авантюрин чувствует, как руки Веритаса обнимают его за грудь и живот; губы расплываются в милой улыбке, а ладони тянутся накрыть ладони партнёра в знак благодарности. Так они лежат пару минут, пока авгин не спрашивает: — Почему именно Присцилла? — Так звали известнейшую поэтессу и мать одного из великих учёных моей родины, — вполголоса объясняет Веритас спустя добрую минуту, точно подбирал слова. — Невероятно, — шепчет картёжник, ухмыляясь. — Так звали мою мать… — Стой-стой-стой, — авгин невольно отодвигается, шустро меняет позу и оборачивается к Рацио лицом, — ты назвал утку вслед за матерью? — Потому что это её подарок, — медленно, почти шёпотом говорит Веритас, полуприкрыв глаза, — Разве я не изъяснился прямо? — Ох, Веритас… — вздыхает Авантюрин с лёгкой, даже отчасти грустной улыбкой, — Ты такой… Актёр. — Как и ты. — горячие ладони снова кладутся на талию, — А теперь ложись. Вазелин смоется ещё не скоро. Перед тем как вновь лечь на Рацио, Авантюрин целует его в губы: сладко, с причмокиванием; тот слегка отвечает, но не более. Обнимают друг друга и в тишине наслаждаются моментом. Слабо улыбаются друг другу и делятся теплом. Ирисы благоухают всё сильнее. Их сладкий аромат разносится по комнате дуновением ветерка из приоткрытой форточки. Уточка невольно поворачивается и глядит своими маленькими глазками прямо на любовников, что периодически целуют друг друга то в руки, то в шею, то в лицо… И невольно кажется, что косоглазие её проходит. Но лишь на долю секунд. Присцилла уверена: теперь подобное между Авантюрином и Веритасом будет происходить чаще. И если не в мастерской, то где-нибудь ещё. И непременно при свидетелях: стенах, экранах… Цветах… И ней. Но это всех устраивает.***
— В следующий раз давай пойдём ко мне. — Чтобы твои желейные коты наблюдали и лезли под руку? — Да они спят всё время, они нам не помешают! — Давай не будем выходить за рамки разумного и оставим бедных созданий в покое. — Ладно, как скажешь… Тогда в следующие разы и ты убирай Присциллу. — Договорились.