заКОНЧИТЬ

Арсений не выходил на связь больше недели. С того самого дня, как Антон ушел из его дома всепоглощающая тоска съедала парня. И честно говоря, он не был уверен, что тоска это - Арсеньевская. Парень со скучающим видом сидел за стойкой ресепшена, вечерами пил, мотался по району ночами в поисках приключений и вообще чувствовал, как медленно и бесповоротно угасал. Он перерыл в интернете все статьи про истинность и как оказалось, что альфа со временем становится зависим от омеги ни чем не меньше, чем омега от альфы. Антон терялся в мыслях и чувствах, терялся в своих желаниях и еще больше терялся в Арсении. Мужчина начал ему сниться, он видел его каждый раз, когда закрывал глаза, даже когда моргал в сознании рисовался образ его и это не могло не пугать. Ирина смотрела на него жалостливо, старалась поддерживать и веселить, но как-то мало у нее это получалось. Все валилось из рук, привычные ништяки не радовали, даже в игрушки на телефоне не игралось и видосы на ютубе не смотрелись, а время так предательски тянулось со скоростью толпы черепах, которые пытаются переползти вокруг земли. Он пообещал Арсению время и как говорил сам, умирая он под забором к нему не побежит пока тот не попросит, но бежать хотелось с нечеловеческой силой. Он пару раз даже приезжал к его дому вечером и просто смотрел, как сталкер, на горящие окна квартиры. Помогало ли это? Нет. Становилось только хуже. Парень не мог представить, что за такое короткое время он так сильно к нему прикипел. И дело тут даже было не в истинности, если тянуло к мужчине уже совершенно другим всеобъемлющим чувством, противные бабочки в животе метались как радиоактивные, сбивая крылья о ребра и задыхались, потому что без Арсения и воздух не воздух. Хотелось кричать и выть в подушку, хотелось принестись к нему и согласиться на любые его условия, даже если он не любил, даже если он не хотел его, не хотел быть с ним, даже если был кто-то другой… просто быть рядом. Смотреть на него иногда, иногда касаться и говорить, что он самый лучший на всем белом свете. Этого всего было бы Антону достаточно. — Ты уверен, что сейчас самое время для поездки к маме? — Ирина стаскивала с его кровати бесячее ее пастельное с пауком, которое давно пора было бы сменить, но на нем все еще оставался запах Арсения и Шаст охранял его как лев свой прайд. — Он все равно не позвонит, а я давно маму не видел… И не не смей стирать его.— Кивая на кровать прорычал он. — Я только другое постелью, а это оставлю. Нюхай сколько душе угодно. — Девушка осеклась смотря на Антона каким-то материнским взглядом. — Антон, ты похож на протухший сельдерей, думаешь мама не спросит что с тобой? — Я буду улыбаться. — Если так же, как в салоне, то лучше не стоит. Тебя уже даже клиенты побаиваются. — Мне хочется с ней поговорить. — Расскажешь ей? — Если разговор зайдет. Антон кинул в сумку толстовку, застегнул ее и чмокнув на прощание Ирину вылетел из квартиры. Дорога до Воронежа уже не казалось такой бесконечной, как раньше, а поезда всегда Антона успокаивали. Спокойствие - это именно то, что он сейчас хотел. Он не предупреждал маму, что приедет, поэтому когда она открыла дверь и увидела в подъезде понурую двухметровую шпалу очень удивилась. Но быстро взвизгнула, кинулась к нему на шею, начала целовать и Антону стало чуточку теплее. В родном доме ему всегда было спокойно. Он всегда в нем ощущал себя в безопасности. Здесь не нужно было никому показывать своего природного начала, строить из себя кого-то или задумываться о своем поведении и манерах. Здесь он мог быть самим собой. — Расскажешь, что у тебя случилось? — Поставив рядом с Антоном огромную кружку с крепким чаем проговорила мама. Она решилась на этот вопрос только к вечеру, хотя по взгляду было заметно - поняла сразу, что с сыном было что-то не так. Но не набрасывалась с порога с расспросами, не давила, дала время расслабиться и вернуться в эту атмосферу детства. — Я встретил кое-кого. — Уклончиво начал Антон. Слова не складывались. Не хотелось вываливать на маму все свои проблемы… Хотя если честно он именно за этим сюда и приехал. — Что-то мне подсказывает, что этот кое-кто для тебя не просто кое-кто. Расскажешь подробнее? — Его зовут Арсений… он мой истинный, мам. Она вскинула брови в удивлении, следом заулыбалась ярче обычного и крепко обняла сына целуя его в макушку. — Я всегда знала, что ты будешь счастливым. — Не все так хорошо. Она вдруг осеклась, отпрянув и смотря на парня настороженно скорее всего ожидая подробностей его душещипательной тирады. Но Шаст молчал. Она не торопила, давала ему вновь время собраться с мыслями. Мама всегда была его лучшим психологом. — Я не уверен, что мы будем вместе. Не уверен, что он захочет быть со мной. Он немного страшнее и уже успел обжечься, поэтому… — Антон, если он твой истинны и если ты его встретил именно в этот момент, значит такова была судьба. Значит именно сейчас вам нужно было найти друг друга. Природа не делает ничего просто так. — Он попросил дать ему время во всем разобраться. Понять нужно ли ему все это. Нужен ли ему я. — Омеги часто бывают чрезмерно сентиментальны. В них драма заложена на генетическом уровне, но уверена, он сделает правильный выбор и вы будете вместе. Ему нужно лишь помочь. — Она немного задумалась прикуривая и устремляя взгляд в окно, а потом не отрывая его продолжила, — Знаешь, возможно не будь я такой чертовой мы бы не разошлись с твоим отцом. Не уверена, что было бы все так хорошо, как сейчас, но… я сама не стала за него бороться. — В каком смысле? — Омегам нужно знать что они нужны. Нужны до одержимости, только так они чувствуют себя нужными. Если ты оставляешь их хотя бы на минуту в них закрадываются сомнения и эти сомнения съедают изнутри. Думаю твой Арсений всегда мечтал быть нужным, но на его пути не появлялись люди, которые были бы готовы бежать за ним хоть на край света. — К чему ты клонишь, мам? — Антон, а ты готов? Шаст смотрел на женщину в упор. Внутри дохлые бабочки вдруг задергали крыльями и взмыли с новой силой метаясь по внутренним органам. Зарождая потухшую надежду, которая за это время успела размозжить Антону череп кувалдой. — Мам, мне срочно нужно ехать. — Поезжай, дорогой, поезжай. *** Антон неся по лестнице как сумасшедший, чуть не сбил Клавдию Ивановну, которая спускалась со своим пуделем на прогулку и не мешкая ни минуты нажал на звонок. Он точно знал, что Арсений дома. Свет горел на кухне. Наверное он пил чай, смотрел в окно и думал об Антоне. И вот Антон пришел. Он скорее всего сначала будет ругаться, фырчать как обычно, но Шастун не будет сдаваться так сразу, он не просто так был рожден альфой. Дверь щелкнула замком и Шастун дернул ее, как сумасшедший. — Шаст? — На пороге квартиры стоял Сережа. Он жевал какую-то странную вонючку, и дыхнул этой вонючкой Антону прямо в лицо. — Сереж, а где Арсений? — Эмм… в Питере, где ж еще? — Где? У Антона все вдруг остановилось. И время, и сердце и мозг резко перестал работать, но всего лишь на секунду. Все как в бреду. Как в плохой комедии российского производства где все не смешно. Мысли, как шальные заполнили черепную коробку и это было похоже на помешательство. В уши ударил ультразвук и Антон поморщился, стараясь выбросить его из головы, вместе с дурацкими мыслями. Арсений уехал. Уехал в Питер. Шаст смотрел отрешенно, кажется даже в глазах помутнело. Он никогда не думал, что бывает так больно. — Ему может что-то передать? — А? Нет, нет, извини. — Тох, а ты чего приходил то? — Я? Да так, ничего. — Тох, ты не... Антон спустился по лестнице совершенно себя не ощущая. Ему еще никогда не было так больно. Внутри, в груди, что-то трескалось и осколки этого чего-то больно растекались по телу, проникая в каждую клетку. Он уехал. Как и обещал. Уехал. И кажется Шастун даже знал к кому. Вот так просто. Антон думал, что тот как и он сам умирает от тоски, постоянно крутит в голове его имя, видит его каждый раз, когда моргает, как и сам Антон... Шастун двинулся прочь от этого дома. Хотелось уехать прочь и из города, из страны, может быть даже с планеты. Бежать куда-то так далеко, чтобы не чувствовать всего этого. Но от себя не убежишь. Антон был уверен, что Арсений хотя бы позвонит, позвонит, когда решит все. Если он не хотел с ним встречаться он мог хотя бы позвонить, написать смску, Антон бы не отвечал, если бы тот попросил этого, но он просто уехал. Это его решение, Антон его должен уважать. Тогда почему так гадко? Почему так противно, а в носу опять появляется этот кислый запах, который тянулся за Арсением после укуса Стаса? Почему руки сами собой сжимаются в кулаки? Почему его природа внутри орет дуриной? Почему хочется взять билет и поехать следом? Почему хочется доказать, что Антон лучше, что именно с ним он будет счастлив, что он готов ради него на все? Ведь готов же… В кармане завибрировал телефон, Антон кое-как достал его и лишь одним глазком взглянул на контакт… – Арсений? – Антон…– Он молчал. Больше ничего не говорил, дышал в трубку и Антон чувствовал каким-то шестым чувством чувствовал он не может сказать что-то важное. У Шастуна вновь разбивалось сердце в миллионный раз за последние пару минут, это же нереально, невозможно, такого не может быть. Сама природа сказала, что они истинные, сама природа кричит, что они должны быть вместе… – Антон, я… я соскучился по тебе. *** Антон мерил шагами перрон. Арсений должен был вот вот приехать. Курить хотелось ужасно, но парень и так уже выкурил полпачки пока сюда шел, специально решил прогуляться и проветрить голову, лучше бы поехал на метро, потому что в голове стало еще меньше свободного места, а загонов только больше. Вот вам и альфа, верхнее звено в цепочке эволюции.. Арсений не сказал Антону ничего по поводу своего решения, только лишь время прибытия поезда и его номер, и сказал, что если парень захочет, то может его встретить. У Антона тряслись поджилки, возможно не стоило тащиться в пять утра в одной футболке, но думать об этом было уже бессмысленно. Он пришел сильно заранее, ходил взад вперед, рассекая руками прохладный утренний воздух и гонял в голове мысль о том, что не переживет решения Арсения. Если тот все таки скажет ему "нет" у Антона не хватит сил это вынести, и ему придется поступить как Анна Каренина… благо рельсы рядом. Гудок. Антон обернулся, замедляясь, к нему навстречу, стремился поезд, люди спешили по перрону, размахивая паспортами и билетами, шум колес поезда сливался с шумом колес чемоданов, крики, кто-то прощался, кого-то встречали. Антон застыл, как будто пытался плыть против течения. Мимо него проносились люди, а он стоял как истукан и только пялился на яркие желтые фары, которые почему-то не слепили глаза. Поезд остановился. Седьмой вагон. У Арсения десятый. Антон пустился вместе с потоком. Восьмой. Девятый. Арсений. Он осторожно ступал по железной доске, которую скинула проводница. Почему он не поехал на Сапсане? Плевать. Арсений. Серый цвет лица, волосы взбалмошные, уставший, не выспался, кажется даже опять похудел, глаза… Глаза голубые. Его любимые глаза. Он так соскучился. Антон кинулся, толкая какого-то мужика с огромной сумкой на плече и стиснул мужчину в объятиях. Запах свежей травы, дождя, какой-то уже родной, он так по нему соскучился. Соскучился по этим хрупким плечам, по острым позвонкам на спине, по тому, как он мотал челкой, чтобы она не падала на глаза, по его губам, которые он куксил при любом удобном случае, по носу с приплюснутым кончиком, по родинкам… — Задушишь меня, — улыбаясь проговорил мужчина. — Отпустить? — Нет. — Арсений… — Нет, стой. Я первый. — он выпутал руку из объятий, извиваясь в них как червяк, и уместил ее у парня на щеке, проводя большим пальцем по ней, — Антон я много думал, — Шаст нервно сглотнул, — я хочу тебя. — Что? — Я хочу тебя. — В плане секса или… — Во всех. Если ты готов, я тоже, я готов на все с тобой. Бери меня, Антон и делай со мной все, что хочешь. Вот он я. Я весь твой. Я такой идиот, что я думал, что смогу без тебя, точнее я подумал, что ты не захочешь со мной, а потом… я… я хочу все. Вообще все что угодно, только возьми меня и больше никогда и никуда не отпускай… Но самое главное… Антон. Я хочу, чтобы ты пометил меня. Антон ничего не ответил, он впился губами в губы Арсения и поставил свою печать. Они стояли на перроне. Вокруг все еще бегали люди, что-то кричали, махали все теми же паспортами и билетами, а на душе Антона уже не было той всепоглощающей печали. У него внутри расцвела целая новая вселенная.