if only i could rewind time and start over

      Чан умер.              Это одна из вещей, что он полностью осознавал. Он был уверен, что мёртв, также, что он 25-летний мужчина по имени Бан Чан. Чан знал это с того момента, как открыл глаза.              Он лежал в своей кровати, которую делил с Минхо, простыни Саниро они купили пьяными на ярмарке, но было холодно и пусто. Он не уверен исходил ли холод от кровати или от него самого. Возможно и то, и другое. Как известно, призраки охлаждают пространство, верно? Чан вздрогнул, инстинктивно потянувшись к одеялам, но его руки прошли прямо насквозь и погрузились в матрас.              Точно. Он мёртв. И, по-видимому, теперь призрак, судя по тому, что его тело полупрозрачное и наполовину в матрасе. С любопытством он поднял руку вверх. Взглянул на неё, пошевелив пальцами. Сквозь них мог видеть потолочный светильник, как будто смотрит через воду.. или стекло. Движение напоминало плавание, ладно, у него хорошо получалось.              Чан снова пошевелил пальцами, прежде чем сесть. Странно чувствовать себя мёртвым. Он не дышал, ему не нужно, и когда встал, то понял, что парит. Это что-то действительно классное, тот факт, что он, вероятно, мог доплыть тире долететь до потолка, но сейчас чувствовал, что предпочтёт пройтись, чтобы хоть на минуту обрести какое-то ощущение нормы. Мог ли он перемещать предметы? По типу телекинеза или чего-то подобного? Вероятно, стоит попробовать позже.              Комната выглядела по-другому. В глубине души он не сомневался, что это их с Минхо общая спальня, но, возможно, это было уже не так. Чан понятия не имел, как давно он умер, могли пройти годы, может, десятилетия, и эта мысль терзала его, как рыба пиранья, грызущяя струны его сердца. Также он не знал, как именно умер. От температуры? В муках? Минхо пришлось увидеть? Его бедный парень наблюдал, как тело Чана опускали в гроб? Было ли вообще тело. Его убили? Кто-то.. — Чан покачал головой, чтобы избавиться от хода мыслей. Одна проблема за другой, напомнил он себе.              Первое, что нужно было сделать, это выяснить, когда это произошло. Он очень надеялся, что не попал на сто лет в будущее. Было бы ужасно, если все, кого он знал, мертвы.              Он направился к мебели рядом с кроватью: шкафу, тумбочке и заваленному бумагами столу. Они выглядели такими же, как он покупал вместе с Минхо, поэтому предположил, что умер совсем недавно, а Минхо всё ещё жив. Его сердце радостно сжалось при мысли о том, что он снова увидит своего прекрасного парня, очаровательную улыбку и тёплые объятия. Лампа всё ещё раздражающе мерцала в течение пяти секунд после того, как он её выключил, и что-то в его животе дрогнуло при мысли о том, что у Минхо всё ещё эта лампа. Они оба жаловались на неё, обещая когда-нибудь заменить, но так и не сделали этого.              На дверце шкафа было прикреплено что-то похожее на детские рисунки. Карандашом и подобным. У Минхо появился ребёнок, пока Чана не было.              На столе стояли две рамки для фотографий, и он взял одну из них.. или точнее попытался взять. Его рука прошла насквозь, он закатил глаза и больше пытаться не стал. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть фотографию, и лёгкая улыбка тронула его губы, когда он понял, что на ней они вдвоём в Италии, на каникулах, которые их родители помогли оплатить в качестве подарка на выпускной. Он лучезарно улыбался, обнажив свои зубы, обняв Минхо за плечо и притянув ближе. Минхо, слегка контрастирующий со знаком мира Чана в камеру, стоял неподвижно, его улыбка была сдержаннее, но не менее радостной. Его луна на фоне ослепительного яркого солнца Чана. Мягко раскачивающаяся лодка на бушующих волнах Чана.              Эта поездка была замечательной, одно из самых любимых воспоминаний Чана за всю его жизнь.              На второй фоторамке был изображён малыш с пушистыми чёрными волосами. Тот играет с парой строительных кубиков, видимо, действительно особенный для Минхо. Он милый, и Чан наверняка с удовольствием поиграл бы с ним. Должно быть, он тот, кто нарисовал рисунки.       Быстрый взгляд в окно подсказал ему, что солнце почти село, и что-то в его сердце дёрнулось, призывая его уйти. Поторопись, шептало оно, и Чан не знал, зачем спешит, но повернулся к двери спальни, что уже была открыта, и вышел. А потом, просто потому что было любопытно, попытался пройти через стену. Ему потребовалось больше усилий, но ещё пара попыток, и будет профессионалом. Требуется больше усилий, чтобы проходить сквозь твёрдые объекты, отметил он, как будто сможет когда-то воспользоваться этой информацией.              Стены пустовали, ещё одно отличие от того времени, когда Чан был жив. Чан был тем, кто предпочитал, чтобы стены украшали фотографии, эту привычку он перенял от своей матери, которая обожала развешивать фотографии своих малышей на стенах. Всеми она очень гордилась. Например, Чан, и то время, когда он выиграл местные соревнования по плаванию. Ханна, когда та получила награду за лучшую хореографию. Лукас, когда тот выиграл золото и деньги за свои работы на школьном художественном конкурсе.              Чану стало интересно, как у них дела. Повлияла ли на них его смерть? Хорошо ли справились его родители, крепкое ли у них здоровье и всё такое? Стала ли Ханна выше, известнее, как он всегда надеялся? Стал ли Лукас художником, каким Чан всегда подталкивал его стать? Он долгое время не видел их лично, видеть Ханну по телевизору и других через телефон не считалось. Он скучал по ним, и теперь, вероятно, ему не удастся увидеть их снова. Сколько времени он пробудет призраком — если есть ограничение по времени? Вероятно, была причина, почему он не очнулся раньше сегодняшнего дня. И могли ли другие люди видеть его? Боже, он очень надеялся, что могли. Люди были просто недосягаемы, и не иметь возможности сообщить им, что он здесь.. звучало как настоящая пытка.              Его пальцы скользили по стенам, когда он проводил по ним пальцами, направляясь вниз. Он не знал, что ожидал найти, возможно пустой дом, поскольку Минхо работал в книжном магазине по будням, а иногда и по выходным с Сынмином. По крайней мере, Чан надеялся, что всё ещё. Минхо обожал спокойствие в своей работе, и Чан забирал его по средам на ужин, когда работа позволяла освободиться пораньше, так как Чанбин приезжал на смену. В свою очередь, Минхо иногда приносил ему обед, обычно по понедельникам, потому что все ненавидят понедельники, а Минхо никогда не упускал случая скрасить его день. Чану нравился их распорядок дня.              Чего он не ожидал увидеть, так это Минхо, сидящего за обеденным столом лицом к нему, но его тело было повёрнуто влево в сторону, где сидел малыш с фотографии, размахивая крошечными кулачками.              Минхо выглядел.. старше. Более измученным. Более уставшим. Намного взрослее, чем двадцатилетний Чан, которого невольно оставили позади. Но с места Чана он мог видеть мягкость в глазах Минхо, которую любил и что появлялась обычно при виде бездомных кошек. Лёгкая раздражённая улыбка появилась на его потрескавшихся губах, когда он протянул крошечную ложечку с овощами ребёнку. Последний надулся, плотно сжав губы, и уставился на ложку.              — Ликси, — произнёс Минхо, и сердце Чана ускорило ритм, когда он снова услышал мелодичный голос Минхо. Он едва обратил внимание на то, что ребёнка зовут Ликси. Это действительно ребёнок Минхо? Он вспомнил, как хихикал над детскими именами в разговоре с Минхо, когда у того была "детская лихорадка". Одно из имён, которое он назвал Минхо, понравившееся больше всего, было Феликс. Часть его души осмелилась надеяться, что Минхо помнит. — Последняя, обещаю.              — Не хочу! — Ликси захныкал.              — Феликс. — Голос Минхо звучал так же терпеливо, как и всегда. Он назвал своего ребёнка Феликс. Минхо..              — Не-е-ет, — Феликс скрестил руки на груди и отвернулся от Минхо, его личико скривилось в гримасе. В то же время что-то пушистое коснулось ноги Чана, и когда он удивлённо посмотрел вниз, пара больших зелёных глаз моргнула в ответ. Он тихо заворковал, опуская на колени. Рыжий полосатый кот ткнулся носом в протянутую руку, и восторг наполнил вены Чана. Полосатый кот мог видеть его! Значит, он не был полностью невидимым. Он предположил, что слухи о том, что животные могут видеть призраков, в конце концов, реальны. Он подумал, что если когда-нибудь снова увидит Берри, она тоже сможет увидеть его.              Полосатый кот нетерпеливо мяукнул, и Чан протянул руку, чтобы погладить его по шёрстке. Его рука, к счастью, не прошла насквозь, и тот замурлыкал. Значит, Минхо всё-таки завёл кота, Чан был рад. Тот всегда хотел кошачьего компаньона и часто говорил об этом. Чан собирался подарить ему одного, но предположил, что, должно быть, умер, прежде чем предоставился шанс удивить Минхо. Его зовут Суни? Минхо всегда говорил, что хотел бы назвать кота так.              Он так увлёкся поглаживанием полосатого кота, что, когда Феликс завизжал, он чуть не подпрыгнул так высоко, что подлетел бы к потолку. Точно, он призрак. Он умел летать.              — Дядя Крис! — Феликс закричал, стукнув кулаком по столу. Чан резко повернул голову и увидел, что Феликс смотрит на него узнаваемыми глазами, большими и невинными на вид. Он мог видеть его и смотрел не только на кота! А потом он был поражён, что Феликс назвал его Дядя Крис. Откуда Феликс его знал?              Минхо повернулся, его глаза были полны усталости, которую Чан хотел бы прогнать поцелуем. Произошло так, будто Феликс сорвал пластырь, которым прикрывалась грусть Минхо, кричащая о Чане, и тот готовил себя к разочарованию, как будто Чан действительно бы вошёл в дверь, а он думал об этом слишком много раз, чтобы это оказалось правдой.              Но затем его глаза расширились. Ложка со звоном упала на пол, а еда разбрызгалась по полу. Глаза Минхо встретились с глазами Чана. Его губы шевельнулись, произнося "Чан?", и Чан невольно просиял, потому что Минхо мог его увидеть! Минхо прикрыл рот рукой, слёзы навернулись ему на глаза и заставили их заблестеть. Он всё ещё такой красивый. Даже когда плачет.              Чану никогда не нравилось доводить Минхо до слёз, но Минхо всегда заверял его, что это всегда были слёзы счастья, когда дело касалось Чана. Если они не ссорились, это были слёзы злости-разочарования-почему-мы-ссоримся. Это были слёзы счастья? Конечно, Чан надеялся на это.              То, как Минхо произнёс его имя, было почти мимолётным дуновением, но для Чана было кристально понятно. Полосатый кот, ускользнувший от руки Чана, лежащей у того на спинке, вывел Чана из оцепенения. Он встал, заметив, что Минхо не сводит с него глаз.              Он улыбнулся немного смущённо, потому что Минхо всё ещё смотрел на него, а Чан не знал, что ему делать. Каков порядок действий для того, когда просыпаешься призраком и снова видишь своего всё ещё живого возлюбленного? Должен ли он что-то сказать? Обнять его?              — Дядя Крис! — Снова крикнул Феликс, стукнув кулаком по столу, отчего раздался громкий звук. Минхо никак не отреагировал, всё ещё в неверии глядя на Чана. Чан решил подойти к ним поближе, пока не оказался по другую сторону стола. Он положил руки на столешницу, наклоняясь ближе.              — Привет, — сказал он немного хриплым голосом. Для себя он звучал всё так же, и его голос вышел немного дрожащим. Феликс широко улыбнулся ему, и смех вырвался из его горла при виде того, каким очаровательным был ребёнок. Минхо издал сдавленный звук, как будто его душили, и Чан повернулся к нему, немного обеспокоенный.              — Ты настоящий? — Выдавил он, прежде чем Чан успел что-либо сказать, а всё, что смог сделать Чан, это кивнуть. Одна из рук Минхо потянулась к нему, его пальцы дрожали, и Чан встал рядом, позволив Минхо провести своей рукой по его. Пальцы Минхо не погрузились в его кожу, как немного ожидал Чан, вместо этого он почувствовал его прикосновение как пылающий лесной пожар, напомнивший о том случае, когда он обжёгся, готовя для них двоих. Однако это не приносит боли, даже если грудь Чана нагревается и наполняется теплом.              Чану захотелось подвинуться и обхватить своей рукой крошечную ладошку Минхо, но это могло нарушить атмосферу, в которой казалось, что они ходят по натянутому канату, поэтому он этого не сделал. Вместо этого закрыл рот и наблюдал, как Минхо проводит пальцем по тыльной стороне его руки, осторожно и неуверенно, как будто Чан мог раствориться в воздухе в любую секунду. Чан чувствовал, что может.              Пальцы Минхо направились вверх, как будто он хотел коснуться лица Чана, прежде чем вернуть прикосновение к руке Чана. Как будто жест был подсознательным, и ему пришлось сдержаться. И Чан задумался.              — Ты такой холодный, — прошептал Минхо, нарушая тишину, а Чан криво усмехнулся.              — Я умер. — Сказать это было легче, чем ожидалось. С таким же успехом он мог бы поговорить о погоде или о том, что съел, так небрежно это звучало.              Минхо кивнул, выглядя так, словно находился в оцепенении. — Да. Умер. — Затем он покачал головой. — Как? И как давно?              Чан пожал плечами. — Я проснулся в таком состоянии этим утром. — Он не упомянул, что проснулся в постели. В этом не было необходимости. Минхо снова медленно кивнул.              — Когда ты уходишь?              Чану не понравилось, что это был первый вопрос, который задал Минхо, хотя и понятно. Ему также не понравилось, что его рот автоматически открылся и назвал время, о котором он даже не знал.              — Закат, — механически произнёс он, — в восемь часов.              Минхо мгновенно взглянул на часы, и его лицо вытянулось от разочарования. — Уже шесть тридцать.              Тогда он замолчал, а Чан не знал, что сказать. Он ненавидел тот факт, что они вели себя как незнакомцы, несмотря на их любовь, и не знал, как с этим справиться. И снова Феликс спас его, повернувшись, отчего стул опасно накренился. Минхо воскликнул, схватив спинку и поставив его обратно на пол. У Минхо всегда были хорошие инстинкты, а Чан любил наблюдать за его быстрыми рефлексами.              — Феликс! — Отругал его Минхо, звуча как настоящий родитель, которым он сейчас и был.              Чан рассмеялся, протягивая руку, чтобы ущипнуть Феликса за пухлую щёку. — О, ты маленький нарушитель спокойствия! — Феликс показал язык, потянувшись, чтобы шлёпнуть Чана по руке.              Минхо фыркнул. — Он похож на своего отца. Ч.. — Он резко сглотнул, когда произносил имя Чана, но продолжил как ни в чём не бывало. — Чан, это Феликс. Мой сын. Феликс, это дядя Крис. Но ты и так это знал. — Последнюю часть он пробормотал себе под нос, а Чан притворился, что не услышал. Ему было интересно, кто был отцом ребёнка, но не хотел спрашивать сейчас.              — Привет, — проворковал Чан, позволяя Феликсу обхватить два его пальца. — Ты такой симпатичный мальчик, да? — Должно быть, он похож на тебя, Минхо, это то, что Чан не сказал вслух, но был уверен, что Минхо понял.              — Действительно так, верно? — Произнёс Минхо, и нежность появилась в его взгляде, когда он посмотрел на своего сына.              Спросить "Сколько ему лет?" было проще, чем "Как давно я умер?".              — Почти десять лет, — ответил Минхо, поняв, как всегда, — Феликсу три.              Чан отвёл взгляд от того места, где Феликс пытался засунуть пальцы Чана в рот, и встретился взглядом с Минхо.              Минхо, его симпатичный парень.. ну, бывший парень, как он предположил, очевидно. Он практически мог видеть печаль, хотя была ли она от жизни (сомнительно) или от того, что он видел свою давно умершую возлюбленную в виде призрака (скорее всего), Чан не знал. Чану хотелось заключить его в объятия, как он делал раньше, и поесть буррито на диване, пока включает фильм, и обнимать Минхо до тех пор, пока тот громко не начнёт жаловаться с красными щеками. Хотелось усыпать его громкими, влажными поцелуями, пока Минхо визжал и отталкивал его, и они вдвоём представляли собой смеющееся месиво. Хотелось убрать его чёлку и целовать медленно и глубоко, прогнать поцелуем усталость и страдание.              Но теперь всё было по-другому, на полу были новые полосы, появившиеся в отсутствие Чана.              — Ты счастлив? — Сорвалось с губ Чана, и губы Мино слегка изогнулись. Тот снова взглянул на Феликса, который всё ещё пытался откусить пальцы Чана, а его тело, казалось, вжалось в спинку стула.              — Да. — Мягко, почти хрупко. — Да, счастлив.              — Да? — Слабо улыбнулся Чан. — Я рад. — Он действительно был рад. Чан не мог солгать и сказать, что в нём не было той части, которая эгоистично хотела, чтобы Минхо сказал, что он несчастлив без Чана рядом. Но большая часть его просто хотела, чтобы Минхо был счастлив, с Чаном или без. Вот что значит любить кого-то, а он любил Минхо всем своим существом, каждой частичкой своей души.              Он знал, что Минхо тоже его любит, это было очевидно по фоторамке, стоявшей на столе, по дурацкому кактусу, насчёт которого Минхо поспорил, что убьёт до конца года, по тому, как Минхо всё ещё смотрел на него с какой-то грустной тоской и мягкостью, которые говорили: Я скучаю по тебе, я люблю тебя, я бы хотел, чтобы нам не пришлось быть такими.              Чан тоже хотел, чтобы так не произошло. Чан — призрак, который исчезнет после истечения времени; Минхо — призрак своего прошлого "я", который живёт жизнью без Чана. Два очень разных призрака, контрастирующих как всегда, всегда такими были.              Но во взгляде Минхо есть и что-то ещё. Что-то, что подсказало Чану, что, хотя для него всё ещё есть место в сердце Минхо, там были два других человека, и они разделяли это священное место. Один из них Феликс. Другой, нынешний возлюбленный Минхо.              Он не знал, как долго они оставались там в тишине, Минхо сидел на своём месте, Чан каким-то образом переместился к центру стола, их руки переплелись. В какой-то момент Феликс встал со стула и направился куда-то в другой конец дома, но Чан в действительности не обращал на это внимания. Минхо был всем, что он видел, всем, что хотел видеть.              Он облизал губы — привычка, которая проявлялась, когда нервничал. Было много вещей, которые он хотел сказать, начиная с…              — Я люблю тебя.              Минхо вздрогнул, выйдя из оцепенения, в его глазах застыла боль. — Чан…              Я не могу, вот что Чан знал, что тот скажет. Больше нет, не таким образом. Он чувствовал, как металл кольца обвивается вокруг пальца того.              — Не повторяй этого, всё в порядке, — покачал головой Чан, прежде чем Минхо успел ответить. — Но я люблю тебя, и всё ещё буду любить. — Чан сжал его руку, надеясь, что передаст всё, что хотел сказать, но не хватало смелости. Он был уверен, что Минхо знал хотя бы часть из этого, он всегда мог читать Чана как книгу, что помогало ему выигрывать в играх слишком часто для справедливости.              С этими словами он отпустил руку Минхо и повернулся, чтобы найти Феликса, потому что был полон решимости провести немного времени с ребёнком, который сделал мир его парня лучшего друга намного лучше. Он надеялся, что Минхо рассказывал о них истории. Он почти уверен, что Минхо рассказывал о них.              Ещё потому что если Минхо смотрел бы на него с таким душераздирающим выражением лица ещё хоть секунду, Чан не знал, смог бы удержаться от слёз. Могут ли призраки плакать? Он не знал, хочет ли выяснять.                                          Остаток часа он провёл, играя с Феликсом, подчиняясь требованиям ребёнка, когда тот хотел, чтобы Чан нёс его на руках, был принцессой, спас принц, сказал "Я люблю тебя, принцесса Ликси", и дядя Крис, ты можешь заставить меня летать?              Чан с радостью выполнял каждую просьбу, обнаружив, что он действительно может заставить Феликс парить. Ему не потребовалось много усилий, лишь немного больше того, что ему было нужно, чтобы проходить сквозь стены. Он лишь немного обращал внимание на Минхо, сидящего на диване со стаканом воды в руках и наблюдающего за ними. Выражение его лица было сложным и нечитаемым, но Чан напомнил себе, что у Минхо не были свободны руки, а значит, что он полностью доверял Чану своего ребёнка.              Феликс, честно говоря, был радостью, и Чан мог полностью понять, почему Минхо так сильно любил его. Он тоже был бы безнадёжно влюблён в него, если бы провёл с Феликсом ещё немного времени.              Но его часы тикали, и это было очевидно по тому, как его тело постепенно начинало становиться более прозрачным, а кончики пальцев тускнеть.              Минхо наблюдал за ним.              Чан опустился на колени и взъерошил Феликсу волосы. — Дядя Крис уже устал, — сказал он ему, а когда Феликс надулся, добавил. — Он уже не так молод, как ты, Ликси.              Это заставило Феликса ухмыльнуться. — Дядя Крис старый, — протянул он, слегка растягивая слоги.              Чан фыркнул, но согласился. — Да, очень старый, и у него хрустит спина. Иди поиграй сам, Ликси.              Феликс моргнул, глядя на него, на полсекунды, прежде чем его внимание привлёк плюшевый динозаврик, и Чан улыбнулся, хотя и печально. О, как легко это даётся детям.              — Пока, Ликс.              Это было прощание навсегда, но Феликс этого не знал. Ему было бы неприятно увидеть итог того, что произойдёт, когда Феликс наконец поймёт, почему дядя Крис был таким холодным, и почему он не вернулся, чтобы поиграть с ним. Возможно, он был слишком мал, чтобы вспомнить человека, который играл с ним в тот незабываемый день, когда ему было всего три. Так было бы лучше?              Минхо всё ещё наблюдал за ним, когда Чан устроился рядом с ним. Не прикасаясь. Чан понимал границы.              — Ты всегда хорошо ладил с детьми, — заметил Минхо.              — Феликс очень милый, — возразил Чан. Он не настолько хорош.              Минхо пожал плечами, но спорить не стал. Он, казалось, съёжился, когда заговорил снова. — Я не хочу, чтобы ты снова ушёл. — Он изо всех сил пытался сказать это, и Чан понимал, как тяжело Минхо говорить что-то настолько уязвимое, поэтому он действительно оценил это.              — Я тоже не хочу уходить, — сказал Чан, испытывая зуд от желания протянуть руку и заключить Минхо в объятия. — Но ты счастлив с ними. Прошло десять лет, так что не скучай по мне слишком сильно.              Минхо отказывался смотреть на него, уставившись в свой стакан, и Чан притворился, что не замечает ряби в жидкости.              — Я всегда скучаю по тебе.              Казалось, он вот-вот заплачет.              — Мне жаль, — Чан почувствовал, как у него комок подступил к горлу.              — Это не твоя вина, — прошептал Минхо, закрывая глаза, и Чан знал это, но всё равно сожалел.              — Послушай, у тебя теперь есть семья, Мин. Будь счастлив ради меня, хорошо? Или ради них. Не позволяй мне удерживать тебя. — Это немного больно. Он произнёс эти слова, но понимал, что они были правдой, и он верил в них. Кроме того, он чувствовал, что быстро угасает, и если не скажет их, у него может никогда больше не появиться шанса.              Минхо криво улыбнулся, как будто это была шутка, которую Чан не понял. — Но моя семья тоже скучает по тебе.              Чан был сбит с толку. В этом не было смысла. Если только он не говорил о родителях Минхо? Он действительно скучал по невысокой женщине, которая делала божественные ттокпокки, и по мужчине в очках, который научил их двоих кататься на велосипеде.              Минхо открыл глаза и влажно шмыгнул, когда увидел лицо Чана. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, когда они услышали, как открывается входная дверь. Вместо этого Минхо закрыл рот и улыбнулся болезненно, но с весельем.              Феликс немедленно побросал свои игрушки, вопя "Папа!" во всю глотку, пока бежал к двери на своих крошечных ножках.              — Тыковка! Привет, Ликси! Ты был хорошим мальчиком с папой, а? — Чан услышал низкий голос отца Феликса и мужа Минхо и слегка нахмурился.              Голос был таким знакомым, но Чан не мог определить, чьим именно. Это вертелось у него на кончике языка, и он понимал, что должен знать этот голос. Он слышал его почти каждый день.              Затем Феликс счастливо засмеялся, и у него щёлкнуло.              Он резко повернулся и уставился на Минхо, который наблюдал за ним с выжидающим выражением лица, как будто оценивая его реакцию.              — Это Чанбинни? — Выдохнул он, чувствуя горьковато-сладкий привкус имени своего лучшего друга на языке. Он скучал по Чанбину, своему лучшему другу, который всегда был рядом, чтобы поговорить, если Чану не спалось. Они вдвоём отметили свою дружбу, сходив в клуб в свободное время, и Минхо покачал головой, прежде чем предупредить их быть в безопасности.              Минхо слегка наклонил голову, кивнул. — Он был.. там. Ради меня. — Слова застряли у него в горло.              Чан представил, как двое его лучших друзей в отношениях. Заботятся друг о друге. Любят друг друга, когда он не может.              И он расслабился, потому что не было никого, кому он доверял больше, чем Чанбину, и не было никого, кто, по его мнению, подходил бы Чанбину больше, чем Минхо. Они бы заботились друг о друге и Феликсе. Чан безоговорочно верил в этот факт.              Он выдохнул, и все его тревоги превратились в дым. Всё было хорошо. С Минхо всё будет хорошо.              — Я рад, что это Чанбин. Скажи ему, что я люблю его, хорошо? Я скучаю по нему. И если он не позаботиться о тебе, я сам буду преследовать его.              Минхо слабо фыркнул. — Почему ты сам ему не скажешь? Боишься, что он надерёт тебе задницу?              — Во-первых. Кроме этого, меня может не быть здесь, когда он придёт. Скажи моей семье, что я тоже по ним скучаю, ладно? Надеюсь, у них всё хорошо, — подумав, добавил он.              Минхо напрягся, выходя из расслабленной позы. Стакан был небрежно поставлен куда-то на стол.              Чану даже не нужно было проверять. Он мог чувствовать это, ощущение, одновременно ледяное и тёплое, поднимающееся по его ногам и проникающее в торс. Минхо уставился на него в ужасе.              Хриплый крик вырвался из горла Минхо, и он бросился на Чана, вдавливая его в подушки. Руки Минхо были обжигающе тёплыми вокруг его торса, а слёзы ледяными на ключицах. Всё, что Чан мог сделать, это обнять его в ответ.              — Нет, нет, пожалуйста, — выдавил Минхо, и Чан заплатил бы любую цену, чтобы Минхо не чувствовал себя так. У него защемило в груди от того, насколько отчаявшимся и огорчённым был Минхо.              — Минхо, — прошептал он так грубо, будто его имя было секретом, бесценным состоянием. — Минхо, мы знали.              — Это нечестно! — Минхо закричал. — Это нечестно!              — Я знаю, — Чан подавил рыдание. Очевидно, что призраки не умели плакать, и это ранило намного сильнее, чем он мог себе представить. Как будто все эти чувства требовали выхода, но они не могли, поэтому душили и топили его. — Дорогой, я знаю. — Это было несправедливо, действительно нет. И последние два часа он притворялся, что это не причиняет ему боли, как будто когти не впивались в его неподвижное сердце и не оставляли дыры. Обращение вырвалось случайно, но никто из них этого не заметил.              Минхо зарыдал, и сердце Чана разлетелось на тысячи крошечных осколков.              — Прости, прости, прости, — пел он, слёзы, которые не могли выйти, подступали к горлу и душили его, делая голос хриплым и скрипучим. — Я так сильно люблю тебя, прости. — Он угасал. От него почти ничего не осталось. Минхо крепко сжимал то, что от него осталось, рыдания вырывались из его рта, и когда душераздирающий крик вырвался, Чану захотелось унять его боль так сильно, что у него чуть не перехватило дыхание — если у него оно ещё было.              — Прости, я люблю тебя, я люблю тебя, — неоднократно всхлипывал Чан, утыкаясь лицом в плечо Минхо в последней попытке прижать его к себе. Если было холодно, Минхо никак не отреагировал. — Я так сильно тебя люблю.              Минхо медленно начал погружаться в него, как в зыбучие пески, когда Чан начал терять сущность, и крик, который Минхо издал, когда осознал это, мгновенно отпечатался в душе Чана, как раскалённое железо.              — Минхо? Детка, всё в порядке? — Голос Чанбина прорезался сквозь дымку, звуча обеспокоенно, немного испуганно, и Минхо заплакал ещё сильнее.              — Пожалуйста! — Кричит он хриплым голосом, как будто умоляет о чём-то, о чём угодно, лишь бы Чан остался.              — Минхо?! — Чанбин закричал, а Чан прерывисто всхлипнул. Он услышал бегущие шаги Чанбина и прижался ледяными губами к виску Минхо. Один последний поцелуй.              — Минхо. — Его голос дрожал, сотрясался и разбивался вдребезги. — Я люблю тебя, Минхо. — Это было единственное, что он мог сказать, других слов не было. Ему казалось, что он парит. Его слова превратились в дуновение ветра. Минхо больше не ощущался, как будто обжигает его. — Я люблю тебя.              Когда Чанбин ворвался в комнату, Чана уже не было.              Он сверху наблюдал, как Минхо рухнул на подушки, потому что Чана больше не было рядом, чтобы держать его вес, и завыл так сильно, что перешёл на крик. Когда лицо Феликса сморщилось, и он заплакал, потому что плакал его папа. Когда Чанбин держал Минхо, пока тот так сильно плакал, что Чан подумал, что его вырвет. Когда Чанбин держал их обоих, хотя и был смущён, и нежно укачивал, потому что любил их.              Сердце Чана ужасно болело. Он хотел бы вернуться назад и отменить свою смерть. Он хотел, чтобы до этого не дошло. Он также отчасти жалел, чтобы никогда не стать призраком, чтобы не ковырять старые раны.              Но с ними всё будет в порядке. Нет смысла сожалеть о том, что произошло.              Чан закрыл глаза, глядя на янтарный свет, заливающий кухню, и выдохнул в последний раз.              Один.              Два.              Три.              И Чан стал не более чем мимолётным дуновением.