leave me alone.

"Лихорадка Отчаяния?" Звучит как бредни сумасшедшего, и никто бы никогда не поверил с существование нечто подобного, не столкнись они с этим лицом к лицу. Хаджиме до сих пор помнит тот ужас в глазах всегда смелой и отважной Акане, который плескался в них, когда она говорила о Некомару, давясь собственными слезами. Тот бред, который нёс Нагито с абсолютно серьёзным выражением лица, что в целом не было бы таким шоком, не упомяни он Отчаяние. Его помешанность на Надежде стала уже частью его личности для ребят на острове, поэтому его песня о том, что все они должны сдаться и Надежды на спасение у них больше не осталось, заставила остальных тревожно переглянуться в неверии. И в завершении этого сумашедствия стояла Ибуки, которая словно губка впитывала в себя всю эту чепуху без единого сомнения в его словах. Далее уже Монокума сообщил им, что вышеперечисленные подхватили вирус под названием "Лихорадка Отчаяния" с уникальными симптомами для каждого из больных. Болезнь Трусихи Акане, Болезнь Доверчивости Ибуки и Болезнь Лжеца Нагито. Как минимум понимание их диагноза позволяло вещам встать на свои места, но самое страшное было то, что лихорадка – вирус, а значит при постоянном контакте с заболевшими его мог подхватить кто-то из здоровых ребят, и непонятно к какому хаосу это может привести, заболей они все. Микан, как единственная чей талант в данной ситуации мог оказаться полезен, вызвалась ухаживать за пострадавшими, так как помимо вышеперечисленных симптомов, влияющих на поведение ребят, они также страдали от критически высокой температуры, а в случае Нагито, ещё и частыми обмороками, из-за которых он пребывал без сознания практически всё время, и они все, а в особенности Счастливчик, нуждались в постоянном уходе на случай если симптомы ухудшатся. Медсестра проводила сутки напролет, метаясь от одной палате к другой, что стало сказываться уже на её собственном самочувствии. Когда Хаджиме видел ее в последний раз, его сердце болезненно сжалось, когда он заметил тени, пролегшие под её глазами от недостатка сна и отдыха, но предложения ребят помочь она раз за разом отвергала, объясняясь тем, что больные нуждаются в профессиональном внимании, ведь о болезни известно крайне мало и некоторые симптомы могли быть упущены из виду, что может привести к внезапному ухудшению состояния. Хината мирился с её решением, как и делали все остальные, ведь несмотря на жалость к девушке, они все опасались лишний раз навещать её, чтобы избежать заражения этим недугом. Но мирился парень ровно до тех пор, пока при очередном патруле коридоров не столкнулся с Медсестрой, которая дрожащими от бессилия руками пыталась собрать поднос с медикаментами, собираясь отнести его кому-то из заражённых. – Микан, ты в порядке? – ловко выхватив поднос из рук девушки, тихо поинтересовался парень, с сожалением глядя как та непроизвольно вздрогнула от его неожиданного появления, роняя из рук какие-то приборы. – К-кто..!? – пискнула она закрывая голову руками, но поняв, что опасность ей не грозит, расслабила плечи и взглянула на него уставшими глазами. – Ты меня н-напугал.. Мне нужно проверить ребят. Состояние Нагито с каждым днём ухудшается и мне приходится ночевать в его палате, чтобы проверять дышит ли он.. А девочки.. у них стабильно высокая температура, и медикаменты на острове сбивают её лишь на время, но они по-прежнему продолжают бредить, – нервно перебирая собственные спутанные волосы, отчиталась Тсумики. – Я понимаю, но мне кажется тебе пора немного передохнуть. Ты с ног валишься, – он осторожно сжал её плечо в дружеском жесте, без удовольствия отмечая то, что она, кажется, похудела еще сильнее за всё это время, и под тонкой тканью её халата спокойно прощупывались кости. – Н-но, – начала было отвергать его предложение она, но Хаджиме сразу же прервал её, твердо проговорив: – Пару часов их не убьют, а вот тебя – возможно. Давай я проведаю их, а ты немного поешь и отдохнешь. И никаких "но", – он поднял руку пресекая её слова. – Микан, тебе нужно отдохнуть, что если из-за усталости ты дашь им что-то не то, и их состояние только ухудшится? Дай мне инструкции и я закончу всё за тебя, а ты возьмешь перерыв. – Л-ладно.. Девочек я уже проверила. На подносе таблетки, нужно убедиться, что Нагито их принял и сделать ему холодный компресс, если снова начнётся жар. Вот только навстречу он совсем не идёт и продолжает выбрасывать всё то, что я ему приношу.. попробуй убедить его выпить это. Если что я буду в ординаторской, – она пальцем указала на ближайший кабинет. – Спасибо, Хаджиме. Хината кивнул девушке, провожая её взглядом, и двинулся с сторону палаты Счастливчика. Оказавшись прямо перед дверью, он какое-то время мялся, прислушиваясь к звукам за дверью и пытаясь понять, спит ли Комаеда, но так ничего и не услышав, осторожно повернул ручку и зашёл в комнату. Комаеда не спал. Он сидел на своей кровати, пустым взглядом гипнотизируя окно, не обратив никакого внимания на звук открывшейся двери. – Микан, я не стану пить никакие таблетки, можешь уходить, – бесцветным хриплым голосом проговорил он, всё также не оборачиваясь. – Привет, Комаеда, – ставя поднос на прикроватную тумбу, поздоровался Хаджиме, и больной наконец-то наградил его взглядом. Взглядом полным презрения и какой-то скрытой боли. – Где Микан? А впрочем неважно, убирайся тоже, тебя я не хочу видеть еще сильнее. Смотреть на тебя противно. Хината опешил. Он, конечно, не ожидал от Счастливчика радушного приёма, но и к оскорблениям с порога тоже не был готов. Его слова неприятно укололи Хаджиме и вызвали желание бросить в него этот чертов поднос и оставить биться в агонии, но сознание услужливо напомнило, что тот болен Синдромом Лжеца, и воспринимать его слова близко к сердцу сейчас не стоит. Что бы он не говорил, его состояние всё еще нуждается в присмотре, а он сам – в уходе, хочет он того или нет. – И я рад тебя видеть, Комаеда. Спешу огорчить, но таблетки тебе сегодня придётся принять и советую тебе это сделать самостоятельно. В противном случае, я затолкаю их в тебя силой, – Хаджиме взял с подноса пластинку с медикаментами, подготовленные Тсумики, и извлёк из неё одну таблетку, протягивая её вместе со стаканом воды больному. Тот на удивление не стал спорить и принял их из его рук и сразу же выпил, продолжая прожигать Хинату туманным взглядом, в котором сильнее всего читалась чистая неприязнь ко всему происходящему. – Как чувствуешь себя? Жар всё еще есть? – он приложил ладонь к его лбу, пытаясь определить температуру. По лицу Нагито крупными каплями продолжал стекать пот, что избавляло от необходимости ответа. Было очевидно, что чувствует себя он паршиво. – Прекрасно себя чувствую, теперь ты можешь свалить? Я так надеялся не увидеть тебя хотя бы здесь, – нахмурившись, Комаеда наблюдал, как Хаджиме смачивает сложенный в несколько раз бинт в миске с ледяной водой, после чего начинает осторожно вытирать пот с его лица, присаживаясь на край его больничной койки. – Прекрати меня трогать своими грязными руками, я же попросил тебя убраться.. – его голос звучал уже тише и интонация всё меньше сочеталась со сказанными словами, пока его руки отчаянно сжимали кусок одеяла. Сохранять спокойствие постепенно становилось всё сложнее. – Я не могу уйти, пока Микан не отдохнёт, поэтому не усложняй мне жизнь и заткнись, – несмотря на понимание его диагноза, Хаджиме не мог бороться с закипающей внутри него злостью за то, как это больное недоразумение благодарит его за помощь. – Я хочу, чтобы ты ушёл вот и всё. Мне мерзко видеть твоё лицо, почему ты не можешь оставить меня в покое? – он с усилием поднял руки, вцепившись подрагивающими пальцами в рукав рубашки Хаджиме, но все также продолжал изливаться желчью. Его глаза стали наполнять слëзы, а сам он выглядел настолько измученным и уставшим, что от одного только его вида парню становилось плохо. – Ты мне никогда не нравился, прошу, проваливай. Пока ты не пришёл, мне было намного лучше. Хаджиме уставился на Счастливчика, не понимая как себя вести. Тот продолжал ему твердить, чтобы он убирался, но при этом крепко держал его руки, не позволяя этого сделать. Его тело пробирала мелкая дрожь, а по щекам вместе с потом заструились слëзы. Хотелось сбросить с себя его руки и сделать так как он просит, но осознание, что все его слова – ложь, и на самом деле он сейчас умоляет не оставлять его одного, заставляли огромный комок образоваться к горле, а сердце болезненно сжаться. Еще до лихорадки, Комаеда вскользь упоминал, что больше всего боится умереть в одиночестве и именно тогда, когда он нуждался в ком-нибудь больше всего, болезнь вынуждала его гнать всех прочь, а те в свою очередь послушно следовали его просьбам, не желая выслушивать оскорбления в свой адрес. – Эй, ты чего, – в панике размазывая его слезы по щекам пальцами, Хината пытался хоть что-нибудь предпринять, чтобы успокоить Счастливчика, но всё становилось хуже с каждой секундой. – Тебе хуже? Мне позвать Микан? Болит что-то? Что с тобой, скажи мне. – Нет, просто я хочу остаться один, пожалуйста, убирайся, я не хочу тебя видеть, – продолжая заходиться в наступающей истерике, он отчаянно сминал в руках рубашку Хаджиме, словно боялся, что тот может раствориться в воздухе. – Просто оставь меня. – Эй, эй, все хорошо, я знаю, что ты на самом деле хочешь сказать. Я никуда не уйду, Комаеда, всё хорошо, – какое-то время он колебался, но потом все-таки решился и обнял его худощавое тело, чувствуя как дрожат его плечи, а ослабшие руки больного обвивают его спину, лишь подтверждая лживость его слов. – Пожалуйста, не уходи.. – тихая просьба, нет, мольба, донеслась до слуха Хаджиме, после чего в палате повисла звенящая тишина, прерываемая лишь короткими всхипами безнадёжно цепляющегося за него Нагито. «Я не оставлю тебя» – также тихо пронеслась в сознании Хаджиме мысль, так и не произнесённая вслух.