loving bae

      Чан замотался. Третий час в тусклом свете настольной лампы, скрючившись в позе креветки он, как ни пытался, никак не мог исторгнуть из себя ни одного мало-мальски адекватного куплета для новой песни. Пресно, скучно, однообразно. Хотелось выть от собственной бесполезности. Бан раздражённо спихивает с головы давящие наушники и, издав тяжкий разочарованный вздох, оборачивается к кровати, желая поскорее завернуться в своё дорогущее утяжелённое одеяло и крепко уснуть. Но вздрагивает, роняя удивленный вздох, замечая развалившегося на постели незваного гостя.       - Хён, закончил наконец-то? - хмыкает залипающий в телефоне Чонин. Он поднимает взгляд, похлопывая рядом с собой, - иди сюда. Я уже успел соскучиться.       - Йени. Когда пришёл? - расплывается в улыбке старший, медленно подбираясь к краю кровати, - Ткнул бы меня.       - Не хотел отвлекать от работы, - тот отбрасывает телефон куда-то в изголовье, устраивается поудобнее и широко раскрывает руки.       Чан с готовностью валится в распахнутые объятия. Чонин возится, чтобы занять своё любимое положение: перекинуть руку поперёк груди и носом ткнуться прямиком в пульсирующую венку на шее, туда, где аромат Бана ощущается лучше всего. Ян губами мажет по тёплой коже и счастливо прикрывает глаза. Чану невольно вспоминаются те забавные нарезки от фанатов с громкими названиями по типу: "Ян Чонин и его проблемы", суть которых в том, что макнэ - самый нетактильный человек в мире.       Чонин нетактильный? Чан бы рассмеялся в лицо тому, кто посмел это предположить, если бы сам не был свидетелем поведения младшего под прицелом камер. Редко какой толкер или закадр со съёмок обходился без Йени, кривящего моську, съёжившегося в комочек, в надежде избежать тисканий со стороны любвеобильных хёнов.       Тот, точно дикий зверёк, шарахался от любых телодвижений, происходивших в радиусе двух метров вокруг него. И оттого было странно наблюдать, как вечерами младший в общей комнате общежития нежится с каким-нибудь Феликсом, переплетясь конечностями и уткнувшись носом в светловолосую макушку. Или же как обнимает со спины Джисона, чмокая того в надутую от еды щёку. У Чана при виде таких картин челюсти сжимались крепче обычного, а во рту начинало противно горчить.       Однако вся борьба Бана с ревностью обычно длилась ровно до того, как Чонин, едва заслышав обиженное пыхтение, обращал счастливый, безумно влюблённый взгляд, адресованный только ему. Он мягко выпутывался из чужих объятий и, словно ребенок, семенил к лидеру, прижимаясь всем телом и радостно вздыхая. В такие моменты комната пустела в считанные секунды, сопровождавшиеся нытьём мемберов и драматически громкими хлопками двери. Не то чтобы Чану было не плевать.       - Чем занимался сегодня? - тихо шепчет Бан в сладко пахнущие волосы и, едва касаясь, проводит пальцами по спине.       - М-м-м, - гудят ему в шею, заставляя поёжиться от пробежавших мурашек, - сходили с Сынмином на вокал, потом нас встретил Чанбин. Пообедали. Ещё в компьютерный клуб с Ёнбоком и Джисоном на пару часов зашли.       Хрипло лепечет Чонин, обдавая горячим дыханием нежную кожу. Он закидывает согнутую ногу Чану на бедро, кажется, желая притиснуться еще ближе, влажно целует под челюстью, попутно сминая в кулаке чанову свободную майку.       - А ты? - очередная порция тепла опаляет ухо, заставляя почувствовать слабый укол возбуждения в низу живота. - Тренировался?       Изящная ладонь очерчивает проступающий под тканью контур груди, без труда отыскивая и цепляя уже напрягшийся сосок, и переходит на бицепс, начиная едва ощутимыми касаниями вырисовывать причудливые узоры. Чан сглатывает в попытке увлажнить пересохший язык. Только Чонин парой умелых касаний может ввести его в такое состояние.       - Хён? - Ян возится, сильнее сжимая его бедро между своих ног, и вскидывает голову, обращая на Бана поплывший взгляд. - Ты меня не слышишь?       И совершенно по-блядски закусывает губу.       - Слышу. Да. Ходили с Лино и Хенджином в зал. Потом ещё на студию заезжал.       - Бедный Чани-хён, совсем не отдыхает, - Чонин, театрально вздыхая, оставляет россыпь невесомых поцелуев на шее, а затем стекает ниже, языком принимаясь ласкать разгорячённую кожу в вырезе майки.       - Боже, крошка, что ты творишь? - скулит Бан, когда ногой чувствует первые робкие толчки затвердевшего под мягким хлопком спортивных штанов члена.       Ян едва слышно стонет, поднимая голову, и прихватывает зубками его ухо, широко лижет по нему языком и носом зарывается в спутанные непослушные кудряшки:       - Нельзя?       От этого плаксивого, капризного, донельзя возбуждённого тона Чану хочется Чонина носом уткнуть в подушки, стянуть штаны до колен и трахать-трахать-трахать его грязно, по-животному, до отключки. Но он держится. Мягко проводит по горящей огнём алой щеке, большим пальцем ласкает трогательно оттопыренную губу. И наконец целует совсем невинно:       - Можно. Тебе все можно, малыш.       Чонин всхлипывает. Сильнее прижимается к его телу, сползая чуть ниже, устраиваясь напротив груди Бана, чтобы тут же накрыть горячим влажным ртом его сосок, прямо так, не снимая майки. Чан стонет. Пару раз дёргает задницей, чтобы почувствовать хоть какое-то давление ткани белья на чувствительной головке уже каменного члена. Ян же, кажется, в полной прострации потный, жаркий, оккупировавший всю его левую часть тела, трется стояком о ногу Чана, точно непослушный щеночек. С остервенением вновь и вновь присасывается к груди.       Движения у него неловкие судорожные, если прислушаться, можно даже уловить утробное урчание. Бану напоминает это нечто первобытное, животное. То, как Чонин, забывшись в собственном удовольствии, продолжает жаться всё ближе и ближе, уже в открытую пуская слюни на чанову грудь, не в силах себя контролировать, мягко говоря завораживает.       - Давай, малыш, ты молодец, - хрипло шепчет Бан, прикрывая глаза, позволяя себя использовать по полной. - Доставь себе удовольствие. Потрись так, как нравится.       Ян высоко стонет - Чан даже начинает беспокоиться, не услышал ли его кто-то из ребят-полуночников, случайно проходивших в этот момент мимо комнаты. Но все мысли рассыпаются, когда Чонин берет бешеный рваный темп. Бан поощряет - сгребает его задницу, перед этим оставляя звонкий шлепок, и направляет, желая продлить младшему наслаждение.       Чонин толкается бездумно, шумно дышит через рот, пачкая его майку очередной порцией слюны, и тоненько хнычет на выдохе. Чан чувствует ляжкой расползающееся в чужих спортивках тепло. Но Ян, вопреки ожиданиям, как обычно не замирает, а продолжает подмахивать попкой, растягивая собственное удовольствие и наводя ещё больший беспорядок в итак уже насквозь мокром белье.       - Это грязно. Прости меня, хён. Чёрт, прости, - скулит Чонин, ни на секунду не переставая трахать мокрым опадающим членом его бедро.       - Умница, хорошая работа, котенок, - хрипит Бан, поглаживая трясущиеся плечи, когда Ян обмякает в его руках.       Он пару раз проводит рукой по собственному возбуждению и охает, едва не спустив прямо в штаны.       - Давай, малыш, помоги мне, - ласково зовёт Чан, на что Чонин осоловело кивает.       Он расправляется с завязками на шортах и, быстро приподнявшись, стягивает их вместе с трусами. Бан сгребает чонинову руку, целует центр ладони, облизывая солёную от пота кожу и устраивает ее на своем паху. Чан толкается твердым членом в их сцепленные ладони и тихо стонет от контраста холодной и горячей кожи. Ему хватает пары фрикций, чтобы носом ткнуться в чужую спутанную копну волос и излиться себе на живот.       Чан приходит в себя долго - терпеливо ждёт, пока под веками перестанут взрываться фейерверки, а в ушах стихнет гул крови.       - Эй, Йени, ты как? - Он тормошит уже почти уснувшего Чонина. - Нам бы помыться.       - Офигенно, - сипит тот, зарываясь лбом куда-то Чану под мышку, всем своим существом давая понять, что никуда мыться он не пойдёт.       - Капризный, - хихикает Чан и устраивается поудобнее, обнимая, прижимая крепче к себе комфортно устроившегося младшего.       Ничего страшного, водные процедуры подождут.