***
Майская ночная прохлада, баллончики с краской разного цвета, респиратор и голая стена подземного перехода, которая вскоре станет ещё одним объектом уличного искусства. Я оглянулся ещё раз, убеждаясь, что в это время суток сюда мало кто осмелится прийти, и принялся вытаскивать из пакета всё, что принёс с собой. Параллельно распределяя по полочкам в голове события сегодняшнего дня, я старался не испортить эскиз, но рука предательски дёрнулась, когда за моей спиной кто-то громко прокашлялся. — Опять, Тэ? — спокойный знакомый голос совсем не удивил меня. В душе я был даже рад его услышать именно сейчас, когда от паршивого во всех смыслах дня остались только воспоминания и пара ссадин. На улицах тогда всё чаще вспыхивали беспорядки, и я в тот вечер стал свидетелем одного из них, где оказался по чистой случайности. По новостям всё чаще крутили ролики с наказаниями мятежников, а провокационные статьи в интернете пестрели заголовками о скорой смене власти. Неспокойное во всех смыслах время сопровождалось давлением со стороны молодёжи, которых было подавляющее большинство. Кто-то из них не хотел изменений, их устраивал тот режим, в котором вот уже полвека люди распределялись на классы. А кто-то хотел свободы выбора для каждого, такие чаще всего и назывались мятежниками. Я был из низшего — рабочего класса, рождённый в лабораториях, без права выбора, не мог иметь своего мнения и возможности найти достойную работу. У меня никогда не было цели вырваться из этого болота, пока я не встретил своего лучшего друга. — Чонгук, не начинай, — оборвал его, продолжая нажимать на распылитель, пытаясь исправить собственную ошибку, которую по счёту за сегодня? Не помню. — Иди готовься к экзаменам, тебе это точно нужнее, чем мне. Сказал я не грубо, вроде бы, но выдохнул слишком сбито, болезненно даже, и это не ускользнуло от взгляда его чёрных глаз. Он умело считывал эмоции, и решал мои бесконечные проблемы, которые его никак не касались. Просто потому что мы друзья. Чонгук никогда не обижался, слегка улыбаясь. Вот и сейчас его улыбка делала из меня бесформенное нечто, потому что пока он подходил ближе, обнимал со спины, и утыкался носом в выемку на моей шее у самой линии роста волос, я отдавался этим прикосновениям, выпуская навстречу им подлые мурашки. Так мы и стояли: он обнимал меня, а я — собственное трепещущее сердце. Он был старше меня, учился на последнем курсе университета, и я искренне не понимал, зачем ему со мной дружить, когда вокруг столько нормальных людей. Он называл меня забавным и просил не задумываться об этом. Но как я мог, если всю мою жизнь мне внушали обратное. Для таких, как я, не было исключений. Рабочая сила, без вторичного пола, способная только приносить пользу обществу. Обычный бета. Штампованный материал, отброс, изгой, тот, кто не имеет права на любовь и заботу или на кого-то близкого рядом. Сирота, в конце концов… «У тебя очень милые кудряшки.» — сказал он мне однажды, когда мы, прогуливаясь по парку, попали под проливной дождь. Кажется это был июнь и тогда я впервые что-то почувствовал к Чонгуку. Он почему-то ценил время, которое проводил со мной. Подвозил меня на своём крутом байке по утрам до работы в небольшом кафе и забирал оттуда вечером. Мы успели узнать друг о друге больше, чем думали. С Чонгуком хорошо было просто молчать или смеяться. Так прошло лето и у него наступил новый учебный год, а я так и продолжал работать в том кафе и ждать его после смены. Я просыпался по утрам с одной только мыслью в голове: вот сейчас я выйду из дома и он окажется просто сном. Но альфа продолжал ждать меня в одно и то же время, стоя возле байка с двумя шлемами в руках. И в этом постоянстве было что-то трепетное. Я мог положиться на него, впервые по-настоящему мог кому-то довериться. — Идём домой, — хрипло прошептал он, сильнее прижимаясь грудью к моим острым лопаткам. — Я сделаю твой любимый чай, а ты расскажешь, как прошёл твой день… Я любил проводить время у Чонгука в квартире. Там было просторно и чисто, и ничего не напоминало о самом себе. Только он, который так отчаянно пытался убедить нас обоих в том, что это всего лишь секс по дружбе и без обязательств, сам терял голову в ничтожных попытках контролировать хоть что-то. И на подобные провокации с каждым разом становилось всё сложнее реагировать, потому что быть просто друзьями у нас совсем не получалось. Чонгук всё чаще не сдерживал свои инстинкты, мог неожиданно наброситься с поцелуями в подсобке кафе, или провоцировал меня пикантными сообщениями в KakaoTalk. А я, как мог, убеждал себя в том, что все эти его грязные разговорчики, сказанные шёпотом и написанные в сообщениях, не несут в себе глубинного смысла, что это не защитная реакция, а всего лишь пошлые откровения. «Я не заинтересован в отношениях, но не могу игнорировать дурацкие процессы в организме.» — фраза, с которой Чонгук как-то заявился ко мне среди ночи в самый разгар его гона. На логичный вопрос, почему не принял блокаторы, он тогда ещё ответил что-то невнятное, но переспрашивать я не стал, потому что уже во всю сходил с ума от собственных чувств. Отбросив все предрассудки, я отсосал ему прям в коридоре, без лишних прелюдий, и он, очевидно опешив и немного придя в себя, позже предложил мне секс по дружбе. Это соглашение распространялось по его глубокому заблуждению только на него одного, ведь таким как я, подобное было чуждо. Но я не торопился его переубедить в обратном. Наш секс казался настоящим безумием, я утопал в бешеной страсти, но был вынужден подавлять в себе то, что действительно хотел бы дать ему в постели. Самое ироничное заключалось в том, что я не мог поделиться своими мыслями ни с кем, а тем более с ним. За всю свою жизнь я так и не заимел друзей кроме него, и вообще, если честно, не понимал, зачем такой альфа, как он, общается с кем-то вроде меня. Вокруг Чонгука постоянно кипела жизнь. Он имел самый высокий средний балл на потоке, тусовался в компании байкеров, играл в волейбол, пытался научить и меня парочке приёмов во дворе по выходным, но я мог лишь залипать на его широкую спину в белой футболке, и закрывать руками собственное возбуждение, сидя на пошарпанной скамейке. Он делал всё, чтобы казаться неприступным красавчиком, пока омеги устраивали соревнования по его соблазнению. Чонгук продолжал игнорировать их, ссылаясь на постоянную занятость. А я старался не отсвечивать лишний раз, убеждая его в том, что мне неинтересны подобного рода развлечения. Поэтому, пока он занимался своими делами, я уходил в себя, спускаясь в подземные переходы. Я растворялся в своих рисунках почти так же, как в общении с ним. Эти яркие краски на фоне скучных серых стен дарили мне пусть и временное ощущение свободы. Рядом с Чонгуком я мог видеть мир по-другому. А он говорил, что по-настоящему честен только со мной. Он делился всем, когда мы проводили время вместе. Казалось, он даже смотрел как-то по-особенному, действовал успокаивающе, защищая меня от жестокости внешнего мира, я видел в нём опасность, но продолжал лететь на этот огонь, как бабочка. С ним я совсем не боялся опалить крылья. Не понимал я только одного: зачем это всё нужно ему. Зачем рядом тот, кому в спину кидают ножи со словами-лезвиями: «Бесполезный!» «Твоё дело — мыть сортиры, а не с нами одним воздухом дышать!» «Бракованный!» «Изчезни, пока хуже не стало, урод!» Только с ним я, привыкший к вечным издёвкам, учился воспринимать эту жизнь его глазами. Чонгук всегда отвечал мне коротким: «Забей» И улыбался так, будто я для него важнее всех на свете. Или просто мне так сильно хотелось в это верить. — Осталось пару штрихов, — сипло прошептал я, когда Чонгук поцеловал мою шею над воротом спортивной куртки. — Продолжай. Я же тебя не отвлекаю? — он зашёл спереди, присаживаясь на корточках точно напротив паха. Он опять это делал — заставлял сердце заходится в сумасшедшем ритме, а тело покрываться крупной дрожью. Дразнил ласками, в которых я совсем не мастер, пробивал панцирь из навязанных штампов, и не видел в этом чего-то неправильного. — Отвлекаешь. Гук, пожалуйста… — собственный голос прозвучал слишком низко, когда я почувствовал большие горячие ладони, забирающиеся под резинку спортивных брюк. — Что пожалуйста? Скажи это хоть раз, Тэ, — провоцировал он, продолжая держать меня в напряжении. Я обессиленно выдохнул, глядя ему в глаза. Видеть Чонгука у моих ног было самым настоящим блаженством, сравнимым разве что с мечтой о светлом будущем, которую я никогда так и не познаю в должной степени. Он продолжал сладкую пытку, медленно оглаживая бритый лобок под резинкой белья и прижимался щекой к бедру, требуя ласки в ответ. Невозможно было устоять. Каждый раз я обещал себе перейти эти чёртовы границы в своей голове, но вместо этого лишь возвращал холодность его рассудку, напоминая о последствиях нашей связи. — Остановись, пока нас не заметили, — попросил я, накрывая руку альфы своей поверх спортивок. — Чёрт! — сорвалось с губ, пока он покрывал поцелуями низ живота, облизывая бедренные косточки. — Заведи уже себе омегу. Перестань подвергать себя опасности, ты же знаешь, что это незаконно… — Говоришь так, будто мне важны их ебучие законы. И омеги меня не интересуют, — рыкнул Чонгук, заводясь сильнее. — Пусть хоть подавятся собственной смазкой, мне на них похуй. — А мне нет. Так не должно быть. Так… Дико было каждый раз, когда Чонгук был вот таким. Сам я без понятия, как это работало, но не раз наблюдал, как проходило половое созревание у альф и омег. Одни безбожно текли, стоило в поле их зрения появиться кому-то с запахом леса или шоколада или чем там ещё пахнут альфы?! Другие же, в процессе познания внутреннего зверя, становились агрессивной несоображающей массой с мозгами в области члена. Поэтому я, обычно, тихо ахуевал от происходящего вокруг, чувствуя себя… да никак не чувствуя. От части меня всё устраивало, если опустить то, что я вечно оказывался не в то время не в том месте. — Снова губа разбита? — заметил он, рассматривая трещину на нижней. В полумраке было толком не видно, как я облизал ранку с запёкшейся кровью кончиком языка, как сжал кулаки до впивающихся в ладони ногтей и как сильно хотел всё ему рассказать. — Сам виноват, — шмыгнул я носом. Чонгук тяжело вздохнул, качая головой. Ну вот, сейчас будет очередная лекция, к которой я совершенно не готов, но ему, кажется, было совершенно плевать. Он уже наверняка всё знал, но всё равно приставал с распросами, заставляя моего внутреннего интроверта биться в агонии. Он потянулся к лицу, поднявшись на ноги и нежно провёл большим пальцем по щеке. — Ты сбежал от меня, чтобы я не видел? Я слишком хорошо тебя знаю, Тэ. Рисуешь свои граффити, чтобы уйти от реальности, а в мыслях проклинаешь ебучую систему, в которой так тяжело существовать, подобным тебе. Я был не в том состоянии и ресурсе, чтобы хоть как-то возразить, потому что всё именно так, как сказал Чонгук. По большей части это даже не из-за дурацких нападок. Служить грушей для битья было не так страшно, как мириться с невозможностью любить человека, которого хочется себе всем сердцем. Вот так я снова сокрушённо сдался, утыкаясь в лямку его чёрной майки, и позволил, наконец, себе быть настоящим. — Рану нужно обработать. Заканчивай уже и пошли ко мне. Я услышал, как скрипит его челюсть, но и подумать не мог, о том, что произойдёт чуть позже…***
Чонгук почти не смотрел мне в глаза через отражение зеркала, пока брал меня в душе, среди кучи снятой наспех одежды. Он не улыбался, пока мы целовались, не обнимал меня пока я кончал в собственный кулак, и даже когда его самого накрыл оргазм, он сдержался, не осыпав мою спину поцелуями, как делал это обычно. Я мог только смотреть, как он снова идёт в душ, обмывает руки и член, как наматывает на бёдра полотенце и уходит, оставляя меня в одиночестве. Чонгук был сам не свой, когда я спустя несколько минут вышел следом. — В чём дело? — спросил я, подойдя к нему настолько близко, насколько было возможно. Мне хотелось кричать и верить, что его поведению есть какая-то логичная причина. — Я должен тебе кое-что сказать, Тэ… Я слышал, как надломился его голос, но продолжал молчать, понимая что вот-вот рухнет всё, чем я жил последний год. Чонгук всегда был немногословен, но сейчас масштабы приобретали совсем иной объём. — Ты нужен мне. Просто хочу, чтобы ты знал, — как-то встревоженно начал он. — Вся эта система и правила их дурацкие… чёрт, — он ругнулся и отошёл чуть в сторону от меня. Снова спрятал взгляд, зачем-то подбирал слова и я почти слышал, как в его голове шумят разные мысли. — Какого хрена они придумали эти правила? Вот скажи мне… Чонгук был возбуждён, зол в какой-то степени, а я мог лишь пожимать плечами, пробуя понять, о чём же он думает. — Просто скажи, что я ошибаюсь. Сделай так, чтобы я поверил, что ты действительно не чувствуешь ко мне того, что чувствую я. — А что ты чувствуешь? — на выдохе буркнул я ему, с замиранием сердца ожидая ответа. И я был совсем не готов услышать то, что он мне ответил. — Любовь, Тэхён. Я чувствую любовь к тебе, и боюсь, что это невзаимно, — на долю секунды он всё-таки посмотрел на меня, а после продолжил, расхаживая по комнате так, словно не произошло чего-то грандиозного. У меня же в тот момент мир разделился на до и после. — Я слышал, что беты не умеют любить, будто бы у вас убрали какой-то там ген в процессе опытов, ну знаешь, заменили, на более полезный. Я хотел доказать тебе, что ты достоин любви. Я много раз представлял себе этот момент. Думал, что признаюсь первым, но как же я ошибался. Все мои рассуждения на эту тему в собственной голове летели к чертям, растворялись в чонгуковом «любовь» и не могли сравниться ни с одним из придуманных мной вариантов. Чонгук не был романтиком до этого дня или просто я не вкладывал в его поступки какой-то подтекст. Думал, что у него всё исключительно по дружбе. — Я… умею. У меня получалось хрипло, слова совсем не связывались во что-то цельное, да и хотелось ли мне говорить? Просто в какой-то момент я начал его целовать, а после повалил на кровать и оседлал его бёдра, стянув проклятое полотенце. Боже, я клянусь, что ещё никогда не испытывал такую эйфорию от предвкушения скорого секса. Я медленно опускался на вставший член, растягивал удовольствие и видел его расфокусированный взгляд. Двигаться не торопился, лишь слегка покачиваясь, наслаждался пляшущими огоньками в его глазах. Он заскулил подо мной, когда я на пробу качнулся сильнее и сжал его член в себе так, что сам чуть не кончил. Тело моментально сковало жгучим восторгом. Я ощущал себя странно, был смелее и раскрепощённее. Чонгук смотрел на меня с неподдельным интересом, словно перед ним совершенно другой я. Удовольствие разливалось приятными спазмами внутри и, заставляло наращивать темп, раз за разом меняя угол проникновения, сокращаться под ласками его рук на моём члене. Я видел, что Чонгук еле сдерживался, чтобы не кончить, но всё равно продолжал наблюдать. Я хотел показать ему всего себя, посылая по нервам колючие волны. Мы просто не могли оторваться друг от друга, открывая новые грани себя. Желание никуда не изчезало даже после нескольких подряд оргазмов, Чонгук стонал, кусал мои губы, зарывался пальцами в мои непослушные, всё ещё влажные после душа волосы, но даже не думал останавливать меня. — Ты можешь ещё, Чонгук, я знаю, как ты кончаешь. До последней капли, давай же… — шептал я, когда мы ненадолго прервались, чтобы смочить пересохшие губы стаканом воды. Я согрел руку под тёплой водой на кухне в раковине, и стал стимулировать головку его члена, быстро собирая влагу на ней. Он послушно повиновался, зажмурил глаза, прикусил свои губы. Кажется, Чонгук на секунду-другую потерялся в пространстве. Он ухватился за край столешницы, тяжело задышал и простонал так громко для ночной тишины, что я растворился в этом звуке, осознавая, что только что сделал. Он снова кончил, от моих рук, я владел им всецело только что и мне всё равно было этого мало. Дальше было то, в чём я до сих пор до конца не уверен, потому что мне — не привычному к подобному отношению — слишком ново было испытывать что-то обоюдное. — Я люблю тебя, — прошептал он мне в губы, прежде чем поцеловать. Моё сердце пропустило удар, потом ещё один, и когда я, наконец, сделал вздох, он уже был полностью возбуждён. Снова. — Коснись меня. Хочу твои пальцы в себе, — попросил я почти беззвучно, но он услышал. — Мне нравится, когда ты такой, — подметил он, а после закинул мою ногу себе на бедро, придерживая под ягодицу. Мы балансировали на грани, не старались показать мастерство, а просто наслаждались. Были слегка неуклюжими, царапали зубами губы во время поцелуев и смеялись. Громко стонали, и я, кажется, только тогда понял, что завладел им. Его покорность дурманила, я смаковал это чувство, упивался и руководил им, проваливаясь в бездонную пропасть ощущений. То влечение, что было прежде теперь смешивалось с новым, таким необходимым, и тут неожиданно моё обоняние дало сбой. На секунду я замер, прислушиваясь к новому запаху, исходящему от Чонгука, а когда понял, что ароматный мускус так отчаянно заполняющий мои лёгкие — это его природный запах, осел прямо на пол посреди комнаты. — Я тебя чувствую, — сквозь слёзы осознания бормотал я снова и снова, пока Чонгук сцеловывал тонкие струйки влаги с моих щёк. Разбираться в природе этого феномена я не хотел, да и нужно ли было… Я втягивал носом его феромоны, и не мог надышаться. Пока он приходил в себя от шока, я целовал его шею там, где мускус был слышен ярче всего. Мой мир резко сократился до масштабов одного человека и это казалось самым правильным, что могло произойти со мной. Мы добрались до спальни, когда за окном уже розовел рассвет. Чонгук развернул меня лицом к большому зеркалу напротив окна, усадил себе на колени и наблюдал, как я краснея щеками пытался не рехнуться, потому что он загонял в меня пальцы так быстро, что я не мог сохранять невозмутимое лицо. — Хочу твой узел в себе, — вылетело у меня неосознанно, но Чонгук сразу напрягся и нахмурил брови. — Будет больно, Тэ. Ты ведь не омега, — засомневался он. А я лишь соскользнул с его пальцев, направляя вместо них в себя сочащуюся влагой головку, и опустился обратно, протяжно выдыхая. Мышцы сжимали член, пока его пальцы скользили по моим чувствительным соскам, и он сорвался, по-животному прикусив мой загривок. Кончил бурно, глубоко во мне, а спустя несколько минут, пока я изливался даже не коснувшись своего члена, я почувствовал, как внутри начинает распирать узлом. Я качнулся на пробу и резко прошипел, когда меня снова накрыл оргазм. — Я люблю тебя, Чонгук. Опьянённый сокрушительным удовольствием я продолжал сидеть на его бёдрах и чувствовать его в себе. — Я спалю этот мир дотла, лишь бы быть с тобой рядом, — прошептал Чонгук и я искренне поверил ему…***
Сквозь сон я услышал вибрацию телефона, но по-настоящему я испугался когда понял, что уже не раннее утро и, кажется я всё-таки проспал на работу. Левый глаз заметно отёк и почти не открывался, после вчерашнних волнений на площади. Губа немного затянулась, но всё ещё саднила. Я нашёл наши с Чонгуком вещи в ванной, постиранными и аккурано свёрнутыми. А когда вышел на кухню, увидел на дверце холодильника записку: «Сегодня ровно в восемь вечера на нашем месте. Не ходи в кафе, там сегодня небезопасно». Странно. Ещё пару часов назад Чонгук мирно сопел рядом, укутавшись целиком в одеяло, и я спокойно уснул, думая о том, что мне показалось, и Чонгук не сделает чего-то опрометчивого. Мне не хотелось думать о том, куда он ушёл и что может с ним случиться когда в городе такие беспорядки. Единственное, о чём я переживал в тот момент — его записка и ощущение чего-то надвигающегося. Я стал звонить ему, писал сообщения, в которых просил вернуться и объяснить мне всё, но не получал ответа. Первый час после пробуждения длился невыносимо медленно. Чтобы хоть как-то отвлечься, я включил большую плазму на стене в гостиной и с ужасом уставился на экран. Там говорилось что-то о теракте в здании правительства, мелькали кадры разрушенного здания капитолия и среди руин красовался флаг движения сопротивления, выступающий за равенство классов. — Неужели… чёрт! Я снова набрал Чонгуку, абонент всё ещё был недоступен и я просто стал собираться, судорожно натягивая одежду. Всю жизнь я терпел и соглашался, но сейчас во мне что-то ломалось. Оказавшись на улице я тут же попал в толпу людей, идущих с плакатами в руках. Они кричали что-то и размахивали руками, кто-то смеялся, кто-то ругался, кто-то плакал, но я не чувствовал страха ни в одном из них. — Долой старую власть! Свободы и равенства, свободы и равенства! — кричал кто-то в самом начале и все, как один, вторили ему. Спустя две улицы позади послышались выстрелы, толпа начала кричать и разбегаться и я почувствовал, как кто-то тянет меня за копюшон толстовки куда-то в сторону от толпы. А спустя минуту в том самом месте, где стоял я что-то с шумом взорвалось. Люди стали кричать расталкивая друг друга, но меня продолжали тащить вглубь узкого переулка. Я пытался вырваться, но мне не давали, хотел помочь пострадавшим в толпе, но меня не отпускали. — Ты Тэхён? Меня Чонгук прислал. Зачем ты вообще вышел из дома? Парень на вид моложе меня остановился, когда мы отошли метров на сто от главной улицы. — Чонгук? Где он? Что происходит? Не унимался я, задыхаясь от подступающей паники. — Он ждёт тебя, идём. И да, мы победили, — добавил он в конце. И я до конца осознал, что он имеет ввиду. Что имел ввиду Чонгук, когда говорил, что спалит этот мир до тла, ради меня… — А взрыв тоже ваших рук дело? Я старался звучать увереннее, но ноги почти не слушались. От страха и адреналина в крови шумело в ушах. Главное добраться до Чонгука. Он всё расскажет. — Бывший президент сделал так, чтобы все думали на нас. Он успел отдать последний приказ прежде чем сложил свои полномочия. — Так значит это настоящая революция? — зачем-то уточнил я, хотя и так всё было понятно. — Да. И если бы не Чонгук, нам никогда бы не победить этих вонючих ублюдков. Чонгук. Всё это сделал он? Он, тот кто подвозил меня до дома, кто проводил со мной вечера, кто признался мне в любви прошлой ночью… Чонгук, который любит волейбол и байки, смотрит мелодрамы и может без труда подчиниться в постели, выполняя все мои просьбы?! Мы зашли внутрь какого-то плохо освещаемого помещения, где было достаточно холодно, что-то отдалённо напоминающее заброшенный театр, где со сцены доносился голос. Его голос. Чонгук вещал об организации дальнейших действий, раздавая всем указания и выглядел при этом совсем так же, каким я привык его видеть. Он заметил меня случайно, среди всех я выделялся в своём этом сером свитере и рваных джинсах. Остальные же были одеты либо в чёрное, либо в камуфляж, одним видом внушая страх. — Всем выполнять указания! Свободны! — скомандовал Чонгук и спустился по ступенькам, подходя ко мне. Все присутствующие там хором ответили: «есть» и разошлись, оставив нас с ним наедине. — Привет, ты почему ушёл из дома раньше назначенного времени? Мой человек искал тебя. Начал он, улыбаясь так, будто совсем ничего не поменялось. — Почему не отвечал на мои звонки? — Прости, не мог. Нужно было спасти одного дорогого мне человека от гнёта властей. — И как? Спас? — Это ты мне скажи. Он подошёл так близко, посмотрел на меня с таким желанием и любовью, будто бы большой тяжёлый камень упал с моих плеч и раскрошился под его ногами. Он сделал это ради меня, во имя нашего с ним будущего взял в свои руки то, что много лет было под гнётом узурпаторов. Он рассказал мне весь его план, то как собирал людей, как чуть не попался несколько раз, как его предавали те, кто был с ним рядом. Я слушал и прокручивал в голове только одну мысль: Он освободил меня… — Люблю, — выдавил, прежде чем поцеловать его глубоко. — Я тебя больше, — ответил он, обнимая сильнее.