Тритон Дешарова

      В лаборатории царил резкий специфический запах. Пришлось прикрыть нос воротом своей больничной рубашки, чтобы перебить его запахом лекарств. Голова снова закружилась, но, кажется, это помогло справиться с приступом. Почему-то не хотелось смотреть на искусственный уголок моря за толстым стеклом, чтобы случайно не наткнуться взглядом на Агареса.       Почему-то при мысли об этой хвостатой зверюге мурашки бежали по хребту. С тех пор, как Дэвис рассказал мне о своей гипотезе, я больше не мог воспринимать тритона, как обычного морского зверя. Это… было слишком неловко.       Опустив голову, я торопливо шмыгнул вслед за Шакаловой по винтовой лестнице, ведущей на верхний ярус к люку. Лаборатория располагалась прямо над закольцованным резервуаром, и весь пол был сделан из толстого прозрачного стекла. Очутившись наверху, я почувствовал себя так, словно стою в небе, а рыбы, мелькающие под ногами, походили на непринужденно и величественно плывущие облака. Это буквально окрыляло.       Но я не мог не высматривать знакомый гибкий обтекаемый силуэт тритона в скоплениях рыб. К счастью, ничто не говорило о его присутствии, и я немного расслабился.       — Что ищешь? Это безмозглое уродливое зверье? — рука Рейна тяжело опустилась мне на плечо, и я вздрогнул. Нехотя повернувшись, я увидел, что он внимательно изучает меня.       Смутившись, я машинально отмахнулся:       — Не неси чушь. Почему безмозглое зверье? Рейн, не помню, чтобы ты выражался так вульгарно раньше. И вообще, разве не ты сам хвастал, что видел своими глазами, какие русалки красивые и соблазнительные, словно демоны?       — Эта тварь не русалка. Это самец. Дьявольски сильный, свирепый и непредсказуемый, Дешаров. Не будь идиотом. Он — злобный и неконтролируемый зверь, и только. — Лицо Рейна потемнело, как будто он вспомнил что-то неприятное, и теперь с трудом сдерживал ярость.       — Смотри, Дешаров, это наш шедевр! — Шакалова с гордостью указала вперед, не обратив внимания на нашу перепалку.       Я посмотрел, куда она указывала, и увидел, как в водоем за стеклянной стеной медленно опускается черная капсула с окошком спереди. Я не смог сдержать восхищенного возгласа, увидев то, что было внутри.       Это была женская особь — русалка. О боже!       Я словно прикипел к ней взглядом и неосознанно почти вплотную подошел к стеклянной стене, все еще не веря своим глазам.       — Это Лилит. Невероятно красивая, правда? Мы вывели ее благодаря генетическому материалу, полученному одним профессором, — объяснила Шакалова. — Ему удалось поймать русалку на побережье Австралии и привезти в наш институт. Лилит долго держали в стазисе, поэтому она еще очень слаба.       Русалка действительно выглядела болезненно хрупкой, но ее это не портило. Наоборот, придавало ее облику притягательную невинность и женственность. Как Рейн вообще мог назвать такую красоту демонической? Ее серебристо-белые волосы плавали вокруг, словно девственно-чистый нетронутый снег, а бледно-голубая кожа, казалось, сияла. Изумрудные глаза мерцали в воде, словно она вот-вот расплачется. Лилит была похожа на чистого ангела.       Собравшись, я заставил себя переключиться на факты. Лилит определенно принадлежала к виду краснохвостых русалок. Предполагаю, что такой короткий жизненный цикл связан с тем, что ее вид не способен выживать в холодных водах.       Она выглядела очень подавленной и одинокой. Мне и самому вдруг стало грустно. Эта искусственно выведенная русалка с красивыми печальными глазами даже не знает о том, каково это жить среди таких же как она. Это ужасно.       — Прости, — не зная зачем, прошептал я, прижав ладонь к стеклу. — Ты скоро воссоединишься со своими сородичами, не волнуйся.       Мне, как мужчине, захотелось успокоить это прекрасное нежное создание. В груди защемило от чувства тяжёлой вины. Мой вид создал ее, обрекая на одиночество. Конечно, преследуя благую цель, мы хотели лишь изучить мерфолков — узнать больше о морском народе и лучше понять их. В то же время, мы даже не могли продлить жизнь этой русалке, хотя сами ее клонировали. И теперь еще хотели заставить ее размножаться. Это… аморально.       В конце концов, исследование и разведение — это разные вещи. Кто мы такие, чтобы диктовать им, что делать?       — Доктор Шакалова, вы уверены, что мы поступаем правильно? — невольно вырвалось у меня. Даже несмотря на то, что я питал надежду с помощью Лилит усмирить противоестественные порывы Агареса, мне было откровенно жаль ее. И я колебался. — Если спаривание пройдет успешно, то есть, если русалка забеременеет, уверены ли мы, что сможем сохранить эмбрион и обеспечить его дальнейшее естественное развитие? Ведь эти два мерфолка относятся к разным видам, живущим в разных ареалах. Если ребенок доживет до определенного возраста, то на основании каких данных мы поймем, в какие воды его выпустить?       — Мне очень жаль, — Шакалова подошла ко мне и тоже посмотрела на Лилит. Пожав плечами, она бесстрастно произнесла: — Но мы не строили таких долгосрочных планов. Кроме того, мы не собираемся выпускать выведенных мерфолков в море. Ты должен понимать, что наши цели различаются.       — Различаются? — растерялся я и уже хотел было задать еще один вопрос, но Шакалова вдруг подняла руку, указывая куда-то. — Смотри!       Со всплеском русалку сбросили в резервуар. Ее длинные серебристые волосы разметались по поверхности воды, словно растаявшие льдинки.       Неясное, но тревожное чувство охватило меня, заставляя сердце биться чаще. Я панически сжал кулаки, внимательно следя за Лилит, осваивающейся в воде. Грациозно покачивая хвостом, она вдруг заволновалась. Кажется… Она уловила феромоны мужской особи, выделяемые Агаресом.       Ну где же ты, Агарес? Вот же, женщина твоего вида ждет тебя!       Нервное возбуждение перекрыло даже тревогу. Я с беспокойством искал тритона. Наконец в глубокой синей воде появились его очертания. Мои ноги задрожали, и я навалился на стекло, чтобы не упасть.       — Дешаров, хватит пялиться! — Рейн резко схватил меня за руку.       Я раздраженно выдернул руку и отошел к доктору Шакаловой.       — Есть электронка? Наверняка, ваше положение позволяет вам курить здесь.       Я указал на торчавшую из ее нагрудного кармана парилку. Она усмехнулась и протянула мне сигарету, достав из кармана.       Я жестом поблагодарил ее, сел возле стеклянной стены и продолжил наблюдать за разворачивающейся передо мной сценой. Вложив сигарету в рот, я глубоко вдохнул. От затяжки в мозгах, конечно же, не прояснилось, но морально мне стало легче. Я даже немного успокоился.       Агарес и Лилит медленно приближались друг к другу в воде. Вроде бы пока все идет неплохо. Возможно даже, наш проект увенчается успехом. Лилит выглядела очень возбужденной. Она с восторгом кружилась возле Агареса, и ее движения были похожи на очаровательный танец. Каждым движением она словно демонстрировала свое восхищение, плавая по кругу и разглядывая его.       Агарес же напротив выглядел абсолютно спокойным, если не сказать — высокомерным. Странно, учитывая его буйный темперамент. Выпрямившись в воде во весь рост, он снисходительно распахнул объятия, как будто ожидал, что Лилит сама бросится ему на шею. Точь-в-точь султан и его новая наложница.       Это сильно отличалось от действий других млекопитающих во время спаривания. Ведь обычно это самцы всячески демонстрируют самке свое восхищение, чтобы заслужить ее расположение, будь то на суше или в воде. Агарес же решил выпендриться. Мог бы повести себя и более дружелюбно!       Я вытер вспотевшие ладони о свои штаны. В этот момент Лилит, не утерпев, бросилась наконец прямо в объятия Агареса, и я забыл, как дышать. Он прижал ее к себе сильными руками и потерся носом об изгиб ее шеи, словно вдыхая запах. Я почему-то занервничал, почти вжавшись лицом в стекло. А в следующий миг…       — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!       Рядом со мной от страха заорала Шакалова, я же был напуган до такой степени, что онемел. Электронка выпала из моих одеревеневших пальцев и покатилась по полу. Все произошло чудовищно молниеносно. Вода превратилась в пурпурно-розовый туман, вытекающий из разорванного горла Лилит.       Агарес просто оторвал ей голову.       Голова русалки плыла по воде, все такая же прекрасная, и ее длинные волосы развевались вокруг. Из нее торчали зверски разорванные шейные артерии. Агарес все еще держал ее обезглавленное тело, разрывая плоть Лилит в клочья точными беспощадными укусами, ничем в этот момент не отличаясь от здоровенной агрессивной акулы. Его глаза хищно мерцали, аристократически красивое лицо превратилось в демоническую маску с окровавленной пастью.       Черт возьми, он действительно просто свирепый дикий зверь!       — Нет! Нет! О мой бог, Лилит! — Я в панике забарабанил по стеклу, но потом сообразил спуститься вниз и отчаянно заколотил в люк. — Агарес! Агарес! Прекрати! Она ведь для тебя!       Агарес услышал мой крик и обернулся. И безжалостное кровожадное выражение исчезло с его лица, сменившись совершенно другим. Его тонкие красивые губы, испачканные в крови, искривились в усмешке. Холодные непроницаемые глаза вдруг потеплели, словно ему нравилось смотреть на меня. Он небрежно выплюнул кусок плоти и отшвырнул от себя труп Лилит, будто это была какая-то ненужная вещь. И поплыл ко мне с чудовищной скоростью, как спущенная с тетивы лука стрела. Я даже моргнуть не успел, как Агарес загородил собой все остальное по ту сторону стекла.       Если бы до этого момента я еще сомневался в его дикости, то сейчас точно бы перестал. Он вдруг наклонил голову и медленно провел языком по стеклу рядом с моей щекой — и в этом жесте было столько эротики, что я невольно со свистом втянул в себя воздух, чувствуя, как сердце пустилось в сумасшедший галоп.       Прикрыв рот рукой, я отступил на шаг назад и налетел на кого-то.       Обернувшись, я наткнулся на странный взгляд Шакаловой. Рейн стоял позади нее с пепельно-серым лицом.       — Мистер Дешаров, вы назвали этого тритона… Агарес? — за сверкающими стеклами очков глаза Шакаловой отразили удивление. Она повернулась и недоверчиво посмотрела на Агареса. — Он действительно отозвался! И даже повиновался! Как вы это сделали?       — Нет, нет! Вы ошибаетесь, доктор! — торопливо возразил я, попятившись от стекла так, чтобы Агарес не услышал. — Понимаете, это слово не имя тритона. Это… это просто эффективный способ привлечь его внимание. Дэвис предполагал, что это слово скорее всего означает… Э-э…       — Что? — Шакалова подалась вперед, нетерпеливо поправив очки.       Но я не мог заставить себя произнести это. Слова застревали в горле. Дыхание внезапно участилось, я покраснел, не зная, как объяснить это так, чтобы звучало по-научному, а не так… интимно.       Ухаживание? Течка? Поиск пары? Гон? Спаривание?       Как бы я ни пытался подобрать слова, на ум приходила только это. Впрочем, если бы мне пришлось рассказывать такое о… скажем, об орангутанге или любых других обезьянах, так похожих на людей, я бы не испытал ни капли смущения. Даже если бы при этом орангутанг показал мне свои половые органы.       Но с Агаресом дела обстояли иначе. В его присутствии объяснение таких вещей превращалось в пытку. Хотелось провалиться сквозь пол от стыда.       Когда я начал смотреть на него как на человека, а не зверя?       Нет, это абсурд!       Я беспомощно смотрел на Шакалову. От смущения даже кончик носа вспотел. А она нетерпеливо смотрела на меня в ответ в ожидании, что только усиливало чувство неловкости. Я даже оглянулся на Рейна в поисках поддержки, но тот лишь равнодушно наблюдал за мной, словно ждал, как я буду выкручиваться из этой ситуации, и явно наслаждался происходящим.       Какой злопамятный!       Шакалова протянула мне еще одну электронку, и я с благодарностью принял ее, тут же затянувшись.       — Это… это термин, который вероятно означает что-то вроде… э-э… «Я твой товарищ», — выпалил я, про себя поклявшись, что никогда больше не стану лгать в том, что касается науки. И тут же продолжил: — Возможно именно поэтому это привлекло внимание тритона. Наверное, это какой-то особый сигнал, используемый мерфолками. Что касается конкретного значения, мы с Дэвисом уже сделали несколько предположений, но нам необходимо понаблюдать.       Шаклова вздохнула, явно разочарованная моим ответом. Она повернулась к Агаресу.       — Лилит — это клон, над созданием которого мы очень долго работали. Просто не верится, что ее так запросто уничтожили. С чего вдруг этот самец впал в ярость и смотрел на нее как на пищу?       Сердце сжалось от этих слов. Почему-то я не мог избавиться от чувства вины за смерть Лилит. Я не осмеливался даже искоса взглянуть на ее останки.       — Я тоже не понимаю, доктор, — нервно теребя верхние пуговицы своей рубашки, пробормотал я. — Но Дэвис говорил, что тритон объявил гоолодовку с тех пор, как его поместили сюда, хотя при этом он не пытался съесть дельфинов.       — Дешаров, мы нуждаемся в вашей помощи. Вы единственный, кто может общаться с тритоном, и уже доказали это, — внезапно заявила Шакалова, положив ладони мне на плечи. Она с чувством схватила меня за руки и сжала мои пальцы. — Вы действительно гений биологии, как и утверждал Дэвис. Я готова предложить вам работу в этом исследовательском институте. Я хочу, чтобы вы возглавили проект по изучению мерфолков. Помимо того, что это поможет вам с отличием закончить институт и в дальнейшем построить блестящую карьеру, результаты этого исследования чрезвычайно важны для российского правительства.       — Вы хотите сказать… что я буду работать на правительство? — я глубоко вдохнул, не веря своим ушам. Шакалова не убеждала, а скорее приказывала: требовательные интонации принадлежали полковнику, а не ученому. Если я откажусь, то вероятно упущу возможность изучать мерфолков. Я не могу этого сделать. — Я согласен.       — Как его куратор, я должен оставаться его руководителем до завершения этого проекта, — вмешался Рейн, настороженно глядя на Шакалову. Что-то тут не так… — Он еще совсем неопытен и до полноценного ученого ему далеко.       Шакалова в ответ многозначительно взглянула на Рейна. Скрестив руки на груди, она отвернулась от него, сочувствующе поцокав языком.       — К сожалению, я настаиваю на том, чтобы Дешаров самостоятельно работал над этим проектом. Рейн, ты должен больше доверять своему студенту. Как ты и говорил, он очень хорош. Ты прекрасно обучил его.       — Нет! Работать самостоятельно? Вы хоть знаете, насколько дикий этот тритон?! — возмутился Рейн, закрывая меня собой так, словно мне угрожала опасность прямо сейчас. — Я несу ответственность за безопасность своего ученика.       Но Рейн никогда не был моим опекуном и не имел права решать за меня. Он не только хотел изнасиловать меня, но еще и контролировать все мои мысли, мое мнение, мою жизнь?! Сумасшедший ублюдок. Псих.       Не бывать этому!       — Я уверен, что смогу провести это исследование самостоятельно, доктор Шакалова, — твердо сказал я, отступая от Рейна ближе к полковнику. Оглянувшись, я заметил, что Рейн выглядит так, будто сражается сам с собой. Гнев и в то же время сожаление отражались на его лице.       — Дешаров, не совершай опрометчивых поступков, — почти прошептал он. — У тебя еще есть время отказаться.       Он смотрел на меня почти с отчаянием, и его поведение сбивало с толку. У меня не было времени думать над этим. Но вдруг краем глаза я заметил, что Шакалова подняла руку, легонько коснувшись авторучки в нагрудном кармане. Как будто хотела вытащить ее, чтобы что-то написать. Выражение лица Рейна тут же изменилось, словно он увидел нечто ужасающее. Внезапно он содрогнулся, как от скрутившего его приступа боли, и рухнул на пол.       Я ошеломленно уставился на него, а Шакалова вскрикнула:       — О боже! Он упал в обморок? Нужно немедленно отвезти его в больницу!       Услышав ее вскрик, в комнату сразу же ворвались сопровождавшие ее солдаты. Прежде чем я понял, что с Рейном случилось, они унесли его.       — Постойте! Что с ним? — в замешательстве я попытался последовать за ними, но Шакалова схватила меня за руку.       — Все в порядке, не стоит беспокоиться. В прошлом я уже работала с Рейном. У него эпилепсия. Иногда он мучается от приступов, когда перестает контролировать свои эмоции. Но не волнуйся, он получит необходимое лечение и уход. Лучшая больница в Исландии находится прямо над нами.       — Ого, — присвистнул я, впервые услышав такие подробности о Рейне. Он выглядел вполне здоровым и крепким мужчиной. Я никак не ждал, что такой как он может страдать от эпилепсии. Неудивительно, что иногда он казался мне психом.       В тот вечер по распоряжению Шакаловой меня разместили в комнате на третьем этаже, позволяющей наблюдать за тритоном. Туда перенесли мой письменный стол и все необходимые мне вещи. У меня даже была собственная ванная комната.       Все выглядело так же, как и в моей старой комнате, даже больше — здесь уже имелось все необходимо лабораторное оборудование, которое могло мне понадобиться в ходе научных исследований. Я был очень доволен. Теперь я мог без помех погрузиться в свои изыскания. А толстое прозрачное стекло, из которого был сделан пол, позволяло мне наблюдать за тем, что происходит в резервуаре подо мной.       Однако, несмотря на наличие высокотехнологичного барьера, защищающего меня, ощущение, что я нахожусь в одном пространстве с тритоном, тревожило. Шакалова заверила меня, что прямо за дверью стоят охранники, и я в любой момент могу позвать на помощь через коммуникатор, крепившийся к стене у двери. Кроме того, прежде чем расстаться, она дала мне пистолет с транквилизатором.       Более или менее освоившись в новой комнате, я немного расслабился. Вероятно, сегодня будет еще одна бессонная ночь. Потому что теперь, когда у меня есть собственная лаборатория, погруженная в воду, ничто не мешает мне приступить к моим исследованиям прямо сейчас. Какой уж тут сон?       Я был взбудоражен открывающимися перспективами.       Но как ни странно, едва я лег и закрыл глаза, я провалился в глубокий сон.