Иная учеба

      Учеба в университете Глаше, в целом, нравилась. Можно было не ходить на неинтересные занятия, можно было потихоньку приходить на интересные занятия других групп. Правда, в больнице ее перестали жалеть и начали ставить на смены так, что по ночам приходилось и работать тоже, а не просто «спать за деньги», как шутили некоторые, однако этот вариант Глашу тоже устраивал, ведь поспать все равно получалось.       На практических занятиях было сложнее. Знания, полученные на лекциях, не всегда запоминались, а двойки, особенно по анатомии, огорчали. С другой стороны, имея в голове некоторую базу с фельдшерских курсов, учиться было все равно легче, нежели с нуля.       Однажды вечером Глаша сидела дома. У Никиты она уже была вчера, ночной смены сегодня не планировалось, поэтому можно было с чистейшей совестью немного поучить что-нибудь.       «Дочитываю до конца и делаю перерыв», — подумала Глаша, ненадолго откладывая тетрадь.       Однако не успела девушка снова взять в руки тетрадь, как в дверь постучали. Решив, что это вполне легальный повод отсрочить учебу, Глаша подошла к двери:       — Кто?       — Никита, — раздалось по другую сторону двери.       Глаша обрадовалась: приход Никиты означал прекращение учебы и столь приятный отдых. Однако Никита сразу же направился к комнате, где была Машунька.       «Значит, не ко мне», — с некоторым огорчением подумала девушка.       Но, все же, Глаша отправилась вместе с Никитой.       Машунька тоже немного удивилась, увидев Никиту. Однако буквально через мгновение молодой человек произнес:       — Глашенька, выходи за меня замуж.       Глаша растерялась, промолчала, не зная, что ответить. После, наверное, минутного молчания девушка расплакалась.       — Судя по всему, ответ будет немного позже, — решила хоть как-то разрядить ситуацию Машунька. — Быть может, попьем чаю?       Глаша посмотрела на Никиту, на мать, вытерла слезы, произнесла:       — Сейчас, сейчас будет ответ.       Улучив момент, когда Никита отошел мыть руки, Глаша, вздохнув, сказала матери:       — Все равно рано или поздно замуж… Так уж лучше за хорошего человека.       — Не хочешь — не выходи, — ответила Машунька. — Выбор за тобой.       Глаша помолчала. Когда мать ушла, девушка подошла к Никите и сказала:       — Какое мне замужество, если я еще не доучилась и потом пойду трудиться в больницу?       — Глаша, а кто тебе мешает доучиться и потом пойти трудиться в больницу? — чуть удивился Никита.       — Пошли, будем обсуждать, — ответила Глаша.       Сев за стол, девушка произнесла:       — Никита, благодарю тебя за предложение, оно очень неожиданное, ничего не скажешь. И приятное. Но есть небольшая проблемка: я не доучилась. Да и в будущем я планирую трудиться в больнице. Устраивает ли тебя такой вариант?       — Конечно, Глаша, устраивает, — подтвердил Никита.       — Тогда я не против этого замужества, — ответила Глаша.       После небольшого чаепития, когда Никита ушел, Машунька спросила дочь:       — Точно не против? Так-то никто не заставляет тебя выходить замуж.       — Точно, — ответила Глаша. — Девочка и девочка — это неполноценность, пара из двух половинок, которые все равно никогда не станут единым целым. Полноценная пара — только девочка с мальчиком. А из молодых людей Никита — наиболее лучший и достойный вариант.       — В любом случае, есть еще время на раздумья и на то, чтобы присмотреться друг к другу, — сказала Машунька.       На следующий день, больше желая понять, какое мнение у Никиты относительно наиболее странных и нелепых вопросов, Глаша сразу же после учебы направилась к жениху.       — Никита, — начала Глаша. — Вопрос такой: а если я попрошу беречь мою девичью честь, ты как к такому отнесешься?       Казалось, Никита ждал чего-то подобного, потому что совершенно не удивился и почти что сразу ответил:       — Так в этом случае, Глаша, детей же никогда не будет.       — Сделаем благое дело и осчастливим несчастную сироту или сирот, — сказала Глаша.       — Если честно, я даже и не знаю, как тут ответить, — произнес Никита.       Глаша увидела явную грусть во взгляде Никиты и ответила:       — Да шучу я. Просто сам понимаешь, страшно… Может быть, и гуманнее жить тем девочкам, которые, как и мать говорила, и некоторые другие, выходят замуж и вообще не знают, что там будет дальше.       — Глашенька, так мы же можем в темноте… — снова начал Никита. — Помнишь, говорили об этом.       — Можно и в темноте, можно и на свету, только надо как-то морально настроиться, что ли? — сказала Глаша.       Разницу в учебе Оли и Даши мог не заметить только слепой. И если Даша, в целом, неплохо училась, стараясь восполнить пробелы в знаниях, разве что на уроках французского то ли попадала под влияние Оли, то ли сама не хотела изучать другой язык, то Оля, как казалось многим, больше отбывала повинность, ходя на уроки.       На том же чистописании или математике девочка делала самый минимум, лишь бы учитель не нажаловался на нее Эльвире Марковне, а на французском, казалось, отыгрывалась за все свои уроки.       Однажды проходя мимо класса, в котором Ася пыталась вести урок, Зоя услышала шум и неуместные шуточки.       — В слове maman есть лишняя буква. «Эн». Которая здесь вообще не нужна. Она «эн» и называется, потому что здесь не нужна.       — А «французский» начинается на «фэ», потому что «фсякая дрянь».       Зоя подошла к двери. Ася, казалось, почти плакала.       — Mesdemoiselles, встать, — произнесла Зоя, войдя в кабинет. — Я не понимаю, где нахожусь: в приюте для беспризорниц или в приличном заведении?       — От дрянной суки приличные щенки не родятся, — ответила Оля.       — Руки протянула, — сказала Зоя. Увидев, что Оля просто вытянула руки вперед, молодая женщина добавила. — Теперь переверни.       Оля молча смотрела, как Зоя ее бьет линейкой, а потом сказала:       — Подумаешь, трагедия! Могу хоть каждый день так получать.       — А пороть вас будет Эльвира Марковна, когда узнает о произошедшем безобразии, — ответила Зоя.       От этой мысли что Оля, что Даша немало огорчились. Зоя, посмотрев на девочек, сказала:       — Агнесса Викторовна, пойдемте, отдохнете маленько. А мадемуазельки пока что постоят, подумают обо всем.       Ася вышла в коридор, немного отошла в сторону от двери кабинета.       — Аська, они иначе не понимают, — ответила Зоя. — Иначе с ними не получится.       — Так нельзя, Зойка, — произнесла молодая женщина. — Ни в гимназии, ни на частных уроках.       — А что они устроили черт знает что? — спросила Зоя. — Может, Авдотья и перегибала, нельзя было постоянно бить, но Лизавета же как-то на словах все решала. А не получается на словах — линейку в руки и вперед!       — Нельзя, Зойка, — снова повторила Ася.       — Тогда жалуйся каждый раз Геллер, — ответила Зоя. — Пиши записки, вызывай, жалуйся. Она же им вместо матери.       — Жалко, — сказала Ася. — Может, они пошумят так немного, а потом смирятся с мыслью, что язык надо учить.       — Если хочешь, сегодня я схожу к Геллер и нажалуюсь ей, — предложила Зоя. — А в следующий раз уже ты вызывай или пиши записки.       — Хорошо, — ответила Ася.       Остаток урока прошел в относительной тишине, поэтому Ася уже даже успела посочувствовать девочкам, которым вечером явно достанется от Геллер. Попытавшись объяснить, что нужно запомнить хотя бы некоторые слова, например, thé или galettе, Ася не заметила хотя бы минимального интереса к теме. Ученицы слушали ее молча скорее потому, что не хотели дополнительных жалоб на свое поведение.       — Ольга, переведите мне слово tartе, — произнесла Ася. — Я вам только что о нем говорила.       — Тарте, — после некоторого молчания Оли, ответила Даша.       — Тарте — такого слова в русском языке нет, — сказала Ася. — Во французском слова называются иначе, нежели в русском.       — Да пусть эти французы учат наши слова, ебать их в рот, язык этот, — выругалась Даша.       Ася опешила. Подобные высказывания молодая женщина слышала пару раз в жизни, но не ожидала, что подобное может услышать не в притоне.       — Мадемуазель Дарья, переведите на русский язык последнюю часть вашей фразы, — собравшись с мыслями, произнесла Ася.       Даша промолчала.       — Вам стыдно повторять такие слова снова? — спросила Ася.       — Нет, я не могу придумать что-то, чтобы не как мать говорила, — ответила Даша. — Это остопиздевший язык, остоебенившие слова.       — Елизавета Васильевна сказала бы: «Дарья, правильнее говорить: "Надоевший язык, надоевшие слова", — Оля решила блеснуть знаниями. — Аг… бля… Госпожа учительница, предположу, что Елизавета Васильевна сказала бы, что "ебать их в рот" — это конструкция, которая затрудняет понимание, поэтому совершенно не нужна.       — Вот пусть вас Елизавета Васильевна французскому и учит, — выругалась Ася и добавила. Урок окончен.       — Пиздуйте отсюда к ебаной матери, — пошутила Оля, завершая за Асей фразу.       Ася, увидев в коридоре Лизавету, немало обрадовалась и сказала:       — Елизавета Васильевна, пожалуйста, давайте на секундочку зайдем к начальнице.       — Конечно, — ответила Лизавета. — А что-то случилось?       Ася пришла в кабинет Зои и сказала:       — Зоя Михайловна, буквально одну секундочку. Елизавета Васильевна, как я понимаю, вам удалось найти в прошлом году подход к этим ученицам. Пожалуйста, сделайте доброе дело, научите их французскому языку.       — Не уверена, что это в моих силах, — чуть растерялась Лизавета.       — Елизавета Васильевна, там речь идет о примитивных словах, которые в некоторых семьях знают с раннего детства, — уточнила Ася. — «Мама», «папа», «брат», «сестра», «чай», «пирожок» и так далее. Они же после вас, после занятий с вами, неплохо понимают учителей. Так, надеюсь, после занятий с вами они и французский смогут в классе учить.       — Елизавета Васильевна, если дело только в уровне владения языком, то им много и не надо, — вступила в разговор Зоя.       — Хорошо, Агнесса Викторовна, — ответила Лизавета. — Подготовить их к тому, чтобы могли ходить на уроке, я постараюсь.       — Благодарю вас, — ответила Ася.       Когда Лизавета ушла, Ася, выждав немного, сказала:       — И как у Лизаветы на них терпения хватает? Она им, получается, объясняла вообще все. Вплоть до того, что говорила что-то в стиле: «Правильнее говорить "надоевший", а не "остоебенивший"».       — Лизавету Геллер обучала, скажем так, как правильно учить рабочих, когда та вела рабочий класс, — ответила Зоя.       — Вот Геллер бы их французскому и учила, — произнесла Ася. — Ее знания языка явно бы хватило.       — Не хочет, — произнесла Зоя.       На следующий день, придя в гимназию, Даша взяла Олю и пошла к Асе извиняться. Слова, сказанные Эльвирой Марковной вчера в ответ на отказ Оли куда-то идти, так как она не считает себя виноватой, крепко сидели в голове: «Или идете извиняться, или завтра точно так же выдеру».       — Она же не пугала, — напомнила Даша. — Она же как мать. Нет, она лучше матери: за все подряд не бьет.       — Ничего страшного, побила бы снова — пережила бы, — отмахнулась Оля, но все же пошла вместе с Дашей.       Девочка подошла к кабинету Аси, вздохнула, вошла внутрь:       — Госпожа учительница, мы с Олей просим прощения за вчерашний досадный случай.       — Да, — коротко добавила Оля.       — Извинения приняты, — ответила Ася. — А учить вас будет Елизавета Васильевна.       — Спасибо большое! — обрадовалась Оля. — Спасибо!       Даша тоже обрадовалась и, выйдя в коридор, сказала:       — Она просто так жаловаться каждый раз не будет. Это же просто замечательно!