Делирий

      Очередь на вход в клуб, как всегда, километровая и очень шумная. Бесчисленные разговоры, громкий смех и шепотки среди молодежи создают целую какофонию вокруг Аль-Хайтама, который оказался здесь по чистой случайности. Он не любит подобные места, а вот Нилу — заядлая тусовщица, которая клубы просто обожает. И, оказавшись в Фонтейне на пару дней, чтобы отдохнуть от работы и развеяться, она не могла упустить шанса посетить самый фешенебельный клуб.       Она широко улыбается, пританцовывая уже на улице под шум доносящейся музыки и басов, от которых дрожит даже асфальт. Хайтам же по сравнению с ней выглядит самым несчастным человеком на всем белом свете.       — Может, вернемся в отель? Я не хожу по клубам, — бурчит он, глядя на Нилу с несвойственной ему мольбой во взгляде, — и как себя вести тоже не знаю.       — Аль-Хайтам, замолчи, а, — она пихает его локтем, все так же радостно двигаясь в такт приглушенной музыке, — не надо было брать меня с собой в Фонтейн.       — А я откуда знал, что ты обязательно решишь пойти в клуб? — он хмурится и хватается за козырек кепки, глубже натягивая ее на лоб.       — Не бурчи, — смеется она и привстает на цыпочки, дотягиваясь до его уха и тихо шепча: — вдруг подцепишь кого. Это же Фонтейн.       Она отстраняется и хитро щурится, многозначительно играя бровями, на что Хайтам лишь выдыхает и чуть закатывает глаза. Неугомонная девчонка совсем не даст отдохнуть в единственные два дня отгула.       Несмотря на то, что Нилу потащила его в заведение, к которым Хайтам не привык, он ни в коем случае не жалеет, что позвал с собой именно ее. С момента их знакомства они стали близки, и она, наверное, единственная, кому он может рассказать абсолютно все, что тяжелым грузом лежит на душе. Да и сама Нилу доверяет ему не меньше.       — Пойдем-пойдем, — она хватает его за рукав куртки, тянет за собой ко входу и тормозит только под самым носом охраны.       — Документы, — суровый голос мужчины с чрезвычайно крепким телосложением звучит над головой девушки.       — Конечно, — она недолго роется в сумке и достает оттуда два паспорта — ее и Аль-Хайтама.       Процедура проверки, благо дело, занимает не больше минуты, и они наконец оказываются внутри. Музыка огромной волной обрушивается на них, так и норовя унести в океан алкогольно-клубного веселья. Нилу, моментально угождая в его поток, исчезает, оставляя Хайтама одного, не давая даже возможности вовремя опомниться.       Он идет вглубь клуба, маневрирует меж танцующих людей, но все равно его то задевают руками, то наступают на ноги, пока в один момент в него не врезается молодой парень с растрепанными в разные стороны волосами и очень нахальным взглядом.       — Смотри, куда пр…— он поднимает глаза, и выражение его лица меняется с агрессивного на какое-то сочувствующее, — а кто это тут такой хмурый?       — Пацан, — Аль-Хайтам наклоняется ближе к нему, перекрикивая грохочущую музыку, — иди отсюда.       — У-у, — дразнит мужчину незнакомец, — какой грозный. Меня вот Кавех зовут. А тебя как?       По Каве видно, что он угашен чуть ли не в хлам: движения его развязны, речь замедлена, а мимика гипертрофирована. А еще у него, кажется, расширены зрачки, но в темноте, в одном лишь свете хаотично пляшущих огней, Хайтам не может разобрать, действительно ли это так. Да даже если и так, это не его забота.       — Аль-Хайтам, — бросает он в ответ, сам не понимая, почему ввязывается в разговор.       Он пробирается сквозь толпу к бару, а Кавех все не отстает, увязывается за ним, хоть танцующая молодежь то и дело преграждает ему путь. Хайтам садится на высокий стул, и к нему тут же подскакивает бармен, у которого он заказывает стакан виски. Случайный знакомый с опозданием в полминуты забирается на стоящий рядом стул.       — А нового друга не угостишь? — его голос звучит, как мурлыканье кота, и эту интонацию Хайтам улавливает даже сквозь шум. Он что, заигрывает с ним?       Хайтама, честно сказать, напрягает такая компания. Брови его ползут навстречу друг другу в недовольстве, но мужчина все равно снова подзывает к себе бармена и просит принести две порции виски вместо одной. Просто так отделаться от этого Кавеха, видимо, не получится, так, может, хоть после алкоголя он отстанет. Перед ними оказываются два стакана. Кавех тут же хватает свой и, смеясь, стаканится с Аль-Хайтамом, который все еще в замешательстве от такого поведения. У фонтейнских что, так принято заводить знакомства?       Хайтам залпом опрокидывает стакан, чуть морщась, и, не рассчитав силу, ставит его обратно на барную стойку, со звоном ударяя о дерево. Навязчивый собеседник его не сильно интересует, но тот все равно привлекает к себе внимание, присвистывая:       — Тяжелый день? — спрашивает Кавех, отхлебывая виски.       — Жизнь. — Аль-Хайтам жестом вновь зовет бармена и заказывает еще. Он очень давно не пил и хочет расслабиться.       И он пьет, даже не задумываясь о том, где сейчас Нилу. Раз в клубе все еще не началась драка, значит, с ней все в порядке, и никто не пытался, как она обычно говорит, «задеть ее честь и достоинство». Стрелки часов неспешно ползут вперед, а выпитый алкоголь всасывается в кровь. Этот Кавех хоть и заноза в заднице, но оказался неплохим собеседником, пусть у него и далеко непривычная для Хайтама манера общения.       — Хочу выпить за моего нового др… — начинает Каве, но не заканчивает. К нему подходит высокий мужчина слишком делового для клуба вида и хлопает по плечу. Кавех отрывает взгляд от нового знакомого и вскидывает голову.       — Мне надо уехать, — доносится до Аль-Хайтама. — Ключи от кабинета тебе оставлю, не проеби.       — Да не вопрос, Риш, — резко раскидывая руки в стороны, отвечает Каве и забирает у него связку с двумя ключами. — Все будет в лучшем виде.       Аль-Хайтам усмехается, про себя думая, что такому как Кавех он не доверил бы на сохранение важные вещи. Но в их отношения он лезть не собирается. Тем более он для этого слишком пьян. Риш, как назвал его новый знакомый Хайтама, уходит, и Кавех расплывается в довольной улыбке. По нему видно, что ничего хорошего в его голове нет, но Хайтама это почему-то только интригует. Каве берет стакан и скрывает улыбку за очередным глотком, позволяя заинтересованности проскользнуть во взгляде.       — Шумно тут, не думаешь? — Кавех плавно, словно лань, подается к мужчине, улыбаясь хитро, игриво. Нарушает его личное пространство, упирается кулаком, сжимающем ключи, в его колено. И вот это уже точно флирт, который изрядно выпившего Аль-Хайтама теперь не смущает и не отталкивает. Сам же Кавех, трогая колено мужчины, понимает, что прямо сейчас с большим удовольствием оседлал бы эти колени. Он уже не удивляется своим желаниям — он давно принял, что под коксом ему хочется исключительно мужчин. По трезвости он, конечно, до сих пор строит из себя правильного, но сейчас он пьян и обдолбан, поэтому не стесняется и не скрывается, а говорит практически прямым текстом. Мужчина напротив, действительно, вызывает в нем примитивные, но соответствующие обстановке и его целям желания. В нем чувствуется сила и будто бы более взрослая, выдержанная притягательность.       — Допустим, — кивая, отвечает Хайтам с картинно серьезным выражением лица. — Есть предложения?       Кавех склоняет голову набок, ненавязчиво облизывая губы перед глотком, и в глазах напротив проскальзывает что-то тягучее: вот, значит, что ему нравится. Он поднимает руку и проводит ладонью по оголенной на груди коже, делая вид, что от выпитого стало жарко. Но они оба знают, что делает он это не поэтому.       — Есть. — Глаза Кавеха блестят в темноте, а расширенные зрачки манят окунуться в их омут. И Хайтам, глядя в них, чувствует себя очередной жертвой, одной из тех, что у Каве, наверняка, было немало. Он позвякивает связкой ключей, недвусмысленно намекая, что они могут продолжить общение в более спокойной обстановке.       Губы Аль-Хайтама кривятся в ухмылке, и он опрокидывает уже который стакан, залпом выпивая все его содержимое. Кажется, Нилу была права, и в Фонтейне найти кого-то на вечер, плавно переходящий в ночь, действительно, гораздо легче, чем в Сумеру. Или же сегодня Хайтаму просто неожиданно повезло. Мужчина бросает на барную стойку несколько мятых купюр, которых должно хватить для оплаты счета, и поднимается. Каве, словно лис, повиливая бёдрами будто пушистым хвостом и вскидывая руки в воздух в такт плавной мелодии, увлекает Аль-Хайтама, то и дело поманивая его пальцами. Он уже не думает ни о чем, позволяет Кавеху околдовать себя и увести куда-то. В конце концов, не этого ли он хотел? Кавех сам затеял эту игру на полутонах, начал ее ровно в тот момент, когда случайно налетел на него, не заметив. И сейчас, когда в крови Хайтама спирта больше, чем гемоглобина, он ловит себя на мысли, что Каве одним своим видом, поведением и околоблядскими манерами вызывает то самое тянущее чувство возбуждения внизу живота, которое никогда ни с чем не спутаешь.       Кавех заводит его в самый темный угол клуба, глухо матерится и рычит, когда ключ не попадает в замочную скважину, пока у него самого внутри сжимается от волнения какой-то орган, отвечающий за предвкушение. Спустя пару попыток замок все же щелкает, и дверь открывается. Хайтам заходит следом и закрывает ее уже изнутри, не имея ни малейшего желания отвлекаться на что-то, но Кавех и не дает возможности переключиться на посторонние мысли. Он подходит вплотную, цепляется пальцами за ремень на джинсах Аль-Хайтама и тянет на себя, вжимаясь своими бедрами в его. Его замутненный взгляд хаотично бегает по лицу Хайтама, пока в итоге не останавливается на губах, к которым он в то же мгновение тянется своими. Кавех вовлекает его в поцелуй, не тратя время на условности и лишние манеры. Он целует его напористо и глубоко, и у Аль-Хайтама сносит крышу от ощущения чужих губ на своих.       Каве улыбается Аль-Хайтаму сквозь поцелуй более открыто чем там, на баре, а пальцы его странно подрагивают на поясе Хайтама от лихорадочного возбуждения. Он чуть отстраняется от его губ, смотрит прямо в глаза, не отрываясь, и берет его за руку, которую кладет на свою обнаженную грудь, откровенно намекая на то, чего он жаждет.       Аль-Хайтам как-то удивительно влияет на него, есть в этом мужчине нечто необъяснимое, что тут же лишает воли, но Каве не может для себя это выделить. Возможно, дело в уверенной сдержанности движений или его глубоком взгляде, где одновременно можно увидеть и насмешливость, и проницательность, будто он видит тебя насквозь, и дикую жажду. Он с каждой секундой чувствует, как все больше слабеют ноги. Хайтам, кажется, слышит, как заходится сердце Кавеха, стуча со скоростью больше ста пятидесяти ударов, чувствует кожей его сбитое, рваное дыхание. Он делает больше коротких, неглубоких вдохов, отчего его грудь так соблазнительно трепыхается, что Хайтам уже не может мыслить ясно. В голове настойчиво, словно птица в клетке, бьется только одна мысль: «Взять, взять». Мужчина рукой отводит край чужой рубашки в сторону, взглядом скользя вдоль эротично выпирающих ключиц. Пальцы его по-хозяйски шарят под рубашкой, которую уже хочется просто сорвать, но он не торопится, ему нравится наблюдать, как меняется лицо Кавеха с каждым его прикосновением, каждым новым действием.       А Каве сходит с ума. Сейчас он готов признать, что все это время он проебывался в выборе партнеров, потому что у него кружится голова, и он едва сдерживает стон и желание прогнуться навстречу, когда Аль-Хайтам отводит белую ткань в сторону. Ему хочется дернуть ее, разорвать к черту, чтобы только ускорить процесс, но он поддается Хайтаму и его темпу, такому завораживающему и заставляющему все тело подрагивать в каком-то непривычном предвкушении. Еще ни с кем он не чувствовал себя особенным. Его приоткрытые губы призывно блестят от влаги, и Хайтам берет пальцами его подбородок, заставляет одним движением посмотреть на себя. Большой палец прижимается к нижней губе, давит на нее, оттягивает, и в эту секунду он выглядит чертовски развратно. Кавех приоткрывает губы навстречу пальцу, смотря на него полным желания взглядом. Аль-Хайтам резким движением руки, лежащей на его бедре, притягивает его вплотную к себе, вторую руку, до этого касающуюся его сладких губ, перемещает на затылок, хватает за волосы и тянет, заставляя запрокинуть голову. Кавех выдыхает коротко, и его мир взрывается от удовольствия — кто бы мог подумать, что это так безумно приятно, когда кто-то тянет тебя за волосы, подчиняя, и ты не хочешь этому сопротивляться. А у самого Хайтама от этой власти голова идет кругом, и податливость Кавеха только способствует этому. Аль-Хайтам делает его каким-то невероятно покорным, лишает любой воли, даже самого желания противиться. Вся природная наглость отступает, давая Хайтаму волю делать все, что ему только вздумается. Он ведет себя так вызывающе, что сдерживаться уже просто нет сил, и Аль-Хайтам склоняется к его губам, вновь сминая их в грубом поцелуе. Он чувствует привкус алкоголя и горького табака, которые так хорошо подходят его порочному образу. Он обводит языком его губы и с трудом подавляет животный рык. Кавех делает из него хищника, добровольно отдавая себя на съедение.       Какая же Кавех блядь.              Аль-Хайтам не любит шлюх. Само их существование никогда не поддавалось его пониманию. Но Кавех — блядь, за которую Хайтам даже заплатил бы, поступившись своими гребаными принципами. Он выглядит дорого, пошло, развратно, особенно, когда он так стреляет глазами, а его приоткрытые влажные губы блестят от оставшейся на них слюны.       Руки Аль-Хайтама нетерпеливо стаскивают с Кавеха рубашку, и та падает под ноги, стягивает с себя куртку, которая сейчас кажется адски неудобной, и вслед за ней летит и его футболка. Сильные руки Аль-Хайтама оглаживают обнаженные плечи Кавеха, опускаются на ребра, останавливаются на ремне, и, расстегивая его, Аль-Хайтам чувствует ужасное давление от собственного. Мужчина отрывается от губ напротив, которые, кажется, идеально подходят для его поцелуев, и опускается ниже, оставляет на шее россыпь влажных поцелуев в перемешку с укусами. Он наступает на него, заставляя пятиться к стоящему в центре комнаты столу, несдержанно, абсолютно бесцеремонно толкает Кавеха в грудь, опрокидывая того спиной на стол, и нависает сверху. В его глазах пляшут самые дикие черти, которых уже не сдержать, которые возьмут то, чего хотят. А Каве обводит долгим взглядом фигуру напротив: он не просто не ошибся сегодня, он сорвал гребаный джекпот, потому что при виде этого потрясающего рельефа у него скручивает от возбуждения живот.       Каве лежит на столе и покладисто прогибается в пояснице, пока чужие ладони оглаживают его бока, вздрагивает на поцелуях в области шеи, руками изучая чужие плечи и спину, и позволяет себе провести медленно пальцами по телу над ним от шеи, по груди и к животу.       Рядом с Кавехом трудно сохранять самообладание и не поддаваться соблазнам и желаниям, что он пробуждает, вытаскивает их самых глубин подсознания. Хайтам не любит прелюдии, но с Каве хочется тянуть, повышать градус каждым легким прикосновением, раскалять воздух высокой температурой собственных тел, чтобы становилось тяжело дышать. Он растягивает это удовольствие как горячую карамель, сладость которой приторно-приятна, но об которую обжигаешься до образования болезненных пузырей. Все их движения такие быстрые, но такие чувственные, будто они снимаются в ебаном порнофильме с самым тривиальным сюжетом, который только можно было придумать и который никого не интересует.       Тело Аль-Хайтама горит от каждого прикосновения Кавеха, под его пальцами на коже буквально разгорается пожар, который уже ничем не потушить. Эти маленькие ладони с утонченными тонкими пальцами блуждают по широким и крепким плечам мужчины, отчего Хайтаму становится невыносимо. Он выпрямляется, гладит Кавеха по груди и плавно опускает пальцы к низу живота, где они проворно расстегивают вслед за ремнём ширинку. Движения мужчины порывистые и откровенно нетерпеливые. Он торопливо стаскивает с него штаны, оставляя Кавеха совершенно без одежды, и это зрелище просто завораживающее. Такой хрупкий по сравнению с самим Аль-Хайтамом и такой развратный — губительная смесь, толкающая на грех.       Каве чувствует, как его захлестывает волна смущения, когда он вот так лежит на столе полностью обнаженный, но его секундные смятения тут растворяются в небытии. Хайтам без стеснения раздвигает его ноги коленом и накрывает уже возбужденный член ладонью. От этого собственнического движения у Каве перехватывает дух, и его вовсе вышибает, когда Аль-Хайтам касается уздечки. Под пальцами Хайтам чувствует легкую пульсацию в органе, от которой он становится все тверже. Мужчина проходится по всей его длине, обнажая головку и разнося проступившую смазку. Каждое движение выбивает из груди Кавеха сдавленные стоны, которых он все еще будто бы стесняется. Но вскоре он становится смелее и стонет более развязно, не сдерживается, и Аль-Хайтам улавливает каждый из них, упивается ими.       Терпение заканчивается моментально, и Хайтам уже не может медлить. Он вновь наклоняется к Кавеху, нависает над ним, упираясь руками в стол, отчего его превосходная физическая форма демонстрирует соблазнительные рельефы мышц, которые хочется трогать, гладить. На руках от напряжения и возбуждения проступают вены, и он замечает, как это притягивает взгляд Каве, мысленно усмехается в ответ. Он тянется рукой к своим джинсам и поступает с ними так же, как и со штанами Кавеха, пошло прогибающегося в спине и почти стонущего имя Аль-Хайтама.       На задворках пьяного сознания Каве признается себе — ему нравится чувствовать себя возбуждающим и нравится, когда его хотят. Он играет с этим ощущением, скользит пальцами по груди и плечам Хайтама кончиками пальцев, касаясь нарочито легко и игриво, распаляя желание еще больше, потому что его собственное уже сводит с ума, и Кавех не стесняется его демонстрировать. Он, не сдерживая стоны, бросая на Аль-Хайтама разгоряченные взгляды, всем своим блядским видом демонстрирует, как сильно он его хочет.       Возбуждение для Хайтама становится уже болезненным, член изнывает, настойчиво требует хоть какой-то ласки, чтобы только сбросить напряжение и почувствовать облегчение. Мужчина проходится языком по ладони и обхватывает ей свой член, скользит по нему от головки до самого основания. А Каве наблюдает за этим завороженно и, черт возьми, он хочет смотреть на это вечно. В Аль-Хайтаме, кажется, идеально все, и Кавех хочет зацеловывать и пальцы его рук, и каждый сантиметр тела, чтобы перейти потом на низ живота, и почувствовать во рту его крепкий член.       Ладони Хайтама ложатся на внутреннюю сторону бедер Кавеха и разводят ноги сильнее, и почему-то от этого такого простого, но пропитанного интимностью движения у Каве что-то щелкает в мозгу, опаляя очередной волной возбуждения. Аль-Хайтам ступает ближе, и его головка упирается в плотное кольцо мышц, отчего Кавех предвкушающе задерживает дыхание. Легкое движение бедер, прерывистый сдавленный стон. Член мужчины плавно погружается все глубже, и он совсем теряет голову.       В это мгновение все отступает на второй план, мужчина не слышит ничего кроме стонов Кавеха, разносящихся по небольшому кабинету в полутьме, окутывающей два обнаженных тела. Даже громкая музыка ночной клубной дискотеки становится какой-то совсем тихой по сравнению со вздохами. Хайтам дышит тяжело, держа себя в узде и понимая, что, сорвись, он порвет его к чертям. Он хочет его так сильно, что контролировать себя кажется непосильной задачей. Ему впервые настолько тяжело, но и так сладостно, так чертовски хорошо, ведь узость внутри тела Кавеха заставляет закатывать глаза от удовольствия. Аль-Хайтам входит до конца, вжимаясь в него бедрами — и это еще один шаг к безумию. Кавех сжимается на миг, ощущая его внутри чертовски остро и чувствуя, как Хайтам растягивает его, заполнив собою. Это потрясающе, и кажется, что лучше уже быть не может.       Но Аль-Хайтам доказывает обратное, постепенно наращивая темп, отчего толчки получаются резкими, жадными и исключительно берущими. А Кавеху только это и надо, ему до сумасшествия нравится такое отношение, и он уже практически без остановки стонет, выгибаясь навстречу каждой фрикции, выставляя себя и свое желание напоказ. Пошлые шлепки тела о тело раздаются все чаще и все громче, но они все равно утопают в стонах Кавеха и шумном тяжелом дыхании Аль-Хайтама. Он закидывает длинные худые ноги Каве к себе на плечи и входит в него до самого основания, склоняясь к нему и мысленно отмечая, что у того удивительно неплохая растяжка. Он замирает в паре миллиметров от его лица и совершенно вульгарно проходится языком по его губам. Хайтам дразнит его, издевается абсолютно дерзко и нахально, заводит еще сильнее. Но все это рикошетит в него самого.       Каве извивается на жестком столе, стонет с каждым мгновением все смелее и громче, подается навстречу крепкому телу Аль-Хайтама, подчиняется его сильным рукам. Худые ноги с тонкими аристократичными лодыжками изящно лежат на широких плечах мужчины, и это, кажется, самое лучшее для них место. Ничьи ноги — а их было немало — не лежали так правильно на этих плечах. Каве чувствует, как подрагивают его колени, и не сдерживает протяжного стона, ведь так Хайтам входит еще глубже, совсем глубоко и до самого основания. Он едва сдерживается, чтобы не сорваться и не кончить. Кавех притягивает Аль-Хайтама к себе и вкладывает весь свой восторг и азарт в жадный поцелуй, проникая языком в его рот, исследуя его, сталкиваясь с его языком своим, лаская абсолютно развязно и впиваясь короткими ногтями в плечи.       Пальцы Хайтама цепляются за выпирающие бедра Каве, сжимают их так, что на них, наверняка, останется россыпь мелких сине-фиолетовых синяков, которые еще долго будут напоминать об этой случайной связи, которую он точно захочет повторить еще не раз. Мужчина грубо удерживает его на месте и уже не сдерживает себя. Ему хочется окончательно забыться и полностью раствориться в нем.       Правая ладонь мужчины ползет от бедра выше, касается каждого изгиба тела, каждой впадины и неровности, встречающейся на пути, с нажимом очерчивает пальцами ключицы, сведшие его этим вечером с ума в ярком свете клубного неона, останавливается на шее. Кончики пальцев касаются кадыка, а после хватаются за горло, сдавливают его, превращая развратные стоны в жалобный скулёж. Аль-Хайтам рычит, словно дикое животное, ведь человеческого в нем сейчас совсем не осталось. Он потребитель, берущий все, что хочет, и еще больше. А сейчас он хочет только его.       Руки Кавеха бродят по плечам мужчины, касаются хаотично его обнаженного тела, и кожа под ними полыхает, доводя Хайтама до грани, за которую он вот-вот перешагнет. Его толчки становятся совсем жадными, резкими и быстрыми, он вколачивается в худое тело, втрахивает его в стол, и ему рвет крышу от того, насколько все это грязно и пошло. Классика порнофильмов наяву, о которой многие только мечтают. Кавех жадно ловит ртом воздух, заводит руки над головой и выгибается на столе, чувствуя, как намокли и прилипли ко лбу волосы. Его бедра уже дрожат от едва сдерживаемого возбуждения, весь мир сузился до них двоих и тех мест, где Хайтам касается его.       Аль-Хайтам склоняется ближе к нему, упирается влажным лбом Кавеху в плечо, дыша тяжело, прерывисто, и чувствует чужие зубы на своей шее, агрессивно впивающиеся в нее, будто норовя прокусить. Каве впивается зубами в кожу, бессильно рыча, после покрывая поцелуями и тут же прикусывая снова. Он чувствует, как сжимаются пальцы Хайтама на его бедрах до боли, и этот жест обладания срывает его за грань. Он стонет протяжно, чувствуя, как оргазм прошибает его вспышкой, заполняя мир вокруг удовольствием, и Каве опадает на стол, пытаясь хоть как-то отдышаться.       Укус Кавеха доводит Аль-Хайтама, толкает вплотную к обрыву, и когда по кабинету разносится долгий стон, а меж их разгоряченных тел становится слишком липко, каждая мышца его тела напрягается, натягивается словно струна, которая — мгновение — рвется. Он упирается руками в стол и дергает бедрами назад, выходит из тела Кавеха и кончает, совершенно не беспокоясь о том, что сперма капает на одежду под ногами. Он лишь закатывает глаза от того, насколько это хорошо, пока перед ними летают мушки.       Мужчина смотрит на Кавеха, тщетно пытающегося восстановить дыхание и поглаживающего себя по груди, сверху взглядом, даже после разрядки полным похоти и восхищения.       Его губы трогает ухмылка.