В мире белых холстов - ты стал моим любимым цветом

      Сегодня Бомгю чувствовал себя крайне странно. Желудок сводило холодом, и его, кажется, мутило. «Не хватало ещё и отравиться» — подумал парень, лёжа на парте. В этот день все шло как обычно. Он проснулся утром, его встретили сиблинги и они все вместе пошли в школу. Существовало лишь одно но. Старший постоянно стрелял взглядом в художника и будто бы что-то ждал от него. Но Бомгю так и не понял что от него ждали. Именно в этот момент в его животе поселился неприятный холод. Чэвон как обычно рассказывала смешные истории, будто бы не замечая атмосферу между этими двумя, за что пытался зацепиться Бомгю, игнорируя свой организм, который вновь не справляется со стрессом. Так они и дошли до школы.       Художник весь первый урок пролежал с холодной испариной, выступавшей на лбу. Парень пытался глубоко вдыхать и выдыхать ртом, чтобы как-то уладить эту проблему, но желудок лишь больше связывался в противный узел, намекая хозяину, что ему плохо. Бомгю даже и не заметил как прошел первый урок в этой борьбе с тошнотой, пока к нему не обратился знакомый голос.       — Эй, ты какой-то бледный, снова плохо? — спросил староста, тормоша парня за плече.       — Я просто не выспался, — живот продолжало крутить, а парень просто надеялся, что ему всё это кажется. С ним же все в порядке?       — Что ты делаешь ночью вместо сна? — спросил недоуменно Субин.       — Небось резался всю ночь, — посмеялся одноклассник, сидящий сзади.       Староста недовольно посмотрел на ученика. Под одеждой же не было порезов, правда?       — Бомгю… Ты же не… — засомневался вдруг Субин.       Художник лишь покачал головой, все так же уткнувшись в руки, мол, нет, ничего не режу. Чтобы почувствовать боль, ему было достаточно лишь сдвинуться с места. Пока староста отгонял от себя видение изрезанных рук, предмет его дум неожиданно простонал и подскочил на месте, исчезая в проёме дверей кабинета.       Он все-таки отравился. Неужели завтрак, который он ел утром, был уже испорчен? Или у него простое несварение из-за стресса? Сейчас парень думал о том, как бы ему успеть добежать до туалета, а все остальное - потом. Весь завтрак, который он поглотил какой-то час назад, оказался смыт в унитазе. Бомгю обхватил себя руками, дрожа от холода, сидя на плитке перед толчком, медленно вдыхая воздух через нос.       Парня мелко трясло от нервного напряжения и чувствовал он себя, будто бы в бреду. Ладони, которыми он прикрыл свое лицо, будто бы были не его. Его тело, что сейчас сходило с ума от непонятной тревоги, будто бы налилось свинцом и совершенно не хотело слушаться, а все органы пронзали маленькие ледяные иголочки. Бомгю не на шутку перепугался своим странным состоянием. Он и правда впервые чувствовал себя настолько потерянным и беспомощным перед очередным сбоем в его организме.       Выходя из туалета через несколько минут, художник медленно поплелся в класс. Возвратившись на свое место, к нему тут же подошёл Субин, растерянный поведением парня.       — Что случилось? — спросил тот, рассматривая посиневшие губы Бомгю. Он будто бы сейчас вылез из холодного душа, весь дрожа от внутреннего холода. — Тебе все-таки плохо, может домой пойдешь?       Парень просто кивнул в ответ, ведь ему становилось лишь хуже. Он уже чувствовал, как ему нечем дышать, а голова заполнялась звенящей тяжестью. Не было смысла сидеть на уроках в таком состоянии, поэтому староста сводил Бомгю к медсестре, держа его за локоть, и получив справку, отправил его домой, конечно же в своем сопровождении. Художник не стал писать старшему об этом всем, потому что тот по какой-то причине молчал все утро, поэтому парню казалось, что сейчас ему было не до него.       Опять он приносил лишь проблемы.       — Ты ел что-нибудь утром? — спросил Субин у парня, на что получил кивок в ответ. — Отравился?       — Мне просто очень холодно, хён, — ответил Бомгю, обхватывая себя руками.       В этот момент ничего не грело юношу. Солнце, что палило во всю на улице, не ощущалось на коже парня. Он лишь чувствовал, как мерзкая стужа перекатывалась по его желудку, наполняя его тело ледяной кровью. Субин после слов художника обнял своего друга одной рукой, в попытках согреть.       Старосте стало так жаль парня, что шел рядом и почти стучал зубами от холода, когда как на улице цвела теплая весна. Жаль, что он не мог по щелчку пальцев излечить своего друга, ведь тот уже явно был не здоров физически.       — Пообещай, что сходишь к врачу. Твое здоровье в последнее время здорово меня пугает, — сказал Субин, внимательно наблюдая за юношей.       — Хорошо, я спрошу у отца.       Приходя домой, Бомгю просто поплелся в свою комнату. Парню дали пару таблеток в школе и приказали просто придти домой и лежать. Переодевшись в одну лишь футболку, снимая с себя пропитанную потом рубашку, которая только противно липла к телу, и шорты, что открывали вид на сбитые колени, юноша улёгся в кровать.       На удивление, он сразу заснул, заворачиваясь в одеяло, потому что его продолжало трясти от холода. Проснувшись через час, парня снова вывернуло на изнанку и, вроде как, стало значительно легче, но сил в теле так и не появилось, поэтому Бомгю вновь вернулся в свою кровать.       В покрытое холодом сознание приходили теплые мысли, как раньше художник болел и за ним всегда ухаживали его отцы. О нем и правда заботились и любили. Каждый раз, когда юноша лежал с высокой температурой, он чувствовал, что был не один. Бомгю постоянно чувствовал заботливые руки на своем лбу.       Однако, сейчас, когда юноша дрожал от холода под теплым одеялом, отец даже не вышел проверить его за это время. Скорее всего, тот тоже спал, и видел во сне счастливую жизнь.       На улице, будто бы читая плохое состояние парня, начался шумный ливень. Самое время для проливных дождей. Лежать в тишине комнаты и слушать стук капель по подоконнику - по настоящему вводило в уныние лишь больше. Вся комната окрашивалась серостью без света солнца, но в доме стояло спокойствие и умиротворение. Бомгю даже слышал краем уха, как ворочается отец в своей комнате. Тот снова ничего не ел утром, но на этот раз это было даже к лучшему, потому что желудок парня отверг его же стряпню.       Мнимое спокойствие разрушила трель телефонного звонка, источник которого лежал на столе. Художнику совсем не хотелось вставать, поэтому он просто отвернулся к стене, отмахиваясь от громкости, что сейчас била по ушам. Но, конечно же, трель не успокаивалась, пока Бомгю с обречённым стоном не встал с кровати, подходя к такому раздражающему сейчас телефону.       — Да, — ответил он, увидев контакт вызывающего.       — Ты как? — спросил Енджун, снова прокручивая миллион мыслей в голове из-за сразу не отвеченого звонка. Субин говорил ему, что скорее всего Бомгю просто спит, но это нисколько не удовлетворяло его тревожную фантазию, подкидывая красочные картины.       Старшему с утра вновь приснился сон, о котором он мучительно долго думал с утра. Ему снился мрак комнаты и чужие руки, которые схватили его за шею. Во сне он задыхался, пытаясь разглядеть лицо, но все, что он мог увидеть - белый потолок. Последнее, что он услышал, были обрывки фраз, проносящиеся сквозь толщу воды и молящий прощения голос. Проснувшись, его окатил дикий страх. Парню хотелось сорваться и позвонить Бомгю прямо сейчас, услышать его голос, убедиться, что с ним все в порядке. Но на часах было всего лишь пять утра, и тот, скорее всего, мирно спал в своей комнате. Взор его ясно видел образ соулмейта со стеклянными глазами и отметками на шее. Что же ему делать, когда Бомгю был так далеко?       Этот сон… Что он значил?.. Воспоминание или предостережение? Он намеревался поговорить с соулмейтом один на один и спросить у него значение сна. А пока Енджун хотел всего лишь увидеть Бомгю и убедиться, что с ним все хорошо. Но, к велению судьбы, его постоянно отвлекала Чэвон, нервируя того пуще прежнего.       Утром она вновь разозлила его, когда тот и так был изнеможден долгими часами переживаний о своем соулмейте. Всю свою первую перемену он потратил на поиски сестры. Не находя её в классе, ему пришлось искать девушку по всей школе, уже представляя, как он найдет её хладный труп. А та всего лишь убежала с девочками на улицу и сидела с ними на лавочке, спрятавшись от чужих глаз. В итоге он не смог поговорить с Бомгю.       На следующей перемене Енджун снова не смог поговорить с ним, потому что узнал от Субина, что тот ушел домой. Дело плохо. Староста рассказал, что того тошнило с утра, поэтому он, скорее всего, отдыхает сейчас. И как он может быть настолько спокойным? Старший сразу же вытащил телефон и начал написывать соулмейту под бурчание Субина, чтобы он не мешал Бомгю отдыхать. Дождавшись обеда, Енджун уже не мог выносить количества тревожных мыслей в его голове. Как только прозвенел звонок с урока, он тут же принялся звонить заболевшему.       — Неплохо… — кратко ответил на вопрос Бомгю, говорить желания у него никакого не было.       — Я позвоню тебе после школы, нам надо поговорить, хорошо?       — Ладно, — после своих слов художник сбросил звонок и снова лег в кровать.       Они поговорят, но потом. Время так и продолжало тянуться, пока юноша не утонул в приятной дремоте. Перед его глазами проносилось множество абсурдных снов, которые он не успевал запоминать.       По происшествию четырех часов, телефон вновь напомнил о себе.       — Привет, ты как? — снова спросил старший, чересчур волнуясь о чужом состоянии.       — Неплохо, — потирая глаза, ответил Бомгю. Пролежав в кровати так долго, забывась в звуке дождя, ему стало гораздо лучше. В животе все ещё перекатывался противный холод, но это были лишь отголоски проходящего недуга.       В этот момент дверь в его комнату громко отворилась, являя отца в проёме. Сердце Бомгю в этот момент пропустило тяжёлый удар. Парень тут же сбросил вызов, слыша краем ухом, что Енджун о чем-то ему говорил.       — Ты с кем это разговариваешь? — в Бомгю вперились темные глаза отца. Весь его вид показывал, что тот был не в себе. Капилляры на глазах лопнули, а сам мужчина покачивался из стороны в сторону, держась за дверную ручку настолько сильно, что та, глядишь, оторвётся.       — Это… — парень начал судорожно перебирать варианты, как бы ему выйти из этой ситуации. Его дыхание тут же сбилось, увидев невменяемого отца. В последнее время тот был спокойным и не трогал его, поэтому Бомгю успел уже расслабиться, с чем сейчас и поплатится.       Телефон в его руке вновь завибрировал, высвечивая контакт «Енджун-хен <3».       Чужие руки потянулись за устройством в руках парня, но он успел встать, отходя от отца вглубь комнаты.       — Отдай свой телефон, — подходя плотнее к парню, потребовал мужчина, выдавливая слова сквозь зубы. Его невыносимо злило поведение своего сына. Тот мало того, что был не в школе, ещё и имел смелость при нем общаться с этим парнем, который пачкал Бомгю.       Парень не хотел отдавать свою вещь отцу, потому что это было единственным средством связи с его соулмейтом сейчас, и лишившись его, хён будет нервничать ещё больше.       — Пап, это всего лишь мой друг… — попытался успокоить его парень.       — Что это у тебя на шее?       Бомгю посмотрел на отца широко распахнутыми глазами. Что он спрашивал? Он же видел ожог, о чем он спрашивает?       — Это… — парню снова не дали договорить. Художник вздрогнул, когда отец ударил по столу кулаком, смотря на него с такой враждебностью, которую он ещё никогда не видел.       — Это твой парень сделал? — отец подошёл ближе к дрожащему от страха парню, поднимая его подбородок вверх. — Ублюдок.       — Не называй его так! — Бомгю не мог позволить, чтобы заботливую натуру соулмейта так грязно опорочили. Слезы огорчения потекли из глаз парня. Как отец смел называть его так? Он, по сравнению с ним, не делал ему больно…       Мужчина схватил парня за шею, перекрывая ему воздух и продолжил:       — Ты только посмотри, как этот ублюдок с тобой обращается! И тебе это нравится, да? — ядовитые слова с особым рвением покидали рот мужчины, топя в себе бедного юношу. Енджун не такой… Как он смеет поливать такого светлого человека грязью? Лучше бы он его унижал всеми возможными оскорблениями, но не хёна.       — Это не… правда… Это все ты! — парень попытался отцепить руку от своей шеи, еле выдыхая слова. У него никогда не получалось выбраться из этого капкана, который держал его за руки и ноги. Парню стоило наконец понять, что прежнюю жизнь не вернуть, а его некогда добрый и ласковый папа превратился в монстра, который не отдает себе отчёт и может просто убить его прямо сейчас. Но он каждый раз искренне надеялся, что отец не тронет его и не сделает больно. Бомгю все ещё лелеял образ улыбчивого мужчины в своем сердце, не желая мириться с реальностью.       — Да как ты смеешь? — с криком, хрупкий юноша был грубо брошен на пол, будто бы он ничего не весил и сейчас был поломанной куклой, которую можно швырять как угодно. Телефон в руке снова завибрировал.       — Ты смотри как твой ублюдок вожделеет, — мужчина подошёл к плачущему парню, который так упорно прижимал к своей груди телефон, хватая воздух ртом.       Крича, юноша изо всех сил старался сопротивляться мужчине, который не выдержал и дал пощечину своему сыну. В этот же миг телефон выскользнул из рук Бомгю. Отец добавил номер в черный список, чтобы тот больше не звонил. Пока он это делал, Бомгю на полу рыдал, смотря на такого жестокого мужчину, который собственноручно обрывал его связь с соулмейтом.       Силуэт мужчины постепенно чернел, превращаясь в темную возвышающуюся тень. Сердце панически забилось, смотря в глаза ужасному демону, который скалил свои острые клыки в его сторону. Как бы он хотел сейчас закрыть глаза и оказаться в объятиях Енджуна, который погладит его и успокоит. С ним всегда было так спокойно и безопасно. А сейчас же парня не оставят в покое и снова запрут в кладовке, погружая в свой личный кошмар, где были один на один только юноша и темнота. После всех этих дней парень не смог бы выдержать и мгновения в темнице, окончательно сходя с ума. Скверна, что росла в их доме, противно поднималась по его ногам, поглощая собой плоть. Ещё немного, и она сожрет Бомгю полностью.       Художник судорожно начал перебирать мысли о побеге, лёжа на полу безвольной куклой. Воздуха не хватало, но он все ещё дышал. Стоило ли ему сдаться сейчас в лапы демона или бежать со всех ног, на что-то надеясь? Парень в замедленной съёмке видел как отец кладет его отключенный телефон на стол и обращает на него свой затуманенный пеленой взгляд. Не придумав ничего лучше, парень вскочил на ноги, слегка пошатываясь и попятился назад, выставляя руки вперёд.       — Пап, пожалуйста… Оставь меня в покое, — взмолил парень, надеясь, что его послушают. Горло ужасно саднило, а слова, что вытекали из его рта, колючей проволокой рвали нежную плоть изнутри.       Но отец даже бровью не повел, услышав мольбу. Тот лишь смотрел на красные отметки на шее сына и сходил с ума. Не дожидаясь, когда Бомгю вновь схватят и бросят в темницу, парень пулей вылетел из квартиры, думая лишь о том, как бы ему успеть отсюда убежать.       Он не хотел больше видеть своего отца, который вновь ломал только заживающие крылья. Бомгю хотел быть свободным человеком, а не запертым в клетке ничтожным животным, которого рано или поздно сожрёт тьма. На улице все так же шел дождь, но парень не обращал на него внимания, несясь вперёд. Он вырвался из своей клетки абсолютно босиком, тут же промокая под сильным дождем. И казалось бы, вот свобода, только вытяни руку, но художник начал задыхаться от свежего воздуха, что так резко поступил в его лёгкие.       Если он вернётся домой, что с ним будет? Парень замедлил шаг и медленно пошел вперёд, обнимая себя за плечи, продолжая рыдать, не в силах успокоиться. Он даже старшему позвонить сейчас не мог, потому что телефон остался дома, и денег у него не было.       Успев промокнуть насквозь через пять минут пребывания на улице, он решил, что все-таки может посидеть в какой-нибудь кафешке. Юноша зашёл в первое заведение, садясь туда, где его будет меньше видно. Так он пролежал на столе минут десять, пытаясь успокоиться. Бомгю уткнулся в свои руки, чувствуя себя просто ужасно. Куда ему сейчас идти? Если он вернётся домой, не убьют ли его?       Красная отметина расползалась по шее, напоминая, что его сейчас чуть не задушили. Как же горько осознавать, что это конец. Лучше уже ничего не будет. Бомгю начал жалеть, что в тот день не послушался Тэхена и не прыгнул. Его жалкое существование не могло продолжаться настолько долго. Душа художника продолжала болезненно ныть, обливаясь солёными слезами.       Здесь было тепло, а официанты не решались подойти к странному парню, который выглядел сейчас как наркоман: весь сырой, с синяками на руках и теле, и разбитой душой. Покалеченный Бомгю не вызывал никакой симпатии у незнакомых людей, лишь презрение и жалость.       Он так устал постоянно получать побои и чувствовать себя грязью под подошвой. Юноша никогда не думал, что будет когда-нибудь вот так рыдать от несправедливости и боли, сидя в какой-то кафешке, прямо на глазах у других людей.       Краем уха художник услышал шепот посетителей кафешки. Парень слышал, как они осуждали его за внешний вид, приписывая все гадости на свете. Прямо как отец и Тэхен, каждый человек, смотрящий на него с осуждением, начинал превращаться в демона, смеясь над парнем. Не выдержав, Бомгю покинул теплое место, вновь попадая под ледяной дождь. Ещё раз посмотрев на свои руки, он с недовольством подметил, что никакого другого впечатления он сейчас бы и не произвел. Опуская голову, юноша так же осмотрел свои голые ноги. Какое он ничтожество.       Зажмурив глаза, Бомгю так хотел навсегда забыть все, что он видел сейчас, и оказаться где-нибудь, где тепло и не больно. Очень хотелось исчезнуть, расцарапать себе кожу, которая казалась ему противной, выдрать волосы, которые его раздражали. Просто избавиться от своего существования.       Как в бреду юноша поплелся в ближайший парк, находя себе место в беседке. Здесь хотя бы его не доставал дождь, чего не скажешь о ветре. Холодные порывы забирали те крохи тепла, что были в распоряжении Бомгю, но ему было все равно. Он был бы очень не против, если бы сейчас его сбила машина, либо появился бы тот, кто прервал его жизнь. Парень был бы даже не против смертельно заболеть. Тогда бы ему не пришлось мечтать о встрече кирпича с его дурацкой головой.       А может ему сейчас просто скинуться с моста, больше ничего не чувствовать и никому больше не надоедать? Все равно он был противен даже себе, с этими всеми синяками и болью в душе, которая просилась исчезнуть с лица земли. Там, под толщей воды, ему было бы все равно на колючий вой погоды и на боль внутри, которая мучительным холодом обвивала его органы внутри.       Он больше не мог все это терпеть. Было бы намного лучше, если бы он просто спрыгнул с крыши, тогда никому бы не пришлось терпеть его нытье, а ему самому не пришлось бы каждый раз надеяться на тепло от отца. Зачем он до сих пор надеется на лучшее и пытается выдавить из себя хоть какие-то крохи того человека, что жил раньше в нем? Он ведь всего лишь мечтал о теплой семье и прекрасном соулмейте, получая в ответ на мечты только горе и боль.       Его мысли так часто возвращались к той злополучной крыше. Если бы он тогда исчез из жизни, не узнал бы, что Енджун был его соулмейтом, не почувствовал бы таких теплых объятий от старшего. И если бы он снова не вкусил радость жизни, сейчас бы не убивался так, оставаясь дома запертым в кладовке. Бомгю бы просто плакал в темноте и не представлял, что где-то там, за дверью, и для него светит солнце. Теплый образ старшего вновь появился перед глазами, протягивая руку к его волосам, но по какой-то причине прикосновения не последовало.       Силуэт с печалью в глазах смотрел на парня, который просто не позволял к себе касаться. Сегодня он не достоин даже надеяться на тепло, прогоняя образ из своей головы.       Енджун утром вел себя так холодно с ним и хотел что-то ему сказать. Может он хотел сказать о том, что ему не нужен такой соулмейт неудачник? Слезы вновь подступили к уже красным глазам. Юноша мог бы пойти сейчас к своему соулмейту, но нужен ли он был ему такой грязный и ничтожный? На месте старшего, Бомгю бы никогда в жизни не взглянул бы на такого неудачника. Уткнувшись лицом в согнутые колени, парень продолжал всхлипывать, впиваясь ногтями в свою кожу. Как же противно от себя и так холодно… Через еще один десяток минут Бомгю совсем промерз, начиная крупно дрожать.       Поглощённый своими мыслями, ему даже начало казаться фантомное тепло, которое растеклось на его плече.       — Ты почему тут сидишь?       Вскинув голову, парень ожидал увидеть Енджуна, который его нашел, но увидел лишь побитое лицо Тэхена.       Кажется, сегодня и правда последний день его жизни. Он продолжал молча буравить стеклянным взглядом своего демона, думая обо всем, что между ними произошло. Может он поможет ему прыгнуть с моста? Тэхен же выпрямился и оглянулся на миловидного парня сзади него, который держал зонт в руке. Демон впервые видел свою бывшую жертву настолько несчастной и разбитой. Даже под ним он выглядел живее. Неужели его бросил Енджун, увидев, какое он ничтожество? Может у него был шанс..?       Тэхен сейчас прогуливался со своим новым знакомым, пытаясь забыть свою любовь. Но он не мог не думать о Енджуне. Парень не появлялся в школе с того самого дня. Старший его сильно ненавидел, а Тэхен в свою очередь не желал видеть его рядом с Бомгю. И что он видит? Тот самый патлатый сидит тут весь мокрый и выглядит хуже призрака.       — Ты пришел… убить меня? — тихо спросил художник, все так же смотря безжизненным взглядом на своего демона.       — Ты не в себе?       — Убей меня… я не буду сопротивляться, — Бомгю просто закрыл глаза, ожидая что его ударят чем-нибудь тяжёлым и он перестанет чувствовать. — Пожалуйста…       — Ты что, пил? Или накурился? Енджун знает, что ты тут сидишь? — если он сейчас позаботится об этом парне, простит ли его хён? Может, ему взять его к себе?       Парень, услышав имя старшего, в ответ просто зарыдал ещё сильнее, закрывая лицо ладонями. Даже Тэхену стало каплю тревожно видеть этого неудачника в таком состоянии. И что ему делать теперь? Все его руки покрывали синяки, которые он оставил на нем, но то, что творилось с его шеей, явно не его рук дело.       Но тогда кто мог коснуться к нему, как не он? А что, если с Енджуном что-то случилось? Ведь даже лёжа под ним, этот парень не рыдал настолько надрывно. А тот просто пытался казаться сильнее, чем он есть, даже после избиений делая вид, что все хорошо.       Сегодня же Бомгю полностью поглотило осознание своей никчемности. Все, что у него осталось - это отголоски своей бывшей личности и соулмейт, который спокойно может отказаться от него. Отец с каждым днём вбивал себе гвозди в гробовую крышку, а Бомгю мог лишь наблюдать за погибелью родного человека. Он не выдержит одиночества. Лучше бы отец его задушил тогда, и он перестал что-либо чувствовать. Когда Чэвон спрашивала о суицидальных мыслях, Бомгю ей безбожно наврал. Он просто старался видеть себя более адекватным человеком, когда как он давным давно утопал, как и его отец.       Тэхен достал свой телефон набирая номер Енджуна, но тот, конечно же, ему не ответил. Решив, что стоит написать, что он увидел его парня, сидящего промокшим до нитки, тот довольно хмыкнул, отправив своему другу фотографию этого неудачника и геолокацию. Он ещё должен будет спасибо ему сказать, что не прошел мимо, заметив это чмо в беседке.       — Я написал Енджуну, не знаю, увидит ли он, но сиди тут и жди.       Демон вернулся к своему спутнику, и они пошли дальше, на него тут же посыпались вопросы, на что Тэхен просто отвертелся, меняя тему. Бомгю же продолжал сидеть обдуваемый ветром. Чем больше проходило времени, тем сильнее парень чувствовал себя полностью опустошенным.       Попытавшись встать на ноги, его голова резко закружилась из-за количества слез, что он выплакал. Он тут же осел обратно на лавочку, хватаясь за голову одной рукой. Проходящая рядом парочка косо на него посмотрели, перешептываясь. Не будет удивительно, если сейчас кто-то позвонит в полицию, жалуясь на непонятного парня, пугающего идущих мимо людей. Не обращая внимания на головокружение, он все же встал и поплелся дальше. Идея спрыгнуть с моста не казалась ему сейчас такой плохой.       Так художник поплелся к выходу сгорбленной походкой, обхватывая себя руками из-за холода, пока к нему на встречу не выбежал ужасно запыхавшийся старший.       Енджун места себе не мог найти с тех пор, как парень отключился. Он надеялся, что тот ответит, но телефон резко стал недоступен. Парень не думая и секунды сорвался из дома, как с цепи, промокая под тем же дождем. Этот сон, что ему приснился утром, набатом бил по его разуму, живо представляя как над соулмейтом могли жестоко надругаться. Старший как можно быстрее добежал до дома Бомгю, стуча в дверь. Он успел? Он же точно успел? Дверь ему открыл мужчина с вопросом:       — Вернулся засранец? — увидев, что перед ним совсем не тот, кого он ждал, его лицо тут же поменялось на озлобленное.       — Где Бомгю? Он дома? — спрашивал парень, не вынося больше и секунды неведения. Не ответив на банальные вопросы, мужчина вышел к нему на лестничную площадку, но Енджун не стал церемониться и залетел в дом, бегло осматривая кухню, открывая также дверь в комнату своего соулмейта и комнату его отца, не находя юношу на месте.       На такое самовольство мужчина хотел было схватить незваного гостя за волосы и выгнать, но тот мастерски увернулся и заломал руку своему противнику, крича:       — Что ты с ним сделал?!       — Ублюдок, так не терпится прикоснуться к моему сыну? — мужчина под его руками зашелся нервным смехом. — Я не позволю!       — Отвечай! Где Бомгю?! — не унимался парень, пропуская этот бред мимо ушей. Он пытался прислушаться ко всем звукам в квартире, к сожалению, не слыша даже шороха чужого присутствия.       — Я не позволю тебе трогать его! — мужчина продолжал брыкаться.       Енджун отпустил его, делая выводы, что соулмейту, возможно, удалось сбежать от такого устрашающего домочатца. Но если он убежал в такую погоду, значит где-то мокнет на улице. Толкнув отца Бомгю на пол, парень поторопился покинуть это место. Найти его в городе было почти нереальным, он мог сбежать куда угодно.       Тут парень услышал звонок телефона. Надеясь, что ему мог позвонить Бомгю, Енджун разочаровался, увидев на экране номер Тэхена. К удивлению, тот больше не надоедал ему своим присутствием и вот в такой ответственный момент решил все испортить. Очень хотелось бросить телефон на асфальт и растоптать его, к чертям собачьим.       Пока он судорожно думал, где искать художника, ему на телефон пришло сообщение от Тэхена. Содержание этого послания перевернуло все внутренние органы, и он, не теряя и секунды, поспешил туда, где была точка геолокации, скинутая другом. Ему сейчас было не до мыслей, что его могли обмануть или ещё что-то, в этой ситуации Енджун готов цепляться за любую зацепку. И увидев Бомгю, плетующегося из парка, его сердце на секунду успокоилось, вновь продолжая больно биться в груди, увидев в каком состоянии тот был.       Обеспокоенный парень тут же подлетел к соулмейту, прижимая его продрогшее тело к себе.       — Я нашел тебя… — прошептал он.       Бомгю обнял его в ответ, утыкаясь своим холодным носом куда-то в шею, не в силах говорить что-либо, заходясь рыданиями.       — Хён, прости… я думал… прости, — между всхлипами лепетал парень, судорожно цепляясь за старшего.       Енджун отодвинул соулмейта, пытаясь рассмотреть его состояние. Тот весь дрожал от холода и плакал, даже не пытаясь скрыть свои слезы, цепляясь за плечи старшего. Тревожный взгляд парня так же зацепился за гематомы на шее. Его зрачки сузились до крошечных точек, в желании разбить голову того, кто это сотворил.       — Кто это сделал, Бомгю? Скажи, кто это сделал? — но парень не мог ответить, захлебываясь слезами. — Бомгю, кто это сделал, ответь же!       Енджун потряс его за плечи, думая, что так он вытрясет хоть каплю информации, но тот упорно молчал, физически не имея возможности ответить. Старший успокоился, понимая, что тому плохо и не до его вопросов. Он снял с себя свою толстовку накидывая на Бомгю, которая хоть как-то защитит его от дождя, и повел по направлению дома.       — Все будет хорошо. Сейчас мы придем домой и отогреем тебя.       Бомгю вздрогнул от упоминания дома и покачал головой.       — Я… н-не хочу… домой… — между всхлипами упирался художник, задыхаясь от слез.       — Мы пойдем туда, где безопасно. Туда, где тебя никто не тронет, малыш. Пожалуйста, доверься мне, я рядом и не брошу тебя, — старший принялся поглаживать плечи парня и вытирать ему слезы рукой, после притягивая в свои объятия, целуя в темную макушку. — Все будет хорошо, только доверься мне. Тебе нужно срочно сейчас согреться.       Бомгю больше не стал отпираться, обмякая в таких теплых объятиях, и смиренно пошел за старшим, пытаясь успокоиться. По приходу в квартиру, старший сразу же повел юношу в ванну, крича Чэвон, чтобы та притащила полотенце.       Парень чуть успокоился, продолжая изредка всхлипывать, крупно дрожа от стресса и холода. Он так устал от холода и боли, что уснул бы сейчас прямо на полу, но продолжал держаться, чтобы не выглядеть ещё более ничтожным.       Енджун начал стаскивать с промокшего парня футболку, когда как тот даже не сопротивлялся. На данный момент ему было настолько плевать на все происходящее, что даже собственная оголенность не вызывала смущения. Он лишь смотрел на старшего, будто бы в кино, не осознавая, что его раздевает соулмейт. В этот момент в комнату зашла Чэвон с полотенцем, и увидев на половину голого Бомгю, та отвернулась с возгласом:       — Парни, вы хоть предупреждайте!       — Можешь идти, — Енджун забрал у нее полотенце, наблюдая за тем, как она выходит.       — Ты сможешь сам принять ванну? — обратился тот к парню, подходя и набирая в нее воду. Но от Бомгю не послышалось ответа, тот просто стоял, кусая губы, и смотрел куда-то в пол безжизненным взглядом.       «В таком состоянии он точно утопится тут», — подумал старший. Енджун подошёл обратно к художнику, отрегулировав температуру воды, и потянулся рукой к чужим домашним шортам.       — Я тебе помогу, только не пугайся, хорошо? — тихо спросил старший, заглядывая в глаза парня, что просто кивнул в ответ. Прямо сейчас он думал о том, что в глазах хёна Бомгю снова выглядел полным ничтожеством, но тот смотрел на него с такой заботой и волнением, что хотелось разрыдаться вновь.       Пока он находился в своих мыслях, старший спустил с парня мокрую ткань, стараясь не прикасаться к ледяной коже, боясь испугать.       — Можешь садиться в ванну, я сейчас приду, — с этими словами Енджун поторопился за сменной одеждой, пытаясь не думать о таком хрупком теле соулмейта, на котором и живых мест не осталось. Синяки медленно сползали с полотна кожи, но все ещё пугали своей густотой. А новые гематомы на шее ещё больше наводили ужас.       Бомгю душили. Тот сон, что ему приснился, был воспоминанием. Он вновь опоздал.       Шарясь в своей одежде, в старшего прилетел вопрос от Чэвон:       — Что у вас произошло?       — Потом объясню, — всего лишь отмахнулся парень, уходя с охапкой одежды.       Девушка лишь смотрела ему в спину, тоже несколько волнуясь за их гостя. Она успела заметить состояние чужого тела и, кажется, эта картинка теперь будет сниться ей в кошмарах.       Вернувшись в ванну, Енджун закрыл дверь, замечая, что Бомгю уже сидит в воде. Он, не смея томить в ожидании соулмейта, так же разделся и сел в ванну напротив него. Благо она была достаточно большой, но двоим в ней все же было тесно.       — Бомгю, иди сюда, — позвал он парня к себе. Тот вскинул на него печальный взгляд и, привстав, сел спиной к Енджуну, тут же оказавшись прижатым к его груди. — Погреемся немного и пойдем в комнату, хорошо?       Бомгю снова кивнул в ответ. Со стороны старшего открывался ледянящий душу вид. Сырые волосы красиво облепляли шею парня, на которой были видны следы от чужих пальцев. Кожа юноши покрывалась мурашками, потому что тот чувствовал горячее дыхание соулмейта на своей шее.       К нему начало потихоньку приходить осознание, что они сейчас лежат голые в ванне, на его животе покоились руки старшего, а сам старший дышит в его влажную шею. Откинув голову назад, Бомгю постарался расслабиться и забыть обо всём.       — Скажи, кто это сделал? — тихо спросил старший.       — Отец, — так же тихо ответил Бомгю, закрывая глаза. Когда рядом был соулмейт, ему даже дышалось легче. Он больше не думал о мосте и о своей ничтожной жизни, стараясь наслаждаться близостью. Казалось, присутствие старшего рядом всегда его обволакивало и занимало мысли так, что там не оставалось места для грусти. Вот и сейчас он чувствовал умиротворение и тепло воды, почти засыпая в этой обстановке.       Старший устроил свой подбородок на плече Бомгю, тихо слушая его дыхание. Он сейчас рядом с ним. Живой. Ничего непоправимого не случилось, но сердце все ещё обливалось кровью.       — Хён, если я исчезну… ты будешь грустить? — оглушил тишину низкий голос.       Енджун вздрогнул от таких вопросов.       — Конечно буду. Если ты исчезнешь, я не то, чтобы буду грустить, я сойду с ума, — старший уткнулся носом в чужое плечо, обнимая того крепче, чтобы художник убедился в его словах.       — Ты просто боишься боли… — Бомгю наклонился вперёд, освобождаясь от чужого захвата.       Что значили эти слова? Он упрекал его за страх перед болью или просто констатировал факты? Енджун вздохнул, путаясь в своих мыслях. Парень был сейчас настолько хрупким, что он мог его разбить одним неверным движением.       — Я не боюсь боли, если ты будешь рядом.       — Я же ничего не умею, хён, — его голос снова начал дрожать. Он повернулся, внимательно разглядывая лицо Енджуна своими покрасневшими глазами.       — Тебе не нужно ничего уметь, чтобы нравиться мне, — мягко улыбнулся парню старший. — Иди сюда.       Бомгю пододвинулся к своему хёну чуть ближе, все так же смотря ему в глаза. Он все ещё чувствовал себя опустошенно после сильной истерики и явно был не в себе. Ему прочно казалось, что парень перед ним был чем-то нереальным и далёким, а все, что с ним происходило, было лишь его очередной фантазией или сном. Лицо Енджуна переливалось тёплыми оттенками: чем больше он смотрел на него, тем теплее разгорался огонек внутри души художника. Парень вздрогнул, забывшись в своих мыслях, когда с его волос потекла теплая вода.       — Все хорошо, я всего лишь помою тебе голову.       Бомгю опустил голову вниз, закрывая глаза, акцентируя все свое внимание на ласковых пальцах, которые заботливо пробегались по его волосам. Енджун старательно нанес пену на чужую голову. Волосы художника были очень мягкими на ощупь и такими длинными, очень отличались от его собственных волос. Старший даже потерялся во времени, наслаждаясь таким покорным соулмейтом перед ним. Он просто сидел и смиренно ждал, когда его голову помоют, почти засыпая от теплой воды и приятных прикосновений. Когда с волосами Бомгю было покончено, Енджун отправил его одеваться, а сам быстренько помыл голову и себе.       Когда он встал из ванны, художник уже стоял одетый и смотрел в пол, протирая свою голову полотенцем. Тот совсем не заметил, когда Енджун оделся и подошёл к нему, снимая полотенце с чужой головы.       — Дыру протрешь, — улыбнулся Енджун.       Как только эти двое управились с сушкой волос, они пошли на кухню. Старший поставил чайник греться и присел перед все ещё поникшим Бомгю, которому вновь было стыдно из-за своей слабости.       — Расскажи что произошло от начала и до конца.       Бомгю промедлил какие-то секунды и все же начал, подбирая слова.       — Отец просто отобрал мой телефон и заблокировал твой номер, чтобы ты больше не звонил. Он начал говорить что-то непонятное и в целом… Он думает, ты меня насилуешь, а я просто не хотел… чтобы меня снова заперли в кладовке, — парень пытался вновь не заплакать, вспоминая как ему каждый раз становилось невыносимо плохо в своей темнице. — Я поэтому сбежал… Я больше не хочу быть запертым. Мне страшно… Я…       Всхлипы снова вырвались из его рта, как только он представлял этот страх, пробирающий его в темноте. Ему даже было не так больно от побоев, как видеть лицо отца, который собственноручно закрывал его в том месте, где ему хуже всего. Енджун поспешил встать со своего места и вновь притянуть Бомгю в свои объятия. У него не хватало злости на отца бедного парня, тот закрывал его дома и мучал, утягивая за собой в бесконечный кошмар. Все это огромными темными мазками оставалось в памяти юноши и не давало ему покоя. Его когда-то светлая душа давным давно покрылась черными следами от чужих рук, пачкая своей гнилью, мешая ярко сверкать.       Енджун больше не отпустит его домой. Ему надоело видеть лишь новые отметины на его теле и быть в неведении, что может происходить за закрытыми дверьми. Никто не знает что может произойти, если старший вновь отпустит туда своего соулмейта.       — Бомгю, давай напишем заявление на твоего отца, — предложил старший, перебирая варианты помощи.       — Нет! — вскинул голову парень. — Он мой папа… Даже если он плохо со мной обращается… Он все равно мне дорог… — соулмейт смотрел на старшего влажными глазами, хлюпая носом.       Какой-то частью мозга он понимал его поступок, но другой, своей более тревожной частью, он хотел лишь обезопасить парня, а его привязанность к сумасшедшему отцу была крайне опасной.       Их прервал вскипевший чайник и вылезшая из своей комнаты Чэвон, которая устала уже ждать этих двоих из ванны.       — Ну что? — садясь напротив Бомгю, спросила та. — Вы же поговорили?       Ее взгляд мельком пробежал по шее и влажным глазам. Девушке было бесконечно жаль этого парня. Он был таким милым, а получает такие страдания на свою долю. Старший же где-то сзади уже возился с чаем.       Получив кивок от художника, она чуть успокоилась. У Бомгю спрашивать что случилось девушка не хотела, намереваясь потом вытрясти из своего брата информацию.       — Ну, тогда я пойду, не буду вам мешать, — девушка уже накидывала на себя верхнюю одежду.       — Ты куда это, погоду видела? — вышел к ней Енджун, до этого поставив чай перед юношей. — Я тебя никуда не отпускал.       — А ты уже забыл наш последний уговор? Так что пока. Встретимся вечером, — Чэвон послала недовольному брату воздушный поцелуй, так же крикнув Бомгю. — Проведите хорошо время!       — Стоп! Ты все взяла с собой? Лекарства? Зонтик? Только не намочись, — Енджун стал перебирать в голове все возможные события.       — Взяла. Все, я ушла, — не желая и секунды терпеть своего брата, та выскользнула за дверь.       Старший вернулся к Бомгю, замечая, что тот не пьет чай, только греет об него руки.       — Почему не пьешь?       — Я не хочу, — повертел головой Бомгю.       — Выпей, тебе надо согреться, — Енджун откуда-то притащил плед и накинул его на Бомгю. — Если хочешь, можем переместиться на диван?       Художник просто кивнул и встал вместе со своей кружкой. Он не хотел пить, потому что его живот вновь начало крутить, напоминая об утреннем инциденте, и он просто боялся, что ему снова станет хуже. Бомгю первым сел на диван, ставя свою кружку на столик, надеясь, что старший не заметит, что он ничего не отпил от нее.       — Есть какие-нибудь пожелания к просмотру? — поинтересовался Енджун у младшего. Тот вновь молча покачал головой, говоря без слов, что ему всё равно. Да и вообще, он просто хотел спать сейчас.       Старший начал перебирать варианты, которые могли бы понравиться его соулмейту. Бомгю выглядел сказочным романтиком, а в его огромной рубашке, завернутый в плед, тот выглядел очень по-домашнему.       — Ты любишь мультики? — заинтересовано глянул старший на очаровательно сидящего на диване парня. От его взгляда не скрылся всплеск ярких звёздочек в глазах, который художник поспешил убрать. Ну конечно он любит мультики, он же сам выглядел как плюшевый мишка из детской книжки.       — Включи Рапунцель, — все-таки решился предложить что-то своё Бомгю. Ему нравился этот мультик ещё со времён, когда он только вышел. Он стеснялся своих вкусов, но старший, кажется, раскусил, что тот очень любит яркие мультики, потому что был художником, и ему очень нравилось что-то такое сказочное и яркое.       — Рапунцель? — переспросил Енджун. Он, конечно, понял, что его соулмейт любитель мультиков, но чтобы смотреть что-то подобное… Ладно, так уж и быть. Лишь бы Бомгю улыбался и отвлекся от проблем. — Ну хорошо.       Старший врубил мультфильм и присел рядом с парнем на диван, устремляя свой взор на экран. В комнате уже постепенно темнело, поэтому было вполне комфортно. Родители сегодня придут очень поздно, так что времени у них было много. Он также думал о Чэвон, которая гуляет не пойми где сейчас. Старший напрочь пропустил первые 15 минут сюжета, находясь в своих думах, пока его не отвлек Бомгю, заметивший незаинтересованность.       — Не интересно?       — Ах, прости я просто задумался, — Енджун решительно вернулся к просмотру мультфильма. Подмечая, что Бомгю смотрит его с особым интересом, хоть его глаза и слипались, намереваясь погрузить парня в сон.       Вникая в сюжет, старший начал смеяться над шутками, расслабляясь за просмотром. Художнику же очень нравился тот факт, что Енджуну понравился его выбор. Он так давно не чувствовал этого уюта. Укутываясь в плед сильнее, тот почти сдался сну, но сонливость несколько спала, когда он посмотрел ещё раз на старшего, который старался незаметно вытирать слезы.       — Ты плачешь? — тихо спросил Бомгю, с улыбкой подмечая, что старший расчувствовался из-за сюжета мультика и плакал на романтичном моменте.       — Нет, тебе кажется, — убрал руку от лица старший, но предательская слезинка скатилась по его щеке.       Бомгю же удобно уложил свою голову на плече соулмейта, закрывая глаза, тихо продолжая:       — Я никому не скажу, хён.       Старший обнял парня одной рукой, умиляясь такому очаровательному младшему. Тот уснул на его плече, а Енджун не смел двигаться, даже когда на экране побежали титры. Так, чтобы не тревожить чужой сон, парень лег на спину укладывая Бомгю сверху. Тот что-то проворчал сквозь дрему, но не проснулся. Старший лежал, тихонечко гладя парня по голове, разглядывая его длинные реснички.       А ведь он совсем забылся и не обработал ему синяки, стараясь как-то поднять настроение соулмейта. То, что он мирно спит на нем, было прекрасным результатом, а обработают отметины они уже потом. Слушая мирное сопение, Енджун и сам не заметил, как уснул.       Бомгю открыл глаза через полтора часа сна, замечая, что он спит в обнимку со старшим. Его привычка крепко обнимать одеяло сыграла с ним злую шутку. Впрочем, его тоже обнимали одной рукой. Поднимая голову, художник увидел лицо Енджуна, которое было непозволительно близко. Задержав дыхание, он начал разглядывать его прекрасное лицо. «Какой же хён красивый вблизи…», — пронеслось в мыслях художника. В объятиях соулмейта было так тепло и спокойно. Это то, о чем каждую ночь мечтал Бомгю, чтобы его просто обняли и он сладко уснул.       Парень вновь закрыл глаза, наслаждаясь теплотой чужих рук. Прислонив ухо к чужой груди, он слушал равномерный звук сердца, который действовал лучше гипноза, заставляя парня думать только о своем соулмейте. Бомгю не мог надышаться своей свободой, он хотел бы вечность проводить вот так время со старшим, а не гнить вместе со скверной в своем доме.       Бомгю продолжал делать вид, что спит, когда почувствовал как старший заворочался и начал потирать свои глаза рукой, кажется, не сразу вспоминая, что он не один. Увидев макушку соулмейта, он перестал ворочаться и вновь принялся гладить волосы парня.       — Я знаю, что ты не спишь, — тихо прошептал Енджун, на что художник вздрогнул и поднял жалобный взгляд на парня, будто извиняясь. — Нам надо обработать твои синяки.       Бомгю просто кивнул и встал с парня, ожидая, когда тот принесет аптечку. Возвращаясь, Енджун застал художника, который уже сбросил с себя рубашку и повернулся на звук подходящего к нему старшего. Тот не ожидал, что парень так внезапно перестанет его стесняться.       Сегодня он вел себя крайне странно: раньше Бомгю вечно сидел с красными щеками, а сейчас был покорным и делал все, что скажет старший. Садясь напротив соулмейта, парень покосился на него, оценивая состояние. На теле гематомы уже начали сходить, чего не скажешь о шее. Приблизившись, Енджун приказал парню:       — Подними-ка голову.       Тот смирно поднял подбородок вверх. Старший осторожно начал обрабатывать все синяки на шее парня и на теле. Тот сидел смирно, даже не вздрагивая от прикосновений, будто бы ему уже все равно, что с ним делают и как. Художник внимательно рассматривал сосредоточенное лицо Енджуна и думал о том, что он обязан что-то сделать взамен. Прямо сейчас он обязан сделать хоть что-то.       — Хён, я привлекаю тебя… как парень? — спросил Бомгю, внимательно следя за реакцией старшего, который осторожно растирал мазь по гематомам на его животе. Этот вопрос в последнее время волновал его очень часто. Ему прочно казалось, что для Енджуна он выглядел как ребенок, которого вечно надо спасать. А ведь его тело могло быть более полезным.       Испачканная мазью рука парня дрогнула. За своими вечными нервами и гиперопекой, юноша совсем потерялся во времени. Видя все эти гематомы на теле Бомгю, он не позволял себе думать о нем больше, чем о пострадавшем соулмейте. Сейчас вылечить его физическую оболочку стояло на первом месте. Конечно же, парень не раз ловил себя на мысли, что ему хотелось бы больше касаться его. Енджун упорно старался не смотреть на пухлые губы художника и на острые ключицы, боясь напугать израненного зверя. Старший чувствовал безумное влечение к соулмейту, которое так неожиданно ударило в его голову, ведь раньше он не испытывал ничего подобного.       А ведь Бомгю сейчас нужна была только забота и ласка, после всего произошедшего.       Но, кажется, Енджун медлил слишком долго, пытаясь обеспечить безопасность младшему. Бомгю стал лишь чувствовать себя ещё большей обузой, думая, что противен ему, и тот все это делает только из-за того, что он оказался его соулмейтом. Художник уложил свои, трясущиеся от волнения, руки на плечи старшего, не дождавшись ответа от задумчивого парня, и продолжил:       — Хён, я много думал о том, что ты так много для меня делаешь, а я… ничего не могу тебе дать, — Бомгю смотрел в глаза Енджуна, пытаясь увидеть в них подтверждение своих слов, но тот просто смотрел на него и слушал, не в силах что-то сказать. Художник взял своей рукой чужую ладонь и положил ее себе на грудь, тесно прижимая. — Ты мог бы… Мог бы воспользоваться моим…       — Бомгю, о чем ты говоришь?.. — прошептал старший, смотря в решительные глаза парня, но его дрожащее тело и руки говорили за себя. Он боялся, но предлагал свое тело в обмен на помощь, и серьезно думал, что Енджун согласится?       Бомгю, закусив губу, медленно провел чужой рукой по своему телу вниз. Старший, видя перед собой так близко лицо парня, сходил с ума от действий, что он творил. В его черепной коробке билось одно желание - не сопротивляться такому младшему перед ним, но в то же время он понимал, что все, что тот творил, было не правильным. Но устоять перед очарованием Бомгю было чем-то совсем нереальным. Енджун толкнулся вперёд, наконец-то накрывая такие манящие его долгое время губы, пробуя младшего на вкус.       В голове мысли сменялись одна за другой. Одна его рука все ещё лежала на торсе парня, а другой он нежно провел по волосам, наклоняясь вперёд, продолжая нежно касаться пухлых губ художника. В животе Енджуна взрывались фейерверки от чувств и желания овладеть, а сердце громко стучало, охваченное волнением. Под ним сейчас такой милый парень, который мог стать героем не одной влажной фантазии. От одного только воображения дыхание спирало.       А Бомгю будто бы окоченел, руки его совсем не слушались, но тот продолжал хвататься за соулмейта, продолжая свою игру. Пока старший его целовал и был настолько близко, разрушая все личные границы. Художник судорожно думал о том, что он наконец-то будет полезен. Наконец-то он приносил удовольствие, а не липкие проблемы. Осознание своей полезности колко передвигалось по внутренним органам, кружа голову парню. Он не думал о своем удовольствии, все его мысли были заняты лишь тем, что он наконец удовлетворит старшего.       Надо только немного потерпеть и не бояться. Ему же не сделают больно? Он всегда представлял свой первый поцелуй как что-то нежное и сокровенное, но реальность оказалась не такой радужной. Сейчас юноша позволил себя целовать только из чувства вины и желания хоть чем-то отплатить. В душе начинали царапаться кошки, а сердце сжималось от страха неизведанного. Его тело почти никак не реагировало на прикосновения, наливаясь прочным железом в ожидании новых.       Рука Енджуна на животе задвигалась, медленно проведя вверх по коже, заставляя Бомгю только больше задрожать, сжимая губы. Его руки лежавшие на плечах старшего сжались сильнее, дергаясь в слабом сопротивлении, которое парень старался подавить и не показывать то, насколько ему было страшно. Сердце стучало в груди загнанной птицей, перед глазами Бомгю все расплывалось от стресса, но он продолжал жмуриться и тыкаться своими губами в чужие.       Старший, заметив лёгкий толчок, взглянул на парня, отстраняясь. Увидев зажмуренного Бомгю, который смиренно ждал продолжения, Енджун сразу пришел в себя от наваждения.       Что он, мать твою, творил? Парень сейчас предлагал воспользоваться своим телом взамен на помощь, а старшему сразу же сорвало крышу.       — Бомгю, послушай меня. Ты мне ничего не должен, — старший утянул дрожащего парня в свои объятия, утыкаясь носом в его макушку. — Для меня уже подарок то, что с тобой все хорошо. Я всего лишь хочу, чтобы ты улыбался и больше не чувствовал боль. Хочу, чтобы ты был счастлив рядом со мной.       Мысли Бомгю же были заняты только тем, что его тело настолько противное, что Енджун не захотел его трогать, совсем пропуская мимо ушей все сказанное. Он был бесполезен и слишком слаб.       — Я противен тебе? — всхлипывая, выдавил из себя вопрос художник.       — Конечно нет, — старший гладил его по голове, тихо продолжая. — Ты мне нравишься, но я же вижу как тебе страшно. Не надо переступать через себя, чтобы угодить кому-то, Бомгю. Я дождусь того момента, когда ты доверишься мне и будешь правда этого хотеть.       Бомгю снова почувствовал поражение, и отстранившись, он взглянул на старшего, пытаясь ещё что-то сказать, но тот был быстрее.       — Пошли готовить ужин, — улыбнулся старший. — Уверен, ты уже проголодался.       Енджун встал с дивана и поспешил на кухню. Никто не отменял его обязанности по дому. Да и ему надо прийти в себя после произошедшего. Художник же, посидев ещё какое-то время, переваривая все, что произошло, касался своих губ пальцами. Сейчас произошел его первый поцелуй.       Скованный своими страхами, он совсем не запомнил какого это, ощущая лёгкое покалывание в губах и фантомные касания старшего. Он и правда боялся того, что могло бы произойти, если бы старший не остановился. Дурак! Он сделал только хуже. Теперь в глазах соулмейта тот будет выглядеть ещё более беспомощным. Разве почувствовал бы Бомгю себя лучше, если бы им и правда воспользовались?       Через какое-то время художник все же поплелся на кухню, застегивая пуговицы на рубашке. У него был ещё один вопрос, волнующий его не меньше.       — Хен, а ничего, что мою шею видно? Твои родители увидят это и…       — Все нормально, я объясню им ситуацию.       — Они не выгонят меня?       — Если они тебя выгонят, я пойду с тобой, — Енджун повернулся к сидящему за столом парню. Тот улыбнулся художнику, уверяя что все хорошо и никто его не выгонит.       Вверяя Бомгю, с горем пополам, нарезку овощей, старший продолжил хлопотать над чем-то вкусно пахнущим на плите, иногда поворачиваясь на парня. Тот с усердием резал овощи на ровные кусочки, будто бы отмерял каждую крупицу по линейке, стараясь не облажаться. Такой вид увлеченного соулмейта забавлял, поэтому Енджун не мог удержаться от лёгкой улыбки.       — У тебя замечательно вышло, — похвалил художника соулмейт, получая в ответ смущеную улыбку.       Как только все овощи были нарезаны, Бомгю остался сидеть без дела, наблюдая за старшим. Его мысли вновь возвращались к недавнему поцелую. Видеть Енджуна настолько близко было чем-то прекрасным и в тоже время таким волнительным. В его памяти четко отпечатался образ темных лисьих глаз, в которых он почти утонул. Как же ему хотелось бы зарисовать их, но его скетчбук остался лежать дома. И вообще, ему, вроде как, стоило бы идти домой.       — Хён, я покушаю с вами и пойду домой, пожалуй…       Старший тут же повернулся к нему, не веря своим ушам.       — Ты в своем уме?! Я тебя не отпущу обратно! — тут же возмутился Енджун, подходя ближе. — Побудь здесь, пока твой отец не успокоится.       Не то, чтобы он верил в свои слова, но задержать парня здесь, хотя бы на пару дней, он обязан был.       — Но…       — Никаких но, ты остаёшься здесь. С родителями я поговорю, — старший вернулся обратно к плите, показывая, что разговор на этом окончен.       Вскоре после этого, входная дверь отворилась и на порог дома явилась никто иная, как Чэвон.       — Парни, вы живые? Я дома! — с порога кричала девушка.       Енджун просто закатил глаза, замечая, как Чэвон подходит ближе.       — Надеюсь, вы тут без меня не оприходовали стол, иначе я есть за ним не буду!       Щеки Бомгю тут же заалели, потому что они могли оприходовать диван, а не стол. Она была почти близка к своей догадке. Девушка же думала, что оставляя их одних дома, они точно поняли намек от такой прекрасной сестренки, которой на самом деле никуда не надо было. Старший вновь закатил глаза.       — Мы просто посмотрели мультик и заснули, — объяснил ей Енджун.       Глаза Чэвон расширились, и она, встречаясь взглядом с Бомгю, который уже начинал бояться того, что скрывалось в ее голове, спросила у него:       — Бомгю, скажи, он ведь рыдал над какой-нибудь глупостью? Сколько себя помню, он рыдал над фильмами, — та заговорчески щурила глаза, хихикая в ладонь.       Парень обещал, что никому не скажет, поэтому просто покачал головой, но девушка, конечно же, ему не поверила, продолжая дальше смеяться над братом.       — Он всегда плачет над какой-то фигнёй, хоть и пытается казаться важной персоной, — девушку заткнула булка, всунутая ей в рот братом.       — Ты проголодалась? Поешь немного, — тот делал вид, что мило улыбался, хотя хотел задушить ее прямо тут.       Девушка же долго не думая спраталась позади оторопевшего художника, крича:       — Бомгю, он меня обижает! — та выкинула булку на стол прямо перед парнем, который не понимал как реагировать и неловко улыбался.       — Не разбрасывайся едой, — буркнул старший, складывая руки на груди, поглядывая то на улыбающегося Бомгю, то на сестру.       Та фыркнула и пошла смотреть, что там сегодня приготовил брат, под его внимательным взглядом. Стащив что-то и попробовав, тот ударил ее по руке.       — Сначала дождись ужина.       Внезапно телефон старшего зазвонил и тот, прихватив его, пошел в свою комнату, разговаривая с кем-то. Через десять минут парень вышел из комнаты в другой одежде, отдавая приказы находящимся на кухне.       — Я пойду на подработку. Чэвон, ты за главную, проследи, чтобы Бомгю нормально поел и скажи родителям, что я приду и все объясню, — тот не стал ждать ответа от нее, вышел в прихожую и покинул квартиру.       Бомгю зацепился за слово подработка. Это Енджун сейчас ушел выбивать долги из людей? А ведь он сказал не говорить Чэвон. Она не знает где он работает? Девушка всего лишь пожала плечами на слова брата и соскочила со своего места.       — Давай поедим без родителей, в твоём виде лучше много не светиться перед ними, — Чэвон встала и наложила им двоим стряпню своего брата.       Пока Бомгю молча ел, та успела ещё раз рассмотреть следы на шее, гадая, что же с ним произошло. Она прекрасно видела состояние парня днём. Тот был весь мокрый и настолько бледный, что глядишь ушел бы в другую реальность прямо в ванне. Сейчас же на его щеках проступал лёгкий румянец. Бомгю же чувствовал, как ему постепенно становится не очень хорошо. Его снова одолевала слабость и холод. Организм стремился уже просто лечь и лежать, не в силах сопротивляться. Есть на самом деле совсем не хотелось, поэтому парень клевал что-то совсем немного.        Не выдержав, художник поежился, обхватывая себя руками.       — Ты замёрз? — тут же заметила девушка. Что-то ей это совсем не нравилось. Та встала со своего места, кладя ладонь на лоб парня, проверяя температуру. Тот был ощутимо горячим.       Обычно о ней заботился брат, и она совсем не знала, что ей сейчас делать. Поэтому, долго не думая, она взяла телефон и позвонила брату, который тут же поднял трубку, уже думая что что-то случилось.       — Кажется, у Бомгю поднялась температура, что мне делать? — спросила девушка подходя к окну на кухне. Парень наблюдал за ней, думая о том, что этот день какой-то слишком странный и не хватало ему простудиться. Хотя после того, как он промок под холодным дождем, не мудрено, что он заболел.       Енджун дал указания сестре, разрываясь между работой и тем, чтобы вернуться обратно. Ему надо было сходить по паре адресам, и тогда тот освободится. Чэвон утащила Бомгю в комнату и приказала тому лечь в кровать, уходя на кухню за градусником и таблетками, которые приказал дать заболевшему Енджун. Градусник показал, что у парня поднялась температура 38,6°C. Девушка всунула ему таблетки и приказала спать, выходя из комнаты, чтобы отписаться брату.       А парень был и не против наконец-то сдаться своему миру грез, убегая от надоедливой реальности в мир пустоты и спокойствия. Не сказать, что ему было тепло под одеялом, но он устал и просто отключился. Бомгю размышлял о том, как же было тепло, когда Енджун был рядом и обнимал его. Он ушел за пределы квартиры, забирая все тепло с собой, и теперь юноша вновь погибал от холода.       Образ старшего до последнего стоял перед глазами художника, пока он не погрузился в тревожный сон.