Катись к черту, Дэй

      — Поговорим ещё раз, но позже, ладно? — выдыхает Кевин, убирая руку с переносицы. Кажется, там останется вмятина. — Сейчас мы не придём ни к чему хорошему.       — Катись к черту, Дэй, — шёпот Эндрю слишком громок, чтобы по-прежнему оставаться шёпотом. Кевин едва поднимает руку, обозначая "стоп", а Миньярд громко дышит, успокаиваясь. Возможно, Кевин прав и говорил он действительно громче, чем было можно.       — Я приеду вечером? — голос Кевина спокоен. Настолько, что со стороны можно подумать, что ему и вовсе плевать на нерешенный конфликт, находящийся в самом разгаре. И Кевин предлагал уйти только по одной причине: дать себе и Эндрю время. Ведь они оба знают, как решать такие проблемы.       — Вечером, — он в последний раз окидывает взглядом Кевина и уходит с кухни. Дэй кивает ему вслед и мысленно помечает этот день как один не из самых приятных.       — Эндрю, — зовёт Кевин, прежде чем он успевает окончательно скрыться в коридорах, — поцелуй её от меня.       — Сам, — кратко отвечает Эндрю и уходит. Кевин вздыхает, перебирая у себя в голове миллион таких разных, но таких одинаковых мыслей. Нет, он не держит зла за все те слова, нет, он не обижается на него, нет, у него нет ни одной мысли о том, что этот конфликт они не смогут решить. За их спинами столько различных конфликтов, что каждый следующий уже кажется несмешной шуткой.       Ну а ребёнок стал неожиданностью для них обоих. Мало того, что им пришлось переживать смерть близкого друга и брата-близнеца, так ещё и его дочь легла на плечи Эндрю, а Кевин, конечно, не смог оставить их одних. Да он и не хотел оставлять ребенка, которому тоже пришлось пережить его страшный кошмар и которого он так любит, а Эндрю, который значил в его жизни больше, чем кто-либо может себе представить, — тем более. Но, наверное, это был самый тяжёлый период для их семьи.       Кевин не был готов становиться отцом. Вряд ли он вообще когда-либо смог бы быть к этому готов: дети не входили в его приоритеты и желания, Кевин просто не мог представить себя в роли отца. Не мог ровно до того момента, как у них не появилась Мика — дочь Аарона и Кейтлин Миньярд, которые погибли в автокатастрофе три года назад.       Эндрю позвонили из больницы как раз тогда, когда Мика гостила у них и спала у Кевина на коленях, пока её родители уехали по делам. Уехали, пообещав вернуться сразу, как она проснётся после дневного сна, но так и не вернулись.       Аарон погиб на месте. Кевин не стал ничего спрашивать, когда Эндрю всё же вернулся домой, но позже в документах прочёл, что от его тела практически ничего не осталось. Внутреннее и внешнее артериальное кровотечения в результате переломов шейного отдела, рваные раны по всему телу от осколков стекла, перелом четырёх рёбер и разрыв внутренних органов. Даже читать это было страшно. Кевин только надеялся, что Эндрю не видел Аарона в таком состоянии. Но, зная его, он скорее устроил бы геноцид медперсонала клиники, чем смирился с тем, что видеть Аарона сейчас ему нельзя.       Кейтлин ненадолго приходила в себя, и врачи было кормили всех надеждами о том, что шанс на восстановление определённо есть. Но, видимо, он был слишком мал, потому что она погибла ещё через пару дней.       Этот день Кевин не забудет никогда. Никто не сможет забыть этот день, потому что он разделил их жизни на «до» и «после».       Кевин совершенно не знал, что может сделать, что сказать и как поступить: с одной стороны у него Эндрю, которому чертовски тяжело и которому нужна поддержка, с другой — Мика, которая ещё ничего не знает и вопросительно на него смотрит, спрашивая: «Когда вернётся мама? А папа? Они обещали приехать ещё давно!», а с третьей — собственные чувства утраты, скорби и непонимания, что, блядь, делать дальше и как оставаться для них опорой, когда у него самого на глазах рушится чёртов мир. Кевин не был готов потерять его. Никто не был готов потерять Аарона, тем более вот так.       Мике было пять, когда её родители так и не вернулись домой. Кевин и Эндрю помнят, как тяжело было ей объяснять, что именно случилось. Да ещё и так, чтобы минимально её травмировать, потому что такие вещи бесследно никогда не проходят. Она долго плакала, говорила, чтобы они перестали так шутить, просила, чтобы ей вернули родителей. Но это было невозможно, и сердца Эндрю и Кевина обливались кровью все сильнее и сильнее с каждым новым всхлипом маленького ребёнка.       Первые дни Эндрю проводил с Микой, уделяя ей максимум своего внимания и пытаясь дать такую нужную поддержку, показать, что она не одна и никогда таковой не останется, а первые ночи — с Кевином, позволяя стирать со своих щёк редкие слезы и утыкаясь ему в грудь.       После же их ждала долгая возня с документами. Самое обидное, что Эндрю — один из востребованных юристов, не смог ничего сделать, ведь мёртвых, блядь, не судят. Виновник аварии скончался через пару дней после Кейтлин, полностью избегая ответственности за весь пиздец, что он устроил.       Кевин помнит, как сидел перед Эндрю и держал его за руки, пытаясь хоть как-то помочь. Но это, кажется, был тот самый случай, когда присутствие одних никак не могло перекрыть отсутствие других. А это единственное, что было действительно нужно. Не деньги от страховки, не миллион СМС от знакомых и друзей с их искренними соболезнованиями, не тяжёлые взгляды родственников виновной стороны, всё это было бессмысленным и никому нахуй ненужным. Долгожданный приезд Ники тоже не смог перекрыть весь пиздец. Эндрю представлял их встречу точно, блядь, не так, как получилось по факту.       Вся документация с удочерением Мики ждала их в том числе. Теперь Эндрю официально являлся её опекуном, но Кевин — нет, потому что они не были в браке, да и не особо планировали в него вступать.       Но Эндрю и Кевин были значимы для Мики одинаково. Они оба присутствовали в её жизни с самого рождения, и она пару раз даже оставалась у них с ночевкой. Они были для нее друзьями, но никак не родителями, и перестраиваться в роль родителей было сложно. Сложно как им, так и Мике, которая не понимает, как дяди, которые всегда всё разрешали и баловали, могут быть строгими, могут объяснять, что питаться одним шоколадом нельзя, а наша Земля — круглая. И как они вообще могут заменить маму и папу?       Ну, и, как оказалось, у Кевина и Эндрю довольно-таки разные представления о воспитании детей, поэтому им всем становилось сложно втройне.       Это сложно и по сей день, об этом говорит сегодняшняя ссора, но уже не так, как было в самом начале.       И Кевин таки поцеловал дремлющее дитя перед уходом. Возможно, уходить не стоило вовсе, как-то это все "по-детски", странно и резко со стороны, но так им обоим определённо будет проще. В конце концов, пару часов порознь никогда и никому не вредили.       И работа тоже не ждет: поэтому Кевин, не долго думая, поехал в их с Эндрю любимую кофейню. Там всегда тихо, и, можно сказать, идеальнее места для пары часов за бумажками и отчётами в ноутбуке он не смог бы найти даже при великом желании.       Но, словно по всеми ненавистному закону подлости, все столики оказались заняты. Кевин даже не мог осуждать этих людей, хотя очень хотелось, потому что место и вправду очень уютное.       Никакого желания сидеть в машине у него не было, ждать на улице — тоже, там отвратительно морозно, что даже за рулём приходилось надевать шарф, так что, по видимому, место для работы придется искать другое.       Он заказывает кофе: американо на овсяном молоке. Хотел на миндальном, как и обычно, но оно закончилось. Кевину не нравится этот день всё больше и больше с каждой секундой.       — Вы сегодня один, — то ли спрашивает, то ли утверждает вслух бариста. Конечно, за столько посещений остаться незамеченными было просто невозможно.       — Один, — Кевин кивает. — Работа.       Бариста кивает, выставляя бумажный стакан на стойку. Кевин берет его в руки, игнорируя яркую надпить на крышке «осторожно, горячо» и едва не обжигая пальцы. Хорошо, что Кевин вообще от неожиданности не выронил этот стакан на пол, оказался бы он в настолько неловкой ситуации, точно попытался повеситься на задних сиденьях своей же машины.       — Извините, — вдруг доносится откуда-то справа. Кевин даже не обращает внимания, потому что вряд ли это может быть адресовано ему, но, когда фраза повторяется, он все-таки оглядывается. — Вы можете сесть здесь. Я скоро ухожу, — рыжий парень, с виду младше него на пару-тройку лет, мягко улыбается и указывает на собственный столик. Кевин ещё пару секунд оглядывает его и кивает, отказываться было бы "слишком глупо даже для него" — так мог бы сказать Эндрю. Кевин едва улыбается мыслям, оставляя стакан по другую сторону от смутно знакомого ему парня. Возможно, они когда-то были знакомы?       — Благодарю. Очень выручили, — говорит ему Кевин, задумчиво перебирая то ли странные мысли в собственной голове, то ли бумажки в сумке, а может, всё вместе.       — Пустяки, — он вновь улыбается, отодвигая вещи в сторону, а Кевин никак не перестаёт чувствовать на себе пронзительный взгляд голубых глаз. Почему-то он отчетливо знал, что его глаза отливают океанской бездной. — Кевин?       Дэй поднимает задумчивый взгляд. Всё-таки они были знакомы. Ну конечно, блядь.       Его рыжие волосы были собраны в небрежный пучок на затылке; одежда слегка помята — видимо, он живёт где-то неподалёку и вышел за кофе. В левом ухе у него красовалась серёжка, отливающая серебром. На щеке располагался вытянутый шрам. Именно он заставил Кевина всё вспомнить. Он больше никого не знает и никогда не знал с такой отметиной на правой щеке, вариантов не оставалось: это Натаниэль. Натаниэль, с которым он общался всё детство, Натаниэль, с которым его соединяло общее прошлое. Не особо приятное прошлое.       — Натани,       — Нил, — он не даёт договорить, перебивает. — Теперь меня зовут Нил.       — О, — Кевин удивлённо вскидывает брови, — так у тебя получилось.       — Именно.       Глаза Кевина сильнее распахиваются в удивлении, по коже мельком бегут мурашки, а разум понемногу заполняет осознание происходящего. Осознание того, кто перед ним стоит.       Кевин почти машинально раскрывает руки, приглашая Нила в объятия. Возможно, эти объятия — лучшее событие за последнюю неделю, которая только и отдавала стрессом и напряжённостью во всех сферах жизни.       Нил же обхватывает его спину руками, прижимаясь ближе. Кевин вдруг узнает его запах, прикосновения и прикрывает глаза в попытках взять от этого момента всё, что только может.       Руки Нила всё такие же теплые, Дэй чувствует это даже через слои одежды. И всё это кажется таким предательски родным, что сводит скулы.       — Как ты? — садясь на место, интересуется Нил. В объятиях они простояли явно больше минуты, но по ощущениям не более одной секунды.       — Все хорошо, спасибо. Как ты? Прошло столько времени. Что произошло? Ты очень изменился, — он тараторит, не в силах контролировать речь из-за такого наплыва эмоций.       — Надеюсь, в лучшую сторону, — восклицает Нил и его улыбка становится шире. Кевин не может не улыбнуться в ответ, даже несмотря на то, что всё ещё ждёт его рассказ. Возможно, это даже эгоистично требовать от него какие-то подробности, но унять любопытство и вновь вспыхнувшие в груди старые, до боли знакомые переживания определённо не получалось. В конце концов, Кевин явно заслуживает большего, чем триггерное «всё в порядке» от Нила.       После стольких лет пропажи когда-то знакомого ему Натаниэля Веснински Кевин и не ожидал увидеть его вновь. Честно говоря, он думал о худшем. И даже не думал, а был практически уверен, что их встреча невозможна из-за предполагаемой смерти Натаниэля. Кевин был в курсе всей ситуации, он содействовал в побеге, несмотря на все ожидаемые последствия, которые сказались потом. Он неоднократно пытался с ним связаться после, но всё было тщетно. Конечно, рассчитывать на что-то другое было глупо, но когда-то в нём жила надежда. Эта надежда не пропала, когда он узнал о том, что дело о пропаже Натаниэля закрыли, не придя ни к какому результату, ведь этого он и добивался.       Она пропала после, когда он так и не получил ни одной смс, ни одного звонка, ни одного письма и прочей хуйни, которая могла свидетельствовать о том, что его рыжая проблема в порядке.       И вот Натаниэль сидит перед ним и перебирает пальцами цепочку на руке. Вот Натаниэль мельком рассказывает о жизни, упуская многое, потому что говорить об этом в людных местах всё ещё не блещет безопасностью.       Вот Кевин рассказывает о переживаниях на его счёт, рассказывает, как потерял какую-либо надежду хотя бы на то, что он жив, не говоря уже о возможном восстановлении контакта.       Вот Натаниэль... нет, Нил рассказывает о своём настоящем. Вот Кевин делает то же самое.       Оказалось, Нил уже полгода как может чувствовать себя в безопасности. Спорно, конечно, что после стольких лет и стольких поддельных документов он сможет хоть когда-то чувствовать себя в полной безопасности и спокойствии, но насколько это возможно. Он живёт неподалёку от этой кофейни и работает в клубе, который находится где-то в районе квартиры Кевина и Эндрю.       Кевин тоже рассказал о себе, рассказал, что модельная карьера закончилась сразу, как он пропал, рассказал, что она даже была возобновлена после полного восстановления, но долго не продлилась. Рассказал, что уже год как преподаёт историю Средневековья в университете, и почти три года как воспитывает Мику вместе с Эндрю — "официально лучшим мужчиной на этой планете".       В конце концов, ноутбук даже не был открыт, а бумаги так и остались лежать в сумке. О какой работе вообще могла идти речь, если перед ним всё ещё Нил, которого так сильно хотелось вновь изучить, как самую содержательную, но мало кем замеченную книгу с верхних полок в библиотеке.       А на улице всё вечерело и вечерело. Смена Нила начинается в восемь, но до этого нужно успеть подготовить столики и прочую херню, поэтому Кевин любезно предложил подвезти его на работу по пути домой. Заведение было немного в другой стороне, но разница в дороге буквально пять-семь минут, поэтому трагедия Нила о том, что он будет занимать время, была урезана на корню. Хотя он старался.       Пока Кевин ждал Нила в машине у его дома, успел написать сообщение Эндрю:       «Нужно что-то купить? Мике?»       И ответ приходит почти сразу:       «Апельсины, лапшу для пасты, гранатовый сок и её любимые шоколадки. Мне тоже возьми»       Кевин улыбнулся в экран телефона. Каждый чёртов раз он готов рассыпаться в мельчайшую пыльцу от их отношений, каждый чёртов раз он убеждается в том, что сделал правильный выбор. Не то чтобы у него были сомнения, но подтверждения никогда не могли навредить.       — Ты сияешь, — утверждает Нил, тихо захлопывая дверь.       — У тебя что, все вещи по-прежнему собраны в одном месте? — искренне интересуется Кевин, вновь в удивлении распахивая глаза.       — Нет, — Нил смеется, — но всё, что нужно с собой на работу, — да.       — Вау. Даже я могу тебе позавидовать, — это чистейшая правда, потому что утренние сборы в университет к первой паре и параллельные сборы Мики похожи на пытку. — Не против, заедем в супермаркет?       — Конечно, Кевин.       Кевин кивает. Та доля неловкости и смущения между ними прошла ещё пару часов назад, поэтому диалог строился максимально легко. И, честно, тем для обсуждения было слишком много, чтобы уместить всё в один день.       По приезде Кевин протягивает Нилу визитку и набирает себе в контакты его телефон. Он даже не подумал о том, что свой номер тоже можно просто набрать Нилу и сохранить в контакты, ведь былые знания о его жизни прямо кричали о том, что телефон мало что значит, и рассчитывать на него сравнимо с самой бесполезной хернёй вроде игры в гольф. Прошло время, многое изменилось, но эта мысль была машинальной и, возможно, одной из самых логичных на сегодняшний день.       Дома его встретила радостная Мика, громко протягивая его имя. Дэй успел оставить сумку с продуктами на полу и поймать её в объятия.       — Привет, Микуша, — Кевин смотрит ей в глаза и ждёт, пока Мика сама предложит её поцеловать. Она подставляет щеку и Кевин целует — это их семейный ритуал. — Куда ты Эндрю дела? Съела вместо шоколадок?       — Нет, — со смехом тянет Мика, выпутываясь из объятий.       — Ну, тогда ещё не поздно, да? Посмотри в сумке, я тебе кое-что купил.       — Что там, что там? — она тараторит, забирая сумку на кухню, а Кевин только тепло улыбается ей вслед.       Из комнаты выходит Эндрю. Кевин сразу вспоминает о ссоре, вспоминает, что уходил в их выходной, только чтобы они оба остыли. В горле встаёт ком, но Кевин быстро его прогоняет.       Эндрю подходит ближе и тоже подставляет щеку под поцелуй. Он улыбается, целует его, и все тревоги сразу уходят.       — Мне жаль, Эндрю. Извини, — произносит Кевин, глядя ему в глаза, — она уснёт, и мы поговорим, хорошо?       — Ты тоже извини, — отвечает Эндрю и кивает на заданный вопрос, обнимая Кевина за плечи. Он улыбается и указывает в сторону кухни, откуда доносился тихий стук стекла о столешницу. Похоже, Мика очень серьёзно занялась сумкой с продуктами. — Ты решила сама всё приготовить? — спрашивает Эндрю, заглянув в дверной проем. — И всё-таки подожди меня. А ты, — он снова поворачивается к Кевину, — мой руки.       Кевин кивает, крича Мике, чтобы она оставила хоть одну шоколадку для Эндрю, а он вслух поддакивает и скрывается в кухне.       Вечер они провели с тарелкой фруктов и каким-то суперновым мультиком по телевизору, который Кевин еле-еле смог найти на просторах великого Интернета. «Если там будет какой-то бред, я даже задумаюсь, зачем мы платим за это деньги», — высказался Кевин, садясь по правую сторону от Мики и вспоминая, что ради одиночного просмотра мульта в хорошем качестве пришлось заплатить пятнадцать долларов. Не то чтобы они слишком уж обеднели, Кевин просто любит ворчать. Или, скорее, любит способы Эндрю и Мики его заткнуть: Эндрю закатывает глаза, а Мика пытается повторить за ним, после чего они вместе драматично тянут его имя, в ответ получая тихий смех.       Когда она уснула, Эндрю отнёс её в комнату, а Кевин заварил их любимый листовой чай: разговаривать за чашкой зелёного чая было куда комфортнее.       Кевин извинился ещё раз, снова попытался объяснить свою точку зрения и то, что конкретно не так с его стороны. Когда в семье есть ребёнок, к которому вы не были готовы от слова совсем, всё кажется таким сложным и проблематичным, но это всё всегда решаемо.       Поэтому и сейчас они приходят к компромиссу: Кевин более лоялен к Мике, а Эндрю — наоборот. Им нужно найти эту заветную середину, и вместе они точно смогут это сделать, как смогли сотни раз до этого дня.       — Знаешь, — начинает Кевин, пальцами выводя какие-то линии на его плече. — Я сегодня видел Натаниэля. Натаниэля Веснински, помнишь?       — Помню. Он что, ещё жив? — сонно интересуется Эндрю.       — Удивительно, да?       — Именно.       — Он сменил имя и больше не скрывается.       — Это было очень глупо, — произносит Эндрю, останавливаясь. — Всё, начиная с событий семилетней давности.       — Не думаю, что мог быть другой исход. Но он очень изменился.       — Да и тебе не шестнадцать.       Кевин оставляет поцелуй на плече Эндрю, прижимаясь чуть ближе. Слава Богу, что ему не шестнадцать, тот пиздец сейчас он бы просто не пережил.       Кевин словно физически чувствует, как Эндрю засыпает, поэтому все остальные разговоры подождут: сон Эндрю важнее, даже если и беспокоит, даже если не он.