***
Гора, веток с листьями здесь было крайне мало, весна не добралась до этой части города. Был виден след от машины, которая спускалась поближе к пруду. Тишина, какой-то странный запах от воды, который кажется девушке от части тошнотворным. Ален прикладывает ладошку ко рту, стараясь сдержать рвотный порыв. Девушка спускается с этой горы, видя как травка кое-где стала пробиваться сквозь груду листьев с осени. Под ногами хрустят ветви, а она лишь сильнее сжимает в руках термос и уверенно шагает куда-то. Мужчина так же старается быт незамеченным. Ему интересно, куда вела эта дорожка и что она будет делать дальше. Но Ален лишь спускается на пирс, держась за длинный камыш, чтобы не свалиться мимо досок. Ветвь под ногой Роберта хрустнула, но русоволосая не стала поворачиваться. Если сейчас в нее кто-то выстрелит, она с радостью примет эту пулю. Но за спиной стоит Грант, который смотрит в её макушку. Он делает ещё пару шагов и так же спускается на пирс, который прогибается под его массой. Девушка сидит на холодных досках, не беспокоясь о чистоте своих брюк, её руки упирались в те же доски. Водная гладь отражала в себе серое небо и ветви. Кажется, его прошиб мороз. Роберт садиться рядом с ней, зная, что она не обернулась, она не посмотрела. Её глаза устремлены в воду. Казалось, что она уснула с открытыми глазами, не говорит, не дышит, не шевелится. Шефер замерла, не зная, встанет ли с этого пирса когда-нибудь. Его интересует одно, и раз эта грань была нарушена, он не посмеет молчать. — Расскажи мне секрет, — это единственное, что хочет этот мужчина. Ален так и молчит, смотря на водную гладь и чувствуя как страх накопился глубоко внутри. Когда они стали доверять друг другу? С чего бы им это делать? Они не должны были нарушать эту грань, забываться, а уж тем более погружаться в эту негу с головой... Кажется мозг отказывает. Шефер никогда не смела рассказывать малознакомым людям о себе, никто не слышал о её жизни, даже Софии. Она не смела поднимать тему про сестёр, про родителей, вообще близких. Ален никогда не смела этого делать, её научила жизнь, что к хорошему это не приводит. Но сейчас, сейчас что-то меняется. Нутро кувыркается, что с ней? Почему она готова бесконечно верить ему? А не обшпарит ли её это? Стоило вспомнить Ника, не из-за него ли о ней болтали те сплетни? Каждый, кто был рядом с этой девушкой страдал, каждый или умирал, или был ранен на столь, что представить страшно. Девушка поворачивает свою голову и встречается с ним взглядом. Его расслабленное лицо и её такое бледное, хрупкое, с этими стеклянными глазками, которые были красными из-за пролитых слёз. Её ладошки сжались в кулачки, но не слезли. Вскинув бровками она решается на самый отчаянный шаг. — Мой отец иноагент, — дрожащим голосом признается Ален, которая чувствует как сердце режут словно ножом. Раздалось молчание, глаза Роберта лезут на лоб. Он зашел за грань с человеком, которому грозит опасность от каждого прожитого дня. В любой момент может случится то, что нельзя будет исправить. У её виска буквально держат дуло и палец скользит по курку, в ожидании того самого момента. — Постой, — Грант с замиранием сердце осознает очень важную вещь, — тебя ведь могут у, — дальше его язык не поворачивается, ему страшно представить этот исход событий. Девушка лишь качается головой, подтверждая его опасения. Каждый день для нее может стать последним, если уж отец перейдет грань и забудет о своей Ален, которая тут же ляжет в сырую землю из-за него... — У него было 24 часа чтобы покинуть страну, — русоволосая тянется к своему термосу, чтобы сделать глоток напитка. Учитель лишь наблюдает за ней, как она делает пару глотков. — А ты?, — Он видит её намек на напиток и принимает его, не подозревая. — А я осталась в участке на те сутки, меня держали там до последнего, и что бы я не говорила, как бы я не просила, мне не дали увидеть его в последний раз, — Ален смотрит прямиком на его лицо и видит как ползут на лоб его брови. От рассказала ли, или же от напитка? Роберт впервые ловит её за тем, что она добавляет алкоголь в кофе, при чём дорогой алкоголь. Ален делала глотки даже не кривясь, он никогда бы не подумал. — Когда я пыталась выехать из странны, то в самый последний момент мне запретили выезд, — русоволосая забирает из его термос и закрывает его, видя как на лице всё так же читался ужас, — следователи сделали всё ради этого. — Так вот что за мужчина был на похоронах, — мужчина нащупал в кармане плаща ключи. Шефер дрожит от холода и Роберт это чувствует, по ней видно. Ей страшно сделать лишнее движение, потому что мурашки тут же накинутся на нее как пираньи на каплю крови. Он скидывает с себя плащ и тут же укутывает в ткань Ален, которая благодарно кивнула. Она начинает плакать, не сдерживаясь. Слёзы градом катятся по её личику, она дрожащей рукой пытается стереть все соленые капли. А Грант касается её плечика, поглаживая и надавливая, таким образом, её голова легла на его плечо. — Они обвиняют отца в смерти опера, — она чувствует как его пятерня зарылась в её выпрямленные волосы, — он бы никогда, поверь хотя бы ты, — её рука хватает его за запястье, — он не может даже позвонить лишний раз, не то чтобы, нет. Девушка отрицательно качает головой, он лишь поджимает губы, ощущая всю её боль на себе. Словно тысяча ударов ножей впивались под кожу и пускали кровь. Она молчала, она боялась и скрывала. Удивительно, что столь хрупкая оказалась столь стойкой и сильной. — А тот парнишка, — Роберт чётко помнил, как он подъезжал к соседскому дому и девушка садилась в салон авто. — А тот смазливый парнишка опер, который плясал под их дудку, — девушка сильнее сжимает его руку, пытаясь найти спасение в его объятиях, — он был готов на всё ради того, чтобы заполучить информацию о моём отце, абсолютно. Кажется, мерзко от этого стало ей настолько, что тошнота подкралась к горлу и она закашлялась, ощущая себя как никогда ужасно. — Он сделал тебе больно?, — Грант сильнее сжимает её в своих объятиях, ощущая как её хрупкое тело трясется из-за слез, каждая её частичка. — Да, — это окончательно доводит Ален, которая сдается и сбрасывает с себя маску холодности, давая волю чувствам. — Ну тише, тише, — он поглаживает её по волосам, успокаивая как самое ценное существо на этой планете, — милая, тише. Шефер не помнит когда её кто-то гладил по волосам и успокаивал. Когда её кто-то столь понимал, не высмеивал это. И если нужно, Роберт упадет за ней на дно пропасти, чтобы поднять. Этот мужчина впервые видит человека, который оказался в столь ужасной ситуации, но вел себя как ни в чем не бывало. Это убивало. Ален сильная, безусловно. Каждый бы вытерпел это? Вечный надзор, нельзя сказать лишнего, показаться в каком-то месте, да и дышать становится опасно. В опасности не только девушка, но и окружающие её люди. Если они не тронут её, потому что не могут, то тронут её близких. Так тронули уже Доминика, его жизнь рухнула на данный момент, и виноватой чувствовала себя только Ален. Ей нужно многое рассказать, если уж Роберт не перестанет с ней взаимодействовать. Никогда она не рассказывала это новым друзьям, компания знала, семья знала, но никто другой. Внутри Шефер полыхает гнев, ей делали больно, её ломали множество раз, такую хрупкую и нежную. Ален может быть зла с другими из-за инстинкта самосохранения. Казалось от каждого грозит опасность, как это было с Ником. Но видя карие глаза этого мужчины, ей становится так тепло, так спокойно и так хорошо. — Отца избили в тот день так, что он был на грани смерти, — ужас того дня всплыл перед её глазами, те крики, та кровь и те попытки что-то сделать. — Ален, мне жаль, — нельзя подобрать слов, чтобы утешить её, их просто нет. Его тяжелая рука коснулась подбородка и большой палец огладил скулу. — Опасность рядом, тебе могут сделать больно, — предупреждает Шефер, понимая, что не каждый готов пожертвовать своей жизнью, — я пойму. Роберт лишь ужасается, сильнее укутывая её в свой плащ и ощущая этот приятный аромат исходящий от нее. Он никогда не испугается пули. Он не испугается угроз и препятствий, испугается он только в том случае, если Ален сделают больно. — Боже, плевать мне на них, — мужская рука соскользнула на её талию, вторая сделала тоже самое. Таким образом он смог усадить Ален к себе на колени и теперь он может её полноценно обнять, успокоить. Её холодные глаза смотрят на хмурое небо. Так холодно. Она ощущает под собой его сильное тело и теплые руки, которые не пытались её сломить. Это было нечто иное, не то, что она привыкла ощущать. — Ты можешь доверять мне, — шепчет ей Грант, оставляя поцелуй на макушке и укутывая своими руками хрупкое тело, — я не предам твоё доверие, клянусь. Он смотрит прямиком в её глаза, похожие на океаны, водопады, все чуда света. Она улыбается ему легонько, самыми уголками губ и благодарно качает головой. Он подарил ей честность, мир, преданность в этот момент, переплетая свою большую ладонь с её мелкой, такой изящной. — Тебе нужно домой, Ален, ты уже вся синяя, — Роберт беспокоиться за её самочувствие, ему не особо хочется, чтобы она простыла. — Дома никого, — она смотрит на его тыльную сторону руку, — у бабушки кто-то умер, по той стороне, она уехала, — русоволосой совершенно не хочется покидать это место, ей не хочется возвращаться в пустой дом. — Ладно, может есть ещё к кому? Сестра, — он намекает ей, чтобы она поднялась и встает сам, сразу же касаясь её ручки, — мама. Шефер лишь горько усмехается, поднимая на него свои океаны, которые сегодня ему кажутся серыми. — Между мной и отцом она выбрала его, — горькая правда была озвучена. Тогда мужчина забирает её термос и приобняв ступает прочь, они уходят с холодного пирса. К сестре Ален не может поехать, у одной болеют дети, Кетрин уехала с родителями, а другая была полностью в работе. Она впервые осталась одна, не было близкого человека рядом. Девушка кутается в его вещь, ощущая приятный аромат, который напоминал ей его. Он же рукой касается её предплечья, надеясь, что она не пугается этого. — Как только придешь домой, найди телефон, — единственное, что произносит Роберт, глядя на нее с полной уверенностью, — и пожалуйста, будь аккуратнее, когда мешаешь кофе и коньяк. Она прячет свой взор, ощущая его тепло, она словно нашкодивший ребенок, которого поругали. Но он просто переживает, ей и так досталось от жизни. Они продолжают идти к своей улице, он не смеет говорить ей ничего. Ей от этого не легче, но она знает, что Роберт никогда не разболтает это.***
По приходу домой девушка сразу же нашла телефон на кухне, как и обещала Роберту, который набрал её через пару минут. И она ему ответила, ощущая радость впервые за столько времени. Мужчина сразу же порекомендовал ей выпить что-то теплое, если не горячее. И она хихикая стала делать себе кофе. У него сегодня не было дел в школе, так что он мог говорить с ней хоть до следующего утра. Они болтают на тему сада, который чуть приуныл из-за погоды и из-за того, что хозяйка уехала и каждый день не трепетала над каждым бутоном. Роберт поспрашивал её про любимые сладости и про ярмарку, на которой её бабушка часто представляла свою выпечку, которой пахло чуть ли не за километр. Ален чуть взбодрилась, утерла последние слезы и собралась, ощущая, что кто-то был рядом. Ей было приятно как никогда. Но было одно кое-что, что сумел разорвать эту прекрасную грань счастья и ужаса. Шефер поднялась в спальню, которую покинула рано утром, когда её разбудила бабушка, чтобы сообщить, что срочно уезжает. Кровать была заправлена, на ней лежала мягкая игрушка, шторы были не задернуты. Ночник горел, она забыла про него. На туалетном столике было всё убрано, на кресле стояла школьная сумка. А вот письменный стол, на котором был ноутбук привлек её внимание. Белая коробка с повязанной лентой нежно-бирюзового цвета. Она не помнила, чтобы утром эта коробка стояла на её столе. Может быть бабушка оставила что-то, а Ален просто не заметила. За разговором она подходит к столу и и включает громкую связь, стараясь не забывать отвечать Роберту, который рассказывал про прошлое место жительства. Русоволосая дергает край ленты, бант ослаб и она смогла его распутать. Ленту она сразу же складывает и откладывает её в сторону. Руки с обеих сторон берутся за крышку коробки и чуть потряхивая снимают. Ален изначально не видит что там было, она молчит уже наверное вторую минуту. Крышка отправилась к ленте. В коробке находилась брошь и какая-то записка, сложенная вдвое. Взяв в руки изделие из чистого золота, она видит феникса. Каждая деталька была четко высечена, не было зазора, лишнего пятнышка. Брошь не была огромной и несуразной, она была идеальна выдержана. Шефер вздрагивая откладывает украшение и тянет руку к записке. — Ален, ты слышишь меня?, — Озадачено раздается на том конце и это словно щелчок выводит её из транса на секунды. — А? Да, да, — она поджимает губы и раскрывает записку, ужасаясь только от одного почерка. Пульс зашкаливает, а глаза наполняются слезами, пока дрожащие руки держат лист. Дыхание резко набрало обороты и она стоит, читая записку и задыхаясь. Моей дорогой Ален-Эрнесте Шефер. Поздравляю тебя с успешным окончанием третьего семестра. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь вновь увидеться, сведёт ли нас судьба, но знай, я люблю тебя, мой свет. Ты самое дорогое, что есть в моей жизни. Если меня не станет — не печалься, я отжил своё, хоть и был несчастлив. Ты выросла, может и ненавидишь меня, но в глубине своей черной души я верю, что ты любишь меня всё так же. Твой папа. Ален касается коробки, пытаясь начать дышать, но она стояла на краю, от того падает с грохотом, захватывая за собой подставку с карандашами. Роберт слышит в трубке ужасный грохот, словно разбилось что-то. А разбилось сердце Ален, окончательно, вздребезги. Девушка всхлипнув резко осела на пол, начиная реветь с невероятной силой, словно у нее умер кто-то. Её тело трясется словно его охватило судорогой, самой сильной во всем мире. Ей больно так, что она сжимает кожу на своих бедрах так, что там останутся синяки. Расширенные зрачки почти не реагировали на свет. Она хватается рукой за горло, в попытке сделать вздох, это выходит хрипло. Запястья охватывают колени, сжимают себя в объятиях. Ален боится, ей кажется, что вот-вот кто-то войдет в комнату и настанет её конец. Яркий конец на белом ковре, который будет запачкан в крови. Шефер качает головой, отказываясь верить в то, что она получила подарок от этого человека. Как-то странно, что он появился в тот момент, когда его обвиняют в убийстве опера. Картинка сама сложилась в русоволосой голове и она лишь улеглась на белый ковер, заливаясь рекой слез. Это была паническая атака, но девушка не попросит помощи. Ей холодно, ей очень холодно, голова трещит от внутричерепного давления, а глаза пекут. Пока она задыхается от бессознательной истерики на том конце трубки начался переполох. Роберт звал её, пытался докричаться но всё было тщетно. Она не реагировала. Гробовую тишину лишь разрушали всхлипы и громкие хрипы. Рыжая кошка с узкими глазами в тот же момент оказалась рядом с хозяйкой. Животное потиралось об руку, которая не чувствовала ничего. Вислоухая кошка подобралась ближе, касаясь подушечками на лапках плеч девушки. Нос понюхал, пытаясь разузнать безопасно ли и шершавым языком облизнула щеку русоволосой, стирая слезу. Голубые омуты открылись в тот же момент и увидели домашнее животное, которое так понимало её. Она мурчит, мяукает, пытаясь как-то помочь хозяйке.***
На улице всё так же прохладно, но уже стемнело, совсем. В сетчатых стенах беседки горел повешенный фонарик, привлекая к себя мушек. Их можно было увидеть на свету. Пахло сыростью и пыльцой от недалекого сада. На столе стояло две кружки с напитками. Девушка в черном свитере положила голову на его колени, смотря в одну точку своим мертвым взглядом. Его рука поглаживает её по мягким волосам, успокаивая. Он нашел её в комнате, она так и лежала, заливаясь слезами. Роберт напоил её водой и захватил из своего дома аптечку, потому что не знал что случилось в соседнем доме. Ален выпила успокоительное и её глаза слипались, он налил ей первый чай, который нашел на чужой кухне, которая была такой уютной, такой домашней. На холодильнике висело пару детских рисунков, фотографий. Пахло деревом из-за обшивки стен и всё той же выпечкой. Грант застыл лишь на момент — когда увидел ту же рыжую кошку, чьи глаза блеснули в темноте. Сейчас они сидят в беседке её сада, наслаждаясь вечером. Поверх теплого свитера был накинут плед, который она сжимала. Где-то пищит сверчок, а где-то болтают люди, возвращаясь домой. Фонари горели, освещая тротуары. Роберт шепчет ей утешительные слова и плавно переходит на нежности, называя её ласково, как никогда. Ей столь приятно, она слышит, но не реагирует, у нее нет сил показывать эмоции. Она лишь охватывает его второе запястье, ощущая силу этого человека. Вероятно, Ален будет ещё одна дня два, если не три. Что его ни чуть не радовало, ей плохо, и даже если другие ей не помогут, то хотя бы в случае вызовут нужные службы. А так, ему стоило надеяться на лучшее и внушать ей это. Он так до конца и не понял что вызвало у нее это, потому что девушка рассказывала всё задыхаясь. Сейчас её умиротворенное дыхание его радовало, но больше его радовало то, что они перешли эту грань. Ему хотелось дарить всю возможную заботу, любовь, нежность. Ему хочется радовать её, узнавать лучше и помогать, как бы она не отрицала, ей хотелось этого. Она давно заметила это волшебное чувство, когда Роберт говорил с ней или улыбался ей. Сейчас Грант склоняется и оставляет поцелуй на её виске, заправляя прядку волос, ощущая самое приятное ощущение. Они хотят, чтобы этот момент продолжался вечно.