Жизнь — это горечь эспрессо,
Первый глоток всегда невкусный.
Но пусть иной раз она полна стресса,
Захочешь еще — такая вот глупость.
В жизни времени не хватает,
Как не хватает на добавку кофе.
Но это ничего не меняет,
Рано или поздно придешь к катастрофе.
Ты, конечно, будешь пить капучино
И добавлять в него сладость сиропа.
Но так душу не собрать воедино,
Сахаром не разбавляется злоба.
И лишь один есть напиток на свете,
Который заполнит пустоту в любом сердце, —
Это сваренный кофе в джезве
На домашней кухне с распахнутой дверцей.
Он приготовлен родными руками,
Перемолот вручную, с добротой и заботой.
Такой кофе говорит о доверии меж нами
И отдает вкус любовной ноты.
Он приправлен кардомоном с корицей,
Мускатом и еще теплотой и терпением.
Любовь — это кофе с кухни семейной,
Пожалуйста, вкуси её с наслаждением.
— Кофе, — говорит Кавех увлеченно, — нужно пить исключительно свежесваренный. Перемолоть зёрна вручную, поставить джезву на медленный огонь… Ты слушаешь, альби? — Пап, я не пью кофе, у меня от него тахикардия, — ворчит Веритас. Но Кавех лишь отмахивается: — Авантюрину будешь варить, — и тянет сына к специальной плитке с горячим песком. — Вот, смотри, сейчас начнет подниматься… Над кофе надо стоять, чтобы не убежал. Иначе вкус безнадежно будет испорчен. Проследи, чтобы он поднялся три раза, а потом добавь ложку холодной воды в джезву. Угу, вот так. — Теперь надо, чтобы осела гуща? — Веритас и сам не замечает, как увлекается процессом. — Угу. Можем погадать на ней, если хочешь. Когда кофе допьем, конечно. — Пап, я не пью кофе, — снова напоминает Веритас. — И не верю в гадание. — Понабрался скептицизма от Хайтама, а мне теперь расхлёбывать... — ворчит Кавех себе под нос, но Веритас, конечно, всё слышит. — На что гадать-то? — всё-таки спрашивает он у отца, чтобы тот не расстраивался. — На любовь, конечно. Как у вас с Авантюрином? Веритас молчит в ответ. — Опять поругались? — Па-а-п... — Что, пап? Пей давай кофе, не будет у тебя никакой тахикардии. И вообще, альби, не бывает в семье всё идеально. Знаешь, сколько мы с Хайтамом ссорились прежде, чем ты появился? — Знаю. Потому что ссорились вы и после моего рождения. — И то верно, — хихикает Кавех. — Ссориться — это нормально. Главное говорить друг с другом и не умалчивать проблемы. — А что, если наши взгляды на жизнь... никогда не сойдутся? Что тогда? — спрашивает Веритас неуверенно. — Думаешь у нас с твоим отцом сходятся взгляды хоть на что-то, кроме того, что мы любим друг друга и тебя? Вы найдете компромисс, я уверен. В этом и смысл семьи. — В любви? — В любви, — кивает Кавех уверенно. — Ну так что, погадаем?✧ ✧ ✧
Тем же вечером на веранде дома Кавеха и аль-Хайтама.
— С дочкой Веритас остался? Он заезжал сегодня утром. Опять поругались? — Угу, — кивает Авантюрин, отвечая на все вопросы разом и затягиваясь сигаретой, которой его угостил Кавех. — Простите, конечно, но ваш сын — эмоциональный инвалид. Других слов у меня нет. Кавех ухмыляется. — За что извиняешься-то. Он весь в отца, знаю я эту их инвалидность. Так а что не поделили-то? — Да ничего особенного. Я... просто думал, что хоть в чём-то мы сойдемся, а вышло как всегда. Авантюрин выдыхает дым кольцами и откидывается на спинку плетеного кресла. — Вы с аль-Хайтамом задумывались когда-нибудь о втором ребенке? — неожиданно спрашивает он. Кавех качает головой. — Решили сделать нас дедушками во второй раз? — улыбается украдкой. А потом добавляет: — Веритас был слишком сложным ребенком, чтобы задумываться об еще одном. Хоть и вырос он слишком рано. — Ничего мы не решили, — Авантюрин тушит сигарету, забирается на кресло с ногами и кутается в выданный Кавехом плед. — А что тогда? — Быт? Наверное… Я не знаю. Мы постоянно ругаемся. Я уже запутался, что именно не так. У нас… секса не было нормального уже пару месяцев… — протягивает Авантюрин, а потом спохватывается. — Ой! Ничего, что я делюсь таким? — Привози завтра Тришу к нам с Хайтамом, — просто улыбается Кавех, ни капли не смутившись. — Мы давно не виделись с внучкой.✧ ✧ ✧
Весь следующий день идет дождь. В Сумеру — это не редкость. Климат такой, да и сезон располагает. Тихий шелест дождевых капель по крыше и окнам успокаивает, а из сада их с Веритасом дома веет прохладой и свежестью. Так и тянет умыться этой водой, падающей с неба. И Авантюрин не удерживается и выходит. Прямо так, босиком — газон недавно пострижен, и в воздухе пахнет свежескошенной травой и почему-то клевером. Сегодняшний дождь напоминает о празднике Какава на Сигонии. И Авантюрин не может не думать о семье. Он, как и договаривались, отвез Тришу к дедушкам, а сам взял отгул на работе и уже приготовил всё для романтического вечера вдвоем. Осталось только дождаться Веритаса, а пока можно насладиться временем наедине с собой. Теплые дождевые капли мгновенно мочат волосы, и теперь они липнут к лицу. Авантюрин широко-широко раскидывает руки и кружится, танцует. Вода затекает за шиворот, умывает раскрасневшееся и довольное лицо, будто целует прямо в губы. «Любит», — думает Авантюрин. И тут же проваливается в объятия Веритаса, только вернувшегося домой и неслышно подошедшего со спины. «И он меня тоже любит». — Пойдем в дом, ты замерз, — шепчет Веритас в ухо и зарывается носом в мокрую макушку. — Не правда, ни капельки, — смеется Авантюрин, а сам дрожит. Но улыбается так искренне, так довольно, что невозможно не улыбнуться в ответ. Веритас, загипнотизированный, смотрит в его глаза и не может наглядеться. А Авантюрин хватает его за руки и снова кружится, танцует под дождем, словно маленький ребенок, скачет по лужам. Босой. Мокрый. Счастливый. Хохочущий так, что слышит вся округа. — Я не хочу больше никогда ругаться! Я так люблю тебя! Авантюрин кричит, смеется, любит до одури... И Веритас вторит. Кружится вместе с ним, подняв на руки, хоть и робеет немного поначалу. Смеется также, ведь невозможно не заразиться этой почти детской радостью. Целует его, пробуя на вкус мокрые от проливного дождя губы. И в это мгновение они правда верят, что ругаться им незачем. Ведь в самом главном их взгляды и правда сходятся: они любят друг друга больше жизни. Друг друга и свою семью...