Бесконечное лето

Работать на пилораме оказывается ожидаемо тяжело. Егор начинает ныть уже спустя полчаса таскания досок, потому что занозы пробираются даже сквозь перчатки, уродуя его замечательные руки. — Сам хотел, — сухо комментирует Валера, занимаясь своими более существенными делами, и уходит под другой навес. Егор вздыхает. Если бы он только знал, как тяжело даются деньги, заработанные таким трудом, то никогда бы не огрызался с папой, да только что теперь толку? Приходится познать прелести простой жизни на себе лично. Как он там говорил? Пожить как русский человек? Ну так Егор, по ходу, на годы вперёд нажился этой жизни! Руки болят от мозолей и заноз. Рабочие перчатки едва ли спасают от травм, и Егор скулит про себя каждый раз, как закидывает очередную порцию досок на плечо. Мысль о том, почему бы им не использовать для этого технику, приходит в дурную голову, а Валера отвечает, что сломалась техника-то, и снова сваливает в закат. Заканчивает трудиться Егор только к тому самому закату. Он нагружает целых три телеги, взяв между ними по перерыву минут на десять, чтобы не сдохнуть от усталости и обработать кровоточащие с непривычки мозоли, а потом снова берётся за дело. И момент, когда все доски погружены, кажется нереальным. — Это правда всё? — в который раз спрашивает Егор, хвостом бредя за Валерой, что сонно зевает, но всё равно дотошно проверяет каждую из телег. — Всё. Но в следующий раз надо побыстрее. Обычно полдня хватает на такую работу, — строго отзывается он, и Егор удивляется — во время работы от валериной смешинки не остаётся и следа, он будто преображается. Наверное, иначе отец не оставлял бы его здесь за главного. В глазах Егора отражается уважение, когда он забирает деньги. Он видит Валеру совсем по-новому, и именно это заставляет его пожать ему руку перед прощанием, несмотря на боль в натёртых пальцах. О том, почему у самого Валеры не хватает пальца, он совсем забывает спросить за дикой усталостью. *** — Ох, это что такое?! Калитку ему открывает злобно настроенная Рая, но стоит увидеть, в каком внук состоянии, злость быстро меняется на милость: — Егорка, тебя избили? Руслан этот непутёвый, да? Признавайся! — требует она, оглядывая Егора на предмет повреждений. Только вот ими там и не пахнет. — Нет… я работал, — тихо признаётся он, слишком уставший, чтобы голосить во всю глотку. Немного кровавые деньги греют карман, а в груди даже крутится гордость за себя. — Работал? Где ж это ты работал? — недоверчивость в голосе немного обижает, но Егор понимает. Он правда выглядит скорее как тот, кого избили, нежели как тот, кто работал: одежда вся потрёпанная, руки в крови и занозах, а на лице этого самого лица и нет. — На пилораме, — рискует сообщить Егор, и бабка едва не падает в обморок. — Ой, батюшки! Что ж ты творишь, дурень? — она тянет его за рукав футболки за калитку. — Там же и без рук остаться можно… — шикает она, оглядываясь по сторонам. — А отцу твоему я что потом скажу? Не уследила? Тебе девятнадцать лет, огромный лоб, сам подумать не можешь? — следом в этот огромный лоб прилетает шлепок, от которого Егор не успевает прикрыться. Ощущается не столько больно, сколько обидно, и Егор жуёт губы, едва сдерживаясь от ответа. Но с другой стороны, чего он ожидал? Причитания сыпятся и сыпятся, будто снег под новый год, а Егор половины слов и не слышит. Признаться, он готов лечь прямо на траву и уснуть крепким сном. Даже бормотание и ругань не помешают, вот серьёзно. — Я ничего не пилил, только носил, — оправдывается он, поднимаясь по крыльцу в дом следом за Раей. Взгляд падает на девятку у гаража, что они бросили с Русланом, когда убегали, и помятые кусты. Чёрт, главное чтобы бабушка счас об этом не вспомнила. — Ещё лучше! — взмахивает руками она. — Грыжу захотел? Вот у бати Русланчика твоего две операции на спину было! Работа в лесу знаешь какая жестокая? Никаких денег не стоит! — Рая едва не топает от желания донести до Егора столь ценное знание, только Егору конкретно фиолетово — он стал ближе к своей цели. — Ты же не трогала девятку? — всё же не сдерживается он, отправившись к раковине, чтобы умыться. — На кой мне твоя девятка? Или… — она роняет крышку от сковороды, та громыхает по полу, заставив Егора подпрыгнуть от испуга. Вода разбрызгивается на одежду, но хуже ей уже не будет — её вообще теперь только на выброс. — …так ты ради неё корячился? Боже, какие же мужчины дети и идиоты! Голова ни под что не заточена, — причитает она, подобрав крышку, и берётся за чайник. Егор на это только вздыхает, умывая лицо. Теперь Рая до утра не успокоится, если только не уйдёт к соседке на ужин. — А ты в гости сходить не хочешь? — Что-о-о? Выгоняешь меня из собственного дома?! — крышка снова грохочет, и Егор втягивает голову в плечи. Вода стекает по лицу, капая в раковину, и Егор смотрит на себя в зеркало. Он выглядит таким изнемождённым. Ещё и живот от запаха еды приходит в бешенство. А бабушка всё продолжает что-то там бубнить… Тарелка уже стоит прикрытая салфеткой на столе. Рядом с ней сковорода и кружка с чаем, так что Рая явно готовилась к его приходу, как бы ни пыталась выглядеть недовольной. — Спасибо большое, я оху… кхм, очень голодный, — спотыкнувшись на мате, Егор едва успевает исправиться, и тут же получает полотенцем по макушке. — Не дорос ещё сквернословить! — бабка уходит в прихожую, подметая опилки, что Егор притащил на носках — помимо подошвы они попали даже в кроссовки. Он же садится за стол и открывает сковороду. На ней зажарена такая красивая картошечка с салом, какой он за свою жизнь ни разу не видел. А может, он просто такой голодный? Что бы там ни было, слюна собирается во рту от этого аромата. На тарелке находится овощной салат, а рядышком зелёный лук, и Егору кажется, что он буквально готов заплакать. Настоящая еда богов. — Хоспади, ты как свинюшка, — вдруг смеётся бабушка сбоку, высыпая опилки в печку. — Чево? — бубнит Егор, пережёвывая кучу картошки. — Когда я ем — я глух и нем, слыхал про такое? — она треплет его по волосам, и это очень похоже на то, как обычно делает мама. — Ага-а, — тянет он, сглатывая, и тащит в рот новую порцию. — Ну так и не балаболь, — хлопнув напоследок его по макушке, бабушка уходит на улицу, оставляя Егора наедине с едой. И ему вдруг становится так грустно. «Мама сейчас, наверное, заканчивает смену и идёт домой», — вздыхая из-за меланхолии и набитого живота, Егор достаёт из кармана телефон. В конфе с друзьями добавляется сообщений, но он пролистывает их, только ставя реакции. Потом, подумав, фоткает свой ужин и отправляет им, на что Настя смеётся, а Антон ужасается количеству жира. Почему-то общение с ними доставляет только дискомфорт, и тогда Егор решает позвонить маме, даже не доев ужин. Остатки картошки бесхозно стынут на сковороде, когда Егор набирает знакомый номер, дожёвывая лук. Проходит всего пара гудков, как на том конце берут трубку. — Егорка, привет! — голос мамы звучит устало, но радостно, и Егор вспоминает, как часто встречал её по вечерам, забирал пакеты из напряжённых рук и всю дорогу до дома болтал о чём-то незначительном, лишь бы заставить её улыбаться. Он так сильно её любит. — Привет, мамуль, — его голос не менее уставший, но на губах расплывается грустная улыбка. — Я так по тебе скучаю, — без паузы признаётся он, чувствуя, как пощипывает глаза. Блять, ну нет! Ему уже не пять, чёрт возьми! — О-оу, солнышко, я тоже по тебе очень скучаю, — Егор слышит в этих словах искренность и вздыхает. По крайней мере мама никогда не стыдит его за такие вещи. — Ты уже закончила работать? — он снова занимает рот луком, лишь бы не зареветь, словно ребёнок. — Работать? Дорогой, сегодня воскресенье. Ты совсем не следишь за календарём? — она тихо смеётся, а на фоне слышится телек и шкворчание. Наверное, какой-то еды. — Вот готовлю Грише ужин. Он сегодня взял сверхурочный заказ. — М-м, ясно, — Егор старается чавкать не слишком громко. Ему вдруг приходит осознание, почему на пилораме не было ни души. — А как там Олег? — Да никак, девушку себе нашёл какую-то. Отцу она не нравится. — Пф-ф, ещё бы. Ему никто не нравится, — Егор закатывает глаза. — Милый, не будь с ним так суров. Он ведь и твой отец тоже. — Я знаю, — Егор вздыхает. Нотации отца и его поступок слишком свежи в памяти, чтобы так легко отпустить. — Но он меня бесит. — Вот закончишь университет и всё будет хорошо. Он просто злится, что ты не хочешь продолжать семейное дело. Пойми его, он всю свою жизнь на это положил. — А я не хочу класть на это всю свою жизнь, — честно высказывает Егор, потому что скрывать перед мамой правду смысла не видит. Она всё равно отцу не скажет. — Просто закончи университет и будешь делать всё, что захочешь. — Вы мне так про школу говорили! — с некоторой болью смеётся Егор, запихивая в рот огурец. — Школа — это школа, а взрослая жизнь — совсем другое. Они общаются ещё минут пять. Мама рассказывает смешные истории с работы, и улыбка не покидает лица Егора всё это время. Он успевает доесть ужин, а под конец возвращается бабушка, сразу же громко жалуясь, так, чтобы было слышно в трубке: — Егор твой учудил! На пилораму попёрся работать! Егор хмурится, недовольный, что его сдали, но мама уже охает в ухо, и пути назад нет. — Зачем? Попросил бы денег у меня! — Я хочу сам, — упёрто отказывается Егор. Мысль о Жене тут же всплывает в голове: то, насколько он взрослый и самостоятельный, просто не позволяет ему так просто сдаться. Пусть его никто не просил, но он сам не сможет жить, зная, что поднял девятку не на свои деньги. — Только не делай ничего опасного, иначе я приеду и сама тебя заберу. И плевать, что там думает Гриша. Понял? — в строгие нотки врывается волнение, и Егору так сильно хочется обнять маму. Он и обнимает, только мысленно. — Понял. Обещаю, ничего опасного. Благодаря бабушке к разговору добавляется ещё пара переживательных монологов, на которые Егор очень важно угукает. Рая на фоне убирает и моет посуду, а у Егора нет сил даже предложить помощь. Заканчивается разговор на приятной ноте, но подступает нота другая — болезненная. — Слушай, а как можно занозы достать? — с опаской спрашивает Егор у Раи, что тщательно вытирает стол тряпкой. — Иголкой. Выковыриваешь и вытаскиваешь. Только смотри, чтобы заноза не сломалась, а то обломок по венам до сердца дойдёт и умрёшь, — безэмоциональным тоном вещает бабка, даже не посмотрев в его сторону. — Правда?! — Егор аж раскрывает рот. — Конечно, — кряхтит Рая, вешая тряпку сушиться на печку. — Хватит уже тут топтаться, иди-ка ты к себе, дружочек, — бабушка достаёт из какого-то шкафчика аптечку и долго роется там, прежде чем снабдить Егора всем нужным. Получив амуницию в виде иголки, хлоргексидина и пакетика под мусор, он забирается на чердак. Там Егор скидывает грязную одежду в угол комнаты, оставаясь в одних трусах, и собирается поскорее расправиться с болезненными ранами, чтобы успеть сходить в баню. Теперь, стараниями Жени, наверху есть свет. Старый торшер бросает красивые тени на стены, и Егор садится на кровать прямо рядом с ним, чтобы осмотреть свои руки. И ему совсем не нравится то, что видит: мозоли набухли и покраснели, и от каждого прикосновения пронизывают болью ладони. Вокруг заноз в пальцах засохшая кровь, он умудрился даже костяшки поцарапать. Выдирать занозы оказывается ещё неприятнее, чем их получать. Слёзы в глазах стоят от того, как сильно щиплет кожу, и грёбаная иголка только раздраконивает уже имеющиеся раны. Егор задерживает дыхание каждый раз перед тем, как выдернуть очередную, и, когда наступает черёд последней, не сдерживает победного вскрика. Боже, бедные его руки! От былой красоты не осталось ничего, и как ему теперь по улице с такими ходить? Все в ранках и заусенцах. Сплошное отвращение. Таких тяжёлых дней у Егора не было даже в сессию. Но, сходив в баню, где пришлось мыться холодной водой, и укрывшись почти с головой, он счастливо думает о своей девятке и Жене, листая книгу, прежде чем провалиться в сон. *** Крик петухов вырывает из небытия, заставляя резко распахнуть глаза. Комната перед глазами размывается, из-за чего приходится проморгаться. Сначала Егор почему-то не понимает, где находится, ожидая свою комнату в Москве, но вокруг только странные обои и крыша. Блять, точно, он же в деревне. Со стоном перекатившись на живот, он утыкается лицом в подушку. Та снова влажная от утренней духоты, как и всё тело Егора, хоть он и спит под одной простынёй. Вчера вот после бани даже трусы не надел, щеголял по огороду в одном полотенце на потеху бабке. А та не упустила шанса посмеяться над непутёвым внуком. — Бр-р, — покачав головой, Егор старается вместе с зевком стереть эти воспоминания. На чердаке почему-то светлее, чем должно быть. Окна он завесил покрывалами ещё когда разбирал барахло, так что вывод приходит быстро — он забыл выключить лампу и та горела всю ночь. Рядом на кровати валяется толстенный том по медицине, которая комом в глотке стоит, но Егор правда пытается. Взялся читать это дерьмо перед сном ради мамы, но поутру не помнит уже ни черта. Руки пробирает болью, стоит сесть на кровати. Помимо ран болят ещё и мышцы, и мысль о том, чтобы работать сегодня, медленно превращается в ненавистную. Вспомнив о цели этих мучений, Егор берётся за телефон. Смахивает уведомления, а потом набирает сохранённый номер под именем «Руслан4ик». — Мало мне было Вали на свою голову, так ещё один петух подключился, — ноет Руслан в трубку, взяв только с третьего раза. — Сам ты петух, — огрызается Егор, прячась в коконе простыни. — Нет уж, это ведь ты встал ни свет, ни заря! Чё надо? — Ну как чё… мы ж договаривались машину чинить, — ковыряя отслаивающуюся кутикулу, растерянно поясняет Егор. — Ой, блять… точно, — громкий стон в трубке едва не разрывает голову. — Слушай, а можно не сегодня? Я уже с Надей договорился потусить вместе, ну ты понимаешь… — Да в смысле не сегодня? Мы же тоже договаривались! — Я совсем забыл. Клянусь, завтра обязательно. Зуб даю. — Оставь себе, — Егор кладёт трубку, слишком обиженный, чтобы думать рационально. С одной стороны, он понимает Руслана — возиться с чужой машиной за бесплатно то ещё удовольствие, — а с другой ему обидно, что друг забыл о собственном обещании. Егор думал, что здесь таких слов на ветер не бросают. Единственной радостью становится аромат выпечки, тянущийся откуда-то снизу, и это заставляет Егора выползти из своего убежища на завтрак, по пути натянув спортивки. Блин, пора бы начать носить уже трусы, а то как-то неловко… но, пожалуй, не сегодня. Рая напевает что-то у плиты. Рядом сидят коты прямо в ряд, явно в ожидании лакомств, и их не разочаровывают: на пол то и дело летит чищенная рыба, которую они ловят едва ли не на лету. — Доброе утро! — приветствует он Раю, подобравшись к ней со спины, и она охает с испуга. — Ирод, ты чё творишь? На тот свет отправить меня решил? — схватившись за грудь, второй рукой она сжимает нож. Да уж, не лучшее время он выбрал для того, чтобы подкрадываться. Ещё как вгонит в него нож и трындец. — А ты чего так рано встал? — Да хотел сегодня повозиться с машиной, а потом опять на пилораму. — Шило в жопе, ей-богу. Садись ешь давай, ремонтник, — фыркает она, теперь возясь со сковородой, на которой шипит очередной блин. — Думал вот раз тебе Руслан не нравится, Женю попрошу помочь схожу, — невинно сообщает Егор, садясь за стол, на котором его уже ждёт с десяток блинов и всевозможная начинка. Собственные слова отзываются уколом под рёбра, но делать нечего. Желание впечатлить Женю не сдвинется с мёртвой точки, если машину не починить, а ждать Руслана можно и месяц. Тем более теперь впечатлять есть чем — наличием денег. — Не надо никуда ходить, — слишком быстро реагирует Рая, глядя на него глазами по пять рублей. Точно, ебучие слухи. — У меня номер его есть, я тебе дам. Пусть сам приходит. Ты ж машину к нему на себе не потащишь? А тут дома и на виду, и искать тебя по всей деревне ежели чё не придётся. — Ты из-за слухов дурацких? Да нормальный он мужик, что вы прикопались к нему! — ковыряясь в тарелке с блинами, Егор раздражённо вздыхает. — Нормальный? — едва не взвизгивает Рая. — Милок, много ли ты знаешь. — Знаю. Руслан рассказал, что он кого-то там якобы растлил, — с набитым ртом говорить неприлично, а ещё Егор даже зубы не почистил, но становится так похуй. — Якобы-не якобы, а я тут жила уже, и знаю, что пацанёнок у него был. Прилепился такой же городской и трындец. А потом Женька в тюрьму загремел, вот так вот. — Ну прям история, достойная экранизации, — усмехается Егор, намазывая блин сгущёнкой, и отправляет его в рот. — Ты знаешь, кто у него отец был? В девяностые крутой бандит. И Женю твоего втянул. Так что растление, думаю, просто повод. На деле за ним нехорошестей и поболее было, — выкладывая очередной блин, Рая снова берётся за нож, нарезая грибы. Егор жуёт и поверить не может в услышанное. С одной стороны, поверить в это не сложно, а с другой ну не может Егор воспринимать такое всерьёз. Деревенские слухи всегда стоит делить на два. А иногда и на все четыре. — Не знаю я, что там было, а что не было, но машину починить мне надо, так что давай номер, — с тяжёлым вздохом запихнув в себя ещё один блин, приходит к выводу Егор. Ему и вправду без вариантов, кем бы там Женя ни был. Тем более, что должные отпугнуть слухи только разыграли любопытство. Кто же такой этот Женя?