Я тебе брошу!

— Серьёзно, Антон? Бросаешь меня? Сердитый такой. Растрёпанный. Красивый пиздец. У Антона внутри что-то протестующе сжимается, вопит, ну какой «бросаешь», это же Арсений — Антон ему в душу пытался с ногами залезть с самого момента знакомства. Но изо рта только какие-то пыки-мыки, а щёки горят, аж печёт. — Ты же сам говорил… Пацан, студентик… Ну где ты, и где я… Антон себе сам противоречит. Это же он автор тысячи и одного «возраст лишь цифра в паспорте», «да у нас даже интересы схожи», «разница не ощущается» и «да я ради тебя такой потолок пробью». А теперь откатывается назад, игнорируя пищащие парктроники. Арсений смотрит на него изучающе, слишком долго, пожалуй. Тонкие брови сходятся на переносице, ресницы стрелочками подчёркивают сверкающие в гневе глаза. Антона сейчас раздели, расчленили и выебали взглядом, именно в этой последовательности, похоже, чёрт возьми. — В спальню. Живо. И уходит. Уходит! И правильнее всего сейчас собрать в руки всё своё расплывшееся в кисель тело и эвакуировать его из квартиры куда-то подальше от этой спальни, которая ему ещё не один раз в кошмарах привидится. Да, так правильнее, Антон даже немного вытягивается и мысленно подбирается, хотя ощущает себя, как крошки с пола, которые сейчас смели в совок. Вот так, раз-два, ножками, пока Арсений не успел ничего понять. И идёт в спальню. Арсений сидит на краю кровати и медленно расстёгивает рубашку. Кивает Антону, приглашая приземляться, но Антона тут вообще быть не должно, он уже вышел в подъезд и сбежал до остановки, выбрасывая по пути из головы такую острую и яркую влюблённость. Только как её выбросить? Арсений не из тех людей, которые забываются. Скорее из тех, которые прочно обосновываются в голове на постоянное проживание без виз и приглашений, а если ещё и позволяют тебе быть рядом с собой, то считай, ты выиграл эту жизнь. Антон вот выиграл. — Антон… — у Арсения всегда появляются эти мягкие вкрадчивые нотки, когда он пытается достать из Антона какие-то мысли. Или самого Антона из раковины. Не то чтобы он в ней частенько сидел, но сейчас прямо очень хочется. — Присядь ко мне. Скажи… Проблема же в сексе? Антон грузно плюхается на краешек матраса и сосредоточенно разглядывает свои колени на предмет шпаргалки с ответом. На потертой, немного грязной джинсе ни намёка. Стыдоба-то какая, срамота. — Да не, Арс, я просто понял, что ну… Реально я тебе не подхожу, что я вообще могу тебе дать, ты вот какой, любого с ума сведёшь, а я, чо я, тебя на бентлях возить надо, в рестораны мишленовские водить, а не в кафехи студенческие… Арсений снова не отвечает ничего, шуршит рядом — Антону страшно глаза поднять. О чём он вообще думал, подкатывая к такому мужику? Просто рехнулся в какой-то момент от радости, что Арсений снизошёл до него и сменил своих «студентиков» и «мальчишек» на горячие с придыханием «Антон» и «Шастик», и очевидного не замечал. — Ты прав, меня на руках носить надо, — задумчиво тянет Арсений, поднимается с кровати и встаёт напротив. Антон с ужасом наблюдает, как тот прямо перед носом выдёргивает ремень из пряжки, цепляет пуговицу брюк, и лёгкая ткань бесшумно опадает к ногам. — Здорово, что у тебя для этого есть все данные, да? — Арс, да я… — Хватит. Неожиданный толчок в оба плеча, знакомый вес на бёдрах, и теперь Антон точно никуда не убежит. Сложно убежать, когда тебя впечатывают в матрас всем телом, а глазами добивают последнее сопротивление. — Посмотри на меня. Скажи, ты меня хочешь? Ну за что? Антон просто пытается быть хорошим человеком. И адекватно оценивать собственные возможности. — Да не в этом же… — Не в этом, значит? — в голосе прорезаются стальные нотки, Арсений укладывает обе ладони Антону на грудь и сжимает футболку в две горсти. — То есть совсем никакого волнения, да? Мы же ведь уже спали один раз, так? Вот бы прямо сейчас, как в фильмах, распасться на пепел, оставив мятую футболку в арсеньевских руках и чумазые от слякоти джинсы под задницей. Потому что они оба знают, в чём проблема, только вот Антон всё ещё уверен, что если закрыть глаза, уши и рот, то сложная дилемма его не найдёт, сама собой развернётся и исчезнет. Антон вообще-то попрощался уже с Арсением после той позорной ночи. Понятно тогда было — встреча привычным сосанием Антонова языка не закончится. Томные намёки, расслабленные плечи, таинственные улыбки. И вроде бы кто, как не сам Антон, столько месяцев добивался и уверенно корчил из себя главного обезьяна в стае, чуть ли не выпячивая грудь и дубася себя кулаками в мех, доказывая, что он Арсения не просто достоин, но и готов делать счастливым упорно, стремительно и со всей ответственностью. Но выделываться в его возрасте все горазды, а как ближе к делу, волнение накатывает такое, что глушится оно только вином — а Антон его даже обычно не пьёт, — подло обделяя Арсения. И как итог — абсолютно невменяемый секс. Это и сексом назвать сложно, так, позор Антона как мужчины со всеми этими мерзкими эпитетами: быстро, сумбурно, нервно. Ну как когда девочки закатывают глаза и дуют губы, вспоминая перепихон с бывшим. Только хуже. Арсений не стонал и не метался по постели — вот по этой самой постели! — в лучших традициях порно, если вообще успел что-то понять за эти короткие несколько минут. Антон с ним солидарен, пойми тут, что-то потёрлось, кто-то поскулил и позорно кончил в кулак, замарав футболку. Побег домой через минуту, после того как Арсений скрылся за дверью ванной, казался единственным адекватным решением после харакири. Такое фиаско в постели не стерпеть даже при великой любви. Антон уверен в этом больше, чем в арсеньевской непоколебимой притягательности. Только вот этот удивительный человек позвонил уже на следующее утро, мягким спокойным голосом предложил поговорить у него дома. Где уже сам Антон — исчерпав все отмазки, спасавшие его почти неделю от встречи, — чуть ли не вместо приветствия предложил расстаться. — Арс, пожалуйста… Я даже думать… — Антон реально умоляет, но буквы вдруг застревают в горле — Арсений с усилием проезжается бёдрами по его паху и ещё сильнее стискивает футболку, оголяя живот. Такой напор выдержать невозможно, особенно, если ты его выдерживать никогда и не планировал, но в Антоне колотится трагедия, нет, вы не поняли, ТРАГЕДИЯ произошедшего, что даже подумать о повторении опыта страшно. Антон теперь вообще не планирует заниматься сексом никогда и ни с кем. Члену же на его страхи плевать. Он заинтересованно оттягивает джинсы ещё с момента приказа идти в спальню. А ещё Антон с удивлением отмечает, что вцепился Арсению в бёдра ладонями. — Антон, ты так долго меня добивался, лбом стены и догмы крушил. Чуть ли не преследовал меня по пятам. И теперь вот я твой, невзирая на все объективные и необъективные причины против, и ты вдруг даёшь заднюю? Опасно. Такой Арсений — опасно. Кажется, даже воздух вокруг вскипает. Да он в бешенстве! Глазища в полумраке тонкими щёлками блестят, ноздри рвано выпускают воздух. Антон в совершенной растерянности, что делать: дрочить, смеяться, плакать? — Позорище такое… — шепчет через силу Антон. — Стыдно мне, Арс, ты опытный такой, а я тебе столько обещал, а сам… Пыхтение немного замирает. Арсений снова двигает бёдрами, включая в голове паршивый белый шум. Мелькнувшее чуть раньше решение целибата с треском рушится в омут возбуждения. — И всё? Просто потому что я твой первый мужчина, ты мандражируешь? — прерывает медитативные движения Арсений, и Антону хочется скулить от желания руками вернуть того на амплитудные покачивания. — Не мужчина… Просто. Первый, — вот это уже полное а-а-а, признаваться в своей неопытности Антон не собирался даже в перспективе будущего, где они на пороге дома престарелых держатся за руки, провожая закат. Ну или может только тогда и собрался бы. Но мозг окончательно затапливает первобытными рефлексами, всё сложнее сосредоточиться на провалах, всё легче на том, как Арсений дёргает Антонову футболку наверх, медленно снимает её и начинает поглаживать ему грудь пальцами. Шумный выдох сверху, и даже атмосфера вокруг меняется. По крайней мере Антона не собираются убивать, как это было пару минут назад. Он прямо понимал, что ходит по лезвию, только непонятно, что там с обеих сторон, пики или хуи. — Антон, скажи, ты меня хочешь? Антон еле перебарывает желание зажмуриться. Какой упорный. Упорный и красивый. — Хочу, Арс, — в горле пустыня с колючками, не меньше, Антон чувствует, как потеют его руки на Арсовых боках. Какой ответ он вообще ждал? Антон в принципе не может представить себе человека, который в состоянии был бы сказать Арсению «нет, не интересует», вне пола, ориентации и возраста. А сейчас Антон уже даже не в состоянии что-то там представлять, пока перед глазами творится это безобразие — Арсений мнёт мягко пальцами грудь, сидит с ровной спиной, широко раздвинув ноги. — Значит, всё будет хорошо. Потому что главное — это желание. А опыт придёт, — Арсений наклоняется и мажет ртом по подбородку, прикусывает нижнюю губу и целует. Ну, в книжках бы написали «целует», на деле это блядство и непристойность — что в состоянии сотворить один единственный язык с таким вот Антоном, онемевшим от ужаса, благоговения и возбуждения одновременно. — Давай решать все проблемы вместе? Антон по факту только за. Только кто бы ещё сказал, что решаться эти самые проблемы будут сидящим на нём верхом Арсением! — А если… Я опять… — Анто-о-он, — снова тянет бархатно Арсений и льнёт всём телом к Антонову торсу. — В произошедшем нет твоей вины, только моя. Я же и тогда прекрасно знал, что это твой первый раз с мужчиной. Это моё упущение, что я не направил… Не подсказал… Не помог… — слова стекают по шее ниже, по груди, Антон уже не чувствует собственные руки на боках от в очередной раз нарастающего волнения. Он обязательно сделает что-то не так! Даже если не сделает сейчас ничего! Тем более, если не сделает ничего! — Арс… — Смотри… Арсений выпрямляется, ещё раз тягуче двигает задницей по члену, как бы убеждаясь, что эрекция не спала и никуда не убежала. Но эрекция на Арсения — это аксиома, Антон уже привык и смирился с собственной фанючностью, так что можно было даже не сомневаться и не проверять. Когда-нибудь и Арсений это поймёт. — Мы будем делать всё постепенно. Я покажу тебе, как мне нравится. Ты поймёшь, что нравится тебе. И тогда секс станет невероятным, поверь, — Арсений отрывает от бока антоновскую ладонь и укладывает себе на грудь. Антон сглатывает как-то предельно шумно. Его рука, ведомая арсеньевской, очерчивает ключицы и мышцы груди, зависая на маленьких тёмных сосках. Антону казалось, что у мужчин соски совсем зона неэрогенная, во всяком случае у него точно. Но Арсений прикрывает глаза, давит ладонью, и Антон наконец додумывается среагировать — легонько прихватывает сосок двумя пальцами и медленно перекатывает между ними. И это делает Антона клубком, потому что его разматывает от того, как Арсений сыто улыбается и окончательно закрывает глаза, отдаваясь примитивной стимуляции. — Мне нравится, как ты меня трогаешь. У меня очень чувствительные соски, знаешь. Можешь не стесняться их щипать — меня такое заводит. — Мне кажется, я снова накосячу… — всё же выдавливает Антон вертящееся на языке. У него опыта, считай, зеро, — тискания на пьянках через одежду не в счёт, — он не настолько самоуверен, чтобы порно и статьи из интернета принимать на веру. А у Арса сколько было уже партнёров? Разве возможно переплюнуть каждого? В башке воет с красным светом и носится паника. Только вот и Арсений не прост: считывает эти мысли у Антона со лба и снова улыбается томно, открывая глаза и заглядывая прямо в душу. — Нет ничего лучше в постели, чем заниматься любовью, понимаешь? Не сексом — любовью, со своим человеком. В этом накосячить невозможно. Ну а чисто технически… Пока у тебя стоит, я беру всё на себя. Да и даже если не стоит — тоже. Разве можно одной фразой сразу снять все сомнения? Но, наверное, Арсений чёртов господь боженька, ведь Антон тут же расслабляется и аврально пытается черпануть упущенное в смятении удовольствие. В первый раз — всем известно — всегда страшно. А вот во второй, после провального первого, оказывается, страшнее во много раз. Но кого это теперь волнует, Арсений такой отзывчивый, открытый, довольный, и Антон готов в ноги ему пасть и мордой мазаться в коленки. Правда сложно это, пока Арсений в очередной раз двигает бёдрами, словно антоновский член — новый аттракцион этого парка. …И какой Арсений всё-таки горячий. У Антона не было шансов. — Скажи, тебе нравится меня гладить? — Арсений подводит и другую руку, Антон панически цепляется и за второй сосок, стараясь делать всё синхронно. Арсению вроде и впрямь нравится, а соски становятся твёрже с каждым сжатием. Мозг — в противоположность — медленно превращается в желе, а ноги немного сводит от томительности момента. — Очень… Очень нравится… — Антон определённо смущён тем, что Арсений просит его озвучивать что-то постыдное вслух, но почти сразу понимает, что это работает, чёрт побери — тело начинает гореть, а в голове вместо паники бьёт теперь возбуждение. — Антон, любимый… Сейчас я расскажу, что нас ждёт, и тебе точно станет попроще… Смотри… — Арсений в очередной раз прикрывает ресницы и переплетает свои пальцы с пальцами Антона на груди. — Для начала ты меня потрогаешь. Увидишь реакцию моего тела на твои касания, поймёшь, как мне нравятся твои руки, твои губы. Увидишь, какую реакцию они вызывают во мне. Забирайте, можете не расписываться, Антон готов к каждому пункту, даже если в перечислениях будут мелькать продажа души, рабство или засовывание рук в коробки с подозрительной жижей. Он вообще поверить не может, что всё происходящее сейчас реально, а не его очередная фантазия в ду́ше в соседстве с шампунями да полотенцами. Он в принципе так часто представлял Арсения вот таким — распалённым, пластичным, открытым, — что теперь уже сомневается, что и настоящий Арсений снизошёл бы продемонстрировать это вживую. Хотя реальность на самом деле оказывается во много раз горячее. Антон от восторга готов орать в окно — каждый имеет право знать, что Арсений лучшее, что случалось с этим сраным человечеством. Потому что Антон действительно видит реакции, которые вызывают его руки. — У тебя так стоит… Невозможно думать ни о чём другом, кроме как бы ты мог меня долбить всю ночь этим поршнем. Фью-ють. Слышали звук? Это только что отлетел очередной болтик от крышечки, и Антон жалостно скулит в пространство, чересчур сильно сжимая пальцы, но вместо грозного «Эй!» получает фальцетное «Ах!», и ещё пара болтов улетает следом. — Теперь… Теперь ниже, мой хороший, по поясу и… М-м, — Арсению даже не надо договаривать, потому что ладони в секунду стекают на поясницу, давят на ямочки и проворно ныряют под резинку трусов. Антон, оказывается, хороший ученик. Если Арсений хоть когда-нибудь вдруг поднимет тему собственного несовершенства, Антон сфотографирует его задницу и будет тыкать этой фоткой Арсению в лицо. «Кто самый идеальный на свете? Кто? Кто это сделал? Кто свёл меня с ума?» — Я там уже всё подготовил для тебя… Чтобы не тратить время на формальности… — Арсений явно говорит про растяжку, про что ещё можно говорить в собственных трусах, а Антон удивлённо отмечает про себя, что даже немного расстроен. — Но потрогай, как там горячо внутри… Если бы Антон стоял, он бы споткнулся — так его руки стремительно ныряют в ложбинку и разводят ягодицы в стороны. Фаланга погружается в мягкий расслабленный вход, её окутывает жаром, а Арсений нетерпеливо стонет, подгоняя и Антона, и кровь в сосудах. И какое счастье, что маме удалось привить толику воспитания, и руки Антон помыл сразу, как пришёл — если бы сейчас пришлось оторваться от Арсовой задницы и шлёпать в ванную, Антон бы точно умер на месте, неспособный на выбор. От той позорной ночи не осталось даже ощущений — ну вот как так? — словно там произошла стандартная пьяная возня с девчонкой с потока и забылась тут же. А вот так Антон точно никого в своей жизни не трогал. — Не бойся, можешь добавить второй, — шепчет Арсений, приподнимаясь на коленях и раздвигая ноги ещё сильнее. Ягодицы под ладонями немного расслабляются, а пальцам становится гораздо удобнее двигаться. В живот упирается член, всё ещё обтянутый трусами, но на пупке всё равно оседает вязкая капля. Выглядит это даже откровеннее, чем если бы Арсений был голый. — Мне нравится, когда поглаживают по кругу, м-м-м, да, вот так… Антон видит, что нравится. Он отрывает руку от манящей половинки, тянется к мокрому кончику члена и готовится выть вслух, насколько это вышибающее мозги ощущение. — Да, Антон, потрогай, как я теку только от твоих касаний. Ты замечательный, слышишь? Ты влюбил меня в себя с концами, и теперь я только и могу мечтать лишь о твоих руках на моём теле, представлять, как ты своими огромными ладонями бесстыдно лапаешь меня под одеждой. Понимаешь, до чего ты меня довёл? Арсений легонько толкается в руку, оставляя ещё одну нитку смазки на пальцах. Антон чувствует, что воздуха ему не хватает. — Хочешь посмотреть? — хитро спрашивает Арсений, а Антон кивает так, что рискует вывихнуть позвонки в шейном отделе. Антон пусть не практическим путём, но мозгами понимает: снять трусы сексуально — задача нереализуемая. Но Арсений справляется с ней играючи: стекает с колен вправо, ложится на кровать, задирает ноги вверх так, будто это не требует никакой специальной подготовки, скидывает бельё — и уже опять сидит на бёдрах. Напряжённый влажный член мягко шлёпает по голой коже живота. Антон даже слышит, как сам он кипит. Возможно, проблема в том, что Арсений может сейчас даже гречку жевать в сальном халате: Антон влюблён беззаветно и без шанса на спасение. — Ты невероятный, — вырывается сопливое, но на Арсения действует неожиданно. Он стонет почти расстроенно, слабо прикусывая нижнюю губу и выгибая брови домиком. — Это ты невероятный. Я ещё никого так сильно не хотел только за одни полные обожания взгляды, — и видимо у Антона сейчас такое идиотское лицо, что Арсений решает продолжить. — Я внутренне умирал от каждого такого взгляда. Ты раздевал меня прилюдно, а я даже не мог прикрыться. Антон накрывает крепкие ягодицы ладонями, кайфуя, как правильно и по размеру они ложатся в руку. Есть какая-то приколюха про идеальную грудь в ладошке, так вот для Антона — это определённо арсеньевские ягодицы. Но — если быть честным с самим собой, — дело тут совсем не в размере. И даже не в ягодицах. — Я тебя не только раздевал. Я столько представлял… Колготки твои чёртовы, которые ты штанами почему-то называешь, капец мне мозг отключали, — бормочет Антон будто себе самому, только Арсений каждое слово слышит и улыбается игриво на это признание. Потом наклоняется к уху, вжимая Антонов нос себе в шею, и начинает жарко шептать, поддерживая снизившуюся громкость диалога. — Ещё и не касался меня столько. Ухаживал так галантно, только за ручку держал. Превратил меня в подростка, который жадно фантазирует о том, как его зажмут в тёмном коридоре во время пьянки у друзей. Или облапают в такси на заднем сидении, или в клубе заберутся руками под бельё, в толпе, когда никто не смотрит, но заметить могут десятки человек. А самое паршивое — я видел, как сильно и ты сам этого хочешь. И невыносимо было уже ждать, — шумный выдох свидетельствует о каком-то кратком размышлении, и Арсений продолжает уже обычным голосом. — Снимай штаны. Слушая поток внезапных Арсеньевых фантазий — а Антон и впрямь был уверен, что единолично тонет в позднем пубертате и подобных мечтах! — Антон и не заметил, как проворно Арсений разобрался с его ширинкой и теперь дёргает за шлевки вниз, будто штаны возможно снять в такой позиции. И единственным выходом становится совершенно не сексуальными манипуляциями жука собрать штанины в гармошку и избавиться от проблемы. Трусы стаскивает таким же способом под выжидательный кивок и харизматично подпрыгнувшие брови. Арсений неэстетичных барахтаний за спиной словно не замечает — водит пальцами по своему члену, оголяя головку и скрывая её вновь. Антон понимает, что перестаёт дышать, наблюдая за этим блядством на своих бёдрах. Сил и наглости хватает только на то, чтобы накрыть Арсеньеву руку своей и огладить бархатную головку пальцами. От закатанных глаз Арсения вырывается невольный стон — какой же он жадный до ласки. — Нравится? — продолжает шептать Арсений, делая паузы на покусывание собственных губ. — В следующий раз я позволю тебе взять в рот. И даже вылизать меня. Я очень хотел бы ощутить твой язык у себя в заднице. Не описать вообще, чего мне только не хотелось от тебя в последнее время. — Что ты такое говоришь? — непослушными губами отвечает Антон, задыхаясь от озвученных и тут же представленных в голове картинок. Он приподнимается на локтях, чтобы прильнуть голой грудью к такой же голой Арсеньевой, зажимая текущий член животами. Бёдра Арсения снова заползают повыше, Антону на пах, яйца прижимаются к его члену, и без защиты в виде белья эта поза становится откровеннее в рекордное количество раз. А всего лишь кусок тонкой ткани, казалось бы. — Ты меня успокаиваешь так? Поверить, что Арсений — этот вот самый Арсений, — не просто позволит, а захочет в исполнении Антона всех этих невероятных тегов с порнохаба, кажется невозможным. Нет, никаких проблем с самооценкой — голые факты. Просто, как оказалось, Антон так далеко не заглядывал, простодушно косея от счастья, что Арсений в принципе когда-то позволил перешагнуть грань милого флирта и перевести их отношения в статус, кхм, собственно, отношений. Сомнение настигает так медленно, но так внезапно. Разве мог такой человек взаправду хотеть что-то подобное от «студентика»? — Последние пару месяцев я дрочу только с пальцами внутри — настолько мне хотелось ощутить твои, подготовить себя к твоему члену… Ты не помнишь, наверное, как бегал пьяный и мокрый на дне рождения Поза по берегу озера, в обычных плавках, да я тогда, кроме твоего торчащего елдака, даже не запомнил ничего… А. Мог. — У меня на тебя и стояло. Ты когда из воды вышел мокрый, я думал, или самому в воду прятаться, или ходить с кастрюлей на причинном месте, — признаётся Антон, потому что отлично помнит, как горел и внешне, и внутренне, понимая, что ему достаточно только капелек воды по косым мышцам живота, чтобы окончательно принять решение: Арсения надо срочно завоёвывать, а ориентация — дело наживное. За зрачком не видно цвета глаз, Арсений ещё с мгновение взвешивает что-то в голове, прежде чем весьма резко толкнуть Антона в грудь, укладывая обратно на лопатки, и нависнуть следом. — Я передумал. Не хочу больше ждать. И так уже долго разгоняемся, — хрипит он и тянется куда-то Антону за спину, выуживая презервативы и смазку. Кажется, шансов уйти невыебанным у Антона не было с самого начала. Ох, какой наивный он был ещё час назад, репетируя свою пламенную речь о расставании у подъезда. Он-то думал, что хотя бы немного владеет ситуацией. Хотя последние минут двадцать он уже ни о чём не в состоянии думать. — П-подожди, сейчас? Вот так сразу? — мягкие поглаживания и тихий голос хорошо справились с успокаиванием нервов, и внезапная смена настроений снова побуждает панику. — Сейчас. От тебя требуется только лежать, слушать меня и крепко сжимать мою задницу руками, усвоил? — Арсений возится с презервативом ничтожные секунды три, мягко опрокидывает от волнения приподнявшегося на локтях Антона на матрас рукой и съезжает по ногам ниже, являя обзору топорщащийся, как в эротических мультфильмах, под девяносто градусов член. — Блять, какой красивый… Резинку он надевает таким же проворным движением, Антон только тихо ойкает, когда она легонько щёлкает по нежной коже — кажется, Арсений и впрямь достиг границ терпения. Даже смазку в ладони не греет — Антон читал, что надо! — заводит руку за спину, прогибается и закатывает глаза. Что он там этой рукой делает — в комментариях не нуждается, но Антон предпочитает об этом не думать — член и так стоит, как проклятый, только от напряжённого лица с закушенной губой, что уж говорить про остальное. Арсений, наконец, возвращает руку Антону на член, ёрзает мокрой задницей на ляжках и вдруг очень ласково и тихо говорит. — Антон, всё будет хорошо. Всё уже хорошо. А сейчас станет ещё лучше, ты мне веришь? И улыбается. Чёрт возьми, Антон именно в эту улыбку в своё время и влюбился. В неё и в каламбуры. Ещё никогда он так не ржал над банальным "санным спортом". За такую улыбку Антон на всё согласен. Даже на внезапный жар вокруг члена. Внезапный жар вокруг члена? — Арс!.. — противным скулежом, но с таким необходимым сейчас в горле именем. По телу как разряды тока фигачат от незнакомых ощущений, но таких невероятных и волшебных, что в голове остаётся биться одно: почему они раньше этого не сделали? — Тиш, тиш, подожди, — начинает ворковать Арсений, всё плотнее прижимаясь ягодицами обратно Антону к яйцам — но есть нюанс! — Какой одарённый, ох-х-х, с нашим воздержанием, конечно, так сразу и не… Слова прерываются синхронным стоном: Арсений нанизывается до упора, а Антону совершенно невыносимо слушать такую похвалу. От Арсения в принципе ласковых слов раньше было не дождаться, только шутки да подъёбы, а тут такая концентрация ласки и поддержки, что есть повод задуматься, а не подменили ли Антону мужика какие-нибудь инопланетяне или рептилоиды. Но ответ гораздо проще — Арсений окончательно впустил его в свою душу, открылся и расслабился. О, как бы двусмысленно это ни звучало сейчас, когда тот начинает ритмично подниматься и опускаться, туго обхватывая собой изнывающий от такого горячего внимания член. — Умница, — Арсений опирается на колени, но грудью почти лежит на Антоне. — Попробуй сам, не бойся, в своём темпе. И всё равно сам двигает бёдрами. Зараз-з-за. Антон зажмуривается так сильно, что круги идут в темноте век, но даже они складываются в треклятое, произносимое Арсением «давай…». Антон дёргает ногами, приподнимает Арсения — это на удивление не так тяжело и даже как-то комфортно. Член скользит всё легче, Арсений дышит всё чаще, а ощущения множатся только от столкновений друг с другом — так правильно всё кажется, что и тело двигается как-то само, пусть и плавно, неторопливо. Зато руки начинают жить своей жизнью, скользят по бокам, спускаются на ягодицы, подхватывая под них Арсеньево тело и помогая попадать в заданный тихими стонами ритм. Целует Арсений мягко, но так напористо, качается всем телом между языком и членом, словно хочет пронзить себя дважды — Господи, ну за что у него в голове такие идиотские аналогии, ужас просто? И почему они ещё и так возбуждают? — Арс, погоди, я уже… Сейчас!.. Арсений насаживается до конца и замирает. Только губы продолжают исследовать Антонов рот. — Тш-ш, остынь, не спеши. Отвлекись на меня, на мои губы, на поцелуи. Ты такой молодец, такой горячий, такой энергичный… — вцеловывает Арсений каждое слово. — Видишь, очень хорошо быть молодым, какой потенциал. Что ж, у Арсения весьма получилось Антона отвлечь от скорого финала. Возраст. Снова возраст. Что бы Антон там ни бормотал ранее, выдумывая оправдания банальному страху повторного провала, на их разницу в возрасте ему было поебать с самого начала. Но в каких бы дифирамбах ни расплёскивался Антон, у Арсения в голове всегда будет этот калькулятор — плюс двенадцать лет. Да, конечно, первое, что сделал Арсений, когда Антон к нему подкатил, это послал его ко всем чертям. Назвал мальчишкой, хмыкнул под нос и умотал в закат. Точнее на кухню — встретились они в квартире Поза. Так вышло, что старший товарищ по КВН стал и другом, а Антон стал вхож в его семью. Катя — жена Поза — правда, Антона держала за второго ребёнка, сразу после Савины, но Антон на неё не обижался: разница в возрасте, дело понятное. Но после знакомства с Арсением все эти дела понятные шлются прямым рейсом в задницу без обратного билета, потому что Антону становится плевать на все принятые правила в обществе ровно в тот момент, когда он врезался глазами в ехидную улыбаку, поправляющего на голове ковбойскую шляпу и бухтящего на то, что правила игры в «Пароль» не все поняли с первого раза. И с той встречи восторг от человека только и делал, что рос в геометрической прогрессии, затмевая любой писк логики и сторонние доводы, а от мальчишки они перешли к студентику, потом к «ты слишком молод, Антон», потом там была невнятная фаза «да ты ещё найдёшь себе по возрасту» и вот они в той точке, где Арсений забирается пальцами ему в волосы и от нетерпеливого движения бёдрами прогибается дугой с протяжным: — Анто-о-он!.. Хочется вытрахать из Арсения все комплексы и смятение, но это в голове Антон такой дерзкий и смелый, а на деле — голые рефлексы, буря эмоций и масса неопытности, которая давит на лицо, облепляя нос, глаза и уши. Единственное, что получается, это не сгореть в конец от становящихся рваными инструкций Арсения и пытаться им следовать. — У тебя замечательный член, мой хороший. Такой — ах-х-х, ч-чёрт, — сделай так ещё раз! Теперь руками натяни ягодицы, раздвинь сильнее… — Арсений льнёт к груди и шало лижет Антону шею, обжигая дыханием влажную кожу. С одной стороны, член Антона определённо внутри Арсения. С другой… Трахают тут точно Антона. Арсений вскидывается на бёдрах, сжимается вокруг члена и снова резко падает вниз. — Давай, не останавливайся, ты всё делаешь правильно! — выдыхает он, пока Антон руками пытается сдержать темп, чтобы ненароком не травмировать распалённого Арсения, потому что двигаться хочется бешеным перфоратором. — Я просто боюсь, что сделаю больно… — Трахни меня, Антон! Докажи мне, что твоя молодость — это твое чёртово преимущество, — в голосе Арса вдруг снова пробивается жёсткость и нетерпение. — Ты в состоянии трахать меня всю ночь, чтобы я имя своё забыл. Добро пожаловать во взрослую жизнь, Антон. Эта мысль на периферии бьётся в голове, пока Антон — ведомый голым энтузиазмом и ужасом от собственной наглости, — меняет позицию, укладывает Арсения на лопатки и начинает двигаться в такт шумящему в ушах пульсу. Арсений обычно сдержанный. Такой на своей волне, в своей голове, улыбается томно и никогда не раскрывает всех секретов. Иногда вспыльчивый — особенно в настольных играх, — швыряется картами, кричит матом и фыркает возмущённо. И даже в их фазе поцелуев позволял медленно вести и покрывать свое лицо слюнями, тихо посмеиваясь, когда Антон придумывал повод слиться и прятал собственный стояк. Но таким растрёпанным, раскрытым и потерявшим всякое самообладание Антон видит его впервые. Влажные кудри тёмными разводами исполосовали подушку, губы налиты красным от укусов и постоянных поцелуев, зрачок всё так же позволяет увидеть лишь тонкий ободок светлой радужки. Но звуки — звуки! — перекрывают всё вообще: Арсений не стонет, Арсений кричит в мир о своём удовольствии, доверчиво принимая в себя ошалевшего от счастья Антона. — Боже, да, ДА! — и в этом «да» словно всё скопленное ожидание, все их целомудренные держания за руку, все страстные поцелуи, которые так и не привели к разрядке. И заглядывая в абсолютно одуревшее от удовольствия и потерявшее всякую фокусировку от фрикций лицо, Антон понимает — Арсению было надо. И нет никаких больше оправданий, нет тормозов, нет пламенных речей у подъезда и страха повторения фиаско. Потому что теперь понятно, как надо, понятно, как может быть, и единственное, на что не находится ответа, так это на вопрос, как Антон вообще раньше существовал без направляющего по собственному телу гида в лице Арсения. Такие экскурсии Антон бы ни за что не проспал. — Всё равно сейчас кончу, — рычит Антон, облизывая Арсению ухо, врываясь в тело совсем в какой-то дурке. Арсений жмёт лодыжками на задницу, вгоняет в себя сильнее, ногтями полосуя спину в бахрому. — Я почти, ускорься, я уже… Антон думает: сейчас кончит и обязательно позаботится об Арсении. Как хороший партнёр, как влюблённый до соплей, как жаждущий словить чужое удовольствие. Только вот у Арсения — ха — снова свои планы и свои способы решения проблем: он сжимается узлом, сковав и руками, и ногами, и внутри, кричит, затылком проминая подушку и закатывая глаза. Двигаться почти невозможно, а сам он почти на грани от того, как крепко сдавлен сейчас его член. — Н-не... Останавливайся, — хрипит Арсений, так и не сосредоточившись взглядом на одной точке, пребывая ещё в посторгазменной эйфории — между животов растекается горячее и вязкое. Плотное кольцо вокруг члена слабеет, и Антон медленно продолжает свой заход, с каждым толчком кончаясь как личность — у Арсения ресницы дрожат так трепетно, что хочется держать его в этом состоянии постоянно. Свой оргазм Антон хоронит продолжительным стоном Арсению в плечо, чувствуя, как на расчерченной спине снова приходят в движение пальцы, а вокруг спускающего члена снова смыкается кольцо. Тупая боль в спине, в напряжённых мышцах и в яйцах тёплыми волнами растекается по телу, постепенно оставляя место только сладкой, тягучей истоме. — Умница. *** Арсений лежит у него на груди и что-то вырисовывает пальцем по животу и рёбрам. Дыхание только приходит в норму, осознание, что всё не просто «получилось», а получилось так, что вышибло все мозги через нос, а душу вынуло крючками через задницу, долбит вместе с сердцем Арсению в ухо. — Ты наверное до сих пор думаешь, что ты меня прямо сломал и добился, чуть ли не вынудил. А это же совсем не так, Антон. Ты тогда у Поза подошёл ко мне, такой красивый, высоченный, самоуверенный, с руками этими своими чёртовыми… У меня аж сердце чуть не остановилось. В голове сразу начал представлять, сколько с тобой всего можно сделать. Но я понимал, что у нас большая разница в возрасте, и если даже я понравился тебе тогда, то не факт, что буду нравиться и дальше. И я запретил себе даже думать о тебе в таком контексте. Надеялся, что перегорю. И ты тоже. Антон шмыгает носом и подносит расслабленное Арсово запястье к губам. Он честно пытается представить себе ситуацию, в которой бы Арсений оказался просто красивым мужиком за тридцать. И вот Антон не смотрит на ямочки на щеках, на сверкающие глаза, не реагирует на тихий подавляемый смех, не сыпется с каламбуров и не горит потом от стонов ему в рот. Просто проходит мимо и… — У меня не было шансов, Арс.