(Не)твой кумир

      — Слышала новости?       — Нет. У меня разгрузочный день от телефона. И я вообще удивлена, что ты мне дозвонилась. Я была твердо уверена, что телефон на авиарежиме.       На том конце провода звенит тишина. Мне приходится убрать телефон от лица, чтобы убедиться, что звонок не завершили.       — Макарова, ты странная.       — Угу, то же самое сказала мне моя мама, когда я сказала, что буду вести книжный блог вместо косметического. Давай рассказывай, что случилось?       Я кладу книгу, которую читала на журнальный столик, и толкаю дверь балкона, возвращаясь на кухню. Щелкаю чайник.       — Шастуну стало плохо на съемках «Неигр». Его на скорой увезли.       — Откуда знаешь?       Достаю цветные пончики из холодильника и ставлю их на стол. Чайник быстро нагревается и начинает закипать. И я вместе с ним. Конечно, в определенный момент от Зайцевой стало сложно скрывать наши отношения с Антоном. Впрочем, как от всех.       — Ты издеваешься? — Оля не выдерживает. Недавний развод с Мироновым негативно сказывается на её характере. Или он всегда был таким? — Весь твиттер гудит об этом.       — Ты же знаешь, что я в твиттере не сижу. Там нет и не было монетизации.       — Какая ты меркантильная, Раиса Васильевна. Вот ты мне говорила совсем другое в глаза!       — Двуличная, там было «двуличная», — возмущаюсь я, вспомнив ролик про пенсионную реформу, аудиодорожка из которого сейчас ходит в сети. — Оль, ты че хочешь от меня сейчас? — устало интересуюсь я.       — Я знаю, что вы общаетесь. Видела, что вы снова подписались друг на друга в инсте.       — Оль, это было два года назад. После твоей свадьбы, куда вы с Мироновым решили пригласить Шастуна ведущим, — безжалостно решаю напомнить я.       — Которую сыграли спустя два года после того, как Миронов сделал мне предложение, — вносит свою лепту Зайцева.       — Тебе не кажется, что цифра «два» становится фатальной в нашем диалоге?       — Не переводи тему. Ты знаешь, как меня это бесит, — скрипит зубами подруга. — Как вспомню, что ты скрывала от меня знакомство с импровизаторами, придушить тебя хочется. Ты могла спасти мой брак.       — Каким это образом? — хмыкаю я.       — Самым верным на тот момент. Знакомством с Арсением Поповым. Но нет, ты решила познакомить его с девчонкой, которую знала… сколько ты была знакома с этой Милой?       — Ты серьезно? Сколько раз тебе говорить, что это не я познакомила её с Поповым? Она была на «Площадке» у Поза и Коса.       — Конечно, футбольный блогер — лучшая партия для Арсения, — я вот прям уверена, что Зайцева сейчас закатывает глаза. — Я знаю, что вы общаетесь…       — С Арсением?       — Нет.       — С Милой?       — Да, с какой Милой, господи? — возмущается Олька. — Забудь вообще эту самую счастливую на свете девушку, поцелованную судьбой и засыпающую под поцелуи Попова.       — Забудешь её. Ты её при любом удобном случае вспоминаешь. Бедная Скворцова наверняка страдает от постоянной икоты.       — Ой, прекращай! — стонет Зайцева. — Кроме меня её кроет трехэтажными матами добрая половина страны и, возможно, Ида Галич.       — И Ира Мягкова, которая пустила слух, что они с Поповым пара, — хихикаю я.       — Ты общаешься с Антоном, — строго произносит Оля.       — Оль.       — Просто признай, что на нашей свадьбе Шастун был охуенен в этой белой рубахе. Ой, стой, ты же это признала вслух.       — Оль, во мне была бутылка шампанского, сдобренная тремя бокалами коньяка. В ресторане было жарко…       — А вы так кстати расстались год назад, не объяснившись друг с другом, — подначивает Зайцева.       — Точно, — соглашаюсь я. Я знаю, что подруга празднует победу, и следующей фразой омрачаю её триумф: — И он сошелся вновь с Кузнецовой.       — Ну, зайчик, вы же с ней вроде как теперь подружки…       Я не знаю, что меня бесит больше — её брезгливое «зайчик» или её звонок в целом, поднявший пыльный том моей жизни.       Расставание с Антоном было сложным. Когда ты громко кричишь о своих чувствах, расставание набирает ещё большие обороты. Сколько продержалось наше «любить и быть любимой»? Год? Я не хотела счастья тайком. Я хотела счастья на всеобщее обозрение, и я его получила.       Сколько человек прошлось по мне после публикации того видео-обзора на Шастуна на ютубе? Глядя на всплывавшие комментарии мне казалось, что против меня ополчились даже хейтеры Ирины Кузнецовой, которые резко решили возвести её в культ. Антона не осуждали. Шастун просто попал под дурное влияние блогерши, решившей хайпануть на отношениях с импровизатором. Как назло, количество подписчиков на канале росло, что лишний раз подтверждало чужие теории.       У счастья есть обратная сторона медали, а отношения на расстоянии — один из видов пыток для влюбленных. Сначала было красиво. Билеты на первый ряд на оба питерских концерта в ДК имени Ленсовета, обязательно с Томкой и Артёмом, которые стали верными талисманами-спутниками, вечера на квартире у Попова всей импрокрю, бесконечный мониторинг билетов «подешевле» на рейс «Москва—Санкт-Петербург», видеозвонки утром и вечером. А потом… в геометрии есть понятие «луч» — линия, которая имеет начало, но не имеет конца. К сожалению, мы с Антоном были связаны жизненным отрезком. А у отрезка, согласно законам той же геометрии, был конец. Лично я пришла к этой конечной точке с мыслью, что друзьями по переписке у нас выходило быть лучше.       Зайцева была неправа, говоря, что мы не объяснились. Мы объяснялись, говорили. Правда, говорили текстом в сообщениях. А надо было словами через рот. Но, видимо, сыграло дело привычки.       Когда ты громко кричишь о своих чувствах, расставание набирает ещё большие обороты. Отвратительно, когда ты, переживая личную трагедию, наталкиваешься на записи о своём же расставании, когда «Официально подтвержденная информация: Рита Авантюристка и Антон Шастун расстались. Участник шоу «Импровизация» на ТНТ и ютуб-блогер отписались друг от друга».       Я не считала возвращение Антона к Ирине предательством. Наверное, второй раз это всё-таки четко сформированный выбор. «Быть любимым» — этими словами он подписал их общее фото, опубликованное спустя год после нашего расставания. Два слова, ставшие горящей палкой, которую сунули в огромный муравейник. Два слова, сказанные текстом. Два слова, которые я никогда бы не произнесла словами через рот в ответ на вопрос: «Любить или быть любимым».       — Как тебе охуенно в этой белой рубахе, — эти слова первое, что от меня слышит Шастун, когда я, изрядно напившись, подхожу к нему на свадьбе Зайцевой и Миронова.       Я вижу, как подруга ведёт поджившую после перманента бровку, и понимаю, что она меня услышала. Густой взгляд Миронова, шептавшего что-то своей уже жене на ухо, я тоже ощущаю на себе, но мне наплевать.       Шастун молчит. Кажется, что он больше не хочет принимать участия в этом любовном пинг-понге, как он когда-то окрестил наши кошки-мышки. Словно передо мной стоит взрослый мужчина, выросший из того мальчишки, с которым я переписывалась столько времени в аське. Я скольжу взглядом по густой щетине и вытягиваю руку, слишком по-свойски поправляя поднятый белый воротник.       — Ты снова покрасилась в рыжий, — произносит он, не отводя от меня взгляда.       — «И волосы у нее рыжие-рыжие», — задумчиво цитирую я слова, произнесенные им на радиоэфире, — «как листва осенью. Они не натуральные, красит их, конечно, но этот цвет волос ей так идет», — смеюсь и качаю я головой. — Какой же всё это пиздёж! — с горечью поджимаю я губы и смотрю в сторону. — Ненавижу свадьбы! Как будто экзекуция для одиноких людей, которым и так несладко, — подвожу итог и иду к своему столу.       — Если честно, я считал, что вы с Антоном поженитесь раньше, чем мы с Олей организуем идеальную свадьбу. Я думал, что самые крепкие браки вырастают из дружбы.       Я поправляю съехавшую с плеча бретельку своего оливкового платья из плотного шелка и смотрю на Миронова. Он не смотрит на меня, сидит вполоборота, а его рука в дорогих часах лежит на спинке стула.       — А я думала, что надо предупреждать, что ведущим на свадьбе будет мой бывший. — Костя бросает на меня взгляд через плечо. — Поебать, — взмахиваю я рукой и тут же сама себя приструниваю: — Слишком много мата для одного вечера. Для одной свадьбы. Ну той, где ведущий — твой бывший.       — А жених твой несостоявшийся, — неожиданно добавляет он. — Артёма могла бы позвать.       — Артём у меня для концертов, — фыркаю я. — Надо завести отдельного человека, чтобы ходить с ним на свадьбы. Можно было бы Попова. Да только его сейчас от Скворцовой не отлепить. Я ей завидую даже. Ей вообще насрать, что там ей пишут в комментариях. Она их вообще нарочно провоцирует. Да и Арс красавчик! — пожимаю плечами я. — У них недавно Галич в шоу была. И Арсений там… — я хмурюсь и цитирую: — Это тело может принадлежать только одному человеку в этой стране. Слушай, я уверена, что Попов скоро даст фору Воле и будет о своей любви к Миле на каждом концерте говорить.       — Ты сама прекрасно знаешь, во что может вылиться эта любовь напоказ, — Костя разворачивается, опускается на локти и наклоняется ко мне.       — Знаю. Попов к Скворцовой вообще в Новосиб летает.       — Чего ты к ним привязалась-то?       — Я не понимаю, почему у них получилось, а у нас нет, — раздражаюсь я.       — Давай я отвезу тебя домой. Ты у мамы остановилась?       Я смотрю в темные глаза Миронова, отвечая человеку, вставшему рядом со мной:       — Они с Денисом в Турции.       — И? — спрашивает Антон.       — Просто предупреждаю, что квартира свободна, и ты можешь остаться у меня, — хохочу я над собственной шуткой и поднимаюсь из-за стола, позволяя Шастуну накинуть на мои плечи пиджак.       — У тебя новая машина, — констатирую я, утопая в пассажирском кресле. Антон кивает и заводит автомобиль. — Боже, я ловлю лютые флэшбеки, — из-за моей невнятной речи можно решить, что я говорю о кэшбеках. — Ты забираешь меня пьяную в сопли после вечеринки и везешь домой. На чай будешь проситься? — я прижимаюсь к подголовнику и вижу, что Шастун занят своим телефоном.       Я смеюсь.       — Что? — равнодушно смотрит он на меня.       — Что, Поз нечаянно позвонил? У него бывает такое. Ты ей сказал, что я буду на свадьбе? И в номинации «самый глупый вопрос» приз достается…       — Вот. На неё похожа, — Антон сует мне под нос телефон, и я теряюсь. — Думаю, кого ты мне весь вечер напоминаешь.       — О, я смотрела этот мультик в детстве, — широко улыбаюсь я, узнав рыжеволосую девушку-суперагента.       — Я знаю.       — Конечно, — грустно хмыкаю я, когда на экране всплывает имя Кузнецовой. — Ты всё знаешь обо мне, — и возвращаю телефон.       — Рит…       — Быть друзьями.       — Что?       — Быть другом. Быть подругой. Мне не хватает нас. Как друзей.       Антон растерянно смотрит на меня. Точнее, он пытается смотреть на меня, но взгляд бегает то на челку, то куда-то над моей головой. Мне кажется, что всё безнадежно, когда Шастун, наконец, выдыхает:       — Хорошо.       Я хмурюсь, когда звонит домофон. По привычке нажимаю на кнопку и кладу трубку назад. Рекламщики давно знают, кто в этом доме самый сердобольный. Хорошо, что об этом не знают участники нашего домового чата.       Я открываю список контактов. Нужно написать Антону. Исчерпав все запасы сарказма, иронии и стеба, Зайцева сказала, что достоверные источники (интересно, кто? Девочка с ником «достопочтенный шиппер артона»?) сообщают, что Шастун на своих ногах пошел вместе с врачами скорой. Я знаю, что Антон последнее время хватается за большое количество проектов, знаю, что он спит по три-четыре часа в день, а последний раз был в отпуске летом, когда летал с Ириной куда-то за границу. В целом, можно написать и Кузнецовой. Оля не соврала: мы с Ирой действительно некоторое время общались. И причиной для нашего общения был, разумеется, Шастун. Только Шастун не в качестве яблока раздора.       Это началось, когда появились первые слухи о закрытии «Импровизации». И я, и Ира обе понимали, что эта новость разбивает Антона. Да, многие пророчили, что кто-кто, а Шастун не пропадет. Он был ведущим новых проектов на канале, его стали называть преемником Паши Воли. Но, когда ребята выложили официальное заявление, я поняла, что бравада Антона дала глубокую трещину. Понятия не имею, как Кузнецова нашла мой номер, знала ли она, что мы иногда с Антоном видимся, но, когда она предложила тянуть Шастуна вместе из этого болота, я ей не отказала. Иногда мне казалось, что она изменяет Антону со мной. Ирина, едва он засыпал, писала мне, что вопрос о необходимости посещения психолога сдвинулся с мертвой точки. Когда парни триумфально вернулись с шоу на СТС, наше общение прекратилось.       Я набираю Антону сообщение, когда слышу, что кто-то звонит в дверь.       — Кого там принесло? — недовольно бормочу я и иду открывать. — Боже, Антон? — я делаю шаг назад, увидев бледного Шастуна на пороге.       — Пустишь? — он даже не пытается улыбнуться.       — Заходи, — я пропускаю его в квартиру. Он скидывает ботинки. — Ты как себя чувствуешь?       Антон выпрямляется и смотрит на меня с высоты своего роста:       — Можно, я лягу?       — Иди за мной.       После окончания университета и возвращения в Москву я вернулась в нашу с мамой квартиру. Мама теперь жила с Денисом, и первое, что я сделала, это занялась капитальным ремонтом. Несмотря на предсказания Зайцевой, что мой ремонт может стать вялотекущим, на прошлой неделе я закончила с обустройством балкона.       Шастун не был частым гостем в моей квартире. Шастун вообще не приезжал сюда. Словно в стенах этой квартиры могли ожить воспоминания, и мы снова были бы чем-то большим, чем друзья.       — Может, чаю? — предлагаю я, наблюдая, как Антон падает на кровать в уличной одежде.       Мне ему нечего предложить из одежды, а Шастун то ли от усталости, то ли от стеснения не раздевается. Я растерянно вытягиваю из-под него с боем покрывало и одеяло. Невольно улыбаюсь, когда он обиженно дует губы. Накрываю одеялом, под которое он зарывается с головой.       — Пойду всё-таки чайник поставлю, — говорю я больше сама себе, потому что не понимаю, как я сейчас должна действовать.       Очевидно, что Антон не хочет, чтобы над ним сейчас тряслись. Возможно, чтобы его не трогала конкретно я. Я возвращаюсь на кухню, второй раз щелкаю чайник, сажусь на стул, смотрю на нетронутые цветные пончики и запускаю пальцы в волосы, расчесывая кожу головы. Слышу, как гудит в комнате телефон Шастуна, но почти сразу прекращает. Интуиция подсказывает, что импровизатор его выключил. Спустя минуту я вижу, как на моем телефоне появляется знакомое имя. Отвечаю не сразу. Делаю выбор между правдой и ложью.       — Да, — выбор сделан.       — Антон тебе не звонил?       — Нет. А что случилось?       — Он двадцать минут назад уехал из больницы и должен был быть дома. Я звоню, а он сбрасывает, — нехотя отвечает Кузнецова.       — Из больницы? — я встаю из-за стола и толкаю дверь балкона. — Что-то случилось?       — Ему плохо стало на съемках. Мне Стас позвонил. Мы все пытаемся до него дозвониться. Он отказался от госпитализации.       — Госпитализации, — беспомощно повторяю я. Уверена, что больше всего Ирине сейчас хочется стукнуть меня. — Всё так серьёзно?       — Нервное истощение. Он… ну ты знаешь, работает на износ. Мы с ним последнее время почти не видимся. Когда я прихожу домой, его еще нет. Когда я встаю на работу, его уже нет. Он спит по четыре-пять часов. Проекты-проекты-проекты.       — Да, знаю.       — Позвони, если что-то узнаешь, — просит Кузнецова.       — Хорошо.       Я опускаюсь в сетчатое кресло-яйцо — один из главных элементов моего обновленного балкона и бросаю взгляд на журнальный столик, где лежит книга, от которой меня отвлек звонок Зайцевой. Медленно раскачиваюсь и хмурю лоб. Приняв решение, я листаю список контактов практически до конца и нажимаю кнопку вызова.       — Рит, привет! Слушай, сейчас немного не до тебя…       — Стас, он у меня. Приехал пять минут назад.       — Одну секунду, — Шеминов откашливается. Я слышу его шаги. Постепенно гул голосов на заднем фоне замолкает. — Как он?       — Серый. Завалился в одежде на кровать. Под одеяло спрятался.       Стас переваривает полученную от меня информацию. Снова откашливается.       — Кто-то еще знает, что он у тебя?       — Ирина звонила, но я не смогла ей признаться, — честно отвечаю я. — Я и тебе позвонила, потому что…       — Все правильно. Ты все правильно сделала, — вовремя перебивает меня Шеминов, потому что я, например, понятия не имею, почему ему набрала. — Я всё улажу. Пусть отдыхает. Никому ничего не говори. Знаю, что ты с Матвиенко дружишь. Ему тоже не рассказывай.       — Хорошо, — соглашаюсь я. — Мне сказать, чтобы он тебе перезвонил?       — Как посчитает нужным. Если что, на телефоне.       — Давай, пока.       Стас отключается, а я задумчиво сверлю взглядом пространство перед собой, постукивая телефоном по подбородку. Шеминов знает больше, чем говорит. Мне кажется, что он совсем не удивился, что Шастун приехал ко мне после скорой. А вот я удивилась.