***
До замка он бежит через сугробы, легкие горят, а кожу будто пронзают тысячи мелких игл. Мрачное сооружение такое же, каким Чонгук его помнит с детства, разве что вблизи он замечает лепнину, витиеватую и причудливую. Когда он из последних сил толкает увесистые двери, оказывается, что они не заперты. Чонгук со стоном боли опускается на колени прямо на пол. И только сейчас позволяет слезам покатиться из глаз, он прячет лицо в ладонях, разрешая себе оплакать родных и всю свою прошлую жизнь. — Никогда… Никогда… «Я никогда не буду больше надеяться на что-то хорошее» — думает он. Он горюет, в конце концов, свернувшись прямо на холодном полу, завернувшись в плед. Это — новый уровень боли, к которому невозможно было подготовиться, и Чонгук настолько погружен в свои мысли и эмоции, что забывает где он. — Отчего ты так горько плачешь? — раздается внезапно низкий голос сверху, и Чонгук вдруг словно деревенеет. Его темные длинные волосы разметались и завесили глаза, так что он дрожащей рукою убирает те поспешно с лица, хотя от сковывающего страха, кажется, он не должен суметь и шелохнуться. Чонгук поднимает глаза вверх, оглядывается. Балконы, множество балконов, внутри замок кажется словно больше, чем снаружи, и Чонгук при всём желании не может понять, откуда донесся вопрос. — На наше поместье напали, — говорит Чонгук сдавленно, всё еще пытаясь углядеть, где находится говорящий. — Зачем ты здесь? — раздается голос вновь, отражаясь от высоких сводов, заставляя Чонгука вздрогнуть. — Неужто некому было тебя защитить? — Я остался один в этом мире. Кроме родителей у меня никого не было… — И на что ты надеялся, придя сюда? — голос словно переместился, будто говорящий кружит где-то сверху. — Надеялся не умереть от холода. Но если вы решите расправиться со мной, то я приму и эту судьбу, мне уготованную, — смиренно говорит Чонгук, понимая, что это и правда так. Он слишком вымотался. — Ты знал, что говорят про этот замок? — Да. — И всё равно пошел? — Да. — Ты говоришь, что готов умереть, но я чувствую, как ты недоговариваешь правду. Договаривай, — требует голос, и Чонгук слышит, как тот словно приблизился. — Я надеялся, что здесь живет дьявол. Я надеялся, что все байки правда. Потому что хотел попросить помощи. — Мертвых нельзя вернуть к жизни. Никакая сила на это не способна. — Всё так, — сдавленно говорит Чонгук. — Но я и не за этим пришел. Живых, сотворивших зверство, всё еще можно умертвить. Повисает молчание, Чонгук сначала выжидает, затем оглядывается, пытаясь понять, где может быть его собеседник, а после слышится звук, словно шелест, он оборачивается и вздрагивает. Может быть, дьяволу положено быть таким, положено быть статным, высоким, широкоплечим, положено иметь хищно-красивые черты, Чонгук бы ни за что не сказал, что перед ним воплощение зла, если бы не одна необычная деталь. Глаза альфы светятся желтым золотом. Это совершенно точно альфа, Чонгук ощущает это по запаху и по тому, как по его загривку пробегают мурашки. Те спускаются ниже, его будто пробивает озноб. Странный, приятный. — Я мог бы исполнить твое желание, учитывая, сколько горя ты пережил. Только какой мне толк с этого? — альфа склоняет голову набок, напоминая теперь Чонгуку зверя из страшных сказок. Странно красивый, опасный, привлекательный. — Мне нечего тебе предложить. Я остался совершенно один, и у меня ничего нет, — растерянно произносит Чонгук. Альфа смотрит внимательно пару секунд, а Чонгук думает лишь о том, что тот выглядит будто каменное изваяние, настолько выточенным выглядит торс, неприкрытый ничем, он скользит любопытным взглядом по замысловатым рисункам на теле незнакомца, а после по россыпи черных гладких волос. В следующее мгновение альфа приближается к нему, и Чонгук даже дергается от неожиданности. Тот замирает в десяти сантиметрах от него, наклоняется чуть, и вот они оказываются лицом к лицу. Чонгук смотрит во все глаза на красивое лицо перед ним, на необычные, словно действительно золотые и при этом светящиеся радужки незнакомца. Тот шумно втягивает воздух. Чонгук понимает, что тот вдыхает его аромат, от этого становится слегка не по себе, неловко. — Есть то, что ты можешь мне дать, — выпрямляясь и глядя как ни в чем не бывало, произносит дьявол. — И что же это? — не то чтобы он не догадывается. — Ребенок. Мне нужен ребенок. Скорее он ожидал услышать что-то про душу. — Где же мне его взять? — на всякий случай спрашивает он. — Выносить, конечно. — И тогда ты отомстишь за смерть моих родных? — Можешь не сомневаться, омега, — звучит низко. — И как… — Чонгук хочет спросить что-то внятное, но отчего-то начинает стесняться, ощущая жар на щеках. — Тебе ведь известно, откуда берутся дети? — Известно, — отводя взгляд, произносит он. — Тогда можем начинать, а на рассвете я исполню твою просьбу, — альфа вдруг оказывается слишком близко, и Чонгук не успевает ничего сказать — его подхватывают на руки, будто он ничего не весит. Еще мгновение — и мраморный пол вдруг начинает отдаляться, он цепляется за сильные плечи и только сейчас осознает, что у альфы за спиной крылья. Настоящие черные крылья. Они летят наверх, и его начинает потряхивать, поэтому, чтобы не видеть, насколько высоко, он прячет лицо где-то у альфы на груди, невольно вдыхая приятный незнакомый аромат. Когда они приземляются и Чонгук вновь стоит на твердом полу, он ощущает, что голова начинает кружиться, слабость появляется во всём теле. — Тише-тише, — почти ласково твердит монстр, подхватывая его, когда Чонгук уже норовит упасть. — Ты устал и переживаешь, я помогу тебе… — слышится уже издалека. Последнее, что Чонгук видит перед тем, как погрузиться в темноту — это светящиеся золотом глаза, которые смотрят обеспокоенно.***
В лесу пахнет осенью. Влагой. Мхом. Чонгук видит себя будто со стороны. Они играли в прятки, это он запомнил совершенно точно. Запахи вокруг, шум леса кажутся такими реальными и яркими. А еще ощущение тревоги. Кажется, что он опять ушел слишком далеко. Перед глазами встает образ отца, который ругает его за то, что снова убежал слишком близко к замку у Торгаса. Подкатывает ощущение паники, потому что кажется, что он отстал от остальных. — Ребята! — зовет он, потому что ощущает скользкий страх. Солнце закрывают темные, почти черные тучи, что вполне ожидаемо в середине осени. — Ребята! Ну где же вы?! Хватит издеваться! — когда он принимается осматриваться вокруг, то понимает, что не может точно сказать, откуда пришел. — Чонгук! — слышится издалека. — Чонгук! — так едва различимо, но он бежит на зовущий голос. — Я зде…. — у него не выходит договорить, его нога попадает в цепкую ловушку. Ногу будто затянула петля. Он теряет равновесие, суматошно приподнимается, пытаясь рассмотреть, за что зацепился. Путы крепкие, режут кожу. Чонгук ощущает жжение и боль. Попытки освободиться только лишь делают хуже. Возможно, это какой-то силок для мелких зверей, Чонгук не уверен, но у него нет ни ножа, ни чего-либо острого. — Ребята! Помогите, я здесь! — пытается он еще. Нога кровоточит. Сколько он ни пытается ослабить ловушку, та лишь сильнее впивается в кожу. Внезапно раздается хруст веток, кто-то словно приземлился сверху или спрыгнул с дерева. Мальчишка. Незнакомый Чонгуку мальчишка в лохмотьях. — Тш-ш, — тот приставляет палец к своим губам, и Чонгук замечает у того в руках что-то. Свет отражается от металла. Это нож. Чонгук в панике начинает отползать. — Это твоя ловушка? Что ты хочешь сделать? — Тихо, — произносит тот, и только сейчас до Чонгука доходит, что еще показалось ему странным: у этого неизвестного ему мальчика желтые глаза. Едва он успевает завопить от страха, как точным движением тот разрезает путы, высвобождая ногу. — Спасибо, — робко произносит Чонгук, потирая разодранную кожу. — Иди на север и забери своих дружков, — тот прячет нож за пояс, — и не смейте приходить сюда больше. Всех зверей своим ором распугали, — на лице мальчика он видит явное недовольство. — А ты здесь живешь? — Не твоего ума дело, омега. Уходи отсюда. — Посмотрите на него, какой недружелюбный, — поднимаясь, произносит Чонгук. — А где север? — вдруг спрашивает он, глядя на незнакомца. Тот звучно цокает, грубовато хватает его за локоть и подталкивает, очевидно, в правильном направлении. — А где твои родители? — спрашивает Чонгук, оборачиваясь. — Почему ты не живешь в деревне? Со всеми? — Какой же ты болтливый… Уходи. — А меня Чонгук зовут, — говорит он, потому что его так учили: нужно представляться, это вежливо. — Мне не интересно. — Почему? — это обидно, но Чонгук не подает виду. — Пойдем со мной, я познакомлю тебя с друзьями… Наверное, одиноко тут в лесу? На секунду он словно замечает растерянность в золотистых глазах, короткое мгновение проходит, и Чонгук думает, что сейчас незнакомец согласится. Но тот открывает рот и произносит: — Где север я показал, проваливай, — разворачивается и уходит в противоположную от Чонгука сторону. Становится так горько. Он ведь не имел в виду ничего плохого. Запах осени постепенно из явного, яркого, будто улетучивается. Лес вокруг тает, будто на краски вылили растворитель. Чонгук открывает глаза с трудом и понимает, что всё это было лишь в его голове. Всего лишь сон. Воспоминание, которое он, почему-то, не сохранил к своим двадцати годам. Только лишь спустя пару мгновений он вспоминает, где находится. Ощущения странные, и самое сильное из них — голод. Он приподнимается на постели и оглядывается. Опрятная комната, не роскошная, но не лишенная удобств. — Ты спал три дня, — раздается голос где-то слева. Чонгук поворачивает голову и тут же натыкается на золото хищных глаз. — Я тебя знаю, — уверенно произносит он. — Неужели? — альфа поднимается из кресла и становится напротив кровати, глядя на Чонгука с интересом. — Да. В детстве мы встречались. Почему ты держишься вдали от всех? — Потому что люди боятся меня и таких, как я. — Должно быть, они боятся не без оснований. — Верно, — Чонгук замечает, как краешки полных губ растягиваются в улыбке. — Прости, но я помыл тебя и переодел. У тебя был жар первые сутки. Очень сильный. — Спасибо, — хрипло произносит Чонгук, хотя становится стыдно из-за того, что его видели обнаженным. — Мы ведь… Ничего не было? — вдруг смущается он. — Ты бы запомнил, — хмыкает альфа. Один факт того, что Чонгук цел и невредим и альфа не воспользовался его положением, уже успокаивает. Тот намеревается выйти из комнаты, но Чонгук говорит вдогонку: — Скажешь мне свое имя наконец? — Зови меня Тэхён, — произносит тот через плечо, прежде чем уйти. Чонгук откидывается на подушках, ощущая слабость. «Тэхён» очень подходит альфе.***
Наверное, следовало отмыть омегу, лежащего в покоях, повязать и ждать, когда тот разродится. Но Тэхён так не может. Сколько бы отец не твердил ему, что люди не стоят его жалости, он лишь для вида соглашался, но на самом деле не верил в это. Наверное, за то, что те сотворили с его папой, он должен был возненавидеть весь человеческий род, но он не мог. Отец не знал, но Тэхён тайно уходил смотреть на люд, что живет в провинции. Смотрел на омег и альф, на их детей и не видел ничего плохого. Хотя и ощущал, что там ему нет места. Однажды отец поймал его, когда он подсматривал за ребятишками в лесу. — Ты слишком добр, это в тебе от папы, — говорил отец. Отец словно ждал, когда Тэхён вырастет, окрепнет, чтобы уйти вслед за папой. Тот слишком скучал по своему омеге, и когда убедился, что Тэхён может позаботиться о себе, тот просто ушел — соединился со своим омегой в вечности. Так Тэхён остался одним единственным обитателем замка. Он узнал омегу, который пришел в его дом сразу же. Тяжело забыть такие непроглядно черные глаза, в которых отражается буквально малейший огонек. Только они больше не дети. Наверное, ему следовало бы расстроиться и жалеть о потере Чонгука. Только вот Тэхён, почему-то, сам от себя не ожидая, обрадовался. Он больше не будет одинок. Омега на его пороге пах смесью из горечи и страха, но еще Тэхён уловил тонкий, едва различимый полузнакомый цветочный аромат. Приятный, отдающий чем-то родным. Чонгук более не старается заговорить, дергается, когда он приходит с целебным отваром и едой, удивляется и смотрит на него так, будто он какое-то чудовище. И это, отчего-то, Тэхёна расстраивает. Расстраивает взгляд черных глаз с затаенной тревогой на дне зрачков. Расстраивает, как вздрагивают округлые плечи, когда он заходит в покои. Ему бы и правда сделать то, что он намеревался, но одна мысль сделать Чонгуку больно вызывает отвращение. — Ты боишься меня, — на пятый день пребывания Чонгука в замке говорит Тэхён. — Боюсь, — кивает Чонгук. Тот уже начал вставать с кровати, и Тэхён точно знает, что Чонгук выходит из покоев в поисках неизвестно чего. А еще омега следил за ним в купальне, думая, что Тэхён не видел. — Разве я плохо с тобой обхожусь? — он действительно не понимает, что еще сделать, чтобы заслужить доверие Чонгука. — Нет, из-за этого я каждый день ощущаю подвох. И ты не спешишь выполнять наш уговор, — тот стоит у окна в белых одеждах. Тэхён приносит ему каждый раз новый наряд. Те, что остались у него от папы. — Лучше было бы грубо взять тебя замерзшего прямо на том полу? — Тэхён ощущает, как внутри поднимается странное раздражение, он подходит к омеге ближе, смотрит прямо тому в глаза. — Лучше так? Таким ты меня считаешь? Разве я не дал понять, что забочусь о тебе? — Нет, я не считаю тебя таким, — хрипло говорит Чонгук. — Но ты не говоришь со мной, ты всегда приходишь безмолвно и так же безмолвно уходишь, зачем всё это, если это лишь уговор? — Да, уговор, — Тэхён отступает назад. — Те, кто повинен в смерти твоих родных, уже мертвы. — Мертвы? — Я расправился с ними в тот же день, что ты появился на пороге моего дома. Я согнал их в амбар и спалил дотла, — он смотрит на приоткрытые в удивлении розовые уста. — Продолжай пить отвар, еще пару дней и ты будешь полностью здоров. Он оставляет Чонгука. Сейчас ему тоже нужно побыть одному. Тэхён знает ответ на вопрос, почему нет никакого договора. Знает, почему не хочет причинять боль Чонгуку. Знает, почему ему важно заполучить расположение омеги. Но важнее, догадывается ли об этом Чонгук.***
Чонгук замечает, что через два дня, как Тэхён и обещал, он совершенно выздоравливает. А сам Тэхён занимает все его мысли. Кем тот является? Почему живет здесь один? Почему так добр к нему? Чонгук пугается сам себя, когда осознает, что запах Тэхёна ему необходим. Тот не касается его. Не предпринимает никаких попыток сближения. Восьмого дня Чонгук хочет проследить, куда уходит Тэхён после того, как приносит ему еду. Что делает. Только вот тот не появляется. В светлице Чонгук находит стол с яствами, но самого Тэхёна нет нигде. Он ждет до вечера, прислушиваясь к шуму. Чонгук решает искать Тэхёна. В замке стоит полумрак, только лишь редкие свечи образуют островки света. Он уже изучил замок немного и оказывается, что комнат великое множество, и гадать, где находится Тэхён, нет смысла. Его ведет запах. Запах жимолости, мускуса и апельсинового цвета. Чонгук идет, по мере того как аромат усиливается. Днем аромат не чувствовался вовсе, но сейчас он ощущает, что Тэхён здесь, только прячется от чего-то или избегает. Он уходит вглубь замка. Доходит до комнаты, в которую ему так и не удалось попасть, именно тут аромат особенно яркий. Дверь увесистая, но Чонгук всегда был физически силен, та ему поддается. Как только он оказывается внутри, то буквально утопает в аромате Тэхёна. Тут всё пропитано им. Чонгук старается не шуметь, хотя наверняка Тэхён его услышал издалека. Он осторожно осматривается, даже в полумраке понятно, что это комната принадлежит Тэхёну. Здесь, к его удивлению, стоят цветы. Красные и белые розы в горшках. Картины на стенах. Камин, который сейчас не горит. — Зачем ты сюда пришел? — раздается голос справа, и Чонгук вздрагивает и, кажется, что-то задевает ногой, когда резко поворачивается. Горшок с цветком… Глаза Тэхёна, сидящего в кресле в полумраке, светятся. Светятся ярче обычного. Пламя свечей дает рассмотреть рельефный живот и крепкую грудь. Тот восседает будто изваяние, выточенное из камня. Чонгук видит по выражению лица, что спокойствие Тэхёна мнимое. Тот выглядит опасным, хищным, и холодный голос вовсе не внушает доверия. — Отчего ты до сих пор не сбежал? — вновь спрашивает Тэхён. — Я ведь дал тебе столько возможностей. Твоих обидчиков нет в живых. Возвращайся домой. — Зачем ты гонишь меня теперь? — Чонгук удивленно приподнимает брови. — Ты ведь считаешь меня монстром. Демоном. Боишься меня. — Я не боюсь, Тэхён, больше нет, — Чонгук порывается подойти ближе, но Тэхён вскидывает руку. — Не подходи ближе, омега, — говорит тот низко. — Не нужно. — Ты… У тебя гон, — осеняет Чонгука догадка. — Тэхён, я не боюсь. Правда, больше не боюсь. Я хочу узнать тебя, я хочу понять, кто ты. Хочу остаться здесь. Не гони меня. Зачем мне возвращаться туда, где ничто не ждет? У меня ведь больше никого нет. И ты здесь один, — с каждым сказанным предложением он подходит всё ближе и ближе. Тэхён явно видит эти неуверенные, кроткие попытки приблизиться, но ничего не говорит, лишь смотрит. Сейчас тот кажется Чонгуку не опасным, а, скорее, уязвимым. Словно стоит Чонгуку проявить хоть немного больше настойчивости, и тот сдастся. — Сначала я и правда тебя боялся. Потом не понимал, почему ты так хорошо относишься ко мне, а после понял, что желаю тебя. И это меня тоже испугало, потому что я никогда не чувствовал подобного… — Ты говоришь, что я пугаю тебя, но ты пугаешь меня не меньше. Меня пугает, что я готов подчиняться любому твоему слову, хотя ты свалился на мою голову всего неделю назад, — произносит Тэхён. От этих слов расплывается странное тепло внутри, ласковыми волнами подкатывает к сердцу. А после к щекам приливает кровь. Наверняка Тэхёну очень тяжело сейчас сдерживаться. — Позволь мне дотронуться, — просит Чонгук, садясь перед Тэхёном на колени, прямо между разведенных крепких бедер. В золотых глазах появляется опасный блеск, и Чонгук не успевает ничего сделать, потому что Тэхён перехватывает крепко его запястья, он не понимает как, но он оказывается на Тэхёне. Сидит сверху, и Тэхён держит его руку, сам прислоняет ту к своей груди. Чонгук ощущает, какая кожа у того горячая и как сильно бьется у того сердце. Тэхён склоняется к его шее и вдыхает шумно аромат. Чонгук подхватывает дурман гона Тэхёна. Ему тоже становится жарко, душно, и спина покрывается мурашками, когда Тэхён проводит по ней рукой, поглаживает, прижимает к себе ближе, трется виском о его висок, и Чонгук слышит рокот, который альфа издает. — Назад пути не будет, — шепчет тот горячо на ухо. — Я не хочу оглядываться назад, альфа. Тэхён поднимается вместе с ним, держит бережно на руках, так, будто Чонгук ничего не весит, и от этого понимания трепетно, волнительно. Тэхён такой сильный, хотя с ним ведет себя очень осторожно. Тот целует щеки Чонгука, пока тот, обхватив одной рукой сильную шею, другой перебирает ласково волосы Тэхёна. Наконец тот доходит до его губ, и Чонгук с готовностью открывает рот, впуская напористый влажный язык. Кажется, он скулит прямо в поцелуй. Ему кружит голову, и Чонгук в очередной раз просто расслабляется от мысли, что ему не нужно думать об этом. Тэхён крепко стоит на земле и держит его надежно в своих сильных руках. Тот опускает его на кровать, и Чонгук смотрит снизу вверх на возвышающегося над ним альфу. Сплошное сплетение мышц и силы. Чонгук никогда не считал себя слабым, некоторые альфы не могут сравниться с ним в силе, но, глядя на Тэхёна, он понимает — с ним не потягаться, и как же удивительно понимать, что тот в его власти. Обычно альфы в гоне неуправляемые, но Тэхён таким не выглядит, разве что запах того Чонгука распаляет. Он не может надышаться, руки будто сами тянутся стянуть с себя рубаху. Губы пересыхают, и Чонгук облизывает их неосознанно. Он ощущает, как смазка выделяется, пачкая белье. Тэхён нависает над ним, словно закрывая от всего мира, и Чонгук с готовностью обвивает того руками, завороженно глядя в золотистые глаза. — Ты горишь, — шепчет Чонгук. — Позволь помочь… Внутри всё изнывает от желания. Если раньше, во время одиноких течек, оно было абстрактным, неясным, то сейчас, когда сильный альфа нависает над ним и ведет губами по его шее, Чонгук четко знает, что ему нужно. Как сильно он изнывает от раздражающего и одновременно трепетного ощущения. Тэхён стаскивает с него штаны и исподнее, член, сочащийся смазкой, шлепается на живот. Чонгук такой мокрый от одних лишь прикосновений и поцелуев, которыми Тэхён покрывает его шею и грудь. Чонгук немного смелеет, а если говорить откровенно, дуреет, потому что сам тянется к штанам Тэхёна, пытаясь стянуть те. Кажется, он ерзает, пыхтит и скулит, бесстыдно раздвигая ноги, понимая одно — Тэхён не сделает ничего, что ему не понравится. Тот издает нечеловеческое рычание на всё, что Чонгук делает. Явно тоже распаленный до предела. Тот целует его грудь, прикусывая сосок, выбивая из Чонгука шипение, он не выдерживает, зарывается в смоляные волосы, ерошит, когда чувствует, что Тэхён спускается ниже — к его животу, звучно засасывает бледную кожу, покрывая следами. Это даже чуть саднит, но Чонгуку нравится. После альфа властно двумя руками раздвигает его бедра шире, и Чонгук смущается, паника отчего-то подкатывает, от понимания того, что Тэхён видит его там. Видит, как он бесстыдно течет, как отверстие то и дело сжимается и разжимается, выдавая смазку еще и еще. Тэхён не позволяет сдвинуть ноги, вынуждает Чонгука чуть ли не согнуться пополам, когда приподнимает его бедра, ему приходится держать себя под коленями. Альфа раздвигает его ягодицы, жадно присасывается к сжимающейся дырке, тот не церемонится, проталкивает внутрь язык, и Чонгук совершенно перестает соображать, он вскрикивает от неожиданности, жмурится, всецело отдаваясь Тэхёну, всецело отдаваясь этому сильному альфе. И это кажется настолько же естественным, как пить воду, дышать и ходить по земле. Тэхён вылизывает широкими мазками дырку, зарывается между ягодиц, обводит языком сфинктер, раззадоривая Чонгука, которому совершенно точно этого мало. — Альфа, я хочу твой узел, я хочу, — от произнесенного вслух голова идет кругом. Тэхён издает гортанный звук, прежде чем прекратить свои ласки. Чонгук плохо понимает, как получается, что его переворачивают на живот. И вот он уже упирается головой в сложенные перед собой руки, прогибается в спине, поднимая бедра выше. Он ощущает, как текущая ярко-пахнущая им смазка стекает по яичкам, члену, пачкает бедра. Тэхён по-хозяйски разводит его ягодицы, и Чонгук дергает бедрами. У него внутри всё ноет. Ему пусто и неправильно, будто он в течке. Он скулит и просит еще и еще, чтобы Тэхён успокоил это жгучее желание, удовлетворил нужду, которая кажется сейчас невыносимой. Чонгук вдыхает их смешавшиеся ароматы, глаза от этого сами закатываются. Он не заметил, что из-за постоянного лепета и просьб не в состоянии закрыть рот, слюна пачкает перину. Когда Тэхён наконец проталкивает в него толстую головку, растягивая под себя дырку, он издает мычание, которое переходит во вскрик, когда тот входит одним мощным движением до конца. Сначала Тэхён будто лениво в него толкается, словно пытается растянуть удовольствие, и Чонгуку это дает время освоиться, он находит силы упереться руками в ложе, приподняться, повернуться через плечо, чтобы увидеть, как выглядит сейчас Тэхён. Тот обводит его ягодицы, размазывая маслянистую жидкость, раскрывая его. Они встречаются взглядами, горящими будто еще ярче. Альфа смотрит с обожанием, жгучим безбрежным желанием. — Ты очень красив, — вдруг произносит тот самым серьезным образом. Чонгуку, почему-то, становится стыдно, он мычит и вновь роняет голову на сложенные перед собой руки. Странно, что всё происходящее до этих слов абсолютно не смущало его, а эта фраза будто отрезвила. — Почему ты недоволен? — тот вдруг прекращает движения, и Чонгук издает разочарованный звук. — Ты смущаешь меня, альфа. — Но ты должен знать, что красив. Ты самый красивый омега… — Не нужно, пожалуйста, — и чтобы хоть как-то отвлечь Тэхёна от этого, он дергает бедрами, сам двигается вперед, а после назад, насаживаясь на толстый ствол. Это действует на альфу магически, тот вдруг забывает как будто, что хотел сказать, лишь начинает тяжелее дышать. Чонгук неожиданно сам для себя входит во вкус, особенно когда ощущает, как одной рукой Тэхён стискивает его ягодицу, а другой проводит по спине ласковым, но ощутимым движением, поглаживая. Это подстегивает его двигаться более уверенно, выгибаясь, показывая, как ему хорошо. Тэхён вдруг наклоняется к самому его уху и горячо произносит: — Я буду говорить тебе о том, какой ты красивый, ибо ты мой, — тот прикусывает мочку его уха, и Чонгук теряет контроль над ситуацией. Тэхён лишь позволял ему забавляться, сейчас тот толкается в него сам, заполняя полностью, входя так глубоко, насколько это возможно. Чонгук не может ничего ответить, потому что на каждый толчок тело само откликается сначала несмелыми слабыми вскриками, а после, по мере того, как Тэхён ускоряется, Чонгук хнычет на одной ноте, уже не в силах остановиться, настолько ему хорошо, так ему нравится. И ощущение наполненности, и то, как Тэхён задевает что-то внутри, что-то, что делает удовольствие почти невыносимым, нравится ему и звук шлепков, и то, как Тэхён подает голос, выдавая и свое удовольствие. Звучные низкие стоны льстят ему. Вызывают странную гордость. Альфе хорошо с ним. Его альфе хорошо. Он чувствует, что смазки так много, как еще никогда не было даже в течки, та липнет к бедрам Тэхёна, когда тот ударяется бедрами о его бедра. В какой-то момент, Тэхён ускоряется так, что Чонгук думает, будто не выдержит больше. Но через пару мгновений всё прекращается, и тот вдруг тормозит, выходит из него. Он непроизвольно разочарованно восклицает. — Сейчас, сейчас, я дам тебе всё, чего ты хочешь, — Тэхён звучит так удивительно-ласково, и Чонгук ему верит. Тот переворачивает его на спину, и только сейчас он замечает, какой Тэхён уже вымокший, и какой он сам мокрый. Он опускает взгляд от тяжело вздымающейся татуированной груди к поджарому животу, к венистому крепкому члену, блестящему от его смазки, к крепким мясистым бедрам, также лоснящимся от маслянистой влаги. — Я хочу видеть твое лицо, — произносит Тэхён, нависая над ним, раздвигая коленом его ноги. Если зло, живущее в этом замке, способно на такую ласку, то он готов к тому присоединиться. Хотя Чонгук уже не верит в то, что Тэхён демон. Этого не может быть. В этот раз он не сводит глаз с лица своего альфы. Тот осторожно входит, и Чонгук будто на каких-то первобытных инстинктах обхватывает того, стискивая бока ногами, скрещивая их у того за спиной. Он издает стон. — Ты так глубоко, — шепчет он сдавленно. Тэхён целует его мокро, смазано, проскальзывая горячим напористым языком в рот, и Чонгук ощущает, как одной рукой тот ласково зарывается в его волосы. Он сам в ответ ласкает своим языком язык Тэхёна и не удерживается от нового стона прямо в поцелуй, когда тот делает толчок. Один. Два. Три. Сначала это размеренно, но Тэхён будто чувствует, что нужно ускориться. Последующие движения становятся быстрее, ритмичнее. Тэхён кажется вовсе не обращает внимания на то, что адски жарко. Тот неутомим. Чонгук не понимает, сколько это продолжается. Сначала Тэхён помогает ему кончить, притормаживает, а после продолжает вновь. Ощущения снова нарастают, и Чонгук жмурится от удовольствия, скулит, жмется к Тэхёну, обнимает руками, прижимает к себе ближе ногами, слышит загнанное сердце у того в груди, сдавленные низкие стоны вместе с тяжелым дыханием. Он пропускает тот момент, когда кончает второй раз на свой живот, осознает это лишь когда начинает сжимать крупный член бесконтрольно, впиваясь в сильную спину короткими ногтями. Тэхён не останавливается, в третий раз Чонгук полностью распластывается под тем, но руки он опускает на крепкие ягодицы альфы, сжимая крепко, ощущая, как мышцы у Тэхёна напрягаются при каждом новом толчке. Тэхён целует его вымокшую шею, вновь протискивает руку между ними, чтобы обхватить член Чонгука и начать двигать рукой в такт своим толчкам. На этот раз, когда Тэхён ускоряется так, как ни разу до этого, Чонгук понимает: тот вот-вот кончит. В этот момент он сам кончает, а его альфа рычит, движения вдруг замедляются, он ощущает, как Тэхён изливается внутрь него. — Узел, Тэхён, мне нужно, — он обнимает Тэхёна, прижимает к себе, будто боится, что тот сбежит. Тот ничего не говорит, лишь переворачивает их так, что Чонгук оказывается лежащим сверху, он чувствует, как узел внутри него крепнет, распирает изнутри. — Расслабься, и лежи, — говорит Тэхён будто ниже, чем раньше, и целует его в висок, на что он жмурится от удовольствия. Чонгук вдыхает глубоко их смешавшийся аромат и устраивается удобнее на груди у своего альфы, ощущая внезапно себя очень сонным и вымотанным.***
Зимние дни короткие и в основном облачные, поэтому Чонгук удивляется, когда его будят слепящие яркие лучи. Когда он открывает глаза и поворачивается посмотреть, что ему мешало спать, то взгляд тут же фокусируется на фигуре у окна. — Прости, наверное, нужно было занавесить окна, но день на удивление погожий, — произносит Тэхён, даже не поворачиваясь. Чонгук смотрит на широкую спину Тэхёна, если не брать в расчет светящиеся глаза и появляющиеся и исчезающие крылья, тот может показаться обычным альфой. — Ничего, — его голос звучит хрипло ото сна. Внутри у Чонгука поднимается непреодолимое желание прижаться к Тэхёну, и он, совершенно не стесняясь своей наготы, спешит подойти к тому. Тэхён тут же заключает его в объятия, и Чонгук переводит взгляд туда, куда смотрит его альфа — на искрящийся зимний лес и бескрайнее небо. Тэхён целует его висок, и Чонгук ощущает спокойствие, словно всю жизнь душа его стремилась сюда. — Как думаешь, я понесу? — вдруг спрашивает Чонгук. — Внутри тебя уже растет наш ребенок, — уверенно говорит Тэхён. — Ты не можешь этого знать так скоро, — недоверчиво говорит Чонгук, а Тэхён вдруг усмехается, заботливо заправляя взъерошенные темные волосы ему за уши. — Я могу. Твой запах уже меняется, скоро он будет еще более молочным и сладким, по мере того как малыш будет расти. — Всё произошло очень скоро, но моя суть тянется к тебе, — задумчиво произносит Чонгук. — Хотя я толком тебя и не знаю… — У тебя будет очень много времени меня узнать, как и у меня. — Отчего ты так уверен? Вдруг я наскучу тебе через какое-то время? — он говорит это с усмешкой, но на самом деле у него в душе неприятно кольнуло из-за подобной возможности. — Уверен, потому что драконы выбирают раз и навсегда, — говорит Тэхён с мягкой улыбкой. Драконы. Чонгук удивленно округляет губы и видит, как золотые глаза лучатся нежностью, он не успевает ничего сказать, потому что Тэхён целует его. Целует, и в этих поцелуях и объятиях всё. И «Ты мой», и «Я буду заботиться о тебе и никогда не позволю сделать больно», и «Я встану между тобой и чем-угодно, что будет тебе угрожать» и даже «Я люблю тебя». Чонгук чувствует это всё, обнимая Тэхёна крепко, будто хочет быть еще ближе, хотя ближе некуда. Когда тот подхватывает его под бедра, и Чонгук скрещивает ноги у Тэхёна за спиной, к нему приходит последняя четкая не задурманенная мысль в этот день: «Я надеюсь, что в других мирах ты тоже любишь меня».