Табу

      Дженни совсем не знала, насколько опрометчиво было всё то, что она делала. Хотелось бить посуду, громко кричать и показательно вскидывать руками, будучи больше не в силах совладать со своими эмоциями, но вместо этого она лишь собрала с пола свою одежду, схватила папку с документами и свою сумку, а после скрылась. И как же ей в самом деле хотелось оставить всю вину на гуляющего по квартире сквозняку и никак не признавать то, что в порыве раздирающих на части чувств, это всё же была она, кто оглушительно хлопнул дверью, прежде, чем быстро сбежать вниз по лестницам.       А после она и сама слабо помнила, как натянула на обнажённое тело длинное пальто, вовсе не спасавшее её от лёгкой, но всё ещё минусовой температуры, как звякнула брелком на ключах от машины, как завалилась в салон и кинула все свои вещи на заднее сиденье, а после и то, как разрыдалась, положив руки на руль и уронив на них голову, позволяя слезам медленно стекать по щекам и падать куда-то на колени. Ким не сильно помнила и то, как ранним утром воскресенья она оказалась в собственной квартире и, растеряв все силы на слёзы, обессилено свалилась на диван, так и заснув в собственной гостинной и проспав до самого вечера.       В конечном счету утром понедельника она всё ещё была подавлена, а вместе с тем и разбита. И хоть причину её такого состояния всё же разделяло начало новой рабочей недели, основным фактором стал её побег из квартиры своей девушки на рассвете прошлого дня. И даже так, как бы сильно Ким подавлена не была, Дженни не могла сказать «бывшей».       Они не расстались.       Крупно поссорились.       Но не расстались.       Дженни мало думала о последствиях, когда на заре вылетела из квартиры Манобан. Она избегала проблем, бежала и всё же надеялась, что Лалиса её окликнет, остановит, выбежит за ней, бросится к ней в машины, будет ждать у дома Ким — сделает хоть что-нибудь из этого. Но Манобан не сделала, и Дженни ушла, продолжая кусать губы, дабы не дать слабину у неё на глазах, а после сорвать весь голос и выплакать все глаза в собственной машине.       Лалиса была той, кто начал этот разговор. Лалиса была той, кто привёл всё к этому. И Дженни хоть и знала, что была виновна не менее, до последнего пыталась игнорировать крики собственного подсознания и рациональности. И как бы в самом деле ей не хотелось этого признавать, Ким и сама тем утром наговорила достаточно того, что продолжало терзать её разум ночью.       И как бы то в самом деле ни было, собственное эго продолжало плетью бить по пальцам и рукам, как только появлялось желание связаться с девушкой, объясниться и извиниться, и Дженни не сопротивлялась.       А потому в конечном счёте Дженни продолжала тревожно несколько раз пальцем стучать по экрану своего сотового, дабы заставить тот включиться, чтобы в конечном итоге не увидеть ничего. И как бы Ким не хотелось, Лалиса не отправила ей и единого сообщения. Дженни признавала, что собственная гордыня душила её и связывала руки, а потому неумолимо твердила о том, что она не должна была делать первый шаг на встречу. Не в этот раз.       И лучшего способа борьбы с собственными мыслями, как по уши погрязнуть в работе, Дженни не знала. А потому в тот понедельник адвокат Ким не покинула свой кабинет даже во время обеденного перерыва, умело притворившись, что была вовсе не голодна, продолжая работать над судебными исками до самого закрытия офиса. И тогда, вопреки её надеждам, ей всё же не оставили иного выбора, как вернуться в свою квартиру, удушающую холодом и витающем в воздухе одиночеством.       В конце концов провести в подобных чувствах и с разъедающей нехваткой Манобан рядом по ночам Дженни пришлось до самого вечера пятницы. Тогда, когда часовая стрелка остановилась на цифре «шесть», Дженни медленно поднялась со своего места и, глубоко вздыхая, собрала оставшиеся судебные иски, видеть которых сил уже не оставалось. Тогда Ким вежливо отказала своей коллеге в том, дабы пойти выпить, списав всё на то, что весь день её мучила сильнейшая мигрень, избавиться от которой никак не выходило — и к чёрту, что каждое слово тогда было полнейшей ложью, — а после покинула адвокатскую фирму, которой посвятила последние пять лет своей жизни и, найдя на парковке свою машину, обессиленно упала за водительское сиденье.       Тогда, когда в её руках вновь оказался собственный сотовый, сердце Дженни сжалось. В голове навязчиво проскользнула мысль о том, что, стоит ей его включить, как Ким непременно увидит, что Лалиса всё же пыталась связаться с ней. И какой бы в самом деле сладкой не была этой мысль, ничего подобного не произошло, заставив девушку вновь больно удариться о полотно реальности, смириться с которым всё ещё давалось с трудом.       — Какая же ты идиотка, — самой себе прошептала Ким.       Дженни не сдержалась, рассмеялась с собственной наивности, запрокинув голову на сиденье, а после после откинула сотовый на соседнее сиденье, в последующий миг обеими руками зарываясь в волосы, пропуская пряди сквозь пальцы и позволяя тем непослушно упасть на плечи и защекотать шею вновь.       Ким потянула носом кислород, вдоволь наполняя лёгкие, а после протяжно выдохнула, всё же найдя действенным этот непримечательный способ успокоить разбушевавшиеся эмоции. Когда же её уму вновь вернулась ясность — и пусть ей в самом деле так только казалось! — Дженни вновь потянулась к собственному телефону, красным чехлом так контрастно выделяющимся на чёрной кожаной обивке салона. Пальцы подцепили устройство, и Ким провела добных несколько минут, дабы в, казалось, нескончаемом списке контактов, отыскать тот, что был ей необходим.       Тогда, когда палец всё же приземлился на тот, что в тривиальном и таком реестре имён и фамилий клиентов выделялся своей игривостью, она подождала, прежде чем на дисплее высветилось «Сердцеедка Пак», — и стоило ли вовсе уточнять, что не по воле Ким контакт был подписан именно так — а после, как только заметила, что надпись «вызов…» сменилась цифрами, поднесла телефон к уху.       — Да… — стоило только Ким прислонить телефон к уху, как слух сразу полоснул голос подруги, всегда казавшейся Дженни высоким.       — Чеён, — устало протянула девушка, роняя голову на подголовник.       — Да неужели ты вспомнила обо мне! — упрекающе пролепетала девушка, и Ким совсем не нужно было гадать, с каким именно выражением лица смотрела бы на неё подруга, если бы Пак стояла прямо перед ней. Дженни знала, что девушка по ту сторону провода театрально надула губы, и вовсе не была удивлена, когда секундой позже та рассмеялась, быстро бросив: — Я думала, ты давно умерла. В последний раз так долго ты игнорировала меня только в колледже и то лишь потому, что укатила на не известную никому конференцию.       — Ты до конца жизни собралась мне вспоминать, ведь так? — фыркнула Дженни, но вовсе не была зла. Тогда она в самом деле плохо обошлась с подругой, и сделала с их дружбой точно то же самое сейчас, когда утаила факт разлада в собственных отношениях, а вместе с тем и причину своего разбитого состояния.       — Я подумываю над этим, — задумчиво протянула Чеён, а секундой спустя спросила: — И что же заставило тебя вспомнить обо мне в этот раз, Джен?       И Дженни не раздумывала над ответом долго. Если бы она в самом деле не знала, чего хотела, не стала бы набирать номер подруги и уж точно не стала бы давать той раскусить себя так скоро. А потому Ким не сомневалась, когда позволила словам так легко слететь с губ:       — Сегодня ведь пятница, не хочешь выпить со мной? У тебя были планы на вечер?       Вопреки всему тому, что Ким ожидала — а на самом деле хотела — услышать, в трубке раздавалась лишь тишина и тихий, едва уловимый треск лёгких помех связи. И тогда брови девушки резко поползли к переносице, а свободная рука сжала руль сильнее. И Дженни не была идиоткой, чтобы не понять, что значило то, что Пак сперва протянула что-то невнятное, и то, как сдавленно и смущённо начала:       — Слушай, Джен…       — Ты занята сегодня, да? — и хотя Ким говорила себе, что с этим всё было в порядке, и она была готова к подобному, нотка грусти всё же проскользнула в голове.       — Это… Как бы сказать… — Чеён тянула слоги и долго подбирала слова, так и не давая ясного ответа, и Дженни знала подругу слишком хорошо, чтобы без слов понять её ответ.       — Всё в порядке, — на выдохе сказала Дженни. — Я понимаю, Чеён.       — Правда? — прерывисто послышалось с того конца.       — То, что у тебя были планы на пятничный вечер, не делает тебя плохой подругой, — рассмеялась Дженни, в самом деле зная, насколько необходимыми были эти слова — в том числе и для самой себя. — С этим правда всё в порядке, — натянуто, но всё ещё не так уныло, как прежде, говорила Ким, а после поспешила спросить: — И кто же украдёт тебя этим вечером? — и не дав малейшего шанса ответить, продолжила: — Хотя подожди, дай угадаю. В этот раз это будет длинноногая брюнетка, я права?       Пак молчала недолго, и Ким отчётливо слышала, как подруга тихо хихикала — и Дженни была уверена, что делала Чеён это в кулак, как делала всегда, когда озорство брало над ней верх. А после подруга задумчиво промычала, прочистила горло и промолвила:       — У меня сегодня свидание, и ты не поверишь с кем.       — Думаю, всё же поверю, — протянула Дженни.       — Джису придёт сегодня.       — Ты пригласила её к себе? — вскинула бровями Ким, хоть вовсе и не была удивлена.       — Я думаю, сегодня у нас всё же выйдет сделать прорыв в наших отношениях.       Дженни и сама не заметила, как слабая улыбка коснулась лица. Тихий смех подруги, вперемешку с тем озорством в её голосе всё же подействовали на Ким, заставив забыть о реальности, так крепко держащуюся за шею и перекрывающую кислород к существованию, хоть и на какое-то время.       И девушка уж точно идиоткой не была, дабы не знать, что именно мог значить тот прорыв, о которых говорила Пак. Ведь Ким, как никто иной, знала, что если Чеён решила довести это до конца, то у недотроги Джису не получится отвертеться. И хотя мнения самой Пак о том, что только через три месяца отношений перейти к поцелуям — это уже слишком Ким не особо разделяла, она была бы ужаснейшей лучшей подругой, если бы не согласилась с тем, что пришло время, когда Чеён могла взять контроль в их с Джису отношениях.       — И ты хочешь сделать её своей? — растягивая слоги последнего слова, дразнилась Ким.       Тогда Дженни отчётливо слышала, как переполняемая эмоциями Чеён потянула ртом кислород, и Ким вовсе не была удивлена, когда с уст девушки по ту сторону провода игриво и одновременно озорно — так, как было свойственно одной лишь Пак — сорвалось довольное:       — Она уже моя, — и Чеён выдержала небольшую паузу, прежде чем без грамма сомнения вымолвить: — Я хочу переспать с ней.       — И разве это не одни вещи? — бровь на лице Дженни вновь взлетела вверх, а уголки губ приподнялись. В какую бы игру они сейчас не играли, самой Ким это показалось немного забавным.       — Нет уж, — отрезала Чеён и рассмеялась.       Тогда Ким тихо залилась смехом в ответ, вовсе не имея возможности устоять заразительности Пак, а после, всё продолжая посмеиваться, пролепетала смиренное «хорошо-хорошо», в ответ получив довольное мычание подруги.       — В таком случае, дерзай, подруга.       — А что на счёт тебя, Джен? — остепенилась Пак.       — Что на счёт меня… — повторила Дженни, и та лёгкая улыбка, что раньше растягивалась на губах, мгновенно спала с лица. Ким вновь ударилась об плотное полотно реальности — той, в которой она и Лалиса всё ещё были в ссоре. — Я не уверена.       — Не пойдёшь же ты пить в одиночестве?       — Не знаю, — протянула Ким и поджала губы, превратив те в тонкую полоску у неё на лице.       — А как же Лалиса? Вы не строили планы на выходные? — и если бы только Чеён в самом деле знала, насколько часто забилось сердце Дженни, стоило только в одном предложении услышать «Лалиса» и «планы на выходные». Хотела бы Ким, чтобы всё было так просто.       — Она в командировке, — маленькая ложь для всеобщего блага. Дженни лишь не хотела обременять подругу собственными проблемами. Она могла разобраться с этим самостоятельно.       Чеён ничего не сказала в ответ. Промычала лишь что-то невнятное в знак того, что поняла, а после продолжила молчать, вероятно, вовсе и не зная, что в таком случае ей следовало бы сказать. И Дженни понимала. Потому, когда рука потянулась к переносице и несильно сжала, Ким прочистила горло и, попробовав — хоть и выходило это жалко — вернуть голосу спокойные и непринуждённые нотки, сказала:       — Я просто поеду домой, — и всё же голос звучал уставшим.       — И ты будешь в порядке?       — Не волнуйся обо мне, Чеён. Хорошо проведи сегодня вечер, — протянула Ким, а после намного тише и со слегка уловимым искушением в голосе промолвила: — Я хочу услышать твой рассказ во всех красках.       Пак снова рассмеялась, кинула раззодоренное «замётано!» и наспех попрощалась с Дженни. Ким завершила вызов и, глубоко вздохнув, убрала телефон от уха, в последующий миг небрежно кидая тот на сиденье рядом — дурная привычка.       Ким не отдавала себе отчёт в собственных действиях — действовала машинально и по старой привычке. Одним нажатием кнопки завела машину, лениво положила обе руки на руль, а после медленно и осторожно вдавила педаль газа, покидая узкую парковку под офисом фирмы, выезжая на магистраль. И когда же Дженни обнаружила себя рядом с круглосуточным магазином, она вовсе не была удивлена. Тогда девушка в надежде хоть как-то скрасить свой пятничный вечер схватилась за бутылку красного вина и без каких-либо сожалений оплатила её, не переживая за то, что её банковский счёт опустел на кругленькую сумму. Впрочем, Ким желала верить, что решение напиться — даже если и в одиночестве — не было таким уж и плохим и уж точно было закономерным.       Менее всего хотелось возвращаться в холодную квартиру. И всю эту неделю стены казались до невозможного леденящим лишь потому, что одиночество продолжало окутывать Ким, испытывать её и раз за разом разбивать, позволяя мысленно возвращаться в тот день, когда она поссорилась с Лисой. А потому Дженни пришлось сделать по меньшей мере два больших круга, колеся по вечернему Сеулу, прежде чем оказаться на подземной парковке жилого комплекса, снимать квартиру в котором ей посчастливилось лишь благодаря собственному тяжёлому труду.       Оказавшись в лифте и нажав на кнопку четырнадцатого этажа, Дженни вдохнула полной грудью, откинула голову чуть назад, устало прикрывая веки, а после тихо — едва ли слышно — прошептала «ты последняя идиотка, Ким Дженни». Открыв глаза Ким встретилась с собственным отражением в зеркале лифта, и тогда где-то на подкорке пробежала мысль, что это отражение никак не могло принадлежать ей: вымотанная и разбитая. Дженни продолжала рассматривать себя, когда пальцы лениво потянулись к верхней пуговице белой блузы, а когда же та послушно выпрыгнула из петли, девушке в самом деле показалось, что стало легче дышать.       В реальность Ким вернул тихий звон, после которого двери кабины поспешили расползтись в разные стороны. Медленно плетясь по коридору, рукой рыскала по сумке, Дженни желала отыскать собственный сотовый, затерявшейся в стопке бумаг и папок. К собственной радости или к сожалению, найти вещь у Ким не удалось даже тогда, когда она уже оказалась стоять напротив дверей в собственную квартиру. Тогда девушка закономерно предположила, что оставила телефон в машине, и как бы ранее Дженни не казалось, он был нужен, возвращаться на парковку у Ким желания не было. А потому, мысленно дав себе слово вернуться за ним чуть позже — а может быть, и вовсе утром, — Ким быстро потеряла к этому интерес.       Лениво проведя по замку тыльной стороной ладони, Дженни — определённо движимая выработанной привычкой — вовсе не смотря на тот, бегло отсканировала отпечаток большого пальца, а после, определяя звучание цифр только на звук, ввела код. На верную комбинацию дверной замок отдался уже привычным пиликаньем, и Дженни отклонила ручку в сторону, позволяя двери медленно отвориться.       Проскользнув в прихожую, и отметив, как с приглущённым хлопком закрылась дверь у неё за спиной, Ким поспешила подцепить застежку собственных туфель, что оказались до невыносимого неудобными и весь день продолжали доставлять дискомфорт. И Ким вовсе не обратила внимание на то, что на момент её прихода домой, свет в прихожей был включён. Измученное сознание девушки посчитало верным списать всё на её усталость, обосновав это тем, что Ким по собственной неосторожности забыла погасить его утром, когда собиралась на работу.       Когда с туфлями было покончено, а те оказались убраны в шкаф, Дженни облегчённо выдохнула. И лишь тогда, когда она всё же оторвала свой взгляд от изучения въевшегося в сознания полового покрытия своей квартиры, кислород застрял где-то в горле вновь, сердце остановилось, пропуская удар, а зрачки расширились.       Ким замерла, вовсе не заметив, когда хватка ослабла, и сумка, ранее зажатая в правой руке, с грохотом повалилась на пол. Все возможные слова застыли где-то на языке и продолжали теряться в горле, заставляя Ким то и делать, что, словно последняя идиотка, нелепо открывать и закрывать подрагивающее губы, а взгляд скользить вверх и вниз по фигуре перед ней.       Каковы были шансы того, что Лалиса придёт?       Каковы были шансы того, что она заявится к ней в квартиру?       Каковы были шансы того, что Манобан предстанет перед ней в столь распутном виде, когда её от полнейшей наготы спасает лишь комплект кружевного белья. И чёрт его дери, любимого Ким цвета — ярко-красного.       — Лалиса? — всё, что сумело слететь с будто онемевшего языка.       Ким продолжала медленно изучать взглядом тело девушки, а когда подобралась к лицу, заметила, как на том сделался удивлённый вид. И если бы Дженни в самом деле была более внимательна — коей было всегда, но никак не в присутствии Манобан, — она бы без промедлений заметила и что более важно — отметила, как всего на секунду лица Лисы коснулась улыбка, так напоминающая победную.       — Извини-извини, — замельтишила девушка.       Лалиса заозиралась, стала прикрываться руками — и будто Дженни никогда не видела её обнажённой! — и мотать головой из стороны в сторону, давая Ким понять, что она искала что-то.       Когда же к Дженни всё же вернулся дар речи, Манобан уже руками подцепила полосатый бело-розовый картонный пакет с отчётливо виднеющимся именем бренда на нём, а после вытянула из него ещё один красный лоскут. Понять, чем именно был тот лоскут ткани, который сознанию Ким всё же удалось уловить, Дженни сумела лишь тогда, когда полупрозрачная накидка легла на молочно-белые плечи Лалисы, а две тонкие завязки оказались ловко завязаны в миниатюрный бантик на талии.       — И что всё это значит?       И нет, Дженни не злилась. Недоумевала — да, но уж точно не злилась. И не скрывала Ким — хотя бы от самой себя, — что такое появление любимой девушки в собственной квартире было… мягко говоря эффектным. И всё же, если бы Ким не была настолько поражена, она бы отметила для себя, насколько же всё же эффективным подобный способ оказался — и тогда Дженни не знала, что говорило в ней больше: раскаянье или тоска и нехватка Манобан всё это время.       — Нет, не пойми неправильно, — Лалиса замотала руками, а в ответ Дженни вскинула бровь.       И они так и продолжили стоять: Дженни — в прихожей, Лиса — у зеркала в пол, расположившегося чуть дальше. И для самой Ким казалось последней пыткой то, что вопросы продолжали крутиться в подсознании, но утопали где-то в горле или терялись на языке, лишая её последней возможности изъясняться. И как бы то ни было, Дженни в самом деле казалось, что именно этого Лалиса и добивалась, и, впрочем, если Манобан и не желала называть причину её такого появления, та, что закрутилась у Ким в голове, льстила её намного больше. И как бы это не было опрометчиво, Дженни желала поверить в то, что Лалиса наконец признала свою вину и желала извиниться.       И что же, такой способ хоть и был до невозможного привлекательным, Дженни вовсе не прельщал, ведь у неё всегда было верное правило, благодаря которому, кажется, и выживали все её прошлые отношения — никакого примирительного секса!       — Тогда… — начала Ким, в надежде, что Лалиса подхватит, и сделала ставку верно — Манобан идиоткой не была.       — Тогда… — вторила девушка, пряча взгляд, — это просто недоразумение.       — Недоразумение? — склонив голову, протянула Дженни и заметила, как Лиса ещё сильнее опустила голову в пол и скрестила ноги — делала так всегда, когда терялась в собственных мыслях.       — Оно самое, — отрезала Манобан. — Я купила этот комплект и не удержалась, захотела примерить его ещё раз.       Ким проследила, как Лалиса сглотнула слюну, а после тотчас подняла голову и взглядом указала на зеркало по левую сторону от неё, не оставляя Дженни другого выбора, как проскользить взглядом ещё и по отражению девушки. И Ким мало отдавала себе отчёт, когда взглядом задержалась на обрамлённой стрингами заднице Манобан — и даже через полупрозрачную накидку девушка всё ещё могла отчётливо видеть всё, что Лалиса хотела, чтобы она видела, — отмечая для себя, насколько хорошо, это выглядело.       Что бы это ни было, Лиса точно не прогадала с комплектом.       — И сделать это ты решила в моей квартире? — продолжала Дженни и мысленно отвесила себе оплеуху. Как бы в глубине души она не желала броситься и растаять в объятиях девушки, её голос всё продолжал звучать холодно — и от этого даже самой Ким становилось тошно.       — Это… — замялась Лиса. — Я не ради примерки здесь.       — Для чего же тогда? — подняв подбородок, спросила Ким.       Всматриваясь в лицо девушки напротив, Дженни заметила, как Лалиса прикусила нижнюю губу в неоднозначном жесте, а после и то, как Манобан всё же набралась смелости поднять свой взгляд. Встретившись с карими глазами напротив, Ким заметила не сразу, но всё же смогла уловить яркий блеск чего-то, дать название чему она так и не сумела. А в общем, и не понадобилось.       Лиса подлетела к ней в три шага — именно столько насчитала сама Ким. И стоило только оказаться девушке рядом, Дженни почувствовала, будто опьянела. Запах этих духов она знала хорошо — это были её собственные духи. И как бы в самом деле Дженни не хотелось разлиться в новом потоке вопросов, дабы узнать, почему Манобан брала её вещи, всё это вдруг показалось не настолько уж и важным, стоило только ощутить, как руки Лисы обвили правое запястье.       Тепло чужого тела полоснуло кожу, и клялась Дженни: она едва не застонала. Почувствовать прикосновение Лалисы вновь было сродню награде, и Ким вовсе не скрывала — хотя бы от самой себя, — что неистово скучала за этим.       — Может, всё же поговорим в другом месте? — взмолила она, и Дженни не смогла отказать, ответив лишь неспешным кивком.       И вопреки тому, что думала Дженни, что под «другим местом» Лалиса непременно должна была подразумевать спальню, Манобан потянула девушку в противоположном направлении. А потому, уже в мгновение пожалев о собственном решении согласиться, вспомнившая о собственных принципах Дженни желала остановиться и воскликнуть, что они не будут решать свои проблемы через постель, поспешила прикусить язык и поджать губы, пока не наговорила лишнего, как только оказалась на кухне.       И Лалиса сделала это снова: сумела повергнуть Дженни в исступление во второй раз, кажется, выбив страйк.       Ким пришлось нервно сглотнуть, смачивая пересохшее горло, как только взгляд забегал по столу. Украшенная скатертью поверхность слишком сильно бросалась в глаза. И дело было не в разбросанных по полу цветов сирени, так любимой Ким, и вовсе не в зажженных ароматических свечах, наполнивших помещение сладкими цветочными запахами — и как только она не учуяла его раньше? — и даже не в наполненных наполовину бокалов красного вина, заставившего Ким вспомнить и о той бутылке, что она купила ранее. И несмотря на то, что причиной исступления Дженни всё же и являлось полная картина происходящего, более всего её поражало то, что со стола на неё смотрел скромный, но тем не менее приготовленный самостоятельно ужин.       И не повергало бы это так в шок, не знала бы Дженни хорошо: Лалиса не любила готовить, ненавидела это больше всего и каждый раз сдавалась на половине пути, заведомо называя блюда несъестными и отправляя их в урну.       — Это… — Ким обвела рукой пространство вокруг себя, указывая на стол, а после, растягивая звуки, повернулась к девушке, расположившейся по левую сторону и всё продолжающую крепко сжимать руку Ким.       — Мой способ извиниться, — вымолвила Лиса и наконец позволила хватке ослабнуть. Ранее скованная рука Дженни оказалась свободна и тотчас выпала из рук Манобан. — Я должна извиниться за то, что произошло раньше.       Взгляд Ким потух, точно так же, как потухло и былое эмоциональное возбуждение, ранее вызванное таким появлением Манобан в квартире девушки. И как бы сильно ликование не разливалось венами, разнося вместе с собой и облегчение, больше не отдающееся постоянной мигренью, эти эмоции не смогли найти своё отражение на лице девушки. Дженни продолжала только и делать, что изучающе смотреть на девушку напротив, пытаясь заприметить каждую деталь, хоть и выходило это скудно.       И тогда, когда Ким показалось, что молчание в самом деле затянулось на неприличное долго — и судить откровенно она не могла, ведь уже давно потеряла течение времени, — Лалиса прочистила горло и, окутав свой голос присущей ей сладостью и теплотой, заговорила:       — Давай поговорим за ужином, — предложила Лалиса и подошла к столу.       Манобан услужливо отодвинула один из стульев, приглашая Ким присесть, и сильнее ухватилась за спинку, когда Дженни продолжала стоять на месте. Когда же девушка всё же смогла вернуть себе самообладание, она вновь пробежала взглядом по фигуре девушки, проскользила вверх по стройным ногам и встретилась с краем накидки, а миновав её, обвела взглядом округлые груди и наконец задержалась на лице лице, вновь и вновь впитывая в память черты лица Манобан, словно боялась забыть.       На одних только носочках кошачьей походкой девушка подошла к девушке ближе и остановилась. Когда же Дженни послушно упала на стул, она не могла не заметить, как Лалиса облегчённо вздохнула, а после вскинула руками.       И дыхание Дженни вновь спёрло, а сердце застучало так быстро, что готово было проломить рёбра, стоило только ощутить аккуратное, показавшееся невесомым поглаживание на собственных плечах. И Дженни сама не заметила, когда именно закрыла глаза и ослабла, поддаваясь ласковым касаниям Лалисы, чувствуя, как сладкое расслабление защекотало низ живота.       Вернуться в реальность ей удалось тогда, когда, всё ещё держа свои руки на плечах Ким, Лиса наклонилась к уху девушки и, обжигая дыхание кожу, тихо и так неистово ласково промолвила «наверное, ты невероятно устала за сегодня», в ответ получая от Дженни лишь тихое мычание, граничащее с постаныванием, в знак согласия.       Ким открыла глаза и встретилась с лисьим взглядом карих глаз, как только руки, ранее оглаживающие её плечи, в протяжном жесте соскользнули. Ким потянула носом кислород, надеясь, что это вернёт ей контроль. И каким бы бесполезным этот метод не казался, этого всё же хватило хотя бы для того, чтобы Дженни смогла по крупицам собрать своё самообладание, уже наперёд зная, что если Манобан позволит себе вольность проделать подобную — или любую другую — шалость, во второй раз вернуть себе ясность ума станет едва ли не невозможно.       Лиса всегда становилась той, из-за кого Дженни была готова потерять голову.       И Ким никогда против не была.       — Ты не думаешь сменить одежду? — поинтересовалась Ким, когда Лиса умостилась на стуле напротив. Сейчас их разделяла лишь поверхность стола. И хотя ранее он не казался Дженни большим, то сейчас метровое расстояние между ними казалось существенным.       — Тебя это смущает? — подхватила игру Манобан, и Дженни отчётливо заметила, как былое смущение сменилось игривостью. Какую бы игру Лиса не вела, раскусить её Ким пока не удавалось.       — Нет, — прочищая горло вновь, ниже обычного промолвила она. — Вовсе не смущает, — добавила Ким, оставив животрепещущее «ты даже не представляешь, насколько мне это нравится» прозвучать лишь только у неё в голове. Дженни в самом деле считала, что стоило ей произнести что-то подобное — она обязательно даст слабину. покроется паутиной трещин и не выдержит: пойдёт против всех своих правил, потому что… Потому что Лалиса этого стоила.       — Тогда я оставлю всё так, как есть, — усмехнулась Манобан.       И Дженни не была слепа, чтобы не заметить, как ногтем поддевая край накидки, девушка несильно отодвинула ту. Но этого хватило для того, чтобы ткань, ранее несильно разошедшаяся в стороны на уровне груди, теперь открывала ту сильнее. Взгляду Ким предоставился прекрасный обзор, и Дженни не могла ничего с собой поделать, когда, словно изголодавшееся животное, взглядом проскользила по молочной коже, и остановилась, когда взор её потерялся в ложбинке меж грудями девушки. Тогда Дженни, поражаясь похотливости собственных мыслей и действий, отметила, что бюстгальтер недавно приобретённого девушкой комплекта определённо был с пуш-ап эффектом. И что же, Ким не осуждала и уж точно не возражала.       — То, что произошло… — начала Лалиса, — это не давало мне покоя долгое время. И, Джен, я правда скучала, — Манобан тянула слоги, и Дженни знала, хоть и не подавала этому виду, что медленно теряла контроль вновь. — Я не должна была говорить всего того, что наговорила тогда.       — Ты и правда не должна была, — протянула Дженни и спрятала свой взгляд в тарелке. Руки сами ухватились за вилку и нож, и Ким не заметила, как стала разрезать прожаренный лишь до средней готовности стейк, наблюдая за тем, как алая кровь окрасила тарелку — Лалиса слишком хорошо знала, что Дженни никогда не любила полную прожарку.       — Мне жаль, — выдохнула Лиса, и Дженни подняла свой взгляд. — Мне правда жаль за всё то, что было.       — Ты признаёшь, что была не права. Это радует меня, Лиса, — вновь зарываясь взглядом в тарелку, промолвила Дженни, вовсе не зная, от чего прятала свой взгляд: от ответного и испытывающего взора Манобан или же от собственной совести, что мелькала искрами перед глазами и громко кричала о том, что она не должна была вести себя настолько холодно, видя, как Лалиса старалась.       Тишина воцарилась в комнате и казалась Дженни не настолько давящей, как раньше. Тогда её ушей касался лишь скрип ножа по тарелке, когда она продолжала разрезать на мелкие куски стейк. И Ким скрывала — даже от самой себя, — что боялась поднять взгляд по той причине, что не знала, что увидит в карих глазах напротив. Хотелось бы ей заведомо знать, что в глазах Лисы она сможет рассмотреть былые искры страсти — именно этот взгляд Дженни любила больше всего.       — А что на счёт тебя, Джен?       Голос Манобан разрезал тишину. Разразится, словно гром среди ясного неба и заставил руки Ким сперва замереть, так и оставив новый кусочек едва только нарезанным, а после опустить вилку и нож, оставив те покоиться по обе стороны от тарелки. Дженни потянулась к салфетке, и когда подхватила ту руками, прижимая ко рту, в надежде убрать остатки еды с них, а вместе с тем и смазать немного помады, клалась всем богам, дабы Лиса не заметила, как она снова — в который раз за вечер? — сглотнула слюну в попытке смочить горло. И даже так, этого оказалось мало, а потому, встретившись взглядом с Лисой, Ким медленно потянулась к стоящему рядом бокалу, поспешила поднести тот ко рту, вдохнула приятный виноградный аромат, а после отпила немного, спешно проглатывая жидкость и позволяя той обволочь горло.       — О чём ты? — наконец смогла сказать она.       И хотя — как думала девушка — для Лалисы её подобное поведение могло показаться лишь ещё одним доказательством холодного сердца Ким, сама Дженни знала, что причина крылась в том, что она была на пределе своего эмоционального возбуждения. Впрочем, не только эмоционального. Открытый взору бюст Манобан всё никак не давал покоя, а все мысли то и дело возвращались к красному нижнему белью, которое — о черти насколько! — сексуально смотрелось на чертовке Манобан. И — о боги! — как же Ким надеялась, что Лиса не догадывалась об её подобных мыслях. — Извинения. Что на твой счёт, Джен? — повторила Манобан, вскинув бровью.       И Дженни вновь замялась. Тогда её голова в самом деле вмиг опустела, и хотя в той и продолжали вертеться до неприличного вызывающие мысли, даже те померкли в тумане осознания, охватившего разум.       Лалиса была права. Дженни стоило извиниться, и Ким знала об этом. И как бы сильно собственное эго не сжимало свои руки у неё на горле, из того всё же смогли выбиться первые неразборчивые слоги. Тогда, собирая своё самообладание и остатки рассудка, Дженни, пересилив себя и посмотрев Лалисе в глаза, сумбурно и смущённо вымолвила:       — Мне жаль.       На этот раз Ким продержалась дольше. Не отводила свой взгляд до того самого момента, пока не заметила, как брови девушки напротив, раннее сведённые к переносице, приняли прежнее положени и как сомкнутые в тонкую линию на лице губы приобрели прежний вид.       Тогда, стоило только Дженни вновь потянуться за своим бокалом в надежде выпить ещё немного — и всё же, приносить свои извинения для неё всё ещё оставалось непомерно смущающим, — как ушей коснулось недовольное мычание, заставившее Ким только ухватиться за ножку бокала, но так и не посметь оторвать тот от стола. Лалиса промычала что-то невнятное, тем самым заставив Дженни поднять свой взгляд вновь. И в тот миг, стоило только Ким ощутить на себе испытывающий и уж точно изучающий взгляд, с губ любимой девушки сорвалось недоумевающее:       — И это всё?       Ким наблюдала, как Лалиса придвинулась чуть ближе к столу и забралась локтями на поверхность. Теперь лёгкая накидка отодвинулась ещё больше, и взору девушке было представлено намного больше, чем было ранее. Это заставляло дыхание Дженни сбиваться, а тепло разливаться по всему телу, и тогда она уже вовсе не скрывала, когда нагло пялилась на округлые груди и скользила взглядом по открытым ключицам, вспоминая, как красиво смотрелись на тех алые метки.       Вернуть себе контроль ей удалось не сразу. Дженни пришлось заткнуть кричащую так громко похоть, что уже начинала разливаться венами и концентрироваться внизу живота. Дженни знала о неизбежном — Лалиса была слишком вызывающе одета, и именно это сносило голову Ким. И девушка вовсе не скрывала хотя бы от самой себя, что это было лишь только делом времени, когда откажут последние тормоза.       Отведя взгляд в сторону и смотря куда-то Лалисе через плечо, Дженни наконец смогла недоумённо сказать:       — Что ты подразумеваешь?       Тогда Ким отчётливо проследила за тем, как Лалиса с хлопком положила свои руки на стол и привстала, опираясь на них. Подол накидки дрогнул, и Дженни на мгновение смогла увидеть кайму цельного кружевного белья.       Её мысли были где угодно, но уж точно не там, где должны были быть.       И, вероятно, Лиса посчитала это хорошим моментом для того, чтобы начать действовать. Дженни дала слабину и вновь оказалась в ловушке, и поняла она это лишь тогда, когда щуря лисьи глаза, Манобан томно и неспешно промолвила:       — А как же моральная компенсация? Ты забыла о ней.       Дженни потянула носом кислород и раскрыла губы в изумлении, вовсе не имея и малейшего понятия — что уж говорить об обосновании — о том, что же вдруг нашло на Лалису, и как они пришли к этому.       — Моральная компенсация? — недоумевающе вторила Дженни.       — Она самая.       — Почему ты вовсе говоришь за это? — прыснула Ким, вовсе не думая о том, что девушка могла быть серьёзна. И только заметив, как лицо Манобан исказила гримаса немого порицания, она прикрыла рот рукой и остановила свой внезапный порыв смеха.       Лалиса отодвинула стул, позволив тому ножками проехаться вдоль полового покрытия, возможно, оставляя небольшие царапины на нём — впрочем, не важно. Тогда, не прерывая зрительного контакта, девушка лёгкой походкой обошла стол и преодолела расстояние, отделявшее их. Манобан хватило одного движения, чтобы отодвинуть стул, на котором всё ещё сидела Дженни, развернув тот под другим углом, и, опираясь одной рукой о спинку стула за спиной Ким, а другой о поверхность стола, нависнуть подойти настолько близко, насколько это было вовсе возможно и нависнуть над Дженни.       — Разве мне не полагается моральная компенсация за все дни твоего отсутствия? — Манобан наклонилась ближе, волосами щекоча кожу на шее Дженни, а Ким неосознанно сделала глубокий вдох, отмечая для себя, насколько шёл Лисе запах украденных духов. — А я ведь скучала, Джен. Чертовски скучала по тебе.       — Притормози-притормози, — затараторила Ким, выставляя руку, а после вздохнула, как только в ладонь легла упругая грудь девушки. — Это не сработает.       И какого было удивление Ким, когда Лалиса послушалась и с выдохом отпрянула, позволяя ранее лежащей на груди руке Дженни в протяжном жесте упасть с неё и приземлиться Ким куда-то на колени. От взгляда Дженни не улизнуло и то, как эмоции стали быстро меняться на лице Манобан, и тогда, как только в ответ на подобные действия Дженни всё же захотелось переступить через собственные принципы и позволить Лисе довести всю эту игру до конца, она мысленно отвесила себе с дюжину оплеух, что, по её мнению, хоть немного могли вернуть её в реальность.       — Ладно, — Лалиса отпрянула, и Дженни не была слепа, чтобы не заметить как на её лице сделался страдальческий вид. А после Ким не смогла сдержать удивлённый возглас, стоило только Манобан закончить: — Тогда я возмещу его тебе. За все те дни, что ты была одна, Джен.       И если бы Дженни только могла, она бы не позволила Лисе схватить себя за руку и тотчас потащить за собой. И уж тем более не допустила той ситуации, когда спустя пущие мгновения её лопатки приземлились на мягкое покрытие дивана, расположившегося всего в паре шагов от стола, а голова оказалась лежать на подушках.       Не успела Ким опомниться, как Лалиса, лукаво улыбаясь, взобралась сверху, седлая бёдра Дженни. Тогда Ким отчётливо видела, как в карих глазах уже играли на свету и переливались искры азарта, смешавшиеся с похотливыми — и Дженни даже если и хотела, не могла отрицать: против такой Манобан ни одна из известных самой Ким уловок не работали.       — Что ты думаешь на счёт этого, Джен? — томно прошептала Лиса, а после заёрзала ягодицами.       Дженни заметалась по поверхности дивана, но выбраться так и не смогла. И хотя лестное совести оправдание она всё же смогла найти, что заключалось в том, что Лалиса не давала её путей к отступлению, правда крылась в том, что даже так, стараться Ким желала не особо. Куда приятнее были мысли о том, что она могла заполучить девушку здесь и сейчас, забыв обо всех своих табу и попросту отдаться чувствам.       И Дженни хотела этого.       Хотела больше всего.       — Ты же знаешь, я так не играю, — подсознание Ким уцепилось за брошенную Манобан фразу, и пока Дженни окончательно не потеряла голову, будучи опьянённой страстью и похотью, уже разливающимися венами, она посчитала верным бросить хоть что-то в ответ. Тогда она снова попыталась выбраться из-под девушки, и вовсе не расстроилась, когда и эта попытка не увенчалась успехом.       — А я играю, Джен, — тотчас с лукавством, так ясно читаемым в голосе, сказала Лалиса.       Ким не успела сделать что-либо. И даже если бы у неё всё же было некоторое время в запасе, она бы не стала противостоять пухлым губам, оказавшимся в непозволительной близости к собственным.       Когда Лалиса прильнула к устам Дженни, Ким сбивчиво вздохнула в поцелуй, а после почувствовала, как тело, поддаваясь напору, обмякло — Дженни позволяла Манобан овладевать собой. А Лалиса целовала нежно — так, как делала всегда. Осторожно сминала мягкие губы и вовсе не спешила, заставляя жар внутри Ким разливаться всё быстрее и быстрее, концентрируясь внизу живот.       Манобан сминала нижнюю губу, посасывала ту и несильно оттягивала, вырывая из груди Ким тихое и приглущённое поцелуем постанывание. Дженни бы нагло врала, если бы говорила, что не чувствовала первые волны возбуждения ещё тогда, когда увидела Лису в настолько вызывающем виде, и уж точно была достаточно пьяна соблазном, стоило только Манобан прильнуть с поцелуем.       По инициативе Ким поцелуй был углублён. Дженни и сама не заметила, как заведя руки девушке за шею, притянула Лалису ближе, язык Манобан пробился сквозь зубы Ким и затанцевал в страстном танце, одной Лисе известном.       И этот поцелуй пьянил.       Лалиса пьянила и становилась причиной, почему Дженни так отчётливо чувствовала, как собственное нижнее бельё стало намокать, и была уверена: Манобан чувствовала то же самое. И тогда, даже если и существовали стены, которые всё ещё могли удержать девушку, они стали покрываться паутиной трещин, будучи всего в одном миге от того, дабы рухнуть. Впрочем, Дженни больше не думала об этом.       Всё, что тогда затмевало её разум — горячий язык, переплетающийся с собственным, и тихий скулёж Манобан, что касался ушей и ласкал слух.       Разорвать поцелуй настояла Лалиса. Девушка отпрянула, а Дженни замычала от утраты, чувствуя, как наверняка раскрасневшиеся губы налились кровью. Когда Манобан прильнула к коже за ухом, Ким часто дышала, и дело было вовсе не в том, что лёгкие сдавливало от нехватки кислорода, а в том, что Лалиса делала с ней.       От лёгких касаний губ на мочке уха, Ким сходила с ума, от дорожки поцелуев вниз по шее и до самых ключиц — теряла голову.       Дженни продолжала извиваться,       — Тебе стоит остановиться, Лиса, — сбивчиво и всё ещё сумбурно молвила Дженни, когда влажные от слюны губы продолжали покрывать открытую кожу поцелуями.       — Почему же, Джен? — несильно отстраняясь, спросила Манобан. А в следующий миг, так и не давая опомниться, пальцами поддела первые пуговицы рубашки, закрывающие Дженни от наготы, когда добавила: — Разве тебе не хорошо?       — Это… — протянула Ким, стоило вновь ощутить влажный и горячий поцелуй у себя на ключице, — хорошо, но…       — Но? — перебила Лиса, и дыханием обожгла кожу на щеке. — Это не в моих правилах, и ты об этом знаешь, — сглатывая слюну в попытке смочить пересохшее горло, сказала она.       И тогда Лалиса чуть отстранилась. Ловкие пальцы, ранее поддевающие пуговицы рубашки Ким, замерли, и девушка посмотрела Дженни в глаза. Тогда Ким в самом деле показалось, что она была готова потеряться в карей радужке, утонуть в ней, а стоило только разглядеть, как в той уже танцевали черти и пылал самый настоящий огонь страсти, Ким уже знала: это не предвещало ничего хорошего.       А после Манобан лукаво заулыбалась и, взглядом томно скользя по открытой коже, протянула:       — А я не намерена играть сегодня по правилам.       Тогда Лалиса не понадобилось и более секунды, чтобы обеими руками ухватиться за лоскут ткани, всё ещё представляющий собой рубашку Ким, а после потянуть развести те в стороны. Ткань отозвалась хрустом, а ранее плотно сидящие в петлях пуговицы, оторвались и сперва взлетели вверх, а после бусинами посыпались на пол.       В ответ на происходящее Джени смогла лишь только сбивчиво вздохнуть и в удивлении раскрыть рот, наблюдая, как самодовольная улыбка растягиввалась у Манобан на лице. И что же, Ким давно стоило признать: ей вовсе не было жалко рубашку.       — Что ты… — щуря глаза, тянула Ким, а как только Манобан обвела плечи и стянула с них последний лоскут ткани, затараторила: — Постой, постой.       — Я не хочу останавливаться, Джен, — томно протянула Лиса, а мгновением позже Дженни почувствовала мягкое касание губ на своей коже, пришедшееся на левую грудь. — Позволь мне избавиться от этого, — вытягивая из-под спины Ким рубашку и бросая ту пойми только в каком направлении, сказала Манобан.       Дженни оказалась лежать под Лисой, когда кожу полостал прохладный воздух, полуобнажённой. Её грудь часто вздымалась при вдохах, и Ким чувствовала, как медленно плавилась под Лисой. От пристального взгляда девушки хотелось извиваться, метаться по поверхности дивана и мять в руках ткань, в попытках удержать себя в той реальности, в которой Манобан томно скользила глазами по полуобнажённому телу, останавливалась на ключицах, ползла вниз по груди, а после и по животу, в конечном счету встречаясь с поясом юбки, всё ещё покоящейся на бёдрах. И Лалиса смотрела; смотрела и запоминала, словно видела впервые, словно продолжала раздевать её одним только взглядом, будто пыталась залезть под кожу и заменить Дженни кислород.       И изголодавшуюся к вниманию Ким это заводило. Возбуждало, как ничто иное, когда-либо ведомое.       — Ты прекрасна, Джен, — прошептала Лалиса.       Руки девушки легли на талию, и Ким неровно выдохнула. Она запрокинула голову и ипрогнулась в спине, как только пальцы медленно пробежались по бокам, пересчитывая рёбра, а кожа покрылась мурашками в ответ. Лиса оглаживала плечи, ладонями скользила вдоль груди, игриво задевая брители бюстгалтера Ким, а после продолжала разносить мурашки телом, как только подбиралась ниже, миновала очертания пресса и плоский живот, но должна была остановиться, как только встречалась с тканью юбки.       Когда же Манобан вновь вернулась к плечам Ким и в круговых движениях одними лишь кончиками пальцев огладила выпирающие косточки, Дженни протянула что-то невнятное. Тогда пальцы Лисы вновь подобрались к бретелям бюстгалтера и игриво поддели те, когда Манобан заговорила:       — Стоит ли мне снять его? — искушающе, Лалиса провела языком по нижней губе, и Дженни, уже пьянённая чувствами, сочла этот жест до неумолимого животрепещущим.       Ким не смогла ничего ответить. Дрожащий от возбуждения голос не слушался, а потому вместо связанных ответов с губ срывались лишь ничем не связанные слоги. Впрочем, даже этого Лалисе показалось достаточно. А оттого, посчитав неразбираемое мычание Ким положительным ответом, девушка подцепила сперва левую, а после и правую бретель. Те спали на плечи чёрными полосками, и Лалиса не медлила, когда быстро пробралась по спине Ким.       Манобан понадобилось одно движение, чтобы ослабить и, в конечном счету, окончательно расстегнуть бюстгалтер Дженни. И, сгорая от нетерпения, Манобан, в скором движении стянула тот с податливого тела Дженни и поспешила откинуть тот куда-то в сторону.       Ким предстала под изучающим взглядом, чувствуя, как плавилась и горела кожа под карими глазами. Жар уже непомерно стягивал всё нутро в тугой узел, и Ким знала: вскоре её терпение сдаст, и это в самом деле оставалось лишь делом времени.       Тогда, желая разделись возбуждение с Лалисой, Ким притянула девушку и впилась в губы с поцелуем. И тогда нетерпение взяло своё: в отличие от Манобан, Дженни целовала жадно, напористо и неистово — так, будто сгорала дотла от собственных чувств. И Дженни знала: это было правдой.       Ким сминала пухлые губы, облизывала и посасывала те, в надежде, что когда она отпрянет, увидит, как раскраснеются губы любимой девушки. Дженни несильно прикусила нижнюю губу Лалисы, на что получила приглушённый стон в ответ, что только раззадорил Ким. И Дженни позволила себе проделать это вновь.       Отпрянуть ей удалось тогда, когда собственный рассудок стал кричать о том, что у них всё ещё осталось нерешённое дело. Когда Ким отстранилась и приоткрыла ранее закрытые веки, она сквозь ресницы могла наблюдать за тем, как меж них ртами образовалась тонкая паутинка слюны, как после та растянулась и разорвалась в конечном итоге.       Губы Лалисы и в самом деле раскраснелись и в ярком свете холодных ламп блестели от оставшейся на них смешавшеся слюны. Чертовски соблазнительна.       — Ты больше не можешь этого скрывать, — удовлетворённо протянула Манобан, склонившись и одарив поцелуем щёку Дженни.       — Скрывать что? — дрожащим от возбуждения голосом, промолвила она в ответ.       — Что хочешь меня, — без замедления ответила Лиса. — Держу пари, ты вся уже промокла.       — Хочу, — согласилась Ким и зарылась пальцами в волосы девушки, как только Манобан дорожкой из поцелуев спустилась от ключиц к груди. Ким оттянула волосы на затылке девушки, вынудив ту поднять свой взгляд, а стоило их глазам встретиться. Лалиса поочерёдно оставила короткие поцелуе на каждой их округлых грудей, а после отстранилась.       — И как же твои принципы, Джен? — с вызовом, отчётливо читающимся в глазах, спросила девушка.       — Я подумываю послать их к чертям сегодня, — Лалиса поочерёдно оставила короткие поцелуи на каждой их округлых грудей, а после отстранилась. И тогда Дженни добавила: — Это стоит того.       И Лалиса не ответила. Лукавая улыбка легла на губы, а в глазах засиял новый блеск. Стоило только мысли «что же ты задумала?» разрезать подсознание Ким, как Манобан вновь выровнялась на бёдрах Ким, несильно заёрзав на них, а в следующий миг потянулась к небольшому столику, стоящему рядом.       Тогда Дженни могла лишь завороженно наблюдать за тем, как длинные пальцы Лисы потянулись к помаде Ким, которую девушка в попыхах бросила утром на не положенном ей месте. В до последнего соблазнительном жесте Манобан провела языком по верхнему ряду зубов, а после прикусила нижнюю губу, как только ловко в одно движение открыла колпачок.       Манобан раскрутила тюбик, и взгляду Дженни показалась помада алого цвета. Ким забегала взглядом, когда восторженный взгляд Лисы пробежал по телу девушки. Дженни часто задышала, стоило только их взглядам встретиться, а девушке разглядеть в темной радужке напротив яркие огоньки озорства.       И как бы девушка не хотела тотчас спросить «что ты задумала?», слова не сорвались с губ, и прозвучало только неразбираемое мычание. Тогда Лалиса поднесла указательный палец к губам Дженни и несильно надавила на них, без каких-либо намёков давая понять, что она хотела, чтобы Ким ничего не говорила.       — Ты до невероятного красива, — сладостно протянула Манобан, свободной рукой поглаживая молочную кожу.       Дженни не смогла сказать хоть что-то внятное в ответ. Лёгкие касания на обнажённой коже показались меньшей мерой пыткой, а когда Лалиса пробела пальцами между грудей, обвела твердеющие соски, словно случайно задевая те, Ким не смогла сдержаться. Хриплое мычание покинуло губы, и Дженни закрыла глаза.       — Ты нравишься мне такой, Джен, — продолжала тянуть слоги Манобан.       И Ким, всё ещё гранича где-то между здравым умом и полнейшим забвением, пересилила себя и смогла сквозь сладкую пелену, медленно застилавшую взгляд, взглянуть на Лису вновь. Тогда её взгляду удалось встретиться с лукавой — и о какой соблазнительной! — улыбкой. И когда Манобан шептала что-то, уловить и разобрать, что именно у Ким не удалось, Дженни лишь напугано — и в то же время восторженно — наблюдала за тем, как Лалиса потянула свою руку к лицу Ким.       Когда же Дженни хотела возразить, Лалиса неодобрительно зашипела, покачала головой и, прежде, чем коснуться алой помадой щеки Ким, прошептала:       — Красный ведь цепляет, не правда ли?       Ким не успела остановить Лалису, когда обнаружила, что красный стержень коснулся её щеки. Не смогла остановить девушку и тогда, когда та, лукаво — и о боги настолько сексуально! — улыбаясь, в лёгком движении опустилась ниже. Помада коснулась шеи Ким и оставила на той алое пятно. И если бы только это в самом деле было тем, когда Лалиса могла остановиться, девушка подобного мнения не разделяла.       Дженни могла лишь учащённо дышать и наблюдать за тем, как Манобан спустилась ниже. Тогда Ким чувствовала взгляд на собственной груди, и он был таким, от которого жар приятной сладостью отзывался внизу живота. Лалиса слишком возбуждала, и Дженни больше не могла бежать от этой мысли. Тогда Манобан не понадобилось много времени на раздумья о том, что бы сделать дальше, а Ким буквально видела, как завертелись шестерёнки у девушки в голове.       Скользя языком по нижней губе, Лалиса кинула тихое «красный всегда шёл тебе, Дженни», а в последующий миг алая помада коснулась набухших соском. От внезапного прикосновения Дженни зашипела и сильнее прежнего вжалась в поверхность дивана. Чувствуя, как Лиса со сладостным упоением выводила узоры вокруг розовых ореолов сосков Ким, сама Дженни мельтешила руками по ткани в надежде ухватиться хотя бы за что-нибудь, что могло бы удержать её от падения в бездну наслаждения настолько рано.       И Дженни оказалась на пределе, протяжно промычала, прикусив губу от наслаждения, как только Лалиса проделала свою проказу вновь: обвела помадой сосок, оставляя на груди алый рисунок.       Только тогда, как Лалиса убрала руку, Дженни смогла ухватиться за последнюю нить, всё ещё удерживающую её в реальности. Тогда обратно — хоть и ничтожно — самообладание вернул голос Лалисы, раздавшийся прямо над ухом.       — Почему бы тебе не смотреть, что я делаю с тобой? — шептала и тянула слоги Манобан. И в ответ Дженни смогла только вдохнуть, как только почувствовала, как тёплая рука пробежала по внутренней стороне бедра. Ким не отдала себе в этом отчёт сразу, но поддаваясь соблазну она развела колени чуть в стороны, позволяя Манобан проскользить по колготкам вверх по ноге чуть больше, нежели ранее.       — Тогда просто продолжай, Лиса, — отозвалась Ким и наконец подняла свой взгляд.       Во второй раз вздохнуть от удивления её удалось тогда, когда Лалиса, усмехнувшись подобной реакции и медленно нанося на губы красную помаду, отпрянула. Тогда взору Ким представилось то, что ранее она называла шалостью девушки. На вздымающейся груди сверкали красным алые следы от помады, и если бы только Лиса не посчитала до последнего эротичным заключить оба соска в контур хоть и не ровных, но всё равно прекрасных сердец, вероятно, Ким не была бы так удивлена.       Рассматривая незамысловатые, но всё ещё казавшиеся прекрасными рисунки сердец вокруг ореола собственных сосков, Ким подавляла в себе желание тотчас притронуться к жаждущей внимания плоти, задеть ту пальцами и несильно скрутить, а после простонать от невозможности сдержать нарастающие чувства. И тогда остановить её смогли лишь крики собственного эго, посчитавшее, что это было бы идеальной работой для Лалисы, а также и пальцы самой Манобан, которые, вопреки тому, что Ким считала где им было место, схватились за подбородок девушки.       Стоило только Дженни пожелать промычать что-то недовольное, как мысли — все до единой! — сразу же покинули голову. Губ коснулся лёгкий поцелуй, и последним, что увидела Дженни, перед тем, как закрыть глаза от блаженства, был алый след, оставшийся на устах Манобан.       Лалиса не позволила Дженни целовать её долго. Как только Ким пожелала углубить поцелуй, сминающая её губы Лиса отстранилась. Манобан выждала пущие секунды, прежде чем мазнуть поцелуем щеку, оставляя на той красный след.       Девушка опускалась, касалась губами края губ Ким, в последующую секунду оставляла лёгкий поцелуй на шее, выбивая стон, а после двигалась вниз к ключицам, покрывая те, казавшимися до невыносимого яркими, алыми отпечатками губ.       Дженни казалось, что её сердце проломит рёбра, стоило только Лалисе оставить лёгкий поцелуй сперва на левой, а после и на правой груди. И хотя усилия не хватило для того, чтобы красный пигмент отпечатался рядом с рисунком сердец, этого оказалось достаточно, чтобы Ким взвыла от досады, стоило только Манобан отстраниться.       — Хочешь ещё? — спросила Лиса, заглядывая Ким в глаза.       — Хочу, — выдохнула Дженни, как только Лалисы приблизилась вновь и полоснула кожу горячим дыханием. — Невыносимо хочу, Лиса, — протянула она.       — Тогда я не смогу тебе отказать.       И Манобан не соврала. Девушка приблизилась вновь, её губы коснулись мягкой груди, и Дженни почувствовала, как в лёгких закончился весь кислород, стоило только ощутить, как влажный язык проделал дорожку между её грудей, а после и то, как губы легли под правую грудь, на сей раз оставляя на той отметину.       И вопреки тому, что хотела Ким, Лалиса проигнорировала набухшие и жаждущие внимания соски, дорожкой из алых поцелуев опустилась ниже, хаотично разбрасывая те по плоскому животу Дженни. Тогда сквозь блеклую пелену наслаждения Дженни протянула руки и зарылась в волосы Манобан вновь. Лалисы промычала что-то невнятное в ответ, но так и не отпрянула, продолжая усеивать то рёбра Ким, то очертания пресса девушки, наслаждаясь её тихими поскуливаниями и постанываниями, а также и тем, как неосознанно Ким согнула ноги и развела их, моля о большем.       — Это намного сексуальнее простых отметин, — промолвила Дженни.       — Я бы хотела оставить и их, — отстраняясь на пущие сантиметры, прошептала Лиса, а после, припадая губами к бархатной коже груди, добавила: — Но сдерживаю себя, лишь потому, что иначе тебе придётся взять неоплачиваемый больничный на несколько дней, ведь если это увидит окружной прокурор на твоём следующем заседании… — задумалась Манобан, а после прокашлялась и тихо рассмеялась. — И даже так, не думаю, что смогу сдержаться тогда.       — Прохвостка, — прыснула Дженни, на что сразу же получила ответ от Лалисы.       Манобан сжала сосок в губах, выбивая из груди Ким стон. И стоило только девушке сжать губами тот сильнее, обвести языком несколько раз, дразнясь и играясь, а после несильно прикусить, как Дженни громко заскулила и вновь заметалась по подушкам дивана. На подобную реакцию Лалиса лишь победно улыбнулась, сильнее втянула сосок в рот, а после выпустила тот с неприличным причмокиванием.       Дженни почувствовала, как первая волна подбирающегося оргазма растеклась по телу жаром, а стоило только Лалисе прильнуть губами ко второй груди, начать сжимать чувствительный сосок и обводить тот языком, а свободной рукой потянуться к раскрасневшемуся от ласк другому — Ким не смогла себя сдержать.       Она заметалась под Лалисой и не смогла убежать от наслаждения, разлившегося телом. Стоило только Манобан сильнее сжать в зубах чувствительную плоть, как Дженни заскулила, сильнее впилась пальцами в волосы на затылке Лисы и прокричала слоги имени Манобан, чувствуя, как блаженство настигло её раньше, нежели она ожидала.       Тогда оргазм заставил её протяжно застонать, а ноги её задрожать. Дрожь током пробежалась вниз по позвоночнику, и тогда Дженни почувствовала, как пик и блаженство смешались воедино, концентрируясь жаром внизу живота.       Хватка рук на затылке Манобан ослабла, и Дженни полностью и бесповоротно отдалась оргазму, что пробил тело.       — И всё же ты ненасытна, Джен, — отстраняясь, произнесла Лалиса. — Мне всегда нравилось это.       — Нравилось что? — спросила Ким дрожащим голосом. Сладостные нотки первого оргазма всё ещё отчётливо читались хрипотцой в её голосе.       — То, как ты теряешь голову и заставляешь меня следовать твоему примеру.       — И это значит, — на выдохе пролепетала Ким, — что ты также без ума.       — Выходит, что так, — лукаво бросила Лалиса, пожимая плечами.       Глубоко и учащённо дыша, Ким могла лишь наблюдать за тем, как Лиса отстранилась. Дженни завороженно смотрела на то, как Манобан забегала взглядом по обнажённому телу, вероятно, отмечая для себя каждую алую отметину собственных губ на молочной коже, а после тонкими и изящными пальцами потянулась к завязкам на своей накидке.       Лалисе хватило одной секунды, — мимолётного движения! — чтобы лоскут ткани скатился по худощавым плечам, обнажая взору Ким изящное нижнее бельё вызывающего красного цвета, не менее превосходно сидящее на подтянутом теле девушки.       Дженни и сама не заметила, как в предвкушении приоткрыла губы, точно так же как и не отдала себе отчёт, когда рукой потянулась к кружевной ткани. Изделье ощущалось под пальцами рельефом, и пока Ким, словно завороженная, продолжала обводить цветочные узоры на животе девушки, Лалиса окончательно сумела избавиться от накидки и предстала перед Дженни в полной красоте своего образа.       И тогда Дженни в самом деле посчитала, что если бы у искушения было имя, то носило оно имя Лалисы Манобан.       Ким скользила пальцами по тонкой талии, поддевая пояс для чулок, зацепки которого так и не были прикреплены ни к чему, и Дженни нравилось то, что вопреки всем ожиданиям, в этот раз Лалиса не осмелилась надеть чулки. Девушка с нескрываемым восхищением, отобразившимся яркими искрами в глазах, продолжала пальцами изучать скрытую изделием кожу, и пока её правая рука продолжала блуждать по плоскому животу, изучала открытую бельём грудь, перетянутую шнуровкой, показавшуюся самой Дженни до невозможного соблазнительной, её левая рука медленно проскользила вниз по спине.       Лалиса поддавалась касаниям, тянулась к изучающим рукам, стоило только Дженни остановиться, словно умоляла о большем. И Ким не отказывала. Когда левая рука проделала дорожку от шеи вниз, тело Манобан покрылось мурашками, а стоило только рукам Ким спуститься ниже, обхватить упругую задницу уже обеими руками сжать обтянутую кружевным бельём кожу настолько сильно, что отпечатки останутся розоветь на белой коже, Лалиса промычала и проскулила, прикусывая нижнюю губу.       И Ким не могла отрицать, что это заводило её, становилось причиной, почему возбуждение продолжало скручивать всё естество в тугой узел. И теперь Дженни посчитала, что настало её время вести эту игру.       Пальцы ловко проскользили по ягодицам, поддели полоску стрингов Лалисы и в последующий миг отпустили ту. Комнату озарил несильный шлепок и протяжный стон Лисы, и тогда Дженни только могла с упоением наблюдать, как привстав на коленях по обе стороны от бёдер Ким, Лалиса запрокинула голову к потолку и в блаженстве прикрыла глаза.       Тогда нежелание останавливаться взяло над Ким верх. И не успела она в полной мере опомниться, как собственная рука медленно проскользила по ягодицам вновь, упала на бедро Манобан, очертила внутреннюю сторону бедра, когда под пальцами ощущалась лишь бархатистая кожа. В глазах Дженни затанцевали черти и она с вызовом посмотрела на тихо постанывающую Лалису, когда потянулась к краю её трусиков.       Под пальцами ощущалась проступающая сквозь кружевную ткань влага, и Ким не смогла устоять: усмехнулась собственным мыслям, а после в проказливом жесте надавила на лоно девушки. В ответ на её действия Манобан наградила Дженни неровным выдохом и больше не скрытым стоном, что вырвался из груди.       — И как же долго ты намеревалась терпеть своё возбуждение? — двумя пальцами толкаясь в ткань, промолвила Ким.       Лалиса не смогла ответить сразу. Разрываясь меж чувствами, что охватывали её, она могла лишь протяжно вздыхать, кидать неровные слоги и путать мысли, когда проворные пальцы Ким продолжали в мимолётных жестах поглаживать лоно девушки сквозь ткань трусиков, зная, что рельеф кружева стимулировал все самые чувствительные места. Она водила пальцами вверх-вниз, ощущая, как ткань всё больше пропитывалась любовными соками девушки.       — До этого момента, — наконец смогла отозваться Лалиса.       И Дженни не позволила сказать девушку ещё хоть что-то, посчитав момент подходящим.       Пальцы ловко проскользили по внутренней стороне бедра, вызывая у Лисы новые тихие постанывания. И Манобан несвязно промямлила что-то, разобрать что именно Дженни не удалось, стоило только Ким отодвинуть край трусиков в бок.       Томное предвкушение съедало Дженни изнутри.       Ким не спешила с собственными движениями, вводила Лису в исступление медленно и до последнего искусно, ведь знала каждую — до последней! — слабость девушки. Дженни пальцами неспешно провела меж складок, кожу полоснула влага, а выделения девушки размазались по внутренней стороне бёдер. Дженни вовсе не скрывала, что находила до неумолимого сексуальным то, как вторя движением пальцев Ким, Лалиса несильно качалась бёдрами из стороны в сторону, словно просила о большем.       И Дженни знала: Манобан в самом деле желала большего, умоляла.       — И всё же, было невероятно трудно сдерживаться, не правда ли? — лукаво промолвила Ким.       Её указательный и средний пальцы продолжали скользить меж влажных складок, вырывая из груди Манобан сладостные протяжные стоны и поскуливания. И Ким делал то, что нравилось ей больше всего: водила между половыми губами, в мимолётном движении касалась чувствительного клитора, в ответ получая неровный вздох и подрагивание ног Лисы, а после вела вниз, толкалась внутрь влагалища Манобан, но не входила так глубоко, как следовало бы, лишь для того, чтобы в следующий миг ушей коснулся раздосадованное мычание.       Ким играла на нитях возбуждения Манобан, ожидая, когда те с трескмо лопнут, и больше не могла отрицать того, насколько влажной становилась сама. Послевкусие первого оргазма всё ещё мелькало звёздами перед глазами, но Дженни всё ещё этого казалось мало.       Она хотела Лалису.       Хотела её всю и без остатка.       И она должна была это получить, даже несмотря на то, что это шло вопреки её табу.       И Дженни продолжила. Не остановилась, когда Лалиса заскулила от нового прикосновения к чувствительному клитору, обвела тот круговыми движениями, вырисовывая узор, одной ей известный, наблюдая за тем, как Манобан закатила глаза от пьянящего удовольствия, быстрее задышала и одними лишь губами прошептала: «Ещё. Дай мне ещё».       Отвечая на мольбы, Ким толкнулась пальцами внутрь. Стенки влагалища обхватили её, а комнату наполнил выбившийся из груди гортанный скулёж. Стоило только Ким, сгорающей от возбуждения, начать несильно толкаться внутрь, как прерывающиеся постанывания и шипения Лалисы стало прерывать до невозможного неприличное хлюпанье.       Дженни чувствовала, как смазка стала стекать по её рукам, но не пожелала остановиться. И как бы то ни было, до оргазма доводить Лалису сейчас она не желала. В этой игре она диктовала правила, и считала, что было слишком рано.       А потому, как только Дженни заметила, что стоны Лалисы стали громче, как только отметила и то, как девушка стала цепляться руками за подушки дивана в надежде удержаться за них, как только почувствовала, что стенки стали сжимать её пальцы сильнее, Ким толкнулась глубже. А после, как только ушей коснулся сладостный стон удовольствия, второй рукой несильно ущипнула чувствительный клитор. И этого оказалось достаточно, чтобы подобравшийся так близко оргазм отступил, хоть только и на время.       Когда Лалиса в непонимании бросила на Дженни взгляд, Ким лишь только усмехнулась. Она медленно потянула пальцы назад, те покинули вагину с непристойным хлюпаньем, и Ким проследила, как тонкая паутинка смазки растянулась между её указательным и средним пальцем, а после прошептала:       — Ещё не время, Лалиса, — и, в нетерпеливом жесте проводя языком по губам, добавила: — Ещё слишком рано.       В ответ тогда Лалиса лишь учащённо задышала, потянула носом кислород и ослабла, позволяя ягодицам вновь упасть на бёдра Дженни. Тогда Ким заметила, как во взгляде девушки что-то вновь переменилось. И не могла сказать Дженни, что именно, но знала точно: тот вернувшийся блеск в тёмных глазах ей определённо и без препирательств нравился.       — Ты, вероятно, даже не представляешь, но я купила это бельё, потому что думала о тебе, — внезапно начала Манобан, смотря на Ким сверху-вниз сквозь подрагивающие ресницы.       — Ты скучала?       — Скучала, — кивая, согласилась Манобан. — Сильнее, чем ты можешь представить, Джен, — её руки легли на тело Ким вновь, Дженни прогнула спину им навстречу, жаждая почувствовать лёгкие касания вновь. Она и не скрывала от Лисы, что вновь сгорала от возбуждения, а похоть уже дурманила разум.       — Расскажи мне об этом, — протянула Ким.       — Когда я оказалась в примерочной и надела этот комплект, я думала, что было бы неплохо, будь ты со мной рядом в этот момент.       — Ты занималась непристойностями? — поддержива игру, подхватила Ким и пальцами ухватилась за завязки корсета на груди.       — Я не смогла устоять, — прошептала Манобан. — Я хотела, чтобы то, что я делала тогда сама, делала ты, — девушка протянула последнее слово. — Я ласкала себя в примерочной и представляла, что это была ты.       Слова сорвались с пухлых губ Манобан сладостным шепотом, она тянула слоги и этим лишь распаливала огонь возбуждения Ким всё сильнее и сильнее, жаждая, что бы они вместе сгорели в нём до тла. И после этого стены Дженни, ранее хоть как-то сдерживающие её, окончательно треснули и пали, заставив её, в невесомых движениях оглаживая скрытые бюстгальтером груди, промолвить:       — Тогда возьми то, что хочешь, Лиса, — в ответ протянула Дженни и, сжав осиновую талию, притянула девушку ближе. — Возьми же то, что и без того тебе предназначено, — в одни лишь губы прошептала она, а после сокрушила Манобан поцелуем.       И пока Дженни настойчиво, но всё же не грубо, сминала и посасывала мягкие и до невероятного манящие губы Лалисы, она чувствовала, как, промычав что-то неразбираемое в поцелуй, Манобан руками проскользила по бёдрам Дженни. И Ким не была идиоткой, дабы не понять, что именно хотела Лиса, как только пальцы девушки ухватились за додол подскочившей юбки.       Дженни не осмелилась прервать поцелуй, но несмотря на это ответила на немую просьбу Манобан. Её спина прогнулась, отрываясь от поверхности дивана и позволяя Лалисе рукой проскользнуть под ней, нащупать бегунок молнии юбки у Ким на спине, а секундой позже потянуть тот вниз. Хватка ткани на талии ослабла, Дженни вдохнула глубже и промычала в поцелуй, как только ощутила, как показавшиеся прохладными, тонкие пальцы пробежали вверх по позвоночнику, пересчитывая позвонки, а после проскользнули вниз, ухватились за верх колготок и несильно оттянули те, позволив податливой ткани с хлопком вернуться на былое место.       Небольшая месть Манобан удалась и стала тем, что вернуло Дженни обратно в реальности. И что же, она желала забыться в этот моменте, затеряться в нём, чтобы меньшей мерой провести ещё вечность вот так.       Вопреки желаниям Ким, Лалиса была той, кто разорвал поцелуй. Девушка оттянула нижнюю губу Дженни, а после отстранилась на пущие миллиметры. Чужое дыхание ложилось на губы Ким и обжигало их, ласкало щеку и пускало табун мурашек по телу.       Отстранившись ещё немного, Лалиса, заглядывая Ким в глаза и выдерживая с ней зрительный контакт, слезла с бёдер Дженни, устраиваясь у её ног. Тогда девушке хватило нескольких движений, чтобы сперва поднять обе ноги Ким, а после, забросив те себе на плечи, стянуть с худых ног мешающую юбку. Изделье скрылось в неведомом Дженни направлении, но это было не важно.       Что показалось Ким в самом деле значимым, так это изучающий взгляд Манобан, который она чувствовала на себе, и поглаживающие движения на своих ногах, внутренней стороне бедра и ягодицах, которые ощущала и которые вводили её в исступление снова и снова.       Тогда сбивчиво дыша, Дженни, словно завороженная, наблюдала за тем, как Лалиса, томно смотря на неё из-под ресниц, выводила одной ей известные узоры у Ким на ногах. Пальцы девушки пробежали по голени, зацепили лодыжки, и Манобан понадобилась лишь секунда, чтобы ноги Ким оказались разведены и стали покоиться уже на обеих плечах.       Ким проследила за взглядом девушки, уже и без того зная, куда он был направлен. А Лалиса, словно не испытывала и грама смущения, продолжала бежать взглядом от плоского живота по лобку, скрытому тканью трусиков, и ниже, пока не остановилась.       Дженни не успела отреагировать, как почувствовала лёгкое — едва ли невесомое — касание на лобке. В ответ она лишь зашипела от нетерпения, несильно дёрнулась бёдрами навстречу рукам Лалисы, а после замерла, как только почувствовала пальцы, что стали медленно водить вверх-вниз по чувствительному месту.       Тогда Манобан не позволила Ким вернуть себе здравый рассудок, когда, с невиданной ранее мольбой, посмотрела на сначала Дженни в глаза, а после перевела взгляд на её колготки и, сглотнув от предвкушения слюну, заговорила:       — Позволь мне разорвать их, — Манобан вновь вела по обтянутым колготками ногам, останавливалась на коленях и внутренней стороне бедра, выводила одной ей только известные рисунки и — чёрт её бери! — вводила Дженни в полнейшее исступление.       — Делай всё, что желаешь, Лиса, — сгорая от возбуждения и вожделения, сбивчиво промолвила Дженни и заметила, как вновь заблестели глаза девушки напротив.       — Спасибо, дорогая, — с лукавой улыбкой, растянувшейся на губах, пролепетала Лалиса.       Дженни казалось, что она ненамеренно притаила дыхание, а её сердце и вовсе перестало биться в тот момент, когда Лалиса обеими руками потянулась ко шву колготок между ног Ким. И Манобан, утопающей в нескрываемом наслаждении, не позволила себе медлить.       Секундой позже сознание Ким разрезал треск нейлона, а стоило ей только опустить свой взгляд, как она сразу же увидела удовлетворение, расплывшееся на лице Манобан, и собственные чёрные колготы, ранее обтягивающие стройные ноги, разорванными в нескольких местах.       — Давай закончим с этим сейчас, — облизывая губы, говорила Лалиса, взглядом прожигая мокрое пятнышко на нижнем белье Ким.       — Тогда чего ты ждёшь?       И этих слов, слетевших с уст Ким, оказалось достаточно для того, чтобы убедить Лалису разделить их возбуждение.       Тогда Манобан неспешно — и вовсе не потому, что не торопилась, а потому, что голову захлестнула страсть и имела тот эффект, что пальцы не слушались — опустила правую ногу Дженни, оставив левую всё так же покоиться на плече Лисы. Лалиса сверкнула взглядом и в томном жесте прикусила губу, оттягивая корочку на той, а после позволяя ей всё же вернуться в былое положение, в последующий миг её пальцы скользнули в дырку на колготках Ким, добрались до пропитанных смазкой трусиков и выбили из груди Дженни стон.       Лалиса больше не медлила. Тогда девушка усмехнулась собственным мыслям, а мгновением позже пальцами отодвинула край белья Ким. Дженни прерывисто задышала, как только увидела, что Манобан поддалась вперёд, и зашипела, почувствовав, как тепло вагины Лалисы обожгло собственные половые губы.       Лиса простонала в ответ от касания, сильнее ухватилась за ногу Ким, что всё ещё была у неё на плече, поцеловала внутреннюю сторону бедра, в ответ будучи награждённой поскуливанием, а осле несильно заёрзала бёдрами.       Половые губы стали тереться друг об друга, их смазки смешивались друг с другом и наполняли комнату неприличным чвоканьем. Дженни стонала, вторя мычанию Лалисы, как только та дёргала бёдрами под тем углом, что их клиторы соприкасались. Ким металась по дивану, сжимала в руках край подушки, словно он мог выдержать её в реальности, но полностью отдалась удовольствию.       А Лалиса продолжала. Не переставала двигать собственными бёдрами то медленно, то после наращивая темп, усиливая трение между их влагалищами.       — Ты даже не представляешь, насколько сейчас горяча, — шептала Лалиса и победно усмехнулась.       — О боги, — тянула Дженни, — просто заткнись и закончи начатое, — выстанывала Ким, толкаясь бёдрами в ответ, позволяя чувствительным клиторам соприкоснуться вновь, а после тотчас жалея о подобном решении. Дрожь мгновенно пробивает тело. Она уже на пределе.       — Похоже, наша ссора действительно была не зря, — продолжала Манобан и усиливала темп. — Ты невероятно горяча, Дженни, когда злишься.       — Лиса, — сквозь стон протянула слоги Ким.       — Но знаешь, что ещё горячо? — толкаясь вновь, молвила девушка, позволяя не скрытому ничем мычанию удовольствия пробиваться сквозь слова.       — Лалиса! Ох, чёрт… — вновь прокричала Дженни, медленно теряя голову от удовольствия и наслаждения, что стало скручивать всё естество в тугой узел и пробивать ноги дрожью.       — То, как ты стонешь моё имя во время примирительного секса, — закончила Манобан.       Дженни чувствовала, будто кровь кипела в венах, когда первая волна оргазма пробила её. А стоило только Лисе толкнуться вновь, её половым губам задеть влажные складки Ким, мимолётно коснуться набухшего бугорка клитора и сосредоточиться только на нём, как Дженни и вовсе потеряла голову.       Полная энтузиазма и сгорающая от возбуждения не меньше Лалиса дёрнулась бёдрами навстречу к лону Ким, подхватила стон, сорвавшийся в губ Дженни, и протянула животрепещущее «детка», давая Ким понять, что Лиса была также близка к разрядке, как и сама Ким. Половые губы Манобан растёрли сочащийся вязкой влагой вход Ким, задели горошину клитора в последний раз, прежде чем Дженни оказалась сокрушена оргазмом и эйфорией, представшей звёздами перед глазами.       Ким вздрогнула, перед глазами поплыло, она выгнулась в спине, руками притягивая всё ещё трущуюся об её лоно Лалису, и обрушилась мощным, иступляющим и чрезвычайно долгим оргазмом, отзывающимся чем-то приторным на кончике языка.       А после комнату наполнил и протяжный стон Лалисы. Девушка содрогнулась и, несмотря на то, что кончала сама, продолжила тереться своими половыми губами об лоно Ким до тех пор, пока Дженни не перестала дрожать и содрогаться от удовольствия и окончательно не затихла.А после, будучи с головой накрытой волной разрядки, Манобан ослабла, позволяя себе выпустить ноги Дженни из рук, а тем — упасть по обе стороны от неё.       В последующий миг, всё ещё пленённая сладостью второго, но на сей раз исполна пропитанным удовольствием, оргазма Ким потянула ослабевшее тело девушки на себя. Лалиса податливо упала рядом, послушно укладывая голову Дженни на грудь.       Они продолжали учащённо и тем не менее сбивчиво дышать, чувствуя, как послевкусие эйфории распространялось по каждой клеточке тела.       — Если примирительный секс так сладок, тогда мне стоит выводить тебя почаще, — шептала и усмехалась Лиса, поудобнее устраиваясь на груди Ким.       — Прохвостка, — прыснула Дженни обессилено.       — И всё же, ради этой прохвостки ты переступила через собственные границы, — самодовольно молвила Манобан. Её голос окутывала хрипотца и усталость, и даже так та нашла силы для того, чтобы продолжить паясничать.       — И я не ошиблась на твой счёт, любимая, — лепетала Ким.       — Повтори это ещё раз, — хватаясь за обрывки фразы, молила Лиса.       И тогда Дженни не раздумывала долго, когда зарылась пальцами в длинные и шелковистые волосы на затылке Манобан, а после промолвила:       — Я люблю тебя. Всегда буду любить.