Люди ни раз ошибались, считая, что для счастья достаточно проставить галочки в придуманном списке, что оно накопится постепенно с накоплением желаемых вами вещей. Увы, совершенно не важно, сколько деталей вам удастся собрать, если они не встанут в один механизм и не смогут друг с другом работать.
В среду вечером Минато вышел на пробежку, как и всегда. Размялся по-быстрому, перешёл дорогу, спокойно добрался до входа в Тиёда, маневрируя между прохожими. А потом совершенно себя отпустил. Он никогда не планировал свои пробежки: не знал заранее, какую выберет скорость, каким будет маршрут, сколько это продлится по времени. Позволял себе спонтанно решать, по настроению. Ноги понесли легко. Сознание ушло в автопилот, мысли совершенно очистились, настроение выровнялось: ни плохое, ни хорошее. Такое медитативное, целительное состояние. Именно в такие моменты он где-то про себя всё раскладывает по полочкам. Незаметно, за кулисами организовывает мысли и воспоминания так, что по возвращении домой решения приходят к нему быстро и самостоятельно. В этот раз, правда, получилось немного иначе. Альфа не сразу понял, по какой причине восприятие вернуло себе привычную остроту, но потом взгляд зацепился за тонкую фигуру в паре десятках метров впереди, и в этот раз сомнений в его личности не возникло совсем. Минато нагнал его не сразу, позволил себе изучить лёгкость шагов и парящий вид. Омега бежал так, словно не весил ни грамма. Будто бы он на самом деле летит, удерживаясь близ асфальта и только создавая иллюзию человеческого бега. Развивающиеся позади волосы ему ничуть не мешали, только взгляды к себе приковывали. В паре метрах от Учихи нос задел резкий запах какого-то альфы, и всё встало на место: временное отсутствие, волнение Саске, его прикованность к телефону. Намикадзе таких феромонов ещё на вкус в жизни не пробовал. Даже в своём относительно нейтральном состоянии, на расстоянии, на свежем воздухе пощипывали горло. Сам по себе Итачи пах очень бархатно и тягуче. Чем-то, что оставляет за собой ощутимое послевкусие во рту. Как мазнувшее губы шёлковое варенье, как цветущие весной вишни. Нечто глубокое, элегантно-сладкое, чтобы хотеть на десерт, и абсолютно не приторное. Омега, дышать которым хочется глубоко и продолжительно. Метка снесла вкусный бархат к чертям. Капнула чем-то чужим, чем-то абсолютно в букет не вписывающимся, но достаточно сильным, чтобы в одиночку перевесить чаши весов. Острая ассоциация с горькой полынью, которую даже при огромной любви всё же хочется потреблять очень в меру. Режет голову и нос своим присутствием, как бы далеко ты ни отходил от источника. Вытравляет всю чистоту и невинность из воздуха, отягощает его, очень эффективно отталкивает. – Итачи, – зовёт мужчина негромко, чтобы не пугать резкостью своего появления. Брюнет ведёт головой, ловит альфу в периферию, чуть заметно дёргает уголком губ, позволяет с собой поравняться. – Решил проверить правдивость твоих слов насчёт одного часа. – И? – уточняет не без интереса. – Часы дома остались, – усмехается, а Минато натурально смеётся. – Здесь здорово, – устремляет свой взгляд вперёд. Альфа улыбается. Лёгкость этого мальчика заражает. Омега, без шуток, умеет испытывать счастье без грязных примесей всяких сожалений, сомнений и страхов. Отдаётся светлым моментам полностью, не отягощая себя в эти мгновенья ничем. Обратное, вероятно, тоже имеет место быть: если ему грустно, то грустно на полную катушку. Но об этом Минато сейчас думать не будет. Комфортная для брюнета скорость чуть медленнее той, в пределах которой всегда бегает альфа, но это, на удивление, не вызывает дискомфорта. Некоторые вещи стоят того, чтобы притормозить. Продолжительное время они бегут молча. Бок о бок, за исключением моментов, когда Минато замедляется и пропускает Итачи вперёд, чтобы удобнее разминуться с другими посетителями Тиёда. Феромоны другого альфы не слабо мешают, отдаются в голове микроскопической мигренью и добавляют моменту множество ненужных оттенков. Выводят общение из простой платонической плоскости в ту, где тебе каждую секунду напоминают «этот омега не твой». Намикадзе и так прекрасно помнит об этом, не нуждается в щёлканье полынью по носу. Воздух тоже потихоньку тяжелеет. Когда Минато понимает, что виноваты в этом не нагрузки, а копящаяся в вечере душная влажность, цепляет худой локоть, заставляя с дорожки свернуть. Учиха следует за ним, о причине даже не спрашивает, вошёл в зону бессознательного полёта, когда без разницы, куда, лишь бы не останавливаться. Дождь застаёт их на полпути к укрытию, да так резко, будто они под водопад забежали. В свой сезон они имеют привычку будто включаться. Не постепенно, а сразу на максимум. Итачи останавливается, Минато следом тоже замирает, поворачивается. Впервые видит, как из-под сдержанности, ответственности, рассудительности и таланта в любой ситуации быть голосом разума выглядывает погребённый под всем этим ребёнок, которому вообще-то взрослым быть вовсе не хочется, а хочется зажмуриться, запрокинуть голову к небу, подставить под тяжёлые капли лицо и ослепить весь Тиёда своей очаровательной улыбкой. Намикадзе смотрел, не дыша. Перед ним открыли только что нечто личное, то самое искренне, что от чужих берегут, только с родными отпускают на волю. Какая-то очень хрупкая уязвимость, человечность. Напоминание, что, нет, не фея. Смертный человек. И вся его бескорыстная помощь тебе не должна приниматься как данное. Ты обязан отдать что-то взамен, отплатить каким-то образом за всё, что он делает, хоть и не знаешь, какими средствами, потому что его роль для тебя уже ничем не измеряется. Остаётся надеяться, что, случись этому мальчику оступиться, он позволит поймать себя так же, как Минато позволял ему себя ловить в момент слабости. – Так и знал, – усмехается омега, вплетая пальцы в потяжелевшие пряди. – Мы не так далеко от одних из ворот, – кивает в их направлении, – там можно переждать, пока дождь утихнет. – Если он вообще утихнет, – дополняет мысль, выдвигаясь в указанную сторону. Под отделанной карахафу крышей широких ворот топчется несколько человек. Они к укрытию были ближе, на некоторых не приземлилось ни капельки. А Итачи с Минато успели промокнуть до нитки, пока добирались. Справедливости ради, они не особо и торопились. Одежда мерзко липнет к коже, выделяя каждую чёрточку. Слава богу, омега одет во всё тёмное. Будь футболка светлее, здесь бы точно захлебнулись слюной. А Учиха улыбается, выжимает волосы, перекинув их через плечо, не осознаёт, что от него взгляда не оторвать. Минато старается моргать, напоминает себе о том, что пожирать глазами чужих мальчиков, вообще-то, совсем неприлично, но ничего с собой поделать не может. С ним крайне редко такое случается: чтобы до спёртого дыхания и спутанных мыслей. Хотя фей он прежде и не встречал, откуда ему вообще знать, какой эффект они оказывают на смертных? – Как ужин прошёл? – интересуется брюнет, прильнув к тёплой стене. – Лучше, чем я ожидал, – признаёт, замерев в метре от этого чуда. – Я думал, вы с Кушиной уже всё обсудили. – Мы обсудили, – кивает, – мне хотелось и твою версию послушать. – Было довольно неловко, – признался, – мы поговорили о чём-то поверхностном, потому что о важном спокойно не можем ещё. Но, в целом, – повёл мягко плечом, – успех, как по мне. «С тобой было бы проще» оседает на языке, но альфа вовремя себя останавливает. Нехуй ответственность перекладывать, нужно самостоятельно уметь разговаривать с мамой своего ребёнка. – Хорошо выходные провёл? – спросил искренне, но взгляд за это очень цепкий получил. Отвечать омега не стал, медленно покивал с таким видом, что даже слепой по лицу прочитает, насколько это не твоё дело. К личным темам ещё не подпускает. Весьма мудро с учётом, что альфы даже твёрдое «нет» словами в лицо не всегда понимают, и намекать на отсутствие интереса стоит толсто и очень заранее. Только вот Минато со своим желанием знать омегу поближе уже ничего сделать не сможет. Как порыв взять в руки премилого котёнка: чтобы согреть его у себя на груди и самому об него согреться. Стремление естественное, с ним даже бороться не хочется. Хн, только вот котёнок в руки быть взятым не хочет, ещё на тебя не шипел, но уже недобро поглядывает. – Это не вопрос с подвохом, – заверяет, за всё это время взгляда с него не спустив. Честно говоря, и не смог бы. – Мне правда интересно. – Я знаю, – омега недвижен. С тех пор как скрестил свои руки, прислонившись к стене, почти никаких жестов не совершил. – У меня нет желания обсуждать это с тобой. – Окей, – улыбается Намикадзе. Это тоже в своём роде ответ. От темы можно отшутиться, можно аккуратно съехать на другую, можно точно такими же словами безразлично сказать, что это тебя не касается. Но там шерсть встала дыбом. Чувствительное место, которое альфа задел, как прежде ещё ничего на этом человеке не задевал. Вечер откровений – не иначе. Омега от взгляда не ломается, отвечает таким же прямым и уверенным. Размыкает медленно руки, отводит в сторону одну и хлопает по стене еле слышно. Альфа усмешку не может сдержать, послушно шагает к указанному месту, тоже спиной прислоняется. Красиво, конечно, зрительный контакт разорвал. Напряжение ослабло в разы. – Хм, смотри-ка, – усмехается мягко брюнет, – ты нарасхват. Минато только сейчас подмечает вороватые взгляды двух молоденьких девушек. Напоровшись на ответный, они оперативно отворачиваются, прячут от него свои лица, даже друг на друга какое-то время не смотрят, предельно смутившись от того, что альфа заметил. – Супер, – не удерживает сарказм, – всегда хотел нравиться школьницам. – Я так и подумал, – кивает омега, рассмеявшись чуть слышно, – по тебе сразу видно, что в школе тяжко пришлось. – Очень тяжко, – решает сверху добавить, – в школе при посольстве, включая меня, училось целых три человека. – Бедняжка. И ради чего? – Ради английского и красивой версии британской истории, где мы не отжимали земли у половины этой планеты, – уронил взгляд на него, и омега, словно почувствовав, поднял свой на мужчину. – Я не понимаю, шутишь ты или серьёзно, – сразу же признаётся. Признаётся и Минато. Самому себе. Что этого и добивался. – Если бы ты всегда понимал, когда я шучу, а когда – серьёзно, было бы не интересно, – хмыкнул с улыбкой во взгляде, а в ответном поднималось всё больше сомнения. Правильно, нечего расслабляться. – Минато, – протянул, не намереваясь спускать это с рук, – нам нужен этот серьёзный разговор или ты сам к правильным умозаключениям сможешь прийти? Он, вроде, ругается, клыки свои почти показал, а мужчина только восхищение испытывает: от прямоты, от того, как красив этот мальчик, когда ворчит на тебя, от того, как такому крошечному созданию не страшно вообще таким тоном альфу отчитывать. Попытка в как можно более мягкую улыбку. – Нет, Итачи. Серьёзный разговор нам не нужен. Я прекрасно вижу, где твои границы, и уверен в том, что их не нарушил. – А собираешься? – сразу же решил расставить все точки. – Нет, – действительно не собирается, свой запах отпускает сильнее, позволяя брюнету почувствовать, что в нём нет ни капельки алчного. Будь оно там, феромоны пометившего его альфы огрызнулись бы, но они никакой опасности в Минато не нашли. Итачи улыбается той самой одобряющей улыбкой, которая живёт в уголках глаз и неприметных мимических жестах. Напряжение его покидает, позволяет лицу разгладиться. И парень коротко кивает. Без слов благодарит за простоту и искренность сказанных фраз, за понимание и адекватность. Едва отвернувшись от омеги, Намикадзе вновь сталкивается с двумя взглядами, вновь вынуждает их прятаться, цокает неминуемо. Что-то в этом его очень сильно коробит. Его сыну не больше лет, чем вот этим девочкам. На кого вы, дети, ресничками хлопаете? Не об этом думать должны. – Какая там самая действенная стратегия на неуместное внимание? – решает уточнить у человека, которому сто процентов с таким приходится сталкиваться чаще. – Да просто в ответ посмотри, они спрячутся, – отвечает, не находя в этом что-то противоестественное. Самому-то, интересно, давно было шестнадцать? – Обещаю, школьницы тебя не съедят. – Хах, – господи, этот парень… – Этот дождь никогда не закончится, – выдыхает, отстраняясь от стены. Омега покидает укрытие широких ворот, не обернувшись на альфу ни разу. Знает, что за ним молча последуют. Да и смысла нет под крышей топтаться, если ты уже полностью промок всё равно. Простуду не схватишь – даже ветер какой-то неприлично горячий, температура вокруг омерзительно стабильная, количество в воздухе влаги ничего не меняет. Они бегут к выходу по дорожкам – трава слишком скользкая – и Намикадзе приходится признать, что Учиха – достойный соперник по скорости. Так сразу догнать себя не даёт, удерживает удивительно высокую скорость, чтобы ты не скучал позади, а потом резко замирает на распутье дорог, от которого ему дальше прямо, а тебе не прямо, ибо твой дом в квартале от сюда. – Доброй ночи, – говорит чуть громче обычного, соревнуясь с шумом дождя. Не просто прощается, а перед фактом ставит, что встреча на этом окончена. Не даст даже мысли допустить, что его можно куда-то проводить. – До завтра. Комментарий остаётся без ответа. Мальчик бегает быстро, а убегает ещё быстрее. Но на следующий день, встретившись с альфой уже в своём парке, не удивляется. Значит, всё-таки слышал. И не ворчит. Значит, границы до сих пор не нарушены.***
Итачи будто мутило всю эту неделю. В понедельник – от остаточного эффекта оставленных Яхико меток, со вторника по четверг – от стоявшей везде духоты, а с пятницы уже от нервов начало, потому что в субботу на корпоративе предстояло речь перед всем отделом толкать, презентуя один из нескольких проектов перед начальством. А потом с этим же начальством пить аккуратно и отпрашиваться в приличное время домой. По этой же причине приезжать на ужин к Кушине он не собирался. Не хотел тратить свою социальную батарейку, понимая, что к вечеру ему все резервы понадобятся, но Кушина ударила его своим «ты только посмей не приехать», а Итачи на эту фразу за все годы, что женщину знал, так и не придумал сильного контраргумента. Машина Минато уже стояла у закрытого гаража, что в равной степени удивило и порадовало. План Наруто безотказно работал: его отец красиво вписывался во все аспекты их повседневной жизни, потихоньку становился своим. Кушина значительно успокоилась за последнее время, увидела, что никакой опасности альфа для неё не представляет, прониклась счастьем своего чада, была перепрограммирована несколькими серьёзными разговорами с омегой, где он придумывал всякие плюсы тому, что у Наруто теперь два родителя, которые ещё и оба от него без ума. Иными словами, в этом доме всё шло своим ходом. Дверь не заперта, как и всегда. Учиха впустил себя в коридор. Сразу несколько ароматов чего-то съедобного ударили в нос, скрутив при этом желудок. Сегодня к еде у парня вообще не лежало. Ужин за столом в гостиной уже шёл полным ходом. Наруто рассказывал какую-то смешную историю сидящему напротив отцу, а тот, закинув руку на спинку соседнего стула, слушал с улыбкой, совершенно забыв про еду. Кушина всё подкладывала что-то Саске в тарелку, тот отнекивался и ждал, пока остынет, но по итогу съест всё до последнего кусочка. Брат появление омеги первым заметил, улыбнулся ему мягко, а у Итачи комок в горле встал от мысли, что с появлением его альфы в городе абсолютно всё счастье с этого ребёнка слетит, и он опять ощетинится, будет закидывать сообщениями, ходить невыспавшимся, тревожным и злым, и точно не будет позволять Узумаки ничего в свою тарелку накладывать. Вдох-выдох. Давай же, сначала презентацию переживи, остальные волнения пусть тебя дома дождутся. Вполне могут тобой поделиться на один рабочий вечер. Кушина тоже на взгляд альфы повернулась. Следом и Наруто затих. – Наконец-то, – цокнула Узумаки, – я думала, вообще не приедешь. – Рано ворчать начинаешь, – усмехается, подходя к ней, чтобы наклониться и чмокнуть в затылок, – я ещё не успел сказать, что всего на полчаса, – мягко трогает плечо Намикадзе, целует воздух в сторону Наруто. С братом не здоровается – сегодня виделись уже. – Тем более надо было пораньше. Поесть же не успеешь нормально, – всё не успокоится. Слишком любит кормить, чтобы отказывать себе в таком удовольствии. – Я есть и не собираюсь, – признался, падая на стул в аккурат между Саске и закипающей от возмущения женщиной. – Начинается, – закатывает она глаза, – по очереди теперь будете? Иди яблоко возьми. – Или чай завари, – смеётся Саске, ловко уворачиваясь от летящей в него скомканной наспех салфетки. – Или… – продолжает Наруто. – Только посмей, – грозит ему пальцем Кушина. – И в минералке себе не отказывай, – заканчивает Минато фразу за него, пробивая мелких на такой смех, что омега и сам, не зная, о чём была шутка, начинает смеяться, просто глядя на них. Узумаки роняет голову себе в руки, видимо, сдаваясь, а Намикадзе светится чем-то крайне довольным, улыбается так же ослепительно, как его ребёнок умеет. От этого становится так тепло, что тревога на секундочку забывает потревожить. Хорошо всё же, что он приехал. Парой процентов своей батарейки можно без сожалений пожертвовать ради царящего за этим столом чувства безопасности и единения. – Ты на моих детей дурно влияешь, – щурится на альфу Кушина. – За живое задела, – мужчина театрально прикладывает ладонь к груди, – они же такие несчастные, я себе в жизни простить не смогу. – Ох, заткнись, – от души прошлась кулаком по плечу, – пока я тебя чем-нибудь по голове не огрела. Затыкаться альфа, однозначно, не собирался, но Итачи успел вовремя покачать головой, и там всё-таки решили парочку мыслей удержать при себе. – Свободен завтра? – уточняет младший брат, перемещая что-то палочками по тарелке, присматриваясь, хочет ли он уже это съесть или ещё подождать. Омега усмехается с чуть большим сарказмом, чем следовало бы, но по вопросительному, совершенно сбитому с толку взгляду понимает, что альфа на самом деле забыл. – Не свободен, – протягивает с иронией, – как и ты. – Ебать, – выдыхает, чуть сползая по спинке стула, – это завтра? Кивок. Удивительно, как он забыл. Обеды с родителями случаются значительно реже, чем ужины у Кушины, но помнят о них, как правило, религиозно, ибо необходим определённый уровень моральной подготовки. Ехать туда стоит в абсолютном дзене, понимая, что от него к вечеру уже ничего не останется. – Я могу с вами поехать, – предлагает Наруто, додумав, угадав и прочитав даже слишком много из воздуха. Омега улыбается ласково. – Не в этот раз, милый. У меня плохое предчувствие. Саске взгляда с брата не сводит, не моргает почти. Ни один из них не достиг хоть какого-то эмоционального баланса за эту неделю, до завтра точно этого не сделает. Хн, если подумать, им это в принципе в ближайшем будущем не светит. – Прости, – не понятно, за что извиняется. Ни душный корпоратив, ни душный обед в родительском доме не были его идеями, они просто случились. Вместе, как и большинство неприятностей. – Твои нравоучения придётся отложить. – Я могу и на следующих выходных, – пожимает плечами, потеряв из лица все эмоции. Удивительно, как быстро можно выгореть от одной только мысли о предстоящем событии. – На следующих выходных здесь будет Яхико, – говорит прямо, чётко и быстро. Это не должно быть сюрпризом, все так или иначе понимали, что это случится. И всё равно, Итачи хотелось сорвать пластырь быстро в наивной надежде, что так будет наименее больно. – Сука, – прикрывает глаза. В нём уже, кажется, нет энергии даже на злость. Всего-то две новости, а от воли человека ничего не осталось. С ним, увы, бывает такое. Если Наруто сопротивляется обстоятельствам до конца, не потеряет стремление бороться, пока сам не умрёт, то у Саске другая история. Он выдыхается, не может генерировать сам этот внутренний свет, черпает его из тех нескольких, которых он любит. Лиши его этих людей, и от него останется лишь оболочка. А в его представлении он сейчас именно лишается брата. Отдаёт кому-то жизненно важную составляющую его жизни, причём отдаёт не добровольно, противится этому, но власти над этим никакой не имеет. Оно произойдёт, с его участием или без. – А я думала, сегодня без вина обойдёмся, – выдыхает Узумаки участливо, поднимаясь со своего места. – Ты чай выпьешь, если я заварю? – адресует омеге вопрос. Итачи кивает, всё взгляда от Саске не может оторвать. Ему хочется забрать всю его боль, каждый из его страхов, проблем и волнений. С первой минуты этого ребёнка на земле омега готов был пожертвовать всем, лишь бы видеть на любимом лице улыбку. И всё же, как бы трудно ни было это признать, пожертвовать Яхико он сил не имел. Очень эгоистично желал и себе капельку счастья. Только оно всё ускользало из пальцев. – Сходите-ка проветриться на пару минут, – Минато подаёт голос впервые за последние несколько минут, и он такой… Хн, не вопросительный. Наруто поднимается сразу же, Саске моргает ещё в пустоту, но потом тоже оживает. Они молча уходят, даже взгляда мужчине не подарив, а вот омега, напротив, впивается глазами в него. Он так до сих пор и не распробовал этого альфу на вкус, не определился, нравится ему этот человек или нет, всё ещё наблюдает за ним как бы издали, но ближе не подпускает. Поэтому не знает, чего ему сейчас ожидать, но порыв защититься уже появился. Минато чуть разворачивается, закидывает руку на спинку опустевшего стула Кушины и еле заметно прищуривается, разглядев что-то у парня на лице. – Я бы попросил тебя не шипеть раньше времени, – он говорит «попросил», но это опять не вопрос. – Поверь мне, Минато, я на тебя ещё не шипел, – в груди так неспокойно, что феромоны Яхико начинают подогреваться, и это опасно, ибо контроля над ними у брюнета в принципе нет. – Допустим, я верю тебе, – чуть наклоняет голову, будто кивая, – грызть себя перестань. – Прости? – фраза настолько сбивает с толку, что вся подозрительность улетает в окно. – Вы танцуете этот танец друг с другом, – чуть приподнимает указательный палец лежащей на столе руки, чтобы коротко указать на стул, где минуту назад Саске сидел, – и будете танцевать так или иначе, но он будет менее душещипательным, если ты перестанешь метаться между двумя берегами. – Ты меня потерял, – качает брюнет головой. Правильнее было сказать «ты меня никогда и не находил», потому что он искренне не понимает, что за мысль до него тут доносят. – Ему будет проще принять что-то за данное, – перефразировал, чуть склонив голову набок, – если ты уже выберешь и перестанешь сомневаться, правильно это или нет. Учиха позволил себе продолжительную паузу, пока наблюдал за танцующими в голубых глазах оттенками. Минато весьма метко попал по чему-то, о чём должен был знать по минимуму. Хотелось найти в этом подвох, какое-то ещё дно, не различимое с поверхности, но парень не мог. Его застали врасплох, не дав шанса оценить всё прохладно. – Я выбрал уже очень давно, – решив, что шипеть ещё действительно рано, отвечает, но осторожно. Намикадзе усмехается тихо, не верит ни в одно слово. Вот тут самое время какую-то черту провести, но брюнет медлит. Ему хочется знать, что этот человек разглядел, чего он сам всё это время не видит. – Тебя когда-нибудь, хоть раз, посещали мысли о том, что я не захочу иметь с Наруто ничего общего? – вопрос такой же странный, как и весь разговор. – Что узнаю о нём и просто уйду, не захотев даже знакомиться? – Нет, – ответ приходит быстро и очень легко, потому что действительно «нет». – По-твоему, меня можно уговорить это сделать? – Минато, я тебя совершенно не знаю, – напоминает на всякий. Его же просят поделиться суждением о человеке, а он таким не обзавёлся ещё. – Тебе не обязательно меня знать, я спрашиваю, во что ты веришь. – Нет, – выдыхает, – я не думаю, что тебя можно уговорить на такое. К чему ты, Минато? – К тому, что тебя уговорить можно. В голове внезапно наступает тишина, настоящий вакуум. Он, однозначно, не прав. Саске периодически разными способами пытается уговорить его бросить Яхико, Яхико так же методично пытается уговорить омегу переехать в Сеул, но он ни на что не уговорился же. Он знает, чего ему хочется. Возможно это или нет – иной совершенно вопрос, но, если речь о сделанном выборе, то он совершён. В этом сомнений быть просто не может. Тогда, почему так задело? – Я, конечно, могу быть не прав, – улыбнулся лишь уголком губ, – как ты и сказал, мы друг друга не знаем ещё, – ещё слегка обожгло. – Но бороться, как правило, продолжают, когда в борьбе смысл ещё есть. Значит, Саске ещё его видит. Итачи хочет что-то на это ответить, но и слова в себе не может найти. С одной стороны, он согласен, с другой, он не может быть с этим согласен. Кажется, нужно шипеть, это же сейчас был не просто совет, это шаг, сделанный в ещё не известном направлении, но несанкционированный. Учиха умел подавать себя так, чтобы к нему без его разрешения даже и не думали приближаться. По этой причине, с альфами у него проблем не было, к нему никто не приставал, никто не оказывал знаки внимания. Как в стенах Хонды, так и за её пределами, все отлично ловили сигналы о том, что подходить можно только с команды «ко мне». Все, но не этот. И опасность не в том, что он эти сигналы не ловит, а в том, что они его не останавливают. В повисшей над столом тишине произошёл такой зрительный контакт, что от него волосы, казалось, наэлектризовались. Омега уже давно заметил, что этот мужчина самостоятельно не отступает, что первый шаг на сглаживание всегда за тобой. Но сейчас таких шагов не было. Не в арсенале Итачи, как минимум. И приходилось сидеть, смотреть в эти глаза, чувствовать мурашки по коже и терпеть это всё, потому что отступать было нельзя. Это что-то про границы. Феромоны Яхико бурлили, готовы были перекипеть через край, чувствуя, что кто-то извне потревожил хрупкий душевный покой. Чтобы уговорить успокоиться эти, необходимо сначала успокоить свои. Только вот как это сделать, если смотришь на стихию, с которой нечем бороться? И, окей, она пока не опасна, но в любой момент может иначе решить. Кушина появляется вовремя, будто случайно, ставит перед Итачи дымящуюся чашку, аккуратно расставляет по столу четыре бокала, что держит за ножки, и передаёт зажатую локтем бутылку вина альфе, красиво перенаправляя внимание. Омега благодарит её одними глазами, она отвечает не менее красноречиво, транслирует каждой фиброй своей, что «ты только скажи, я ему шею сверну, мне не жалко». – За ребятами сходишь? – кивает на дверь, подкидывая удобный предлог и самому глотнуть воздуха. Итачи мгновенно им пользуется, с ужасом понимает, что тяжёлые ноги его еле несут. Честно говоря, ему каплю не по себе даже спиной поворачиваться, хотя ему не дали ни единого повода думать, что там где-то затесалась угроза. Вечерний ветерок встречает его неприятным теплом, от которого омега уже порядком устал. Саске с Наруто на ступенях сидят, ни о чём не говорят, а просто ждут, когда их в дом позовут. Где его несносная мелочь и кто эти послушные мальчики? – Поговорили? – спрашивает Узумаки в пол-оборота. Брюнет, подойдя, наклоняется, ловит пальцами его подбородок, разворачивает чуть сильнее к себе. Парень откровенно не понимает, что с ним сейчас делают, но вопросов не задаёт, только смотрит вверх вопросительно. – Моргни, если тебе нужна помощь, – шепчет на полном серьёзе. – Кажется, Саске моргает, – усмехается настороженно, обнимая запястье омеги и отводя его руку от своего лица, – всё в порядке? Ты побледнел. Ещё бы он не побледнел. Его не было всего-то два дня, а всех по шахматной доске переставило, да не по ожидаемым местам, а по каким-то ну совсем не логичным. Хотя, нет, не всех. Саске всё там же. – Волнуюсь перед презентацией, – логичное оправдание, но не правда совсем. Он про эту презентацию уже и думать забыл. Чуть дёрнув штаны тёмных брюк, омега приседает, чтобы прильнуть к спине младшего брата, обвить его шею руками. Чужие пальцы мгновенно ложатся сверху на кисти рук, прижимают сильнее к груди. Альфа коротко выдыхает. – Я могу уложиться в два часа и заехать за тобой, – предлагает. Не хочет всё вот так оставлять. Им нужно поговорить, необходимо. До встречи с родителями, до приезда Яхико. – Окей, – легко соглашается.***
Минато действительно вмешиваться не хотел, не собирался лезть в личное без приглашения, но потом увидел омегу, зелёного из-за волнений, значительно ослабевшего. Прежде он был у руля, и всем было спокойно сидеть позади пассажирами, а потом он этот руль будто бросил, и все понимают, что грозит нечто ужасное, но никто не решается взять управление на себя. Всех что-то гложет, но они всё улыбаются, пытаются поддержать статус-кво. Все, кроме Саске. Этот альфа никогда не притворяется. Абсолютно прозрачен, сразу видно, когда ему спокойно, когда ему страшно, когда в такой степени вымотан, что нет сил даже руку поднять. Единственный за этим столом, кто не раздумывает над ответами, не подбирает слова, а просто говорит. По его-то лицу альфа и понял, что его вмешательство бесследно не прошло. Было у него предположение, необоснованное абсолютно, даже немного наивное. В противовес характеру Итачи, его способности дёргать за ниточки настолько тонко, что ты и не заметишь, как поддался ему, и тому, как бесстрашно он охраняет всё то, к чему тебе нельзя руки тянуть, мужчине всё равно казалось, что этот мальчик вообще-то крайне податлив. Как и его младший брат. Только для своих, разумеется, далеко не для всех. Что ж, альфа не прогадал. Он, конечно, не «свой», и ему оказали какого-то рода сопротивление, но тем не менее что-то по итогу всё же усвоили. Безумно интересно узнать, во что это выльется на их совместных пробежках. Динамика отношений немного сместилась, омеге это явно не по вкусу, но реакцию предугадать ещё не получается, и мужчине из чистого любопытства не терпится посмотреть, что для него приготовят. Оперативно прикончив свой чай, Итачи уехал. В этот самый момент к мужчине обратились три пары глаз. – Не лезь в это, Минато, – посоветовала Узумаки, ясно-понятно слышавшая каждое слово высказанного им мнения. – Я уже в это влез, – глянул на неё, не намереваясь перед ней извиняться. Она может ощущать себя сколько угодно мамой, но Итачи – мальчик взрослый. Он мог бы рот Намикадзе закрыть в любую удобную ему секунду, мог бы подытожить как-нибудь так, чтобы тут осознали свою неправоту, мог бы хоть ножом в блондина швырнуть, но он сидел и слушал, потому что это именно то, что ему было нужно. – Ты не хочешь ничем поделиться? – перехватил прямой взгляд Учихи, поражаясь, как он может при всей своей пассивности так ощутимо пронзать кожу взглядом. Саске чуть склонил свою голову, молча глядя мужчине в глаза. Минато даже подумалось, что его вопрос без ответа останется, но через минуту или около того феромоны дотянулись до него с противоположного конца стола. Они были… Как бы сказать? Ранеными. Ещё не сдавшимися – о, нет, на этой стадии человек вполне ещё может встать и перегрызть кому-нибудь глотку. В меру бессильными, будто уставшими. В таком состоянии альфа даже влияние своё использовать не сможет, потому что задача номер один – чтобы болеть перестало. Приоритет внутрь направлен, а не вовне. Намикадзе понимающе поджимает губы, кивает. Он спрашивал, не хотят ли там поделиться, и с ним поделились. Не словами, но громко. Он услышал. – Что вы сказали ему? – прямо спросил. – Ответ тебе не понравится, – предупредил, услышав сбоку усмешку. Кушине вон ни капли не нравится. – То, что мне бы действительно не понравилось, его бы вообще не задело, – заверил серо брюнет. Ему не страшно совсем, да и мнение Минато особого веса ещё не имеет. – Я посоветовал ему сделать выбор и перестать сомневаться, правильный он или нет, – обобщил как можно более ёмко, поведя в воздухе бокалом перед тем, как сделать глоток. Учиха, вдруг, усмехается. Кушина сразу же переводит на мальчика внимание, ожидая чего угодно, но не вот этого. – Чудесный совет, он ему не последует, – тоже глотнул немного вина. Он, кажется, только для этого и заставил себя доесть всё, что у него на тарелке лежало. – Итачи живёт в Токио, – напомнила на всякий Кушина, видимо, придерживаясь точки зрения омеги, что выбор уже совершён. – Он не целиком здесь живёт, – парирует Саске спокойно, – его тянуло и будет тянуть к этому ублюдку, в какую бы точку на карте его ни занесло. Выбирать? Мне повезло, что у Яхико амбиции стоят превыше всего, иначе я брата вообще бы не видел. Собственно, через неделю и перестану. – Не ты ли запретил Яхико здесь появляться? – заметил Наруто. – Итачи будет чаще приезжать, если сможет приезжать не один. – М-хм, – вновь приложился к бокалу, – ты же знаешь, с какого расстояния я могу ножом по цели попасть, – медленно перевёл на друга свой взгляд. – Успеешь остановить? Тогда, приглашай. – Ты бы сам стал приезжать, если бы твоего любимого человека здесь так ненавидели? – задал весьма меткий вопрос. – Сдался мне такой человек, – фыркает так, будто сама тема ему поперёк горла стоит. – А тебя, Саске, не спросит никто. Когда любишь, в этом никакой логики нет. Итачи любит Яхико. Я вот тебя, уёбок, люблю. За что? Да хуй его знает. – Господи, не начинай, – морщится брюнет. Информационный посыл на пару с весьма искренним признанием пролетают у него над головой. – Ты любишь человека, которого знаешь давно, это твой человек, у тебя к нему лежит, стоит и так далее, – рука взмыла в воздух, став единственным плюс-минус эмоциональным жестом в совершенно сухом монологе. – Всратые люди, Наруто, они всратые с самого начала. Если ты полюбил такого, то это ты идиот, а не любовь слепа и коварна. Минато всё это слушал со скепсисом и мыслью о подростковом максимализме, но, когда до вывода добрались, понял, вдруг, что в каком-то смысле согласен. – Концепт и настоящая жизнь – очень разные вещи, – ставит точку Кушина. – Результат-то известен, какая разница, как это случается? – Разницы нет, – соглашается Саске. – Тогда, оставь, – просит Узумаки от чистого сердца. – Как я могу это оставить, если ублюдок смертен, а я безупречно стреляю? – сказал где-то на грани между шуткой и правдой, вынудив женщину неодобрительно цокнуть. – Этот «ублюдок», – подаётся Минато вперёд, – чем вообще заслужил твою ненависть? У Саске на лице отражается, как резко поток мыслей оборвался. Он только подумал о нём, а желваки уже заиграли, в глазах заплясал кровавый огонёк. Намикадзе уже и без объяснений понял, что альфа выбесил не одним фактом своего существования, не чем-то тривиальным. Это что-то серьёзное, достаточное, чтобы из обыкновенной неприязни трансформироваться в нечто личное. – Знаете этот премерзкий тип людей, который живёт только для себя, не подозревая о том, что другие люди тоже что-то чувствуют? Вот это он. Никакой меры, никаких умений ставить себя на чьё-нибудь место, никаких раздумий, как его решения на других отражаются. Он в жизни только берёт. А Итачи отдаёт, он же, блять, заботливый до краёв. – Замолчи, предвзятый ребёнок, пока тебя опять не унесло, – Кушина пытается замять речитатив, стоит в нём появиться омеге. – В каком месте ты со мной не согласна? – уточняет Учиха, поразительно быстро смягчившись. От его яда и следа не осталось к моменту, как он тронул женщину взглядом. – Ты ведь получишь, – предупредила, сощурившись. – Если всё равно получу, то хотя бы ответь. Наруто рассмеялся чуть слышно. А Кушина губы поджала, покачала головой отрицательно. Она, кажется, была полностью инвестирована в нейтральность. Не «за» и не «против», хотя настоящее мнение налицо – аргументов-то к тому, что Саске сказал, не нашлось. – Чем меня изводить, лучше бы посуду помыли, – выдыхает Узумаки, прильнув к спинке стула. Во всех смыслах уставшая мать, которой после целого дня на ногах хочется просто выпить вина в тишине. Саске поднимается практически сразу же, аккуратно собирает по столу тарелки. Наруто наблюдает за этим пару секунд, потом решает помочь. А Минато наблюдает за ним и прикидывает, не рано ли поднимать щепетильную тему его отношений с лучшим другом. Не то чтобы парень выглядел страдающим, да и не сдерживал своих слов особо, взгляды не прятал – ни одного ингредиента для терзаний. И всё же было предположение, опять необоснованное, опять наивное, что с мамой он о таком не поговорит. Иногда, альфу поймёт только альфа.***
«Корпоративы», если их так вообще можно назвать, Итачи не любил от слова совсем. Время от времени, когда начальство лично снисходило на их отдел, в каком-нибудь дорогом ресторане снималась комната, и верхушка отдела за ужином и напитками пересказывала Тобираме весь достигнутый прогресс, каждое тестируемое новшество, каждый согласованный с дизайнерами изгиб и так далее. Работа идёт хорошо – Сенджу уезжает и ближайшие месяцы молча читает электронные отчёты и выходит изредка на видеосвязь. Что-то его не устраивает – он остаётся, чтобы лично проследить, что все косяки будут исправлены. Лично у Итачи с этим альфой ни разу не было проблем. Мужчина всегда оставался доволен и идеями парня, и качеством его работы. Но омега всё равно каждый раз нервничал, отчитываясь ему. Потому что говорил не за себя одного, потому что Тобирама – не единственный властный над ними человек на этом корпоративе. Нужно выглядеть чисто, соблюдать рабочий этикет, красиво и ёмко говорить, но при этом типа социализироваться и пить алкоголь. Не напрягайся, ты же не на работе. Не расслабляйся, всё-таки не с друзьями. Смешать несмешиваемое. Едва подъехав к многоэтажному зданию и отдав швейцару свой автомобиль, брюнет подметил курящего у выхода Сасори. Тот сделал в сторону омеги пресное лицо, как знак толерантности от одного задолбанного человека другому, после чего посоветовал и Учихе тут потоптаться немного, ибо до них очередь ещё не скоро доберётся, но Итачи его не послушал. Зря. На втором этаже в просторной зале, за массивным столом уже вовсю шли обсуждения. Стол был усыпан едой и напитками, Тобирама с присущим ему нечитаемым видом, держа в руке листок с распечатанной статистикой, поглядывал то на неё, то на рассказывающего ему что-то бету. Портативный прожектор выводил на стену какую-то диаграмму, но между ней и тем, что говорилось, не было абсолютно никакой корреляции. Омега опустился на стул, занятый пиджаком Акасуны, покивал сидящим поблизости на тихие приветствия. Ему сразу же попытались предложить что-то выпить, но он отказался. Накормить, к счастью, никто не пытался, но желудок всё равно был капельку невесомым от количества еды перед глазами и запаха чего-то жирного. Две презентации спустя подтянулся Сасори с ещё несколькими курящими альфами. Ещё спустя три настал черёд Итачи говорить. От цепкого взгляда Сенджу привычно передёрнуло, но потом отпустило. Дело своё омега знал, говорил уверенно, мог ответить на любой, даже в край странный вопрос. Но таких не возникло. Тобирама послушал, кивнул где-то в конце, разрешая садиться обратно, и переключил своё внимание на следующего человека. Терять времени парень не стал: сразу же обратился к своему непосредственному начальнику с вопросом, можно ли уже уходить, и был спокойно отпущен. Единственный, кому разрешили, потому что единственный, кто не постеснялся спросить. У многих тут была стратегия угождать всем вышестоящим, быть у них на виду, чтобы их знали в лицо, смеяться над несмешными шутками и в целом «быть в теме». У Итачи был иной взгляд. Он свою работу безумно любил и считал, что, выполняя её качественно и относясь к людям – ко всем в принципе – с уважением, он может добиться всего, чего хочет. Пока, система сбоев не давала, и он смысла не видел в ней что-то менять. Дорога до Кушины прошла как в тумане. Времени всего восемь часов, а Итачи чудовищно выжат. Ему бы до дома доползти аккуратно, положить в рот хоть кусочек чего-то съедобного, выпить водички и рухнуть в кровать, а не мотаться по городу. Но разговор с братом вытеснил базовые нужды из приоритетов. Чёрный седан Намикадзе всё ещё стоял у гаража. Учиха припарковался неровно за ним, не запариваясь с этим особо – задерживаться смысла не было. Да у него на такое и сил не найдётся. Дверь, как обычно, открыта, а вот прихожая отнюдь не пуста. Минато, похоже, только уходить собирался. Уже в обуви с сыном прощался, когда дверь решила внезапно открыться у него за спиной, вынуждая оперативно поймать её край. Омега вздрогнул, не ожидая столкнуться с кем-то прямо с порога. – Прости, – выдохнул, чувствуя себя капельку дезориентированным. Мужчина ему не ответил, зато таким взглядом окинул с головы до ног, будто пытался найти физическое объяснение тому, что с омегой не так. Наруто поступил проще, не став заморачиваться на причины и следствия. – Иди сюда, – протянул парень руку. Не стал спрашивать, что не так, чем помочь и так далее. Сам с собой решил, что обнимашки – самое то, чтобы скрасить тяжёлый вечер. Омега раздумывать особо не стал – сразу ближе шагнул. Прикрыл глаза, когда его крепко обняли, позволил себе расслабиться, доверяя державшим его рукам, и, наконец, выдохнул, отпуская ощутимую часть скопленного за последние часы стресса. Наруто чуть слышно горло прочистил – феромоны Яхико даже в нейтральном состоянии имели свойство немного кусать. Брюнет, в основном, считал этот побочный эффект меток плюсом, но не в такие моменты. – Вас подвезти? – подаёт голос Минато. Интонация вопросительная, предложение построено, как вопрос, но вопроса в нём опять нет. – Нет. Хватит с него на сегодня. Саске, дёрнутый с кухни Кушиной, появляется минутой позднее. Он уже собран, и ждать его не приходится. Узумаки, обнимая омегу на прощание, стискивает его шею так сильно, что дыхание чуть перехватывает. Один из жестов, что она делает, когда её что-то волнует. – Я в порядке, – шепчет Итачи, ведя рукой по её волосам, – напишу, как доедем. – Обязательно съешь что-нибудь, – отвечает не громче, – ты зелёного цвета. Салон хонды нагреться ещё не успел, в нём царит приятная прохлада, и это чуть отрезвляет. Выезжает Учиха с предельной аккуратностью, начиная осознавать, что перед глазами немного рябит. Минато хонду не обгоняет, несмотря на бессчётное количество возможностей это сделать. Крадётся позади, высматривает косяки. Услышал отказ, отступил, но не слишком далеко. Это должно немного бесить, но так, напротив, спокойнее. – Тебе стоило согласиться, – хмыкает младший брат, чуть вбок отклоняясь, чтобы поймать чёрный автомобиль в боковое зеркало. – Он меня выматывает, – омега коротко зевает, замедляется, когда перед глазами плывёт от этого. Благо, на этих узких улочках почти никакого движения нет, а плетущаяся позади машина очень внимательно следит за расстоянием. – Он занимает много места, – кивает, поглядывая на проползающие мимо дома. – Наруто такой же. Итачи ведёт головой. Он прекрасно понимает, о чём брат говорит: у обоих альф очень громкая энергетика. Но Наруто ни разу не такой же. Наоборот. С ним рядом, как и с Саске, спокойно. Потому что оба этих котёнка выросли у Итачи в руках. Они у него ласковые, совершенно прирученные. С Намикадзе, конечно, иначе. – Может, по такояки? – поступает предложение. У Итачи во рту сегодня не было ни кусочка, только кофе да чай, и в целом голода уже не было. Он мог бы спокойно уснуть, переждать неприятную муть и проснуться с перезапустившимся аппетитом. Тем не менее, добравшись до более оживлённой улицы, автомобиль замедляется, медленно съезжает к узкому парковочному месту перед крошечной кафешкой, первой, что по дороге попалась. Намикадзе, не сбавляя скорости, проезжает мимо, оставляя их без своего надзора, и какой-то противный мандраж с омеги слетает. Как можно чувствовать опасную безопасность, когда кто-то рядом, и безопасную опасность, когда его нет? Опять выбираем между одним беспокойством и другим. Опять без приятных вариантов. В заведении всего три маленьких столика, занят из которых лишь один. Если бы альфа спросил у Итачи, чего он хочет, ответом бы было «ничего». Поэтому Саске не спрашивает. Заказывает две порции такояки, холодный жасминовый чай и латте со льдом и карамельным сиропом. Омегу, признаться, от одной только мысли обо всём этом немного тошнит, но от первого же кусочка горячей еды он невольно глаза прикрывает. – Я ничего вкуснее, кажется, в жизни не ел, – выдыхает, делая несколько глотков ледяного кофе и на чистой ассоциации с ароматом немного просыпается. Саске улыбается. Пьёт медленно чай, сам не ест ничего – вторую порцию не для себя заказал. – Как прошла презентация? – Да как и всегда, – пожал серо плечами, – мог бы по электронке отправить. Не понимаю смысла делать это, глядя Тобираме в глаза. Как прошёл ужин? Никакую из моих косточек не пропустили? – К сожалению, да, – выдыхает почти что печально. – Не знаю, что ты сделал с Кушиной, но она сама твоего мудака обсуждать не хотела и мне рот закрывала. – Да мы весьма сильно поругались из-за этого два месяца назад. Итачи даже вспоминать не хотел. Он улетел в Сеул на неделю, чтобы провести с Яхико течку, а вернулся приведением с неприличным количеством меток на коже. Тогда он в первый раз видел Кушину в ярости. Она так громко кричала, так крепко материлась, что омега поначалу опешил. Но потом... Скажем так, под действием меток он не очень адекватно воспринимает критику в сторону своего альфы. – Сказали друг другу много того, чего говорить не стоило, – уронил взгляд себе в чашку, до сих пор очень жалея о том, что вышел тогда из себя. – После этого она вообще перестала делиться своим мнением на тему моих отношений. У меня за спиной, видимо, тоже. – Мы любим тебя, – припечатал брат сходу, многократно преумножая то чувство вины, что омега перманентно носил в себе. – Ты же понимаешь, что мы не просто так считаем его ублюдком. Он это звание заслужил и с каждым годом оправдывает. Брюнет перевёл дыхание. Невыносимо понимать, что два самых важных для тебя человека не уживаются вместе. Что твой любимый никогда не будет с радостью приглашён на праздники, что твой брат никогда не порадуется за тебя ни на одной ступени твоих отношений, что тебе придётся и дальше разрываться между ними, выбирать. А выбирать омега не хотел. Ему, на самом деле, для счастья не так уж много и нужно. Все ингредиенты есть, если точнее, но по отдельности, смешиваться вообще не хотят. – Яхико – мой альфа, – голос тише обычного. – Вне зависимости от того, что ты думаешь, мне с ним хорошо. – Которому тебе хорошо? – старался говорить без нажима, но Итачи всё равно чувствовал давление. – Тому тебе, который вечно ждёт того, кто не придёт? Или тому, которого накачали феромонами до такой степени, что на ногах стоять не получается? А, может быть, тому, который, пока отходит от этого всего, рычит на всех, кто осмелится проявить хоть каплю заботы? У омеги в груди холодеет всякий раз, когда Саске раскладывает всё таким образом. Будто светлых моментов в принципе нет, будто Яхико – поехавший психопат, представляющий для него опасность, а он сам – наркоман, продолжающий ядом колоться. – Мне плохо. Ты это пытаешься подчеркнуть? – в глазах неприятное жжение. Говорить ровно с трудом получается. Как же от этой слабости мерзко. С другой же стороны, он бесконечно устал. Хоть один чёртов вечер можно не вести эту безрезультатную холодную войну. – Не знаю, понял ты или нет, – голос немного дрожит. Пальцы подцепляют тонкую цепочку на шее, тянут за неё, пока из-под рубашки не выглядывает серебряное кольцо. – Я не принимал его предложения не потому, что не хочу быть его мужем, – Саске заметно бледнеет, назад подаётся, ища опоры у стула. – Я хочу носить это кольцо и возвращаться не в пустую квартиру, а к нему. Тебе кажется, что он виноват в моём одиночестве или несчастье, но он тоже перманентно ждёт человека, который к нему не придёт, – картинка поплыла перед глазами, тихонько горячей слезой по щеке соскользнула. – Он построил дом мне, не себе, с надеждой, что я в нём останусь когда-нибудь. Он опускался передо мной на одно колено, отпускал, когда я просил отпустить, возвращался ко мне, когда я его звал, и всегда, абсолютно всегда отвечал на звонки, даже когда ему было больно. Я поломал его не меньше, чем он поломал меня, – феромоны Яхико огрызнулись, среагировав на эмоции омеги и посчитав, что он в какой-то опасности. Саске это почувствовал, но ни мимикой, ни феромонами не среагировал. – Ты не поменяешь моего мнения о нём, – аккуратно выбирает слова. Уже не острый и не злой. Видит, что омега на грани, не хочет его за неё толкать. – Но, даже если мы это опустим, какой смысл продолжать, если вы только друг друга ломаете? Брюнет усмехнулся невесело. – Саске, когда ты полюбишь кого-то, я очень надеюсь, что вам с ним будет везде по пути и расставаться никогда не придётся. Но так бывает не у всех. Тебе может казаться, что оставаться в таких отношениях не логично, – альфа кивает, – но это лишь потому, что ты сам ещё не испытал такого чувства к кому-то. Теперь усмехается Саске. – Любят мне в последнее время читать нотации о том, как глубока и прекрасна любовь, как чёрствый я её не понимаю. Покажите мне какую-то счастливую любовь, я, может, пойму. Но с амбассадорами в виде тебя и Кушины, она дело однозначно проигрывает. Итачи не стал придумывать ответ, не увидел в этом смысла. Он мог бы рассказать, как сидит во дворе их дома в Сеуле, завёрнутый лишь в одну простыню, как едва вставшее солнце обнимает его лицо, а в руке дымится чашка крепкого кофе; его альфа разминается перед своей утренней пробежкой, позволяя омеге собой любоваться, потом нежно целует, обещая, что скоро вернётся. Итачи мог бы всё это в слова завернуть, но то чувство, что теплится в груди в такие моменты, его же никакими словами, никакими запахами не передать. Это такой свет, который можно лишь самому в себе открыть, который откликается лишь на одного человека. От этого света мучительно хорошо, так, что дышать невозможно. И сладко, и больно. Самый мощный наркотик на этой планете. Но Саске такого не пробовал, так и в чём смысл объяснять, сколько ещё много цветов и оттенков ты видел, если он ещё живёт в чёрно-белом? – Тебе не обязательно понимать, – решил на этом тему закрыть, бездумно продевая в кольцо указательный палец, – обязательно только уважать мой выбор. Саске особо в лице не поменялся, но глаза то ли дёрнулись, то ли немного сощурились. Жест, в общем, не совсем дружелюбный. В этот момент омега подался вперёд. Как там Минато сказал? Бороться продолжают за то, за что бороться есть смысл? Нужно перестать метаться, сделать выбор? Выбор сделан. – Я хочу Яхико, – произнёс уверенно и чётко, – именно этого альфу. Никакие твои аргументы этого не изменят, так что, прошу, перестань их приводить. Альфа качает головой, будто не верит в то, что услышал. Он действительно ума не приложит, почему его брат так поступает, так выбирает. Что ж, понимать ему действительно не обязательно. – Итачи, – протягивает, тоже подаваясь вперёд, вынуждая омегу инстинктивно отдёрнуться, – я хочу верить, что, если меня угораздит оказаться в токсичных отношениях, тебе тоже хватит сил съездить мне по голове и объяснить, какой я слепой и безмозглый, – его феромоны ощутимо возросли в концентрации. Не чтобы надавить на омегу, а чтобы для альфы немного воздух расчистить. Но горло перехватило так и так. И от влияния брата, и от обратной волны от всех меток. – Я хочу, чтобы ты был счастлив. Со свиданиями, бабочками, детьми, шоколадом, букетами – всей сказочной жизнью. Яхико – это какой угодно конец, но не счастливый. – Мне очень жаль, что ты так думаешь, – поднимается, потому что дальше в этом облаке давления сидеть уже не может. Нужно сказать что-то ещё, но мелкая дрожь уже добралась до коленей. Необходим свежий воздух. Брюнет кое-как дошёл до любимой хонды, тяжело прислонился к капоту. Тот ещё не остыл – на такой жаре ещё долго будет температуру держать. Не слишком приятно, но что с этим поделать? Оперевшись на руки, Итачи отодвигается чуть дальше, скрещивает ноги, откидывается на лобовое стекло и устремляет взгляд в беззвёздное небо. Вспоминает просторы Австралии, где они с Яхико, дыша таким же горячим воздухом, любовались звёздами посреди пустыни. В Японии отдалённые от городов места уже не так просто найти, а родина Яхико целиком из них состоит – теряйся и прячься от мира сколько угодно душе. И пусть тот климат омеге не по душе, очарование уникальной природы и блеск любимых зелёных глаз сравняли то место с чем-то совершенно волшебным в его воспоминаниях. Саске появляется в поле зрения минутами позже, укладывает руку на крышу, смотрит вниз на потерявшегося в небесах брата. Молчит. Остывает. Им больше не о чем говорить. Эта тема давно себя исчерпала. Не сегодня, даже не в этом году. Её продолжают жевать не потому, что актуально, а потому, что застряли на ступени отрицания. Остальное, сказанное тем вечером, отличается особой обыденностью, наигранной простотой, но горчит неприятным осадком. Ужин у родителей следующим днём проходит весьма напряжённо. Братья ещё не остыли, не успели вернуться к привычному взаимодействию. Тем не менее, когда отец, проходя по всем своим привычным вопросам, узнаёт о скором приезде Яхико и выражает своё недовольство «несерьёзными отношениями», а мама пыталается сгладить сказанное через коронное «мы же о тебе в первую очередь думаем», Саске не только к ним не присоединяется, но и быстро тему переводит, освобождая омегу от целого раунда неприятных дискуссий. У них всегда так: за пределами родительского дома можно расходиться в каких угодно мнениях, но под этой крышей они всегда в одной команде. Поддерживают друг друга несмотря ни на что. Тем же вечером ноги сами несут Учиху в Тиёда. Не сказать, чтобы он уже привык бегать с Минато, но чувствует в этих пробежках какую-то необходимость, особый вид покоя, доселе ему недоступный. Намикадзе быстро нашёлся. Им вообще не составляло труда пересекаться друг с другом. Не обсуждая заранее, в каком парке, в какое время и по какому маршруту, они стабильно находили друг друга. Минато чуть улыбнулся, заметив, что к нему присоединились, и чуть сбавил скорость, зная, что брюнет бегает не на такой. – Я думал, больше не придёшь, – признался, хотя удивлённым не выглядел. Парень, если честно, тоже так думал вчера и даже сегодняшним утром, но с наступлением темноты передумал. И не жалел. – Я умею шипеть на бегу, если что. – Хах, окей, – рассмеялся. Снова мягкий и безопасный, не такой, каким был прошлым вечером, – я тебе, вроде, повода ещё не давал. – Альфам свойственно не догонять, что они сказали не так, – не сдержал комментарий. – Омегам, получается, нет? – глянул на парня. – Ты, стало быть, слышишь, как со мной разговариваешь. Итачи слышит. Понимает, что не то настроение, вообще всё не то, но он ещё не остыл – выходные не самые лёгкие. А в этом человеке есть что-то свежее, совершенно не личное. Он ещё не причастен ни к каким спорам в их маленькой семье, не знает никаких важных деталей. С ним объясняться не нужно. – Это было действительно мимо, – пытается убавить язвительность, но ему не дают. – Да нет, в самую цель. – Минато, – цокает, хотя не ему осуждать, он же первым сегодня через правила перешагнул. – Окей, наперегонки до следующего входа? Он в полутора километрах, – ловко градус сбавляет. – Фору хочешь? – уточняет, понимая, что опять не туда. – Ты, зайка, не охуел? – оскорбился сквозь смех. – Как хочешь, – пожимает плечами и за один шаг свою скорость меняет. Нет, Итачи не охуел. Он прекрасно свои силы понимает. И пусть Намикадзе приходит первым всякий раз, победа ему легко не даётся.