А может ночь не торопить?

За окном ужасная погода. Дует сильный ветер и без перерыва весь день идёт дождь. На дороге мерзкая слякоть и грязные лужи. Да уж. Отличный праздник-Новый Год. Хотя, в колонии его отмечать вовсе не весело. За четыре года заключения этот день стал таким же, как и все остальные. Вся эта хуета с новогодним концертом и украшением зала была такой нудной и умаивающей. О новогоднем настроении не могло идти и речи. Как тут радоваться празднику, если отправят спать всё равно до двенадцати, не дадут даже посидеть и встретить по человечески. В общем, о какой человечности может идти речь? Все находящиеся тут-преступники. Неважно, кто из них что сделал, но это, как не верти, было нарушение закона. Андрей тоже преступник, Как бы не хотелось это признавать. В первый год заключения он надеялся, что хотя бы в этот день сможет нормально поесть, потому что то, чем кормили на территории колонии не всегда и едой то назвать можно было. Но вскоре понял, что ошибался. Нормальной, даже вкусной пищи было достаточно, но есть не хотелось вообще. Мучила вина. Внутренний голос будто пытался донести, что он не заслужил даже обычного удовлетворения голода. Васильев стоял в стороне, глядя на заключённых, что сидели за столом. Находиться рядом с ними не хотелось совсем. Они радостно улыбались, будто не осознавали тяжести своих поступков. А он другой, он ведь всё понимает. Атмосфера давила, не давала ровно дышать. Руки слегка тряслись. Когда к горлу подкатила тошнота, Андрей отстранился от стены и покинул помещение. Воспоминания из прошлого всё ещё не давали покоя. Даже, блять, во сне. Это уже не первый такой сон. Обычно после подобных сновидений долго было мутное состояние. Васильев лежал на своей кровати, сверлил глазами белый потолок с висящей на нём люстрой. Рядом умиротворённо спал Марат. Повезло. Хотя, об этом Андрей точно рассуждать не мог. Он то практически ничего о нём не знает. Где, как и с кем был Суворов всё это время. Но было вполне понятно, что чувствовал он себя явно не лучше пианиста. Когда пялится в потолок надоело, то тихо приподнялся с кровати и пошёл на кухню. Набрав в стакан холодной воды, Васильев обернулся и глянул в окно. Хорошо, что погода не как во сне. Заснеженные улицы освещало утреннее солнце. Кристально белый снег слегка искрился под тёплыми лучами. На площадке никого не было. Перевёл взгляд на циферблат часов. Пять утра. Ну, понятно. Через час уже в школу вставать. Оставив пустой стакан на столешнице вернулся в комнату. Несмотря на то, что он спал от силы четыре часа, чувствовал себя довольно бодро. Такое уже проходили, если обратно сейчас лечь, то вероятность проснуться разбитым гораздо выше, чем в нормальном состоянии. Поэтому Андрей решил, что наиболее оптимальным решением будет подождать пока проснётся Марат, а потом вместе пойти в учебное заведение. И вот Васильев сидит за тёмной деревянной партой. Учительница русского языка и литературы что-то пыталась донести до учеников. Кажется, про оды Ломоносова. Но это сейчас было последним, что интересовало Андрея. Он уже привык делать всё, что связано с учёбой на «отъебись». Конечно, большинству учителей было чистосердечно похую, но некоторые, особо дотошные, могли прикопаться. Вот и Ольга Юрьевна входила во вторую немногочисленную группу. —Васильев!-окрикнула она грозным тоном. Так и хотелось послать достопочтенную и многоуважаемую учительницу гулять далеко и надолго, но авторитет отличника терять не хотелось. Хотя, если продолжать относиться к учебе также, то потеря такого звания неизбежна. Поднял небесные глаза на преподавателя, что сейчас видимо находилась не в лучшем распоряжении духа. —Если тебе не интересно, то ты можешь покинуть кабинет,-на повышенных тонах сказала она. Как всегда в своей древней манере,-а я уверена, что сейчас тебя интересует только бандитизм. Вот и приехали. Он конечно знал, что рано или поздно кто-нибудь да заметит его изменившийся круг общения. Но чтоб прям так сразу. Кое-как выкрутившись и ответив на вопросы по теме, вместе со спасительным звонком Андрей покинул кабинет. Отсидев последующие четыре урока пересёкся на лестнице с Маратом. Тот сразу утянул его в нелюдимую часть коридора. Как выразился, чтобы поговорить. Оказавшись в более менее пустой части школьного коридора, Андрей всё же поинтересовался, что же такое срочное хотел ему сказать Суворов. Брюнет обычно предпочитал не контактировать в школе, дабы никто не увидел, что он с чушпаном водится, но иногда бывало. —Чего?-Васильев вопросительно кивнул. —Слушай, а у тебя сколько уроков ещё?-охуенно. И ради этого Марат его выдернул? —Пиздец, я думал, что что-то важное, один остался, но я съебусь,-тут же ойкнул, получая подзатыльник. —Совсем охренел, Андрюша?-выгнул бровь, смотря на светловолосого,-поматерись мне ещё тут. Уроки он прогуливает. —Да там физра..-идти на физкультуру действительно смысла не было. У него всё равно освобождение. Поэтому, какая разница, где страдать хуйнёй? Тем более, провести время с Суворовым будет куда получше, чем в компании надоедливых одноклассников. —Ладно,-Марат стряхнул с рук невидимую грязь,-я тогда тоже свободен. К тебе пошли? Или у тебя мамка дома? —Не помню, но она по идее сейчас работает,-отстранился от выкрашенной в зелёный стены и направился к вестибюлю. Брюнет направился на ним. Яркое солнце неприятно светило в глаза, заставляло щуриться. Ладно ещё тепло бы давало, а нихуя. Морозный ветер дул в лицо и из-за этого приходилось ещё сильнее кутаться в коричневый шарф. Не понимал Андрей, как Марат мог шастать по улицам в своей расстёгнутой синей куртке, ещё и без шапки, по такому морозу. Вскоре, они добрались до хрущёвки, в которой жил Васильев. Поднявшись по грязным ступенькам, пианист открыл своим ключом дверь. Суворов скинул с себя свою куртку и резко остановился, когда услышал, что из спальни Светланы Михайловны доносятся какие-то звуки. Напряжённо посмотрел на Андрея. Тот лишь махнул ему рукой, мол, съебись, сейчас разберусь. Марат скрылся за дверью в комнату Васильева, а он сам постучал к матери. —Андрюш, ты?-раздалось из-за закрытой двери. Васильев воспринял это, как приглашение войти. Дёрнул ручку и прошёл в комнату. На заправленной кровати сидела Светлана и красила губы ярко красной помадой. Пользовалась она косметикой не часто, а если и красилась, то только по каким-то особо важным мероприятиям. Андрей уже привык к тому, что события слегка меняются, поэтому не придал особого значения сборам матери. —Ты представляешь, меня Ильдар погулять пригласил,-женщина лучезарно улыбнулась, глядя на сына. Тот поднял уголки губ в ответ. Он порой и вправду был рад за мать. Та после смерти отца долго не находила себе места. Впала в вечную тоску и апатию, Андрею тогда пришлось Юлю на себе тянуть целиком и полностью. Они же и переехали из-за этого. В Чебоксарах Светлане всё напоминало о покойном с миром муже. Васильев понимал её, он тоже безумно скучал по отцу, поэтому, отчасти был рад, что мать нашла того, кто ей нравится. Но он сам прекрасно понимал, что никакой Ильдар папу ему не заменит. —О, классно,-попытался изобразить радостный голос. В принципе, сейчас мать будет с этим ментом, он то ей точно шапку и деньги проиграть не даст, поэтому, можно было бы отложить разговор. Но не хотелось этого делать,-слушай, мам, там сейчас на улице такое…Разводят в общем. У меня учительница недавно деньги там проиграла. Ты не в это не лезь только. У них там даже свои подставные есть. Делают вид, что выигрывают, а потом людей обманывают. Группировки сейчас всякие, ты сама понимаешь. Осторожнее будь. —Ой, да я понимаю всё,-Светлана заметно заторопилась,-не переживай, нам то и проигрывать нечего. Не буду этой ерундистикой заниматься. Ага, конечно! Сто рублей в прошлый раз откуда-то взялись. Впрочем, никакая учительница ни у кого ничего не проигрывала, но это так, для убедительности. Главное, чтобы сейчас мать не начала песнь о том, нужна ли помощь его достопочтенной учительнице. А то потом не отвертишься. Но этого, к счастью, не произошло. Проводив мать, Андрей вернулся в комнату. Марат уже ждал, лежа на его кровати. Провели день чередуя занятия полнейшей ерундой и важные разговоры. Время пролетело довольно незаметно, и Васильев опомнился только тогда, когда нужно было забирать сестру из сада. Матери всё не было, поэтому нужно было самому всё делать. Вместе с Суворовым покинули квартиру. Темнота уже заволокла улицы города. Зима, как никак. Темнеет рано. Редкие, но кристально чистые снежинки падали под ноги. Бледный, порой мигающий от неисправных лампочек, свет фонарей разливался по заснеженным улицам, освещая путь. Морозный ветер дул в лицо, заставлял кутаться в шерстяной шарф. Руки уже успели покраснеть от мороза, поэтому, пришлось прятать в карманы пальто. Несмотря на погоду, вокруг было много людей. Все куда-то спешили. Вдали показалось здание садика. Из редких окон сочился желтоватый свет, вокруг здания собрались родители, что ждали своих детей. Подойдя к калитке Андрей уже собирался попрощаться и пойти за сестрой, когда Марат резко схватил его за руку и затащил за гаражи. Светловолосый удивлённо распахнул небесные глаза. —Чё так..-договорить уже не дали. Суворов толкнул Васильева к железной поверхности стены гаража, не давая пути к отступлению. Предварительно сцепил чужие руки в замок и поднял над светлой макушкой. Резко прильнул к пухлым губам напротив. Те отдавали лёгким металлическим привкусом из-за постоянного покусывания. Несмотря на то, что из-за ветра и курения, губы были слегка обветрены, это не мешало им быть до жути мягкими и приятными. Марат целовал не пошло, мокро и с языком, а наоборот, с некой нежностью. Несмотря на то, что Васильев не предпринимал попыток отстраниться, продолжал держать чужие запястья, прислоняя их к ржавой стене. Осторожно провёл языком по пухлым губам и отстранился с причмокивающим звуком. Андрей хотел было схватить за руку, спросить, что это вообще сейчас было, но Суворов уже скрылся за гаражами. Падла. И как ему теперь расценивать этот жест? Он ему нравится, это глупость, проверка на пидорство или, блять, что?