«Иногда мы видим то, что нам хотелось бы видеть».
Дж.Бром «Потерянные боги»
— Ипподром, — внезапно уверенно заявляет Фарук. — Что? — Ну, это… До шторма люди лошадей разводили не только по необходимости, но ещё и … Ради красоты, в общем. Соревнования всякие там устраивали. Для этого специальные стадионы строились. А вон вдали явно были эти… как их… стойбища. — Стойла, — поправляет Жонсьер. — Однако удивительные познания у вас обоих. — Так интересно же читать про прежний мир, мадемуазель, — как-то гордо говорит Фарук. — И у меня племянник, мелкий совсем, а лошадей страсть как любит. Он с сестрой моей недалеко от Нью-Пари живёт. А там есть конебаза. — А знаете, что на самом деле удивительно, Рид? Что мы вообще тут оказались. На чертовых развалинах не менее чертового ипподрома вместо лаборатории. Угадаете, почему? Или помощь нужна? Ну, Лу «слегка перестаралась», пытаясь телекинезом подтолкнуть их автомобиль, забуксовавший у неожиданно возникшего на их пути ручья, и не рассчитала силу. Не рассчитала и долбанула этот самый автомобиль о землю. По неудачному стечению обстоятельств, именно короб, содержащий матрицы системы навигации, оказался наименее закрепленным… — Я извинилась же. — Извинились, верно. Да только нам все равно придется ночевать здесь. А на утро радостно… Не важно, — Лу крайне любопытно, держится ли у Марка расслабленное выражение лица больше минут десяти, или такой опции не существует. Вечно хмурится, язвит, чего-то от кого-то требует, обвиняет. И снова хмурится, хмурится, хмурится. Сексом он занимается с такой же рожей? Рано или поздно она не удержится и непременно ему вдарит. Отправится ли после этого она в тюрьму, или Приор вступится за своего телохранителя? Раздражение ищет выход, поэтому Лу дает волю ехидству: — Ваши замечательные бумажные карты местности могли бы быть точнее. Или вы не умеете ими пользоваться? Марка аж передергивает: — Рид, раз вы такая умная и бойкая, может, сами попробуете? Много вы вообще видели ориентиров вдоль дороги? Не желаете вернуться и отсчитать нужный нам поворот? Двадцать, мать его, седьмой. — Восьмой, — без капли издевки, серьезно говорит Фарук. — Что? — Двадцать, мать его, восьмой поворот, месье Жонсьер. Почему-то от этих слов напряжение спадает. Лу с благодарностью смотрит на Фарука, терпению и смирению которого можно только позавидовать. И искренне посочувствовать тяжелой судьбинушке бойца, попавшего в подчинение к такому командиру. Марк на секунду прикрывает глаза и отдает указание искать пригодное для сна место. На улице стремительно темнеет. После беглого осмотра строений было принято решение остановиться в лучшем по сохранности. Им оказалось здание, по предположению Фарука, бывших конюшен. Одноэтажное, с целой крышей и таким же стенами. И неплохим обзором из окон. Пока Фарук перетаскивает оставшиеся вещи из машины в здание, Лу с Марком тщательно проверяют внутреннее помещение. Вроде, ничего опасного или подозрительного. Просто вытянутое прямоугольником большое пространство, разделенное на отсеки — скорее всего, стойла — вдоль одной из стен. Так как никаких растений или грибов внутри обнаружено не было ни визуально, ни путем сканирования, мужчина разрешает снять противогазы, от которых все изрядно устали. Лу заглядывает в одно из бывших стойл и с удивлением обнаруживает на полу искореженную подкову. Поднимает ее, с любопытством вертя в руках. — Что там у вас, Рид? — Марк, приблизившись к девушке, тоже пытается рассмотреть поднятый ею предмет. — Ничего особе… — фразу Лу прерывает грохот, после которого она перестает ощущать пол под ногами. Запаниковать она даже не успевает: падение длится совсем недолго. От удара о поверхность и последовавшей за ним боли Лу непроизвольно делает глубокий вдох и теряет сознание, каким-то невообразимым образом успевая отметить столп пыли вокруг. Слишком много пыли. И темнота. Сознание возвращается очень медленно. Лу прислушивается к своим ощущениям. Вроде, все части тела на месте, что радует. Лежит она на чем-то мягком. Она осторожно открывает один глаз, следом столь же осторожно второй. Над нею — сероватый потолок. Лу слегка поворачивает голову и заторможено отмечает, что видит какое-то животное, расположившееся неподалеку и с интересом на нее поглядывающее. Не просто животное, а коня. Или лошадь. Насчет половой принадлежности Лу не уверена. Шок стимулирует работу мозга. Лу вспоминает, где она находилась, сопоставляет с тем, что лицезреет сейчас, и приходит к неутешительному выводу: она ударилась при падении и сейчас бредит, или спит, или что там происходит с сознанием в таком состоянии. Во всяком случае, она надеется, что не померла. Хотя, если на том свете грешников встречают лошади, это вполне себе мило. Наверное. Лу никогда не видела этих животных в реальности, лишь в интернете, читая про какую-то ферму. Поэтому не уверена, что они такие уж дружелюбные. Тем временем конь, или все же лошадь, явно намеревается покрасоваться. Сначала, балуясь словно ребенок, начинает перекатываться с боку на бок, грозя зашибить Лу копытами. Потом грациозно — ну, как ему наверняка кажется — пытается подняться, но бьется головой о низко прикрученную поилку и заваливается назад. Недоуменно и обиженно ржет, косясь на Лу, будто именно та виновата в этом провале и вообще ответственна за все вселенские неудачи в целом. Из оцепенелого созерцания спектакля ее выводит появление парня, слегка напоминающего Кея, только одетого очень своеобразно. И со светлыми кудрявящимися волосами. Он в замешательстве рассматривает Лу: — Нашла же ты место разлечься. Вставай давай, чего сено мнешь. Лу мрачно отмечает, что даже в глубинах ее сознания ее шпыняют. Встает на удивление легко и, практически игнорируя парня, начинает осматриваться. Тот, в свою очередь, глядит на нее задумчиво, потом сует в руку предмет, напоминающий длинный тонкий прут. — Раз ты все равно тут, отнеси милорду. Коня ему запрягли-то, а хлыст забыли дать. Давай-давай, двигай. Стараясь не удивляться, Лу на автомате берет протянутый предмет и выходит из помещения, даже не удосужившись спросить, куда ей идти. Она решает довериться течению сна, как она уже окрестила свое состояние. Идти оказывается почему-то неудобно. Лу опускает взгляд на свои ноги и не видит их за длинной юбкой. Девушка вертится, силясь рассмотреть свой наряд. Какое-то платье блеклого цвета и простого кроя, однако, с весьма пикантным вырезом на груди. Да, она прямо так и думает — «пикантным». И кривится. Остается только вздыхать на саму себя: из какого такого… ее мозг извлек эту одежду и это слово? Что-то внутри подсказывает ей, что лучше не сталкиваться с помянутым парнем милордом. Но даже у собственного подсознания Лу на это, как и на многое другое, свои планы. Сначала Лу видит какую-то черную фигуру вдали. На долю секунды ей даже мерещится, что это байк. Внутри теплеет от этой мысли. Потом «байк» вдруг поднимается и оказывается обладателем четырех копыт, а при ближайшем рассмотрении вообще становится черным конем. Лу немного разочарована: «Тянуть с проверкой зрения больше не стоит». Впрочем, Лу разочарована гораздо больше, когда от дерева отделяется вторая фигура. В этот раз человеческая. И… — Жонсьер, какого вы тут забыли? — это скорее возмущенное восклицание, направленное к самой себе, нежели вопрос. — Рид… Могу спросить вас о том же самом. Хотя даже знать не хочу, почему вы в моем… — он трясет головой. Лу не особо слушает порождение своего сна, гораздо больше ее занимает его одежда. Наверное, так одевались для верховой езды состоятельные месье в веке этак … очень давнем. Хотя Лу хочет вместо слов «состоятельные месье» употребить другие — «уроды прошлого». С неудовольствием девушка отмечает, что черный костюм Жонсьеру неприлично идёт. Просто какая-то вселенская несправедливость. Особенно хорошо смотрятся его ладони в черных кожаных перчатках. Не то чтобы она в реальности не видела его, носящим подобные перчатки… но каждый раз глаз цепляется за эту деталь. Вслух же девушка бурчит: — Почему вы в этом всем, а я… — Служанка? — немного глумливо предполагает Марк. — Видимо, таково ваше место в иерархии? — Вы с головой совсем перестали дружить, Марк? — во сне можно позволить себе фамильярность. Лу обидно. Даже вдвойне обидно: какого черта это происходит еще и в ее голове. Почему она какая-то обслуга, а Марк — лорд, месье или что он там такое. Вот и конь, до этого спокойно пасшийся рядом с ними, издает будто бы расстроенное ржание. Хоть кто-то поддерживает Лу. И на том спасибо. — Даже здесь вам необходимо поучиться хотя бы минимальным манерам. С вашим чудесным характером вам крайне скверно придется и на службе, и по жизни. — Судите по себе и повторяетесь. Память, видимо, стала отказывать. — Однако. Просто вижу, что вы с одного раза не в состоянии ничего усвоить. Считайте это заботой. — Очень смешно, — Лу в раздражении хлещет себе хлыстом по подолу юбки и только сейчас вспоминает, что держит его в руке. — Лу, отдайте мне игрушку, что в ваших руках. Еще поранитесь. — Скорее пораню вас. — Для этого надо знать, как ею пользоваться. А вы-то и со своим пси не всегда в состоянии совладать до конца. Не так ли, Лу? Хочется быть нужной, незаменимой… А в итоге что имеем? Верно, ничего и сломанное оборудование. Хорошо, хоть без пострадавших обошлось. Обычные их с Марком перебранки скорее держат Лу в тонусе, но отдельные, сказанные в порыве раздражения слова все же бьют в цель. Вызывают непонимание, чем она заслужила подобное отношение, и желание, ощетинившись, защититься. Ударить в ответ. Лу делает шаг к Жонсьеру, собирается не то хлестнуть-таки его противное лицо, не то сказать все, что думает о его столь ценном для нее мнении и… целует его. Хлыст с тихим шуршанием падает на траву. Стоп. Что она делает? Лу сама от себя в шоке, но не останавливается, вкладывая в поцелуй все: злость, боль, отчаяние и вытягивающее все тело в струну желание. Ей даже почти все равно, что он сейчас оттолкнет ее. Должен же. Как иначе Марк Жонсьер, которого она знает, может среагировать? Но вместо этого девушка ощущает сильные руки, сжимающие ее талию. От этого сладко. Это точно сон. Бредовый сон. Поэтому нет никаких причин останавливаться. Лу обхватывает Марка за плечи, не без удовольствия ощущая мускулы. Не открытие, конечно: он и не выглядит худым, но крайне приятное подтверждение. Мужчина неожиданно хватает ее за волосы, у самого их основания, вынуждая задрать голову и посмотреть ему в глаза. Он будто выискивает что-то во взгляде. Они оба молчат и тяжело дышат. Глаза у Марка сейчас черные. Опасные. И это заводит Лу. Так сильно, что даже стыдно. Будто договорившись о чем-то с самим собой, Марк перемещает руку с волос Лу, ей на шею. Красивую сильную руку в кожаной перчатке — Лу делает мысленную ремарку. Контакт грубовыделанной кожи с обнаженной шеей ощущается будоражаще, распаляюще. Лу слегка откидывает голову назад, не разрывая зрительного контакта. Поощряя продолжить. Конь, видимо, не выдержав напряжения, сквозившего между ними, предпочитает свалить. И он прав. Краем глаза Лу видит его удаляющийся круп. Круп. Откуда у нее в голове вообще это слово? Отрезок времени между этим вопросом и тем, как она оказалась лежащей на земле под весом инквизитора, как-то не врезается в память. Как и момент стаскивания с нее платья. Будь это реальностью, наверняка все возбуждение успело бы спасть, пока они пытались бы понять, как вообще расстегиваются хитроприблудные крючки ее наряда. А во сне все быстро и удобно. А вот перчатки Жонсьер так и не снял. Поэтому его руки ощущаются на ее обнаженной груди… странно. Но Лу совершенно не против. Еще больше по душе ей приходится, когда он грубовато сжимает нежную кожу, слегка выкручивая соски. Лу ведет ногой вверх по бедру Марка, резко надавливает пяткой на крестец, вынуждая войти в нее глубже. От неожиданности тот едва ли не рыкает, Лу своим воспаленным мозгом идентифицирует звук именно так. Марк болезненно кусает ее за ключицу, перемещается выше и прихватывает быстро-быстро бьющуюся на шее жилку. Он явно не любит, когда у него пытаются забрать инициативу. А Лу, оказывается, любит, когда ее ставят на место. Таким способом. От особо глубокого толчка она кричит. Марк мог бы заткнуть ее поцелуем. Во всяком случае, в каком-нибудь любовном романе все было бы именно так. Не то чтобы Лу читала подобные вещи, но парочку пролистывала и с презрением выкидывала. Вот и происходящее с ней сейчас на роман не походит. Вместо поцелуя Марк, явно одобряющий ее вскрики, касается пальцами ее нижней губы, слегка оттягивает ее, вынуждая Лу взять их в рот. Давит на язык. Ощущения странные: кожа перчаток жесткая, шершавая, со специфическим привкусом. Должно быть противно, но нет. В этом жесте столько грубой властности и неприкрытого желания, что Лу в отместку царапает Марку спину и с силой прикусывает пальцы. За что тут же получает шлепок второй затянутой в перчатку рукой по ягодице. И еще, и еще, и еще. Лу хочется верить, что раздавшийся придушенный скулеж ей не принадлежит. Все ощущается слишком реально, слишком остро. Возможно, ей стоило бы задуматься на этот счет, но способность мыслить давно ее покинула. Хотя нет, одна мысль все же осталась с нею: нельзя совсем уж отдавать контроль этому чертовому бесящему ее до возбуждения инквизитору. Неимоверным усилием воли оторвавшись от посасывания пальцев Марка, Лу обхватывает его торс ногами, напрягает тело и переворачивает их обоих. И слышит не то раздраженный, не то еще какой хрип: — Рид, даже сейчас неймется, да? Абсолютно волшебным образом он умудряется раздражать ее даже в такой ситуации. Теперь Лу сверху. Правда триумф длится недолго. Марк не дает девушке вести, ломает только-только выбранный ею темп, грубо стискивая ее ягодицы и задавая свой. Такое прикосновение кожаных перчаток ощущается почти болезненно, в реальности обязательно остались бы следы. Как же ей нравится это… — Ты не сможешь взять больше, чем отдашь, девочка, — чудится ли, или Марк действительно это говорит? Он выбирает странный ритм. То резко насаживая девушку на себя до самого конца, то медленно, почти ласково, опуская и поднимая ее. То почти выскальзывая, дразня самый вход, то быстро, на грани с жестокостью, вбиваясь, не давая ей вздохнуть. Такой темп распаляет до болезненности, мучительно плавит все внутри, но не дает достичь желанного оргазма. У мужчины оказываются удивительно сильные руки: ни вырваться, ни навязать свое. Уже не осознавая, Лу мертвой хваткой впивается ногтями в плечи Марка. Тот будто издевается над нею и над самим собой. Она пытается не забывать дышать. Ей катастрофически не хватает воздуха. Из уголка глаза стекает слеза. Марк резко притягивает девушку за шею к себе, по-звериному слизывает слезу, сминает губы пошлым мокрым поцелуем. И вдруг Лу больше не чувствует ничего. Под нею нет чужого сильного тела. Ее пальцы хватают пустоту. Кажется, мир кружится вокруг, она силится сделать вздох и… Висок простреливает так, будто в него вворачивают железный прут. Это чувство нарастает, и нарастает, и нарастает… Девушку словно окатывает ледяной водой, и она распахивает глаза. И тут же сжимает их от яркого света. Она абсолютно дезориентирована. Сказать, что голова раскалывается, — ничего не сказать. В ней мечется позорная мысль, что лучше было бы помереть, чем терпеть. И дело с концом. — Рид, Рид, вы слышите меня? Лу не сразу идентифицирует полный волнения голос Фарука. Пытается ответить хоть что-то, но не выходит. Она чувствует, как ее осторожно приподнимают, придавая телу сидячее положение. — Вот, выпейте, станет легче, — губ касается горлышко бутылки. Жидкость сладковатая и вязкая. Зато теперь голосовые связки начинаются постепенно подчиняться девушке. — Фарук? Я… Где я? Как долго? — Рид, попробуйте осторожно приоткрыть глаза. Дайте мне вас осмотреть, — голос, почему-то споткнувшийся на последнем слове, уже не принадлежит Фаруку. Единый знает, насколько сильно Лу не хочет сейчас видеть Жонсьера. Но, в кои-то веки, покорно открывает глаза. Свет уже режет не столь сильно. — Мадемуазель Рид, хвала Единому, вы очнулись. — Ощущаете что-то странное? Болит где-то? — Марк осторожно поворачивает голову Лу, осматривает. Потом щупает пульс. — Меня будто с силой приложили о стену. А в целом… Нет, вроде. Что…? — Я услышал грохот и тут же побежал на него. Видимо, пол не выдержал вашего с месье Жонсьером веса и провалился. И оказалось, что в здании есть еще и подвальные помещения. Вот вы туда и упали. Но вам очень повезло, внизу были огромные тюки, набитые чем-то… Может, там раньше хранили корма для коней? Или какие-то удобрения… Все истлело давным-давно, но там еще были мешки с песком. В общем, все это смягчило удар. Вот только… — Скорее всего, в чем-то из того, что мы задели при падении, были не то споры каких-то грибов, не то остатки цветов, не то еще какая-то дрянь. И мы ее наглотались. За этот инцидент, — Марк выделяет последнее слово. — Ответственность полностью на мне. Фарук вовремя вколол нам антидот. Хочется верить, никаких последствий для нашего здоровья не будет. Во всяком случае, я не чувствую ничего… неприятного. Вы тоже выглядите, пусть и дезориентированной, но целой. Однако нам всем следует вернуться в Нью-Пари и пройти обследования. Как можно скорее. — А я долго валялась в отключке? — Часа четыре, я уж думал, что поседею от волнения, мадемуазель, — Фарук чешет свою лысую голову и улыбается. — О… А вы? — Пришел в сознание раньше вас. Организм устойчивее. Что касается остального… — Марк привычно морщит нос. Протягивает Лу руки, чтобы помочь встать. На его руках — перчатки. Правда не кожаные, как во сне, а от защитного костюма. Но Лу все равно слегка зависает, рассматривая их, и невпопад тихо произносит не то вопрос, не то утверждение: — Здесь была конюшня, да? Лу и Марк молча глядят друг на друга. Инквизитор неожиданно грубо стискивает ее ладони — его глаза расширяются в осознании. Теперь она в курсе, как выглядит «Марк в ахере». Ей бы радоваться этому, но она не может. Единственная мысль в голове односложна и нецензурна. У Лу не выходит удержать ее, она слетает с губ — во взгляде Марка мелькает полнейшая солидарность. — С вами точно все порядке? Не надо еще что-то сделать? Вколоть там чего-то еще, — Фарук спасительно переключает внимание на себя. Лу очень хочет ответить, что надо и срочно. Желательно смертельную дозу. Обоим. Марк практически отбрасывает ее руки, отходит, говоря, что они сейчас ложатся отдыхать и ждут, когда рассветет. И срочно выезжают назад. И что им, наверняка, придется в будущем совершить ещё одну вылазку за Периметр, после всех тестов и осмотров, но уже «без некоторых личностей». Правда говорит он это все без особого запала. Лу устраивается на спальнике, что ей принесли, но спать опасается. Думать она опасается еще сильнее. Еще и возбуждение, так и не нашедшее своего выхода, дает о себе знать. Где-то рядом дремлет Фарук. Марк, несмотря на то, что был травмирован, настоял на том, что подежурит. Лу искренне надеется, что ему тоже некомфортно. В обратный путь они собираются молча. После пересечения блок-постов, когда появляется связь, Жонсьер набирает Мартена. Докладывает безэмоционально и сухо о том, что они не смогли выполнить задание по не зависящим от них причинам — оборудование вышло из строя, необходима его замена. Группа цела. Лу удивленно глядит на Марка. Удивленно, но с благодарностью. Она не ожидала, что тот промолчит о реальной причине поломки системы навигации. Она уже почти готова поблагодарить Жонсьера, но тут он говорит Мартену, что он и мадемуазель Рид слегка пострадали, и будет необходимо провести медицинский осмотр. Он как-то особенно гадко произносит это «Рид». Девушка бросает на него злобный взгляд и на грани слышимости бурчит, что все же тот редкостный мудак. И не к месту вспоминает его прикосновения. Тело простреливает ощущением, название которому девушка отказывается давать. Мужчина завершает разговор, и какое-то время они едут в молчании. Но Лу не была бы Лу, если бы не… — Месье Жонсьер. Марк вымученно вздыхает: — Что, Рид? — Получается, коллективные галлюцинации возможны? — Я сильно похож на невролога или нарколога, мадемуазель? — Я думала, этим вопросом занимаются психиатры. Марк закрывает глаза. Лу буквально слышит, как он считает до десяти, и не рассчитывает на продолжение бессмысленного диалога, который сама же начала. Но ошибается. — Если бы мы надумали обратиться по нашему, — последнее слово произнесено с интонацией, идентифицировать которую Лу не удается. — Вопросу, то явно потребовался бы нарколог. А в вашем случае, Рид, принимая во внимание те взгляды, что вы бросаете на мои руки, еще один узкий специалист. Вы так чудесно разбираетесь в специализации врачей, что наверняка догадаетесь, какой именно. Лу от возмущения давится воздухом.***
Пара дней по возвращении проходят в суматохе. Врачи, тесты, отчеты, совещания… Но напряжение, что возникает каждый раз, стоит Лу пересечься с Марком, можно резать ножом. Лу устает от этого больше, чем от самого сложного задания. Сама с собой она договорилась в первый же день дома. Да, Марк ей привлекателен — и не только физически, далеко не только. Да, ее бесит его периодические выпады в ее сторону. Но все интереснее и интереснее становится разобраться, что может стоять за ними. Да, он женат, но они и не в дремучих доштормовых реалиях, чтобы это стало непреодолимым препятствием. А учитывая открывшиеся обстоятельства жизни его жены, женат Марк будет и вовсе ненадолго. Ей, правда, почти стыдно за эту кровожадную мысль. Почти. Летиция ей никогда не нравилась. И вообще, принимая во внимание специфический вкус Марка на женщин, Лу вполне-таки ему подходит. В один из вечеров желание хоть как-то снять моральное напряжение и подстебнуть Марка заглушает голос здравого смысла. Хотя о каком здравом смысле вообще может идти речь после всего произошедшего. Поэтому Лу удовлетворенно вздыхает, наконец найдя нужное ей в глубинах интернета: кто бы мог подумать, что подобные услуги есть и после шторма. Правда цены… конские. От мысленного каламбура Лу нервно усмехается. Быстро вбивает необходимые данные в предложенные графы и кликает «оплатить». На секунду задумывается, не вручить ли подарок собственноручно, чтобы узреть реакцию мужчины на него. Но приходит к выводу, что подобное выйдет себе дороже. Передаст ему «голубиной почтой». Когда-то друзья подарили Лу старенький принтер, которым она особо никогда не пользовалась. Сейчас после пары минут ругани и пинков, он все же соизволил заработать. И, о, чудо, в нем даже не закончились краски. Кряхтя и, наверняка, уговаривая девушку одуматься, он таки выплевывает несчастный лист искусственной бумаги. Лу вертит распечатку в руке. Делает три круга по комнате, возвращается к компьютеру, грызет ноготь. Вспоминает домашний адрес Жонсьера. Грызет второй ноготь. Вызывает курьера, указав в примечании, что понадобится конверт для «важной корреспонденции». К моменту его приезда Лу успевает пару раз пройти этапы торга с собой и принятия, выпить чай и сгрызть третий ноготь. Но она не остановится. И дело не в желании подшутить. Совсем не в нем. Курьер терпеливо ждет, пока Лу запаковывает несчастный листочек и выводит на конверте: «Лично для месье Жонсьера. Служебное». Она совершенно не уверена, что именно такая формулировка и обращение верны, но это не столь и важно. Девушка дает указание передать конверт исключительно лично в руки упомянутому на нем лицу и «ни в коем случае не передавать всяким женщинам». Курьер лишь покорно кивает.***
Марк Жонсьер не особо рад курьеру, что заявился к нему практически ночью. Инквизитор, конечно, еще не собирался спать, но и не планировал с кем-то контактировать иначе как по причине крайней необходимости. Надпись на конверте сбивает с толку: о служебной корреспонденции Марк всегда знает заранее. Ему хватает ровно двух секунд, чтобы узнать почерк. У мужчины прекрасная память на детали, а то, как пишет Рид, он пару раз видел. А пишет она весьма… удовлетворительно, с его точки зрения. Почерк — не шедевр искусства, конечно, но четкий и резкий. Как и она сама. От этой мысли складка между бровей становится глубже. Что-то подсказывает Марку, что наличие бомбы в конверте было бы лучшим исходом, чем то, что он реально в себе содержит. А что в нем нет ничего хорошего, мужчина знает точно. Отпустив курьера и прихватив несчастное письмо, он закрывается в кабинете. Вертит его в руках. Кладет на стол. Идет к глобусу — о, эта дань доштормовой моде — открывает его, достает бутылку и бокал. Плещет себе немного виски, пьет. Недолго поразмыслив, все же берет с собой и бокал, и бутылку и возвращается к столу. Жонсьер осторожно, будто внутри действительно может быть что-то опасное для жизни, вскрывает конверт. Достает лист бумаги, разворачивает и пробегает глазами по тексту. Берет бутылку виски, в этот раз игнорируя стакан, делает глоток прямо из горла, читает еще раз. Глушит в себе порыв тут же поехать к Рид и прибить уже эту наглую девчонку. Давно ведь нарывается самым бессовестным образом. Потом глушит в себе порыв набрать ее номер и высказать все, что думает о ней в общем и о письме в частности. Что-то ему подсказывает, что та может и не взять трубку. Марк делает глубокий вдох, считает до десяти. Выдыхает. Делает еще один вдох. Думает, что, может, все же стоит придушить Рид. Сознание услужливо подкидывает ему другие варианты, что можно с ней сделать. Более впечатляющие. Неторопливо складывает конверт и лист бумаги, на котором крупными буквами значится «конные прогулки для двоих под Нью-Пари», и прячет их в сейф. Что ж, в эти игры можно играть и вдвоем. Вот только побежденной будет Лу, а не он.