Снег на моей голове...

Тот же вечер показал, что и Володя может удивлять, хотя, казалось бы, что она от него не видела и не слышала? Провела рукой по чемодану, стряхивая снежинки, словно хотела так же отряхнуть свое прошлое, избавив от, наверное, самого значимого мужчины… Впрочем, получается, уже как минимум одного из самых значимых. Нет у женщины шансов забыть отца своего ребенка, даже если очень хочется. Ариадне, кажется, и не хотелось до последнего времени. Даже в тот день не захотелось, а когда очень захотелось, было поздно рваться с поводка. Сначала она Дадиани любила, потом привыкла и не считала нужным менять на кого-то, вряд ли, лучше, после жила с ощущением того, что все-таки он должен, и дочери, и ей самой. Последнее было лишним, последнее и сгубило все. Володя встретил ее вечером того дня, когда произошел странный разговор с Колей у входа в Школу. Забрал и повез в очередную безликую постель через какой-то безликий ресторан. Между делом удивился, что Ариадна сама назначила встречу. — Да, поняла, что задыхаюсь в делах,— почти не соврала женщина.— Хочу отдыха. А у нас, кажется, получается отдыхать? Сейчас вот думает, почему не оскорблялась собственными мыслями о том, что она лишь забава на время отдыха? Даже и не была против. Вроде, вместе играют и развлекаются, но ведь не развлечение это — быть телом используемым. Даже если говоришь себе, что и сама используешь лишь тело. Никогда так не бывает. Все равно теряешь душу и топчешь душу. Годы отношений с пренебрежительным мужчиной сделали ее той лягушкой, что сварили, медленно нагревая воду, а когда жару поддали до невыносимости, и повор, и лягушка были уверены, что ситуация неизменяема. Воду безразличия к ней как к человеку Володя нагревал с полного согласия Ариадны. Все казалось, что еще плаваешь и терпимо, а уже приготовили, засыпали специями, готовят к подаче. Себя потерять очень просто. Даже не заметишь. Ели что-то легкое до невесомости и такое же вкусное, Владимир подливал вина в бокал спутнице. И все время будто что-то искал внутри, потом оказалось - основания, на которых начать диалог. В итоге начал без всяких оснований, не нашел, получается. — Слушай, я рад, что ты позвонила. У самого все времени не находилось,— заговорил мужчина.— Тут такое дело… Замолчал, снова взял бутылку, понял, что Ариадна даже не прикоснулась к предыдущей порции и поставил. — В общем, мне предлагают неплохой пост в министерстве культуры,— сообщил Дадиани. — Поздравляю тебя,— вежливо кивнула, как и полагается при таких объявлениях от нечужих людей. — А, да, спасибо,— когда он улыбался, ощущалась прежняя красота, что уже вылинивала на лице и в теле.— Но тут вопрос чистоты биографии. Сама понимаешь, могут начать рыть,, тем более сейчас. Увидят деньги, которые я Еве перечисляю… Снова замолчал. — Кто увидит-то?— не поняла Серебрякова. — Да там найдутся. Уж больно место вкусное, знаешь ли, с доступами,— блондинка прекрасно поняла, о чем речь, сама получала гранты и стипендии от минкульта, знала, сколько там идет “налево”, тоже играла в игры “надо делиться”. — Тебя допускают к бюджетным распилам,— чуть улыбнулась Ариадна.— Новые горизонты?! — Ариш, не начинай!— в голосе появилось что-то капризно-злое, хотя с чего бы Володе обижаться, он давно живет от сытной кормушки, в том числе и не самой праведной ее части.— Вы с Евой тоже замазаны! — Ребенка хоть не приплетай!- звякнула металлом в голосе женщина.— Она-то чем замазана, что у папы часть денег с душком?! — Ну, в общем, тем более,— вдруг повеселел мужчина.— Если тебе не нравится аромат моих денег, есть предложение, которое порадует всех: нам надо закрыть все вопросы по Еве. Однозначно. — Что бы это значило?— ухмыльнулась на его слова,— Неужели ты созрел признать и этого своего ребенка?! Ариадна давно смирилась с тем, что у ее дочери не будет отца. Хоть деньги его были, и на том — спасибо. Насильно ведь любить не заставишь, а Дадиани, выходило, не любил свою дочь от любовницы. Правда неприятная, но какая уж есть. Среди прочих неприятностей их отношений, еще одна в ряду. Она уже теперь и не хотела пересматривать условия их сосуществования друг с другом. Жила с иллюзией, что это она им пользуется. Иллюзии бывают крепче любой истины. Но уж если разбиваются, осколками весь изрежешься. — Конечно, нет!— резко отреагировал на вопрос Владимир. И стало остро-больно, хоть и понимала все, а пока отмалчивался, где-то жила надежда, что однажды решится на правильный, взрослый, да просто человеческий поступок. — Прекрасно,— скривила уголок полных губ.— И что ты тогда хочешь? Хочу гарантий, что от тебя никогда никто не узнает обо мне,— взгляд Дадиани стал давящим.— Ты должна понимать, что моей власти хватит удавить твою школу и театр, если откроешь рот не о том. Все же есть предел даже у вареной лягушки. И тут был предел Серебряковой: она ни разу не позволила себе намекнуть на причастность Владимира Эдуардовича к ее дочери, ничем не заслужила его подозрений, тем более таких очевидных угроз. — Пошел ты!— дернулась, отодвигая стул и собираясь встать. Руку больно сжали, мужчина резко потянул на себя сопротивляющееся женское тело: — Сиди тихо и слушай!— прошипел, не отрывая злых глаз от лица Ариадны.— Я дам отступные. Что захочешь, конечно, в разумных пределах. Но после этого ты забудешь про меня как про отца твоего ребенка. Продолжал держать. Ждал ответа. — Мне больно!— попыталась высвободиться женщина. — Соглашайся!— и еще сильнее сдавил пальцы, оставляя синяк на запястье. Да в гробу я тебя видела!— и так тряхнула кистью, что пальцы мужчины, не ожидавшего резкого движения, стукнулись о столешницу и разжались. Терла руку, глядя на два красных пятна, наливающихся еще сильнее кровью. — Что ты там про отступные говорил?— если уж есть возможность что-то поиметь с мерзавца, пусть это будет максимально возможное. — Что бы ты хотела?— Дадиани сразу успокоился, как только понял, что добился своего. Чего бы она хотела? Наверное, чего-то человеческого. Прежде всего человеческого отношения к себе и своему ребенку. Но если уж не светит… — Когда-то ты обещал, что у нас с ребенком будет свое жилье, которое ты купишь. Мы не дождались. Может, хоть теперь дождемся?!— квартиру всегда можно продать, сдать, оставить Еве, так что пусть откупается существенным и по полной ставке. — Где и какую? могу большую в новом комплексе на Юго-Западе. Там неплохие дома, инфраструктура,— он был готов платить, но и тут хотел обойтись чем-то попроще. — Нет, хочу в исторической застройке. В крайнем случае в сталинской высотке. Любой. Выбирай на свой вкус,— улыбнулась одними губами Серебрякова. — Оно же стоит как крыло межконтинентальной ракеты, а внутри как дерьмо мамонта!— округлил глаза мужчина. — У ракет есть крылья?— губы чуть скривились.— Ну, это не имеет значения. Я хочу вот так! — Зачем?!— пытался воззвать к разуму. — В твоем предложении не было пункта с объяснениями. Я так хочу!— чуть склонила упрямо голову. Все было очень просто, только Володе знать этого не стоило. В Америке, обнимая новорожденную дочь, мама ей пообещала, что будет жить она в самом красивом месте, ходить по улицам с большой историей, учиться в школах, где когда-то получали образование лучшие люди. Ариадна выполняла свои обещания. Тем более, если дала их дочери. Вот и все. — Я подумаю,— сдался Дадиани. — Нет, ты сделаешь,— ей было не двадцать пять и не двадцать семь, настаивать на своем стало частью характера, без которого руководителю — никак. Замолчали. Мужчина налил себе вина и медленно выпил, а потом, словно стряхнул с себя беседу, передернув плечами. — Ты отлично сегодня выглядишь,— улыбнулся Володя, и будто не было неприятного разговора, вот только синяки на запястье наливались и при движении причиняли боль. — Спасибо,— не нашлась с подходящим ответом, так что выбрала неподходящий, но привычно-нейтральный. — Я заказал номер тут недалеко, на всю ночь. Останешься?— вот как так у него получалось: оскорблять, хотя говорил совсем простые слова. — Тебя ничего не смущает?— воззрилась на спутника. — Ты о чем?— снова налил в бокал женщине кроваво-красную терпкую жидкость, от которой она уже чуть охмелела. — Ты мне чуть руку не раздавил, угрожал, сказал, что прерываешь всякие связи, а после этого спокойно зовешь трахаться в ближайший отель?— наверное, смотрела как-то необычно, потому что мужчина рядом присмирел, даже чуть отпрянул. — Ты же сама предложила,— он на самом деле не понимал, хотя, как такое можно не понимать?— мне приятно проводить с тобой время. Я бы и дальше продолжал. К тому же, ну, я же не отказываюсь помогать Еве, только не ежемесячно,а одним траншем, скажем так. Разве она в чем-то проиграет? Наоборот, будет у девочки свое жилье. — Володь, ты всегда был таким, а я не замечала или стал со временем?— он таким был всегда, замечала, но пока любила, думала, это мелочи, потом говорила, что не ее проблемы, а он не менялся. — Ты хочешь снова ругаться?— напрягся Дадиани. — Не хочу,— положила столовые приборы.— Секса тоже не хочу. С тобой точно! — Нашла кандидата и думаешь, что он будет лучше?— тут же вошел в пикировку Владимир. — Он, как минимум, не откупается от меня квартирами и не бросает своих детей!— куда несло, сама понимала с трудом — У него, вероятно, на откуп и денег нет,— ужалил Дадиани. — Зато совесть есть,— криво улыбнулась женщина. — Неужели нашла свободного, верного и всего для тебя? Когда пригласишь на свадьбу?- ей показалось, что напротив ядовитая кобра раскрыла капюшон, готовясь к броску.— Тебе по статусу положена красивая свадьба, а мне по новой должности не возбраняется присутствовать. Отвечать было нечем, сдернула с колен салфетку, кинула на стол и вылетела вон. В равной степени отвращение накатывало и от мысли, что любовник кинется следом, и от мысли, что останется спокойно на месте. Со всех сторон она выходила проигравшей. Но боль в руке напоминала, что в выигрыше хотя бы тем, что больше никогда эти пальцы не сожмутся так, как сегодня в ресторане. Знать бы, насколько ошибалась! Вызвала такси, нервно ждала машину. Наверное, долго, потому что дождалась спокойно вышедшего Дадиани, молча получившего одежду в гардеробе, лениво глянувшего на попятившуюся блондинку и произнесшего: — Отель еще в силе. Ты ведь для этого хотела со мной встретиться? Или рассчитываешь на золотого любовника, который не удовлетворяет настолько, что про меня вспомнила? За то время, что был один, опытный игрок на артистическом ядовитом поле нашел слова, которые закрепили за ним победу. И все же он был неправ: Коля бы удовлетворил точно, до забвения себя. Вот только любовником не был. Стать им не хотел, как минимум, долг и уважение к жене не позволяли ему хотеть такого. Вспомнила, как призывала его в разум, горячо целующего, прижимающего, скользящего руками по голым бокам. Может, не надо было? Получилось бы, наверняка, не хуже разговора сегодняшнего. А разговора бы не вышло. И что-нибудь бы поменялось. А следом и вся картина оказалась другой. Не пришлось бы смотреть холодно и зло на того, которого любила, с трепетом ждала общее дитя, заглядывала в глаза, ища ответа на свои чувства, хотела соответствовать его требованиям к любимой женщине. Как много могло бы поменяться, не останови она забывшегося от нервного перенапряжения мужчину вчера вечером! — Я жду от тебя варианты квартир, которые ты готов купить для Евы,— сложила руки на груди. — Непременно,— дернул губой Владимир. Дадиани вынул звонящий телефон, приложил к уху: — Да, дорогая. Домой уже еду. Было непростое деловое свидание,— почему-то создалось ощущение, что специально остановился и говорит все в присутствии Ариадны.— А что у Лесика? Ну,и бог с ним, пусть берет курс, оплатим, конечно. Лесик — средний сын, Алексей, сейчас учится в Сорбонне. А Володя — любящий отец, вкладывающийся в будущность ребенка. Очень мило, если уж по-правде. Это даже не поза. Дадиани действительно обожал своих детей и несколько печалился лишь о том, что ни один не удался в отца талантом к танцу. Ева удалась, но отцу была не нужна, а потому он не знал, где лежит успокоение его гордости за потомство. Смартфон оповестил, что машина ждет. Вышла за двери, оставив беседующего мужчину наедине с самим собой и голосом супруги. И вдруг подумала: а если Николай прав, если надо дать ребенку шанс? Пусть хотя бы попробует. Если здоровье не позволит, стать хореографом она всегда сможет. Вот только бы понять, насколько предсказуемы последствия повышения нагрузки для сердца, а значит и для жизни? Ехала домой и составляла список дел, которые завтра помогут выяснить опасность авантюры. Безумному Коле, конечно, говорить ни о чем не будет. Все еще побаивалась его излишне эмоциональной реакции. Сначала надо хотя бы исследовать теоретическую возможность. И не слишком обнадеживаться!