the end.

Щелчок от зажигалки растворяет пустоту и позволяет Чимину на секунду убедиться, что он не потерял слух. Пак разучился улавливать любые запахи, только если не никотиновые. Он сам целиком и полностью пропах сигаретами, начиная от кончиков выцветших блондинистых волос и пальцев, заканчивая одеждой и постельным бельём. Чимин с трудом улавливает радостные возгласы детей, что доносятся из приоткрытой форточки. Ровно полчаса назад наступил новый год, который Пак встречает в одинокой квартире с мерцающей лампочкой в коридоре и жужжащим холодильником на кухне, внутри которого только банки пива, энергетические напитки и лапша быстрого приготовления. Шторы всегда завешаны, а люстра освещает комнаты тускло-жёлтым светом. Чимину чуть за двадцать, но он уже напоминает ходячий труп: тёмные круги под глазами, впалые щёки, обкусанные губы. Он спит по три часа в сутки, ест раз в день. И каждый Новый год с надеждой загадывает, чтобы в следующем всё стало лучше, но происходит ровно наоборот. Каких-то три года назад жизнь Чимина складывалась совершенно иным образом. Он жил всё в той же квартире, красил волосы всё в тот же блонд, курил всё те же сигареты. Но в его квартире было всегда светло и чисто, цвет волос обновлялся каждый месяц, а сигареты не заменяли завтрак, обед и ужин. Всего три года назад у Чимина были мечты, желания, друзья, цели. У него была жизнь. Пак проклинает тот день, когда устроился на работу в кафе недалеко от дома и Чон Чонгук стал его коллегой. Этот день нужно отметить чёрным цветом в календаре, потому что именно тогда Чимин умер, как личность. От него осталась лишь влюблённая оболочка, которая погрязла в собственных чувствах, что со временем приравнялись к зависимости. Пак нередко встречал наркоманов или алкоголиков, они всегда являлись его родственниками, соседями, одноклассниками и знакомыми. Всё детство он их остерегался и боялся, с возрастом перестал, но осадок остался. Они то бросали, то начинали, не выдержав ломки и мечтательных снов об очередной дозе минутного удовольствия. Чимин представить не мог, что станет таким же. Имя его личному наркотику – Чон Чонгук. У него вечно растрёпанные волосы, уставший взгляд, хаотичные татуировки на руках, часть из которых Чонгук набил самостоятельно, по проколу в каждом ухе, что не свойственно для парней в городах, где развитие остановилось лет тридцать назад и зима длится круглогодично. Чимин помнит всё отрывками: симпатия с первого взгляда, быстро перетёкшая во влюблённость, первый диалог и сразу душевный, первая вместе выкуренная сигарета, первые объятия под дождём, первый поцелуй в нетрезвом состоянии, первый секс, из-за которого пропустили рабочую смену, начало отношений, воодушевлённые рассказы друзьям, первый месяц отношений, первая ссора. Все воспоминания быстро прокручиваются в голове, будто часто сменяющиеся картинки. Чимин вспоминает, как рыдал после первого их конфликта, винил себя, просил прощения. Пак вспоминает, как происходит то же самое через неделю. Чонгук вёл себя как любящий парень только первый месяц, может быть два, но не более. Он часто срывался на Чимина после тяжёлого дня, совсем не думая, что Пак пережил его вместе с ним. Чонгук нередко выводил на ревность, мог позволить себе флирт с другими людьми. Пак сходил с ума, когда в один день Чон осыпал комплиментами и признаниями в любви, а в другой даже не смотрел в его сторону. Чимин нанёс себе первый порез на запястье с целью привлечь внимание, но в ответ получил лишь упрёк и осуждение. Теперь бело-красные шрамы отвратительным узором украшают паковские плечи. Каждый раз, когда его начинает тошнить от чувств к Чонгуку, он приступает тушить бычки от сигарет о внешнюю часть ладони, оставляя вечные ожоги, и если это не помогает, то переходит к лезвию. Чонгук бросал Чимина примерно пятнадцать раз, предлагал снова начать отношения столько же, и Пак соглашался. Каждый раз давал себе обещания больше не доверять Чонгуку и не прощать его, и сам же их нарушал. Он жить без него не может, физически. Чимин начинает задыхаться, если долго не видится с Чоном. У него ломит всё тело, особенно сердце. И каждый раз Паку приходится игнорировать тревогу своего мозга, когда Чонгук оказывается где-то поблизости, потому что Чимин слабее своих чувств. Он слышал это от друзей, говорил подобное сам себе, но тут же всё забывал, когда видел его. Друзья с самого начала объясняли Чимину, кто такой Чонгук, и что с ним лучше не связываться. Пак с грустной усмешкой вспоминает, как отвечал им, что всё в порядке, с Чоном нужно просто познакомиться поближе, чтобы понять, что он хороший. Как оказалось, чем ближе ты к Чонгуку, тем он хуже. Чимин понял это только сейчас, но уже слишком поздно. Пак неосознанно отдалился от всех друзей, выстроил перед ними невидимую стену под влиянием Чона. Он отдавал предпочтение Чонгуку, ругался на друзей, когда те злились на него за это, а три недели назад потерял своего последнего друга. Все они уходили друг за другом по вине Пака. Он сам оставил себя в одиночестве. Две недели назад Чимин сам бросил Чонгука, впервые. Осознание потери всех близких людей слишком сильно ударило под дых. Но вот, Пак открывает очередную банку пива и выходит на улицу в домашних штанах и серой кофте с длинным рукавом. Дом Чонгука находится в двадцати минутах ходьбы. Ноги неуверенно наступают на снег, заставляя его хрустеть. Чимин оставляет следы, почти что кровавые. Нос и щёки быстро краснеют, конечности перестают чувствоваться из-за леденящего кожу ветра и минусовой температуры. Чимину холодно, но он всё сильнее отдаляется от дома. Пак мысленно корит себя, свою трусость и слабость. У него была возможность начать жизнь с чистого листа. Но он опять всё упустил. Чимина больше не слушаются ноги. Он падает в снег, мычит от боли и холода, но поднимается, идёт дальше. Туман окутывает его, обнимает, заставляет сбиться с дороги, которую Пак выучил наизусть, с закрытыми глазами бы дошёл. Ветер шумит, вынуждает выставить раскрытую ладонь перед лицом. Всё отговаривает Чимина, но тот продолжает идти. Он с трудом разглядывает старенькую девятиэтажку. Почти во всех окнах горят гирлянды и праздничные ёлки, в некоторых – свет. Люди вовсю празднуют новый год. Кажется, кто-то пытается позвать Пака, но тот игнорирует чужие крики. Заходит в подъезд тут же, как из него выходит женщина с маленькой девочкой, что косо поглядели на Чимина. Шестой этаж, стук в дверь, секунда. Чимину перекрывает доступ к кислороду, когда на пороге появляется сонный Чонгук в спортивных штанах и футболке на два размера больше. Пак чувствует, будто начинает терять сознание. Он делает шаг назад в попытках удержать своё тело на ногах, и активно моргает глазами, дабы убрать с них тёмную пелену. Из квартиры Чона веет теплом, от самого Чонгука – холодом. — Ты так шёл по улице? — Чонгук осматривает парня сверху вниз. — Ублюдок, — неконтролируемый шёпот разносится эхом по всему подъезду. — Что? — Ублюдок, — Чимин кричит и замахивается, попадая кулаком прямо в щёку Чонгука. Он хватает его за ворот, прижимает к стене и бьёт ногами точно в живот. Чимин не сразу ощущает обжигающие слёзы на своих щеках. Он кричит матом, не останавливая удары. Пак пытается нанести Чону столько физической боли, сколько тот принёс ему моральной. Чонгук быстро перестаёт сопротивляться, позволяет бить себя, лишь изредка увиливая от чужих рук. У Чимина начинается одышка от собственных слёз, в глазах вновь мутнеет. Он вопит во всё горло, что давно уже неприятно саднит. Из соседней квартиры доносится громкая музыка, которая перекрывает все крики, позволяя Паку не сдерживаться. Чимин устал от постоянной боли, устал от своей любви зависимости. Он набил единственную татуировку на ребре в честь Чонгука его же рукой. По ночам во снах к Чимину приходит Чон. Не было ни дня, когда Чонгук оставлял его в покое. Пак не планировал избивать Чонгука, он изначально шёл не для мести, но чувства снова взяли вверх. А Чонгук улыбается, понимает, сколько боли нанёс Чимину, которого вообще-то периодически называет самым любимым. Они похожи на психопатов, которые любят мучать друг друга. Но это только сейчас. В обычное время Чонгук ведёт себя словно садист, а Чимин – как верный щенок, который любит и всегда ждёт своего хозяина. И даже сейчас Паку всё равно больнее, чем Чону. Его удары становятся слабее, пока вовсе не прекращаются. Чимин падает в объятия к Чонгуку, утыкается ему в грудь и начинает несдержанно рыдать. Чон ласково обнимает его за талию, почти что держит своими руками. — Как же я тебя ненавижу, — скулит Чимин. — И я по тебе скучал, — Чонгук попадает прямо в цель. Чимин никогда не перестанет вестись на такие слова, поэтому он отталкивается от Чона и заходит в его квартиру. Из коридора сворачивает налево и попадает в гостиную, что служит спальней. Там одежда на полу валяется, пыль на мебели, сильно пахнет сигаретами и кофе, на тумбе у дивана, на который падает Чимин, стоит заполненная пепельница. Чонгук останавливается в проходе, смотрит, как Пак берёт с тумбочки спичечный коробок, а следом подбирает с пола сигарету и зажимает её меж потрескавшихся губ. — Не хочешь начать всё сначала? — опять. — Зачем ты спрашиваешь то, на что и так знаешь ответ? — слёзы в очередной раз подкатывают к горлу Чимина, из-за чего голос слышимо дрожит. Пака всего трясёт и непонятно, то ли это от холода, то ли от переизбытка эмоций. — Мне нравится знать, что я для кого-то настолько важен, что он всегда вернётся ко мне, — впервые признаётся, возможно даже самому себе. Чонгук садится на корточки перед Чимином. Пак замечает, что в квартире ужасно душно. Он жадно хватает воздух ртом, сглатывает слюну и тут же делает тягу. У Чонгука разбита губа, течёт кровь из носа, а на утро абсолютно точно появится сине-фиолетовый синяк на лице, вероятно даже не один. — Поверь, сейчас ты выглядишь не сильно лучше меня, — подмечает Чонгук, когда понимает, что Чимин смотрит на его лицо, не моргая. Слова были сказаны будто в шутку, но Чимин не обижается на них, потому что это чистая правда. Он умер морально уже давно и весь его физический облик кричит об этом. Пак не хочет окончательно умирать, даже боится, но он и не живёт. Существует ради мимолётных моментов радости, когда Чонгук любит его или хотя бы делает вид. Чимин блуждает в бесконечном лабиринте с кучей препятствий и никак не может найти выход. За каждым поворотом его поджидает тупик. Пак уверен, он не выберется из этого кошмара, потому что слишком сильно погряз в нём, практически по уши. Он хочет жить, как жил чуть более трёх лет назад, но он хочет быть с Чонгуком. Два абсолютно противоположных желания, которые никогда не смогут осуществиться. Чон не отпускает, держит, но слабо, осознавая, что у Чимина всё равно не хватит сил, чтобы вырваться. Чонгук кормит обещаниями и надеждами, задаривает особо крупные ссоры подарками и ласковыми словами. Паку достаточно одного взгляда, чтобы всё простить, одной улыбки, чтобы заново влюбиться и одного поцелуя, чтобы убедиться в своих чувствах. Чонгук целует нежнее, чем обычно, как будто впервые. Растягивает момент, смакует губы Чимина, плавно переходя от нижней к верхней. Пак обхватывает чоновскую шею, тянет ближе к себе, глубоко дышит через нос. Сердцебиение то учащается, то прекращается вовсе. Чимина бросает в жар, на лбу выступает пот, а на глазах слёзы, которые он сразу же проглатывает вместе с поцелуем. Он чувствует прохладные пальцы под своей кофтой. Пак стонет в губы Чонгука, смешивая свою слюну с его кровью, кусает и не смеет отдалиться, пока Чон сам не начинает это делать. Очередная надежда. — Вытащи меня со дна, пожалуйста, — Чимин всё ещё чувствует вкус чоновских губ, поэтому он способен говорить только на выдохе. — Как я тебя вытащу, если сам же и топлю? Очередная несбывшаяся надежда. Чимин кивает головой. Чонгук наконец признал очевидное. Стало ли Паку от этого легче? На время – да. Изменит ли эту ситуацию? Нет. Чимин облокачивается об спинку дивана и гладит Чонгука по волосам. Пак зависим. Может быть, это своего рода мазохизм или какая-то болезнь, Чимин даже знать не хочет. Он понимает, что останется на дне, пока окончательно не захлебнётся. Будет возвращаться независимо от того, насколько больно ему сделают и насколько далеко оттолкнут. Пак осознаёт, что готов пожертвовать всем, ради того, чтобы быть вместе с Чонгуком, совсем не ожидая от него того же взамен. Он смотрит с этими мыслями на человека напротив, на того, кто медленно, но верно убивает его. Чимин смотрит на него самым нежным взглядом, на который только способен.