Боль

      Шаг назад и поворот корпуса. Тяжёлый подсвечник проходит в миллиметре от тела, лишь гранью задевая взметнувшиеся от движения полы сюртука. Глухой стук каблуков и три шага вперёд, чтобы зайти за спину марионетке – другой, сломанной, неправильной. Замахнуться, крепче стискивая рукоять громоздкого меча. Лезвие, скрежеща, вонзается в чёрный обшарпанный корпус и с громким треском разламывает его, двигаясь влево. Марионетка-дворецкий безжизненной грудой металла валится на уличный камень, из нее синими осколками выпархивает эрго, вливаясь в тело марионетки Джеппетто, живым теплом растекаясь по ее искусственным сосудам.       Миг промедления, миг задумчивости – тепло, тепло, тепло – и на спину падает, звеня металлом, подсвечник, вырывая тихий вздох. Пиноккио оборачивается, рассеянно отпрыгивает в сторону, останавливая взгляд на новом противнике. Он знает, что на спине появились трещины: его корпус не сломается от одного удара, но неприятное – болевое – ощущение на месте пропущенного удара не даёт покоя. Очередная марионетка-дворецкий двигается медленно, будто нехотя: лениво отходит назад, тускло горящим взглядом следит за Пиноккио, вновь тяжело замахивается подсвечником. Пиноккио знает – понимает: обезумевшие марионетки скорбят. Марионетка Джеппетто невольно ловит себя на мысли – прямо как человек – что тоже скорбит. В голове всплывает воспоминание: из армированных шарнирных рук выскальзывает коса и со звоном ударяется о мраморный пол; горящий алым глаз затухает, а гибкое металлическое тело с грохотом падает, распластавшись на грязном бордовом ковре. В механическом сердце марионетки Джеппетто что-то тянет – неприятно, горько, мучительно.       Сзади что-то клацает, лязгает и рычит. Пиноккио вскидывает перед собой широкое лезвие меча, останавливая подсвечник, бросая взгляд на приближающихся сзади пару механических собак. Они напрыгивают на ноги, стараясь прокусить грубую кожу сапог и крепкую обшивку ног. Пиноккио морщится от тягостного ощущения укусов и резким движением отскакивает, сбивая псов. Три марионетки неспешно кружатся вокруг Пиноккио, не отрывая от него слабо сверкающих глаз. Марионетка Джеппетто переводит взгляд с одной на другой, пытаясь уследить за всеми и не потонуть в собственных – таких несвоевременных – мыслях и ощущениях. Один пёс прыгает слева, Пиноккио отскакивает вправо. Второй пёс наскакивает спереди, когтями цепляя лишь одежду на спине: Пиноккио развернулся и сделал шаг навстречу дворецкому, снова блокируя удар подсвечником. Вновь звенит металл сквозь псиное рычание, туфли скользит по уличному камню. Одна из собак снова набрасывается – теперь уже сразу на спину, когтями разрывая сюртук и обшивку корпуса. Пиноккио останавливается и шипит сквозь зубы, чувствуя свежие раны. Он замечает – прекрасно видит – как ему в голову неторопливо летит подсвечник. Он пытается поднять руку с мечом, чтобы закрыться от удара, но рука не слушается. Подсвечник обрушивается на темноволосую макушку с глухим треском: голова не ломается, но Пиноккио с силой встряхивает очередная вспышка непривычного чувства – боли, а сердце – механическое, неживое – теплеет и замирает.       Заминка, и в непослушную руку вгрызается одна из марионеточных собак. Другая достаточно резво снова и снова прыгает на спину, дребезжа когтями. Дворецкий неторопливо продолжает размахивать подсвечником, пока Пиноккио борется со странными чувствами – чувствами! – и пропускает удары.       Тело марионетки Джеппетто рассыпается сияющими синевой осколками, а в её сознании – привычная пустота. Лишь еле слышимый зов, повторяясь, прорывается сквозь всепоглощающие темноту и тишину: «Карло!.. Карло!..»              Пиноккио распахивает голубые глаза и, сфокусировав взгляд, осматривается: рядом сверкает хорошо знакомый Stargazer, в лампе привычно стрекочет Джемини, только в голове непривычно звучит...       Если я марионетка, то почему так больно?..