evanescat

Годы не щадили Беллатрикс, но истинной воительницей она смеялась в лицо всем демонам преисподней, подливая нескончаемые вина в бокалы, переполненных отпечатками. Ей, как ведьме, полагалось обратиться в прах на стадии «добро пожаловать в окраины Дит», но что-то в очередной раз пошло не так, небеса перепоручили Самуилу её дело, а тот скинул на безгрешную нагрешившую Хлою, которая отчего-то передумала отправлять её рассыпаться в пепел. Он не стал ничего выяснять, но настоятельно рекомендовал Хлое следить за безумной женщиной, поскольку двоих фанатичек на квадратный метр и гончие не выдержат. Если мадам Лестрейндж украсила собой ад в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, то он содрогнулся от ярости Антонии Глосс намного раньше, но не то чтобы она была прикреплена к христианам. Просто выкрикнутое ей в лицо: «Катись в ад, дорогая», — стало буквально шуткой, исполнившейся в реальности. Магия её родных мест сочла допустимым перенести астральное тело в неизвестные имперцам земли, и она, правая рука Герцога, одна из сильнейших ведьм поздней Такары, оказалась бессильна пред недавно упорядоченными законами Дьяволиады. Иными словами, её побоялась предавать пыли сама Смерть — сильнейшие потенциалы могли стать в одночасье бочкой с порохом. А теперь они, отдыхавшие от войн, растерявшие всех, любили заглянуть в бар Данталиана, грубо игнорируя Хлою помочь их высушенным душам. «Бесполезно читать морали», — посмеиваясь, заключал демон, протирая стаканы. От Антонии оставалась всегда копоть, сколь много бы она не принимала ванн. Поначалу пламя сошлось на любимых мужчинах: оба великие заклинатели, решившие изменить общественно-политический строй радикальными для многих методами, оба предлагали важным врагам стать союзником, оба получили отказ, в итоге проиграв заключительный бой. Антония улыбалась, злясь на слёзы, проливаемые по герцогу зло и беспощадно, а Беллатрикс просто делала очередные глотки, безразлично рассматривая её тело, не понимая, как можно было проиграть Избранной. А потом мрачно осаждала саму себя, ведь так горячо любимый Повелитель сдох от мальчишки. Так говорили фурии, об этом судачили черти, и Лестрейндж чувствовала, что пустеет с каждой брошенной вскользь сплетней всё сильнее, напоминая временами собаку, жадно искавшей кость. Беллатрикс же бросалась к каждому за информацией. Но это быстро прошло. Антония, подобно искажённому отражению, рассказывая о своих потерях, заставила Лестрейндж вздрогнуть. У неё оставалась там, на той стороне, крошка Дельфи, а Антония, ослеплённая нахлынувшими воспоминаниями, по кусочкам воссоздавала гибель единственного сына, по материнским рассказам, мальчика с таким чистым видением мира, что только теперь, только сейчас Глосс жалела, кого растила из него в стремлении угодить Херцогу. «Самое паршивое, Белла, — напившись, улыбалась она, — самое паршивое в том, что Херцогу не нужен был очередной воитель». И прежде чем оставить копоть на завязках платья Беллы, Антония успевала выдохнуть в её плечо горькое, со смешком, злобным таким: «Я не понимаю, чего он хотел от жизни. Я, его правая рука, не знаю, о чём он думал. Слепая дура, действительно». Антония засыпала быстрым сном, и, обнажив её кожу, Беллатрикс накрывала Глосс одеялом, оставляя ведьму наедине со своим вновь потревоженным кошмаром — заживо горевшим мальчиком, чьи помыслы были чисты. Беллатрикс не думала, старалась не думать, что было бы, зажги так её Дельфи тот же Лонгботтом, поэтому, приготовив заранее целебные отвары для похмельной Антонии, она вновь отправлялась к Данталиану, запивая былое очередным бокалом вина. Чуть позже, однако, Антония спросила: — Я красивая? Они сидели там же, скучавшие и уставшие от выпивки, сытые в бесконечности, и Лестрейндж отстранённо согласилась. У Антонии был некрасивый рыжий цвет. Слишком ярок в освещениях огней Дит, потому выглядевший неестественно, лицом симпатичная, фигурой на «сойдёт». Матушка бы про такую сказала, что бёдра узкие для марсовых ублюдков, что она, Антония, возьмёт да и умрёт в родах, но так сказала бы Друэлла, так что Беллатрикс была иного мнения о чужих телах. Когда копоть развязала шнуровку на спине, Белла оттолкнула одурманенную Глосс, несильно, чтоб не было больно костям. — Не в уборной туалета. — Антония лишь закатила глаза, резко бросив: «Пошла ты». Ведьма ушла, и Беллатрикс, дёрнув верхней губой, попросила так кстати подвернувшуюся под руку Хлою придать одежде аккуратность.