Гнездышко

Он был выращен на типичных правилах и принципах для альф, где они — центр всего мира и высшая сила. В подобных аспектах не уделялось внимания другим, поэтому Чуя мало что знал об омегах. Никто не интересовался ими и не желал нагружать мозг молодого альфы дополнительными знаниями, ведь «всë произойдет само, а омега должна только родить». Накахара внутри был недоволен такими сухими ответами. В нём откуда-то было зерно уважения к нежному полу, и он мечтал построить семью, в которой оба партнёра, независимо от обстоятельств, равны. И Чуя нашел свою пару. Дазай Осаму стал тем человеком, которому Накахара отдал нежное время первой любви. Чуя был счастлив чувствовать и ухаживать по-своему, зная, что это сильно отличается от других альф. Возможно, именно этим Осаму зацепило, и он стал неосознанно приглядываться и принюхиваться. В любом случае, Чуя может ещё часами говорить об их чудной поре, но факт итога один — Дазай пошел с ним под венец. И когда Накахара привёл его в дом своей семьи, то избранник им… «Немного» не понравился. Расходящиеся с обществом взгляды Чуи были обнародованы в его браке. Ведь он не хотел принижать бывшего Дазая, не позволял другим, даже старшим, оскорблять его и не сильно напрягал с уборкой и готовкой. Более того — Осаму и кухонного ножа в руке нормально не держал. Дома готовит Чуя. Так что когда мать Накахары узнала об этом, она взревела страшным зверем и была готова убить омегу, затаив на него обиду. Чуя в этой ситуации не был плохим, по мнению строгих судей. «Он плохо на тебя влияет! Разведись с ним! Мы найдем более хорошую невесту!» — и чего только Чуя не слышал, пока они неделю гостили у его семейства. Но ни одно словцо не тронуло струны его души так, как подавленный вид Осаму. Естественно, что он омега гордый и знающий себе цену, отчего все решили, что он донельзя разбалован и высокомерен. Вот только непривычно находится под таким давлением и ущемлением со всех сторон. Ему буквально не было покоя: стоило Чуе выйти из комнаты, как он становился маленькой мышкой в логове зорких и охотных до промахов коршунов, готовых с криком накинуться и заклевать. Такая обстановка, в целом, царила между ними. Чуя с раннего утра готовил им с Дазаем завтрак на малой кухне, пока все спали. Наверное, понятно, почему он решил сделать это без лишних глаз и, что важно, матери. Накахара только закончил, утер лоб предплечьем и посмотрел в окно. Непривычная тишь. Не слышишь ругани и не ощущаешь невидимого давления, которое камнем давило на внутренности. Осталось потерпеть всего пару дней, и тогда они уедут так скоро, как только смогут, и Чуя, наученный нынешним опытом, не позволит ступить ноге Осаму через порог. Он тоже дурно себя ощущает от того, что его жене плохо. Накахара берёт поднос с тарелками и идёт наверх, в комнату, где они расположились. Чуя входит, не обращая внимания на кровать. Только когда он поставил поднос на тумбу и обернулся, то ровно встал, с расстояния обеспокоенно заглядывая на постель. Ещё на подходе к двери альфа чувствовал горечь и мутность запаха. А теперь же видит свитое из его одежды гнездо, в которое глубоко зарылся Осаму. Омеги делают подобное редко и не просто так. Сердце Накахары кольнуло, и он нахмурил брови, перебирая варианты решения проблемки. Вероятно, Дазай настолько взволнован и расстроен поведением Чуиной семьи, что сделал себе гнездо, дабы спрятаться в нём и забыться. Накахара не мог судить об этом с точностью, потому что никогда не знал многого об омегах, но на инстинктивном уровне он ощущал причину. Ему самому сразу сделалось паршиво, так что напрочь забыв о еде, альфа подошёл к кровати, обеспокоенно над ней склонясь. Протянув руку к чужой щеке и смахнув с неё локоны челки, ему предстало спящее и умиротворенное лицо. Это выражение было самым расслабленным из всех, что Чуя наблюдал за период пребывания в гостях. Все-таки, гнездо, пахнущее мужем, для Осаму было самой приятной отдушиной, потому что оно помогло облегчить внутренний груз. Накахара кротко улыбнулся, потянулся поцеловать и оставил след губ где-то над бровью. Завтрак был отнесен обратно и оставлен в холодильнике, затем Чуя сел в кресло и занимался чтением, пока Осаму впервые по-настоящему отдыхал. Омега перевернулся, вытянулся, сладко сопя и раскрывая свои беззащитные места. Всё говорило о том, что он неосознанно чувствует безопасность. В прошлые же ночи он спал, сжавшись в комок около Накахары и желая будто бы укрыть себя им. Так пролетело много времени, о чем узнал Чуя, подняв взгляд на часы. Некоторые обитатели дома должны были проснуться, поэтому Накахара отставил чтиво и поднялся, потягиваясь. Взгляд невольно перетек на его жену. Осаму выглядел великолепно в ворохе одежд и был слишком притягателен для поцелуев, и Чуя еле как себя удержал от того, чтобы не засыпать ими омегу. А то мало ли ещё разбудит. Накахара спустился к большой кухне, где уже были мать, отец и дядя. — Доброе утро, — женщина улыбнулась сыну и усадила его за стол к остальным альфам семейства. На все приветствия Накахара тоже радушно отвечал. — Я скоро закончу, подождите. Чуя хотел помочь матери быстрее освободиться, но наилучшим варинтом было сидеть, если он не хотел очередных проклятий на голову своей жены. Абсолютно всё, что бы ни сделал Накахара, сводилось к косвенному или прямому оскорблению омеги. — Хоть посмотришь, как омега должна вести себя, — сладко протянула мама Чуи, поставив перед ним тарелку с едой, от которой исходил пар. Накахара тут же ощутил навострившую уши злость и всколыхнувшееся возмущение. — А где твоя… Эта? Чуя крепко сжал пальцами вилку, пока все три пары глаз были направлены на него. Он напряг челюсти, сделал незаметный вдох-выдох. — Его зовут Осаму, — чётко проговорил альфа. — Неважно, — матушка пожала плечами. — В любом случае, он наверняка спит, да? — слова звучали буднично, но в них был явно сокрыт укор. — А что в этом такого?! — рыкнул Накахара, развернувшись на мать. — Ничего, Чуенька. Просто он достаточно о себе показал, ведь стол тебе накрывает мать, а не жена. Альфы, сидящие напротив Накахары, согласно захмыкали. — И то верно. Я такую омегу уже бы вышвырнул, — сказал дядя. Он хотел продолжить повествовать свое глубокомысленное мнение на этот счет, но вновь оказался занят пережевыванием пищи. Громко отбросив столовые приборы и двинув тарелку, Чуя поднялся с грохотом стула и вылетел за дверь. Адский гнев сковал всё тело, ему хотелось крушить, но он не мог перед старшими и своей мамой показывать клыки, потому что это невежливо. Накахара летел в спальню, он безумно сильно хотел к Дазаю, ведь ему достаточно просто быть рядом с Чуей, чтобы остудить его вспыльчивость. Дверь распахивается. Осаму, сидящий в гнезде, вздрагивает и оборачивается. Чуя же напрыгивает на него и валит на кровать, отчего они оба утыкаются лицами в подушку. Лежали молча. Только когда стало не хватать воздуха, Осаму уложил щеку на поверхность наволочки, смотря на Чую. Тот через какое-то время сделал так же. Сонно моргавший омега выглядел нежно и мягко. Придвинувшись и оплетя его тело объятиями, Чуя положил голову на плечо жены. Гнездо было будто бы совсем другим миром. Здесь тепло и спокойно.