Любовное письмо

      Опустившаяся на поляну тишина, разбавляемая лишь пением сверчков, редким шуршанием травы и хаотичными движениями листьев на окружающих их величественных деревьях, была самой правильной. В ногах, дремля, грелся олененок, и Никкаль осторожно поглаживала короткую рыжеватую шерстку между ушей животного.       Мир казался совершенно чудесным: Царь Леса, крылатые лошади, лесные духи, сияющие в самой непроглядной темноте светлячки, залечивающие раны цветы. В этом мире слишком много прекрасных созданий. И они обязаны жить. Вопреки всему.       Теплый взгляд обратился к его профилю. Кингу смотрел вперед. Лицо его не было напряженным, и в любой другой ситуации она сочла бы, что он спокоен и умиротворен. Возможно, счастлив. Но в разрывающей душу Никкаль реальности Кингу вел войну. Он не говорил об этом, не показывал ничего из того, что помогло бы определить те чувства, что он переживал внутри себя. Но когда зрачки в очередной раз преображались в тонкую полоску, концентрирующую весь спектр медового цвета, Никкаль знала, что дракон, затаившийся где-то там, готов выбраться наружу. Но она не боялась его. Волновало лишь то, что Кингу не сумеет совладать с эмоциями и улетит, как улетел в ее сне, ставшем чуть ли не самым страшным кошмаром. Осознала она это лишь сейчас.       Глаза ненадолго задержались на черных как небо этой ночью волосах, легонько подрагивающих от еле ощутимых потоков ветра. Опустились ниже – контур носа, губ, подбородка и скул. Ровные, почти идеальные линии, словно Тиамат, желая сотворить существо идеальное, создала именно его. Такого чуткого, верного.       Неожиданно Никкаль одолела такая нежность, что она чуть было не раскрыла рот, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. Будто еще несколько секунд, и она захлебнется этой нежностью, как если бы ее накрыло самой смертоносной волной. Вспомнилось все: знакомство, обещание помочь в поисках Этана, его первое «госпожа» и «я сторожу твой сон».       А как ее, переполненную противоречиями, одолела злость, которую девушка так яростно выплескивала на учебный манекен. А потом совершенно неожиданно появился он. И превратил отчаяние в самый красивый танец Дракона.       Как они сидели под молодым месяцем и он – будучи еще Сином – предложил отпустить светлячков на волю. Так красиво, трепетно, интимно. Тогда от него пахло ночью, сосновой смолой, прелой землей и немножко морозным инеем. Прямо как в эту самую минуту, когда он сидит у ее плеча, а их коленки соприкасаются, даря взаимное тепло.       Никкаль вспомнилось, как они разговаривали в ее снах, пока Кингу был скован цепями на реке Хубур. Какой страх она тогда испытала за него, и как сильно желала сделать хоть что-нибудь, способное облегчить его состояние.       А потом Хаос, его поддержка и приятные ее сердцу слова. Кингу не был многословен и всегда подбирал самые правильные. Он читал ее как любовное письмо, чувствовал, что ей нужно, видел ее намеки насквозь.       Как эта тонкая нить симпатии протягивалась и становилась с каждым испытанием прочнее. И сейчас Никкаль казалось, ничто не сможет ее разорвать. И никто не посмеет. А если рискнет – ни она, ни он не позволят этому случиться.       Кингу всего лишь шагал с ней рядом и подставлял плечо, когда было нужно. Он не контролировал и не запрещал, отчего Никкаль никогда не пыталась соврать ему. Он давал свободу, которой ее не мог обеспечить никто другой, но в коей она так сильно нуждалась. И это не означало, что Кингу не волновала ее безопасность. Напротив. Это заботило его больше остального.       Он знал, Никкаль думала о нем как о мужчине. Но ни разу не уличил ее в этом. Более того, в ее голове плотно засела фраза «Залечив твои раны сегодня, я испорчу наше совместное завтра».       Совместное завтра.       В груди снова стало тяжело, но только уже не от нежности, а от страха. Мгновенного ужаса того, что завтра может не наступить. Не будет никого: ни ее, ни его, ни их. Не будет этого олененка, ни всех остальных детей, которые еще не успели появиться на свет. Они не ощутят материнского объятия, не увидят красот природы, не познают любви.       Взгляд, который, спускаясь все ниже, наконец остановился, фиксируясь на широкой кисте руки, длинные пальцы которой как будто бы непроизвольно смяли еще свежую траву, вырвал Никкаль из хаоса собственных мыслей.       Она скажет это сейчас, чем не скажет никогда. Потому что если им суждено погибнуть в страшнейшей битве, лучше пасть от гнева Тиамат, будучи не обремененной словами, которые так и не были произнесены.       — Я люблю тебя.       Кингу, голова которого по-прежнему держалась ровно, уже несколько минут сидел с опущенными глазами.       Было сложно не почувствовать ее изучающего взгляда. Еще сложнее – не ощутить мысли Никкаль. А самое страшное – надеяться, что она промолчит, а потом услышать слова, которые разорвут его сердце.       И только замершие пальцы, прежде перебирающие волосинки травы, выдали его настроение.       — Любовь – это эфемерное чувство, Никкаль. Это то, что чувствует твое тело, а душа на самом деле…       — Я не хочу признания взамен. Я просто чувствую это… И мне надо сказать это вслух. И если ты боишься любить или быть любимым, это не значит, что я должна сдерживать свои чувства.       Верно. Она не должна сдерживаться, если сама того не желает. Кингу понимал это как никто иной. И он знал, что она испытывала по отношению к нему. Но предпочел бы не слышать. Ведь если для Никкаль признание станет облегчением перед возможной смертью, то для него обратится страшной болью.       Пусть он и был Драконом, величественным и могущественным, ему становилось больно от одной лишь мысли, что с ней может случиться. Но он все равно не остановит ее, не прикажет спрятаться на самом краю Земли, подальше от битвы, не предложит постоять в стороне и позволить другим решить нависающую над жизнью каждого угрозу. Нет. Он ведь знает, какая она. Что она пойдет до конца. Поэтому он продолжит шагать рядом, подставляя в нужный момент плечо, чем она будет скрывать от него свои планы, боясь услышать «нет».       Никкаль гладила олененка по бархатистой мордочке, наслаждаясь каждым прикосновением. Они сидели в тишине. И тишина эта все еще была самой правильной.       Впереди неизвестность, но сейчас в ее душе словно распустился бутон самого красивого цветка. Никкаль бы даже посмела назвать себя счастливой в эту ночь. Рядом, совсем рядом, сидел мужчина, сумевший зажечь тот огонек, которого она лишилась еще совсем маленькой. И больше ей не нужно было ничего.       Она даже не вздрогнула, когда раздался шепот:       — Я боюсь тебе ответить.       — Я знаю.       Никкаль улыбалась своей самой мягкой улыбкой, устремив взгляд на водную гладь. Олененок встрепенул ушком, по-прежнему нежась в ее объятиях.       Кингу бесшумно поднялся, оказываясь за ее спиной. Опустился сзади, так, что она почувствовала тепло теперь уже всего его тела. Он наклонился вперед, обжигая ухо своим дыханием.       — Но я хочу быть рядом с тобой. Всегда.       — Я знаю.       Да, в эту ночь она впервые готова назвать себя самой счастливой.       Грудь Кингу крепче прижалась к ее спине. Запах холодной зимней ночи и хвои окутал Никкаль со всех сторон. А он обнимал ее – нежно. С настоящей любовью, о которой так боялся сказать.