Два медведя в одной берлоге

      Екатеринбург. Квартира Кертиса Волка.       Дима осторожно выглянул из-за плеча Домового, уставившись на Волка, что лежал в кровати, укрытый двумя одеялами, весь бледный, хоть и выглядящий вполне нормально в остальном. Кертис едва заметно кивнул. Вытянул правую руку из-под одеяла, и Артур радостно залез к нему на кровать, нырнув в его тёплые объятия, счастливо улыбнувшись. Волк прижал его к себе, неслышно что-то прошептав. Артур счастливо расхохотался, гордо закивав.       Яшкин чувствовал себя неловко, стоя на пороге спальни. Молча рассматривал Кертиса. Он выглядел таким слабым. Но улыбка явно украсила его лицо. Он присмотрелся. Кертис лежал в привычной пижамке. Обнимал Артура только одной рукой. Вторая почти без движения просто лежала сверху на одеяле, едва заметно его сжимая пальцами. Видимо плечо все еще его беспокоило. Он до сих пор не знал как сильно ему навредил Рома. Видимо слишком сильно. Яшкин перевел взгляд на Лямкина. Тот был одет в свою любимую футболку, которая была вся грязная и в пятнах, спрятав своим длинным краем наполовину его странные шорты, словно сшитые из двух разных. Опустил взгляд ниже. Великолепные гольфы на ногах. Как и всегда у Лямы — разноцветные. На одних были котики, на второй танцующие скелеты. Один темно-зеленый, один ярко-оранжевый. Никита же стоял у стеночки, сложив руки на груди, с улыбкой за ними наблюдая. Повернув голову, потрепал свои волосы, привычно торчащие в разные стороны, и уставился уже на Яшкина и тихо спросив: — Ты чего такой красавчик к нему припёрся? — Ну я для Сани был красивый, а он даже не заметил этого. Он решил что выпивка лучше. Мы с Артуром сбежали с попойки и сразу до вас. — Дима с улыбкой смотрел на Артура, что с большой радостью обнимался с Кертисом. — Я вообще Мелкого притащил в гости. Случайно тут оказался. — Я сам притащился! Меня позвали. — Артур мягко потрепал Кертиса по волосам. — Ахуеть… — Удивился Никита, — Мелочь, это правда? — Кертис с улыбкой кивнул ему, прижавшись к Артуру. — Нихуя себе. А я тут без спроса шастаю. — Они расхохотались. Кертис начал с Артуром переговариваться на татарском. Яшкин в шоке уставился на него. И правда. Чистый красивый язык. Он не сомневался в чем говорил. Повернул голову к Никите. Тот тоже явно не ожидал этого. Судя по его реакции он сам не знал о чем они разговаривают. — Да, Яшка, блять, он думал меня остановит какая-то дверь. — Дима усмехнулся, смотря на него, — Че уставился? Я через окно влез. Чуть руки себе не отморозил. Пару раз, конечно, наебнулся, ну ничего, Москва тоже не с первого раза построилась.       Яшкин с Лямкиным начали неистово хохотать друг над другом. — А, ты думаешь её сожгли, потому что им не понравилось что с ген.планом не сошлось? — Поинтересовался Ахтямов.       Никита с улыбкой кивнул. Дима стеснительно стоял рассматривая своих мальчишек. Они такие счастливые. Увидев, как Кертис что-то сказал Артуру на ухо, замер. Артур слез с кровати, и, приобняв Кертиса, помог ему вылезти. Волк же с трудом поднялся на ноги. Растерянно огляделся, словно не сильно понимая где находится. Потряс головой, придя в чувства. Артур устроился в чужой кровати как в своей. Кертис жестом показал Никите стоять, и подошёл к Диме с большим трудом. Босоногий, в привычной полосатой пижамке. С трудом выгнув спину встал перед ним. Никита внимательно смотрел на него, явно ожидая каких-нибудь странных действий. Яшкин растерялся. Было видно, как ему тяжело и больно. Но все же Волк выпрямился и нашел в себе силы улыбнуться ему. Наконец сказал: — Я рад видеть тебя таким. — Дима опустил голову, едва заметно кивнув, — Как ты у меня? Как чувствуешь себя? — Я в порядке. — Тихо сказал Дима. — Спасибо, что последил за мной. И прости за все выходки. Хочешь, я на коленях извиняюсь? Мне не зазорно. Это только малая часть, что я могу сделать для тебя.       Волк отрицательно покачал головой. Потоптавшись, осторожно вытянул к нему руки осторожно приобняв его. Дима с радостью прижался к нему. Никита гордо пошел до кровати и, свалившись рядышком с Артуром отбил ему пять, развалившись в хозяйской кровати в которой едва поместились. Он почти не говорит. Видимо было слишком погано, а голос его выдавал. — Я хочу поговорить наедине. Позволишь?       Кертис задумчиво посмотрел на мальчишек и едва слышно сказал: — Вы близкие мне люди. Ты можешь задавать мне любой вопрос. Им я доверяю больше, чем себе. — Я хочу спросить тебя про прошлое. И вопрос будет больной. Точно можно? — Волк молча кивнул, — Волчонок, ты вернулся какой-то не такой из Петербурга. Скажи мне правду. Рома ведь не только убийством и оглаской тайн угрожал. Еще что-то сделал?       Кертис медленно опустился на край кровати. Повернув голову, уставился на тумбочку. Яшкин медленно уселся перед ним на колени. Никита обнял Артура, внимательно следя за Волком, что выглядел немного растерянно. Ему понадобилось много времени, чтобы собраться с силами, с мыслями и наконец решиться открыть рот. — Не в этом дело. — Кертис взял паузу. Вытянул свои руки и отполз от края кровати. Он выглядел растерянным и очень грустным. Молчал довольно долго, словно размышляя, прежде чем продолжить говорить. Голос стал почти шептать, — Я разочарован тем, что очередной дракон не дал мне успокоения. Мне очень больно, Дима. В какой-то мере можешь считать, что я туда первый в мире поехал умирать. Но даже там этого не получил. Все так отчаянно хватались в его кабинете за жизнь, боялись умереть, потерять близких или родных, потерять свою работу, свои насиженные места. Я единственный пришел туда умирать. — Его взгляд смотрел в пол. Он не моргал, сидя без движения. — Очередной дракон, что сожрал всех, но снова подавился мной. Зачем ты читал мой дневник? — Он недовольно покачал головой, — Мне это не нравится. Последнее, что у меня есть моего, это эта проклятая книжка. Больше не делай так, пожалуйста. — Он сунул руку под подушку и вытянул дневник. Дернул за закладку, раскрыв внутренности. Провел пальцами по строкам, — Есть дни когда ничего не хочется делать. Я заставляю себя написать пару строчек. От маленьких свершений вроде таких проще дышать. У тебя уже есть силы сделать что-то побольше. Каждое утро или вечер пишу что происходит. Стараюсь пропускать дни полные черноты. Просто закидываю этот кусок черноты сюда одной строчкой. — Он указал на одну таких записей. Попал ровно на тридцатое декабря. Сначала показал текст Диме, а потом, слегка изогнувшись показал его и Артуру с Никитой, озвучив по-русски фразу «это случилось снова». Растерянно уставился на страницы. Снова повисла пауза. Дима медленно провел языком по губам. Он боялся его спугнуть. И ребята, сидящие за его спиной явно были с таким же опасением. Никто из них даже не двигался. Все понимали, насколько хрупкие сейчас его слова. Что он в любой момент замолчит и больше ничего не скажет. — Все хорошее стараюсь расписывать более размашисто. В хорошие времена до таких вещей не хочется дотягиваться. Но чем больше хорошего сохранишь, тем проще будет, когда жизнь начнет рушиться. — Взгляд серых глаз медленно поднялся. Кертис издал тихий вздох, снова замолчав. Дима смотрел на него в ответ, не перебивая его. Слушал очень заинтересованно, обнимая поджатые ноги. Волк повернулся к Артуру, и спросил у него, — Как я могу обещать тебе, что не сделаю того, что даже написать не могу, не то что в слух озвучить, если я даже себе этого пообещать не могу? — Поэтому ты прячешься? Поэтому молчишь? — Осторожно спросил Дима, когда у Артура не нашлось слов, чтобы ему что-то ответить. — Я крепко держу чудовище запертым внутри. — Волк растерянно кивнул, говоря шепотом, снова повернулся к Яшкину, — Я не даю ему волю когда рядом кто-то есть. Клетка внутри меня за столько лет крепкая сложилась. Но и жизнь у меня такая, что швыряет ему внутрь слишком большие куски. Отдавая себя на служение других, я морю его голодом. Оно затихает. Мне становится легче. — Он повернул голову и уставился в окно, — Если я буду таким же болтливым, как вы с Никитой, оно будет скакать и бесноваться. Твое чудовище внутри сжирает других. Мое чудовище внутри сжирает меня. Тридцатое число. Я слышал твою теорию. Но она не правильная. Я дам тебе верный ответ. Раз мы решили все вопросы между друг другом решить, я просто скажу тебе об этом. Чудовище внутри, это причина, по которой ты кинулся на меня. Твое чудовище сорвалось с цепи. Тебе надо было навредить. Надо было унизить. Надо было с кем-то переспать. У тебя есть два выхода, когда чудовище внутри тебя оскаливает зубы. Ты, если сам сильный, если тебя выбесили, кидаешься на сильного соперника. На Радулова или Ротенберга ты напал, когда был силен душой, и, свалив их, впившись острыми клыками в шею, почувствовал себя лучше. Чудовище наелось и притихло. Но тридцатого числа чудовище, перекормленное наркотиками и алкоголем снова сорвалось с цепи. Но оно слабое. Оно знало, что Ротенберг был рядом. Стоило только выйти с арены и пару минут потратить на дорогу — и вот снова старый враг. Но ты был слаб. И чудовище внутри тебя перегрызло цепь и сорвалось бежать. Надо было что-то сожрать. А сил на погоню и завалить равного себе — нет. Ты знал, что я рядом. И я никогда тебе не дам отпор. Ты напал на меня, потому что я был слабой жертвой для тебя. Я тебе доверяю. Я тебя уважаю. И я не дам тебе отпор. Чудовище будет довольно. Если бы там был бы выбор, не знаю, к примеру, между мной или Артуром, чудовище сожрало бы обоих. Ровно так, как это случилось, когда мы следили за тобой, когда ты вернулся из Петербурга и отходил от наркотиков. Мы оба сразу под тебя попались. Мной ты не наелся. И кинулся на Артура. Чудовище знало, что еще слабо. Оно тоже страдает от твоих зависимостей. И хочет цену успокоения всё больше. Мы с Артуром бережем тебя и только гладим по головушке. Мы перед тобой слабые, как бы сильны душой мы ни были. Отдаемся тебе добровольно. Служим тебе, не обращая внимания на твои заебы. Наркотики и алкоголь кормят чудовище. Плохое отношение к тебе кормят чудовище еще быстрее. Чудовище внутри тебя — катастрофа, да еще и какая… Не слушается ни хозяина, ни окружающих. Вольное и живое. Скачет, орет, и топает ногами. Орет «хочу» и орет «дай». Никогда не спрашивает разрешения. Безумное, алогичное, спонтанное, и всем скалит зубы. И жрет все подряд. — Волк вдруг едва заметно улыбнулся, — Внутри тебя, Дмитрий, живет избалованный ребенок. — Зачем ты тогда балуешь его еще больше своим добрым поведением? Избалованных детей надо пиздить. — И что, Радулов пол года занимался твоим воспитанием. Орал на тебя, бил тебя, топил морально. Лучше сделал? — Дима отрицательно покачал головой. — А когда Дамир рядом с тобой был? Я предложил тебе съездить в Омск, зная, что Дамир был твоим близким другом. Ты в Казани всех доебал, а у меня возможности рядом быть не было. Дамир, казалось бы, привык к тебе. И что? Ну вот что случилось? Как ты можешь считать человека близким другом, который не знает, что тебя, в твоем шатком состоянии нельзя одного оставлять? Он поругает тебя, да. Пальчиком пригрозит. Подзатыльник даст. И что? Послушаешь ли ты его? Сделают ли его слова лучше? — Снова Яшкину пришлось покачать головой, — А когда тебе стало лучше? — Когда Саша начал со мной нормально общаться и любить меня так же, как и я его люблю. — Вот и все. Это же не живой ребенок. Это просто душа так устроена твоя. Про «ребенка» — лишь метафора. Твой избалованный ребенок — обладатель самых опасных клыков. Непредсказуемый. А цепь, хоть и выглядит крепкой, таковой не является. Глейпнир. Волшебная цепь для успокоения, про которую вам рассказал Артур. Тебе как раз она подойдет, как и мне. Тебя надо ловить и утихомиривать нежно и ласково. Улыбаться. Гладить тебя. Контактировать с тобой без боязни, даже когда ты готов кинуться с ножом. Быть к тебе внимательным. Не перебивать тебя. Притормаживать, когда ты отстаешь. И ты сам не заметишь, как успокоишься. Потому что чудовище тоже будет довольно и притихнет, спрятавшись в будку, смирившись со своей короткой цепью. — А как с тобой поступать? — Дима хмыкнул, — Тебе вредить бесполезно. А хорошо относится к тебе? — Со мной бесполезно вообще что либо делать. — Он приложил руку к груди, — Клетка слишком крепкая снаружи. Ошейник слишком крепкий. Ты можешь делать со мной что захочешь. Только раз в жизни я упустил момент контроля. Оно сорвалось с цепи. — Кертис разжал руки и, раскрыв их, показал их ладонями к Диме, — Они все в крови, которая не может уже шестнадцать лет высохнуть. Они липкие. Они не отмоются никогда. — Что тогда случилось? — Дима поднял взгляд, — Я поклянусь тебе, что никто кроме нас не узнает об этом. Я просто хочу понять что произошло. Ты защищал сестер и тебе пришлось пойти на убийство. Почему? Что должно было случится, чтобы ты, тихий и молчаливый, кинулся на людей?       Волк опустил голову, уставившись на руки. С отвращением вытер их о пижамные штаны. Тяжело и шумно вздохнул, отведя взгляд в сторону. Сильно сомневался, стоило ли говорить. Но вокруг него только близкие, что держат его тайну. Кертис зажмурился. Никита жестом показал Диме молчать. Тот беззвучно кивнул. Никто из них троих так и не узнал от чего этому хрупкому мальчишке пришлось пойти на крайние меры. Волк сидел зажмурившись и начал свой рассказ: — Это был вечер прекрасной летней пятницы. — Кертис опустил голову, и снова замер, крепко закрыв глаза. — Сестры у меня не сильно взрослее. Одной тогда было в районе двадцати пяти, другой двадцать. Мне пару месяцев назад восемнадцать, а младший остался дома смотреть мультики. Девочки позвали меня с собой на гулянки. Город у нас вроде бы безопасный. Население не слишком большое. У меня не было девушки, и они решили меня познакомить со своими подругами, которых, я не знаю, быть может человек десять было. Ну конечно, какая взрослая посиделка была без алкоголя? Я не стал пить. Мне было очень тяжело и страшно на душе весь день. А вот они напились и конкретно. Это какой-то паб был. Родители по командировкам, домой дергать никто не будет. Мы досидели до двух ночи. Денег у нашей семьи тогда не было совсем. Едва хватало на еду. Девочки три месяца копили на эту вечеринку. Пошли домой пешком. За нами увязались двое парней. Я видел их голодные взгляды весь вечер. Каждый себе приметил жертву. А я-то был лишний. Девочки шли, горланили песни. Едва стояли на ногах. Я почти волочил их на себе. А еще ночь черная-черная была. У нас в городе нет общего освещения даже в центре, не то что по каким-то развалинам города идти, в которых мы жили. Наш дом стоял на стыке промзоны и частного сектора. Такой классический двухэтажный обшарпанный дом, в котором прожило четыре поколения моей семьи. Вот мы и шли. А потом парни догнали нас в небольшом лесочке. Достали ножи. — Он вдруг улыбнулся, и раскрыл руку, — Охотничьи. С кровотоком. Таким в брюхо дашь, и кровь польется с двойной скоростью. Лезвие такое острое. Крепкое. Я почувствовал опасность и успел девочек закрыть собой. Они спрятались за моей спиной и затихли. Я помню какая гробовая тишина встала в этом лесочке. Даже лягушек не слыхать. А там два кабана были. Большие такие. Ростом, наверное, с Трямкина или Фальковского. Что я мог им сделать? Я в восемнадцать лет был пятьдесят килограмм веса. И ростом метр шестьдесят пять. Ну куда… — Он растерялся. Артур с силой зажал Никите рот, не дав ему рассмеяться. Волк сидел зажмурившись, так и не открыв глаза, — Я только сказал девочкам, чтобы они ушли. Когда они отошли на небольшое расстояние, парни хотели было дернутся за ними. Но я просто кинулся в драку первый. — Он усмехнулся и задрал одежду, сев слегка боком к Диме. Пальцем указал на длинный белый след проходящий по ребрам. — От одного удар пропустил, но нож успел выбить. Я просто схватил упавший нож, и с размаху вонзил его в тело обидчика. Второй кинулся на меня. Пока тот рухнул на землю, начиная кровью все заливать, я продолжил драку со вторым. Я был словно в тумане. Я тогда не знал что на меня напало. Ближе к двадцати пяти до меня начало доходить, что это я напал. Я просто выпустил чудовище. И оно с радостью взяло надо мной верх. И второму я выбил нож с руки. Пнул его ногой, свалив рядом, и, схватив нож, начал, знаешь, — он взмахнул рукой, крепко сжав ее в кулак, — ударять этим ножом по телу. Крови столько полилось… Она такая обжигающая была. Липкая, сука. Все мне улила. Я много раз ударил его ножом. Даже слишком. — Кертис облизнул губы, уставившись в пол, продолжая говорить отстраненно, — На каком-то из ударов я услышал как переломились ребра от моего удара. Этот хруст отрезвил меня. Второй был еще жив. Я перекинулся на него. Пока не сделал из него такое же месиво с переломанными костями, я не смог остановится. Девочки все видели. Я просто обессиленный упал на колени перед мертвыми телами. Все мое лицо было в крови. Я едва взмахом руки сам себя не убил. Это было такое странное действие. Словно мной владело что-то другое. Знаешь, это желание… этот же нож вонзить уже себе в живот. Это… — Он пожал плечами, растерявшись, — До сих пор не знаю что это. Я поднял глаза, и увидел ужас на их лицах. С трудом заставил себя вытащить нож из рук, видя, что они меня боятся.— Он перевел, наконец, взгляд на Диму. Яшкин уставился на него в ответ, сидя раскрыв рот от шока. Кертис снова в слезах. Весь побледневший. Потерянный. Повернув голову, Кертис посмотрел на Артура с Никитой, продолжив рассказ, заливаясь слезами, — Старшая сказала мне, что я их защитник. Что они с младшей благодарны мне. Никто не знает, чем бы все закончилось, если бы меня не было рядом. Я думаю, в ту ночь кого-то должны были убить. Мне пришлось принять удар судьбы, и, чтобы она не убила меня, убить другого. Психика у меня с пятнадцати лет еще полетела. Я помню сам момент нападения, помню все в мельчайших подробностях. — Он вдруг замолчал. Дима опустил взгляд. Он сидел, изящно изогнув руки, не касаясь ими кровати и одежды, будто они и правда были грязные. Слегка отвел их в сторону, словно считая, что с них что-то капает. — Что со мной было после первого случая, и до следующего я не помню вообще. Дневник я тогда не вел. А больше спросить не у кого, кому бы я доверял. Я отдаленно знаю что было со слов младшего и сестер. Но я ничего не помню. Это просто чернота. Просто пропасть. Три года моей жизни выпало. С их слов я окончательно закрылся в себе, скатился на тройки и хотел бросить хоккей. Старшая однажды мне призналась, что прятала в доме все таблетки, когда родители разъезжались по командировкам. Один раз она успела вытащить меня из петли… — Он замолчал, погрузившись в мысли. Дима растерянно переглянулся с Артуром, что жестом показал ему молчать. Они сидели в кромешной тишине. Через пару минут Волк резко вздрогнул. Мягко провел рукой по шее, словно проверяя, все ли в порядке. Продолжил разговор, хоть и с неохотой. — Я запретил девочкам трогать что тела, что ножи. Сам протащил каждого до реки. Долго стоял перед ней на коленях, извиняясь, что мне придется сделать, и чтобы она сберегла мои тайны. Я кинул первое тело, и река, знаешь, словно проглотила его. Я дотащил второго. А тащить было далеко. Это поздняя летняя ночь. Мне, сука, совсем недавно исполнилось восемнадцать. По законам Канады я еще ребенок. Там совершеннолетие только с двадцати одного было. Я весь в этой поганой вонючей крови, тащу эти окровавленные изуродованные тела двух пацанов лет двадцати пяти по лесу до реки, блять… — Он с отвращением взмахнул руками, пытаясь мысленно скинуть с них грязь, — Стою и снова вымаливаю реку удержать мои тайны. Кидаю и второе тело. Оно снова пропадает в ее черных водах. Я кидаю следом оба ножа. Запрещаю девочкам трогать меня. Они просто стояли вдвоем обнявшись. Явно с такой картины протрезвевшие. Я умылся в реке. Мое счастье, что я был весь в черном. Весь мой гардероб это были только черные вещи тогда. Мы пошли с ними домой. Все молчали. Уже остановившись перед домом, старшая протянула мне руку, и сказала, что клянется, что никому ни о чем не расскажет. Младшая ее поддержала. Я тоже поклялся никому об этом никогда не говорить. Мы сделали вид, что ничего не было, и просто вернулись в дом. — Он отрицательно покачал головой, — Я больше ничего не помню. Следующие два или три года тоже пустота. В дневнике были только записи полные убить себя. Ни почему. Ни для чего. Просто страница за страницей ненависть к себе и одни оскорбления. Иногда страницы были полностью исписаны фразой «Сегодня я убью себя». Я как-то жил. Да, наверное даже очень хорошо жил. Отцу повышение дали в том же году, потом и матери. Мы начали жить уже в относительном достатке, но начали мотыляться по стране, да и не только по Канаде. — Кертис хмыкнул, и уставился с отвращением на свои руки, — Трое держали долгое время секрет. Вы первые узнаете об этом вне круга моей семьи. — Он открыл глаза, смотря на Лямкина, — А потом Никита, в очередной раз приехав ко мне домой в Екатеринбург без спроса, нашел меня в таком разбитом состоянии. Он нашел меня в слезах, забившимся в угол. Сказал, что почувствовал, что мне плохо. За окном тогда был яркий солнечный день. А я не мог сдвинуться с места. Я не пошел тогда на тренировку. Мне было противно. Ты помнишь этот день? — Домовой едва заметно кивнул, — Поэтому я был такой. Это воспоминание просто вылезло наружу, и я не успел его заткнуть. Оно меня так уродует. — Ты тогда мне так и слова не сказал. — Не смог. — Кертис кивнул, смотря отстраненно просто вперед себя. — Но то, что ты был рядом со мной тогда быстро привело меня в чувство. Не знаю, что бы я делал, если бы ты тогда не протянул мне руки. — Я горжусь тобой. — Прошептал Никита, — Я бы не рискнул. Я бы, ну, даже не подумал…       Кертис вдруг улыбнулся. Повернул голову к Яшкину и сказал, смотря в карие глаза Димы: — Посмотри на него. Наврал он мне. — Лямкин стеснительно уткнулся носом в плечо Артуру, Кертис же явно даже не расстроился с этого. — Будто я не знаю, как он умеет отбивать свое. Такой же защитник своих близких как и я. Хороший у тебя друг, Дима. Быть может он с возрастом таким стал. Не знаю. — Никита стеснительно улыбался, прячась за Артура. — Такую защиту можно только мечтать получать, какую я от него получаю. Такую поддержу я никогда не чувствовал. Вообще ни разу в своей жизни. Это приятно знать, что есть причина, почему стоит открыть глаза следующим утром. Барьер выстраивается все тяжелее перед последним шагом. Мне кажется, я уже его не смогу перелезть. Но я знаю, что если если я проморгаю, когда чудовище прогрызет меня изнутри, как начало делать это с пятнадцати лет, и вырвалось в восемнадцать, никому от этого легче не будет. Когда убиваешь человека, переступаешь черту. Уже никогда не станешь нормальным. Уже никогда не вернешься назад. Оно всю жизнь перечеркнет, даже если сможешь избежать закона. Психика накажет тебя сильнее, чем любая тюрьма. И я с этим жить дальше вынужден. — Он взвыл, и снова потряс руками, — Открой мне дверь. Они грязные.       Дима растерянно поднялся и открыл ему дверь в ванную. Кертис принялся мыть и без того чистые руки. Дима прижался плечом к плитке, наблюдая за ним. Он мыл руки долго, стараясь отмыть всю грязь. Прошла и минута, и вторая. Но он словно не мог остановится. Яшкин осторожно вытянул руку и слегка дернул его за край пижамки. Жестом показал остановиться. Кертис уперся руками в край раковины и уставился в стену. Выключил воду. Снова повисла тяжелая тишина. Дима сложил руки на груди, наблюдая за ним. Артур с Никитой следили за ним выглянув осторожно из-за угла. Никто не знал что сказать. Не знали, чем помочь. Будто можно что-то в таких ситуациях сказать ободряющего. Наверное и можно было бы. У Яшкина в голове уже явно назревал какой-нибудь тупняк вроде «зато тебя не посадили». Кертис опустил голову, с отвращением отведя взгляд. — Почему у тебя в доме зеркал нет? — Осторожно спросил Артур, прижимаясь к дверному косяку. — Ближайшее в лифте соседнего дома. — Прошептал Кертис, — Я перебил все зеркала, которые были, не успев и недели в квартире пожить. Я давно умею бриться без зеркала. В отражении пару раз появлялся не только я. Стараюсь не рисковать. — Он вдруг повернул голову и сказал, — Никому не говорите, что со мной было в Петербурге. Так должно было случится.       Он потратил еще пару минут на мытье рук. Они едва утащили его обратно. Мальчишки снова улеглись в кровать. Дима же встал на пороге спальни, и, едва заметно улыбнулся, когда Кертис прижался к нему, приобняв. Осторожно положил руки на его хрупкое слабое тело. Уткнулся носом в чистые волосы. — Спасибо, что поделился этим с нами. И я кое-что хочу сказать в ответ. Не менее важное. Тоже про прошлое. Только теперь про наше. Я обо всем вспомнил. Ты ни в чем не виноват. — Его слова Кертиса поставили в ступор. Дима задумчиво обкусывал губы, рассматривая его. Какой же он был слабый. — А ещё Артур мне рассказал твою версию. Ты забыл одну важную деталь. — Он наклонился к нему и прошептал ему на ухо. — Ты попытался меня остановить. И одну даже достал. — Он вздрогнул, почувствовав как ледяные маленькие ручки сжались, улегшись на его крепкие плечи, — Это я говорю не просто так. Я это не выдумал. Я помню это. А еще я вспомнил одну деталь. Хочу вернуть ее владельцу. — Он снял подвеску с шеи, и тихо сказал. — Тебе идёт серебро.       Кертис ему счастливо улыбнулся, смотря в глаза. Дима расстегнул пару верхних пуговичек на мягкой пижамке. Застегнул подвеску на чужой шее и, спрятав подвеску, застегнул пижамку. Кертис стоял, словно не веря в то, что происходит. Вытянув правую руку, мягким жестом убрал пару прядок его волос. С благодарностью ему кивнул. — Бля, наконец-то у человека жизнь наладилась. — Усмехнулся Никита. — Ебать, тридцать лет несчастий! Ему тридцать один как пару дней, а он сейчас помрёт от счастья. Опять я страдай… Бля, я уже заебался… — Бля, Никита! — Взвыл Артур, — Ты им такой момент своими комментариями спугнул. Ну ебаный ты нахуй! — А пошёл в пизду, Яш, моя девка! — Расхохотался Лямкин, — Не дам её больше обижать!       Кертис шикнул на него. Яшкин выпрямился. Задумчиво осмотрел его. И правда. У них с Никитой были одинаковые колечки на указательных пальцах. Как же ему шло это серебро. Вдруг Кертис развернувшись, пошёл до ближайшего комода. Достав что-то из него, пошёл обратно до Яшкина. Взял его за руку и провел пальцами по его пальчикам, на которых было очень много колец. Засмотрелся на колечко из белого золота. Услышав, чей это подарок, с улыбкой кивнул. Немного отодвинув рукав худи, застегнул на его запястье тот самый браслет с пионами. Никита, в шоке уставился на происходящее. По губам его прекрасно прочиталось как он беззвучно и очень расстроено сказал «блять». Артур изумленно закрыл руками рот, издав тихий вздох. Дима опустил голову, увидев как браслетик обвил его руку. Волк с трудом трясущимися руками застегнул защелки. Взяв обоими руками его за руку, склонил голову к руке. Мягко коснулся совсем кратко губками тыльной стороны. Тихо прошептал по-английски, словно какой-то заговор: — Символ верности, чести и богатства. Я дарю его тебе, чтобы он тебе помог в борьбе со злом. Я прощаю тебя за все то, что ты сделал со мной. Я на тебя не держу зла. И надеюсь, что ты получишь то, о чем мечтаешь. И он поможет тебе сделать правильный выбор. Потому что я свой уже сделал. Хватит мучаться. Будет больно. Но ты справишься. Я знаю.       Дима улыбнулся, смотря на аккуратный браслет. Кертис мягко отпустил его руку и выпрямился. Дима перевел взгляд на Артура с Никитой. Один был рад, а второй явно остался не в восторге. Перевел взгляд обратно. Серые глаза смотрели на него. На бледном лице была едва заметная улыбка. Так же беззвучно Дима прошептал в ответ: — Я тебя прощаю за все то, что ты сделал со мной, хоть этого почти и не было. И я знаю, что ты получишь ту жизнь, о которой мечтаешь. В которой больше не будет одной боли. Близкий человек тебя больше не обманет. Ты можешь ему доверять. — Кертис растерянно кивнул, закрыв глаза. — Без боязни отзывайся на «птичку». Тебе идет это прозвище. Ты очень красиво поешь. Твой голос успокаивает. Ты тоже достоин счастья не меньше, чем я. Я сделал все, чтобы тебя больше никто не обижал. Твоя команда тебе доверяет. Они будут тебя защищать все, а не только двое. Рядом с тобой будет твой близкий человек, и ты сможешь ему доверять. Никита тебя не предаст. Я за него ручаюсь. Он такой же долбоеб как и я. Я тоже не умею предавать людей. — Кертис молча кивнул, слушая его с трудом дыша. — Я отпускаю тебя. Мне больно это делать. Но я могу это сделать. — Сейчас расплачусь. — Сказал Артур. — Не надо тут влажность разводить. Пошёл нахуй. — Никита усмехнулся, — Эй, вы двое. Ещё поцелуйтесь! Я ревную! — Я не изменяю. Я обещал. — С улыбкой сказал Дима. Кертис открыл глаза, удивившись его фразе. Яшкин гордо кивнул, не сводя взгляда с серых глаз. — Регулярка ещё не кончилась, но я понимаю, что это не любовь. Ты мой близкий друг. — Кертис кивнул. — А с ним у тебя любовь. — Он снова кивнул. — Вот ты хулиган малолетний. Прикидывается он тут Фенриром.       Кертис снова кивнул. С трудом вытянул руки, и Дима с радостью наклонился к нему, крепко обняв. Ему на душе стало так спокойно. Он хотел его поцеловать. Но не мог этого сделать. Дело даже было не в Никите, что не будет этому рад. Он поклялся в верности. Прижимая к себе больное, худое и чуть теплое тело, прикрыл глаза. Улыбнулся, услышав тихие слова благодарности. С неохотой очень осторожно его отпустил. Кертис, прогнав жестом Никиту, улегся обратно в кровать, обнявшись с Артуром. Дима же встал у окна и, уткнувшись носом в пышные пионы, затянулся их приятным ароматом. — Заебатые, да?! — Усмехнулся Домовой. — Ебать, целое состояние мне стоили! Пол сезона на такой букет надо работать. — Не удивлюсь этому, знаешь. Вообще же для них не сезон. Они позже гораздо цветут. — В казахстанских степях всегда тепло. — Усмехнулся Никита, сложив руки на груди, встав рядышком. Дима снова затянулся мягким ароматом пионов. Какие же они были красивые. Свежие. Аккуратные. Изящные и очень пышные. Лямкин же стоял и любовался тюльпанами. Их, кажется, было под сотню. — Кстати, Яшка, к нему Шира припёрся с утра. Извинился перед ним. Я в таком ахуе был. Ты как это сделал? — Это Радик сделал. Не знаю, о чем два капитана договорились, но да, Шира тоже мне сказал об этом. И сказал, что они с Бруксом будут защищать его. Так что не бойся за своего маленького. — Он повернул голову. Артур лежал с Кертисом обнявшись и под одеялом. Сам же Волк лежал закрыв глаза, прижавшись к нему. — Артур, ты тут останешься? Я пошёл до Брукса, потому что. Если что, я тут тебя оставлю, если хочешь. Или проводить тебя до… к кому ты там хотел? — Я тут пока побуду, пока не выгонят. — Никита свалился к Волку с другой стороны. Тот недовольно глянул на него, выглядя как котик, которого хозяин разбудил. Никита показал ему язык. Кертис укусил его. Домовой тут же взвыл. Артур счастливо расхохотался, и снова прижал к себе Кертиса, — А ну не обижай маленьких! — Я тебя выгоняю! Пошёл нахуй отсюда! — Усмехнулся Никита, — Мы мультики смотрим. На тебя ваще не рассчитано. — Ударь его. — Попросил Кертис.       Никита вскрикнул получив в лоб от Артура. При попытке дать ему в ответ по хитрой морде снова получил острыми зубами в руку. Поджав ее, недовольно фыркнул. Артур с Кертисом отбили друг другу пять. — Аниме это не мультики! — Констатировал Артур. — Ещё че скажешь?! — Удивился Никита. — Ой, мелкие, ну вас…       Он выбрался из койки и пошёл с Димой до входной двери. Засунув руки в карманы шорт уставился на Диму. Тот же застегнул куртку и задумчиво посмотрел на маршрут, который предложили ему карты. Далековато пиздячить. Вызвал такси. Уселся на диванчик и завязал кроссовки. Натянул пуховик. Никита задумчиво уставился на браслет на его руке. Подняв взгляд, улыбнулся. Дима задумчиво смотрел на него. — Спасибо, что приехал к нему и сказал это все лично. Ему это было важно. — Тихо сказал Никита. — Ты мне про Широкова договори историю. Простил он его? — Никита отрицательно покачал головой. — Он просто сказал, чтобы эту тему не поднимали. Я боялся, что он и тебе откажет в прощении. Но его нет. Широков даже на колени перед ним уселся. Но маленький… — Никита растерялся, опустив взгляд. — Просто нет. «Я не принимаю твоих извинений. Твои слова не помогут. Это твой груз. Тебе его нести. Груз твоих ошибок будет тяготить тебя. И я тебе его не облегчу.» так он сказал. Я боялся, что он его пришибет. Но Шира просто… Смирился? Странный такой, весь в сомнениях ушёл. Мне кажется сейчас, из-за того, что ты поднял всю эту грязь, до него много кто с извинениями дойдёт. Но, если считать, что я его хорошо чувствую, я не думаю, что он кому-то ещё спокойствие своим «Я тебя прощаю» подарит. Ему больно. Тяжело. Обидно. И тут никакие слова не помогут. Даже, я думаю, поступки мало значат. Даже очень серьезные. Эти грехи перед ним ничем не искупить. — Он пожал плечами, — Хотя Бардаков с Никишиным морду набили Дицу. Он на больничный съебался. Я горжусь твоими пацанами. — Яшкин искренне удивился сказанному. — Ага. Заебато. Прям на Армейском дерби. Сначала Бардак через подножку об борт уебал, подрался с ним, его выгнали. А следом и Никишин. Никишина не выгнали. Он капитан. Но ебнул он ему конкретно. Тот как стоял, так и упал. — Я его в этом понимаю. Я Радулова тоже не простил. Не могу. Не поворачивается у меня язык к нему нормально относится. Он заебал. — Дима мягко приобнял Никиту. Лямкин с улыбкой прижался к нему. Довольно мяукнул, когда Яшкин потрепал его по волосам. — Не бойся, я вас больше в обиду не дам. Вы и так достаточно настрадались. И я понимаю почему ты пошел на это все перед Ромой. Не говори маленькому… — Он знает об этом. — Перебил его Никита. — Я от него ничего не скрываю. На лжи, ровно как и умалчивании, отношения не построишь. Я ему все объяснил. Он… — Никита шумно выдохнул, опустив голову, — Сказал мне о том, что был не готов к тому, что именно я стал предателем. Ему было тяжело это принять. Получилось так, что пока он держал тебя, я тебя толкал. Но услышав что случилось, сказал о том, что понимает, ради чего я на это пошел. Услышав все, чем я навредил вам, сказал, что я еще не так сильно навредил, как мог бы. Он же тоже пошел на… — его голос стал на порядок тише, — … на защиту своей семьи до того, что убил двоих. Сестер защищал. Моя мелочь защищала старших сестер, когда ему едва исполнилось восемнадцать. И пошел на это все. Я… до сих пор с этой истории в ахуе. Так что он понял меня. Да, я понимаю что я много бед и глупостей наворотил. Но… не от того, что я захотел это сделать, я пошел на это. У нас с ним этот вопрос решен. Я умею с ним говорить. Мы друг друга понимаем и поддерживаем, Димка. И защищаем друг друга. А раз ты снова оказался тут, у тебя опять с Радуловым беда. — Яшкин с грустью кивнул, — Дима… Отъебись от него. Это не твой человек. — Я все еще люблю его. Он паскуда. — Дима сложил руки на груди, вжавшись спиной во входную дверь. — В тот вечер после победы над Салаватом мы же все в бар пошли. А мы пообещали друг другу, — он показал ему кольцо на пальце, — что если мы идем на такой шаг, то не изменяем друг другу, не пьем, а я еще и не закидываюсь наркотой. Он пару раз сделал вид, что слушает меня. Опять же, он идет мне на уступки. Он поговорил с Шарипзяновым, чтобы тот моего Жафу берег. Поговорил с Широковым, чтобы тот от твоего Волчонка отстал. Он мне начал помогать. И я люблю его. Но за вечер… — Дима расстроенно покачал головой, — он меня даже не поцеловал ни разу. Хотя знал, что мне это важно. Я контактный. Мне надо обниматься. Мне надо целоваться. Тогда я хотя бы чувствую, что человек про меня не забывает, и это помогает мне про человека не забыть. Мне же важно знать, что я важен ему. А Радик просто весь вечер меня потрепал, как псину, пару раз за волосы, а когда я дал ему знать, что хочу его поцеловать, только отмахнулся от меня, чтобы я ему не мешал. — Домовой удивленно посмотрел на него. — Не надо так смотреть. Да, я просто без раздумий опять сел и уехал. Он просил меня говорить, что мне не нравится, но я… — Не говори ему. Это было озвучено. Вы сказали друг другу о границах. Но он забил на это. — Никита хмыкнул, — Он мог. Я вижу, что ты сильно держишься, чтобы не свалиться обратно. Горжусь очень сильно тобой. Но… нахуя ты тогда к Бруксу едешь, если не изменять? То что у вас с Бруксом происходит, и то больше на любовь похоже, чем то, что у тебя с Сашей. — Мультики смотреть. — Усмехнулся Дима, и, услышав уведомление о том, что такси его ждет, рапортовал, — Всё, я пошёл. Мелочь мою не обижайте. Ты за него ответственный. Ребенка после одиннадцати одного на улицу не отправляй.       Никита с улыбкой согласился. Они отбили друг другу пять и Дима со спокойной душой отправился дальше по маршруту. За час доехал до высокого многоэтажного дома, довольно далеко от центра. Он стоял на окраине города, соприкасаясь с природой. Вокруг дома было довольно много всякой инфраструктуры. И садик, и школа. Район выглядел очень презентабельно. Разноэтажная застройка. Аккуратные фасады неброских цветов. Новый трамвайчик беззвучно проскользил мимо. Уютно. Кертис жил в центре. Самом центре города. Там понятно, что будет все в порядке. Но обычно на такие края города администрация закрывает глаза. А тут довольно аккуратный район, с большим количеством зелени, с закрытыми и тихими дворами. Яшкин задумчиво прошелся по закрытому двору, и, войдя в подъезд даже удивился. Это скорее холл словно в отеле. Красивый интерьер. Много зелени. Приветливая девушка за стойкой подсказала ему в какой лифт нырнуть, чтобы оказаться поближе к нужной квартире, перед этим выяснив, видимо, у хозяина квартиры, правда ли его ждут.       Яшкин даже не ожидал такого сервиса. У него только спящий дедушка охранник в каморке подъезда да и все. А тут такая красота. Долго ждал лифт на последний этаж, любуясь через панорамные окна подъезда за природой в окне. Высокие сосны закрывали все своими широкими кронами. Там в лесу наверняка очень хорошо вечером погулять. Главное в горы не уйти. Их высокие холмы подпирали небо. Поднявшись, пошёл по роскошному коридору, что был оформлен в стиле Ар-деко. Темно-зеленый цвет на стенах украшался золотыми деталями интерьера. Постучавшись в дверь, вдруг улыбнулся, когда она открылась. Перед ним стоял Да Коста, одетый в бледно-розовую футболку и шорты в пальму, да еще и босиком. Яшкин даже засомневался на несколько мгновений, туда ли приехал. Кратко пожал французу руку. Переступил порог и закрыл за собой дверь. Растерянно поднял взгляд наверх. Потолки высокие прямо как у Кертиса. — Ебать, давай быстрее, тут самое интересное идёт! — Раздался голос Брукса откуда-то из квартиры. — Стеф, ща опять все пропустишь! Я тебе перематывать не буду! Он сам дойдет, взрослый мальчик!       Стефан лишь развел руками и побежал куда-то в квартиру на происходящие звуки хруста чипсами и недовольной руганью по поводу каких-то сокровищ. Дима растерялся осматриваясь. Как тут стильно. Черно-белая расцветка в коридоре на полах и стенах с потолком великолепно сочеталась с темным деревом фасадов и полок. Световые полосы украшали довольно просторный коридор. Много шкафов для хранения. Он нашел нужный, где висели вещи. Опустив голову, сунул свои мокрые кроссовки в снегу к остальным на специальный порожек, видимо, чтобы грязь не разносилась по дому. Сунув руки в карманы штанов, вывернул из-за угла. Несколько дверей по разные стороны от него его встретили первые. По правую сторону была арка, ведущая, судя по едва видному в темноте интерьеру, на кухню. По левую сторону была уже другая дверь. Между двумя дверьми висела большая картина. Дима остановился напротив нее. Айвазовский. Великолепный морской пейзаж. Красота. Повернул голову. Коридор заканчивался одной закрытой дверью и второй открытой, откуда и слышался громкий хохот.       Встал на пороге просторной гостинной с высокими потолками и панорамными окнами, где были только горные склоны и лесной массив. Какая великолепная красота. Он даже растерялся. Сама гостинная имела и большое рабочее место с компьютером и двумя мониторами, и большой диван, на котором раскинулись Стефан с Бруксом, и несколько стеллажей с книжками, и беговая дорожка, на ручке которой висели белая рубашка и классические штаны с пиджаком, и большое зеркало от пола до потолка. Такой темный интерьер, такой весь величественный и грациозный. Множество цветов в разных горшках. Широкие листики монстеры красиво свисали над рабочим местом. Замиокулькас с множеством веток перекрывал своей красотой длинную высокую картину от пола до потолка, что сияла серебряными деталями. Снова очередной пейзаж. Цветы были такие восхитительные. И все разные. И на полках, и на полу. Много папоротников. Тоже разных. У кого-то листочки темнее, у кого-то светлее. Широкие раскидистые листья свисали над книжными полками. Даже дышалось в квартире очень легко. Он заметил около большого цветка бьющий фонтанчиком пар. Увлажнитель воздуха еще и на полную работает. Не удивительно, что дышалось так легко. Тут было шикарно. Легкие полупрозрачные шторы слегка покачивались от прохладного ветерка, льющегося через сворки приоткрытого окошка. Оно даже открывалось не как обычное окно, а совсем чуть-чуть. Видимо для безопасности. Под ним стоял большой горшок с великолепным цветущим, как его принято в народе называть «женским счастьем». Его темно-зеленые сочные листья создавали великолепную тень на полу.       Яшкин перевел взгляд на большой серый диван, на котором полулежал Брукс, раздвинув ноги, в пижамных штанах, странной рваной худи, по которой не было понятно она специально рваная или случайно, и с тарелкой на животе в которой ютились чипсы. Перед ним стоял столик с парочкой стеклянных бутылок с газировкой. Стефан лежал рядом, растянувшись на длинном краю дивана, и жадно хлебал энергетик, уставившись в экран. Дима с улыбкой посмотрел на Брукса. Он растрепанный. Весь такой сонный и домашний. Такой милый. Усевшись между ними, кратко приобнял Брукса. Так же съехал в такую же позу. Уставился в огромную плазму, на которой шел какой-то приключенческий фильм про друзей, что вдвоем разыскивают несметные богатства исследователя Фернана Магеллана. Какой интересный фильм. Он, видимо, пришел на самое начало. Завороженно смотрел на яркую картинку. Подворовывая чипсы у Брукса, сделал пару глотков ягодного энергетика у Стефана, смотрел с ними фильм, периодически обсуждая происходящее. Опустив руку, раскрыл ее ладонью наверх. Мэйсек едва заметно бросил взгляд в сторону, и вложил свою руку в его, сделав невозмутимый вид. Дима с радостью флиртовал с Бруксом, что отвечал на все комплименты ответным комплиментами. Стефан лишь успевал подтрунивать их, и вдруг сказал, повернув голову, посмотрел на Диму: — Что, хочется, и нельзя?! — Усмехнулся Стефан, — А все, привыкай. — О, а че нельзя?! Что случилось?! — Удивился Брукс, слегка наклонив голову, выглянув из-за Димы, — А че, и этого увели что-ли?! Все, не стать мне лучшим снайпером, да? — Дима кивнул и показал ему кольцо на пальце. Брукс расстроился. — Бля, ну как так… Опять лежать дрочить в одиночестве.       Стефан начал громко ржать над ним. Дима улыбнулся. Брукс, словно, и правда расстроился, а не только в качестве шутки. Хотя, может ему просто показалось? Они продолжили смотреть фильм. Поставив на паузу, Брукс поинтересовался, будут ли они ужинать. Не дал Диме даже разрешения самому себе кофе налить. Сделав заказ с любимого ресторана, пошел до кухни. Диме вручил большую кружку с кофе, а себе со Стефаном сделал чай. Дима сделал несколько глотков и облегченно выдохнул. Вкуснятина. Все как он любит. С улыбкой поблагодарил Мэйсека. Они успели досмотреть фильм. А вот и еду привезли. Усевшись на просторной роскошной кухне, с такими же панорамными окнами, с радостью наелись едой из доставки, обсуждая увиденное. Стефан улегся спать в гостевую спальню, а вот Диме постелили в гостинной.       Яшкин сидел на тумбочке под телевизором, размахивая босыми ногами, задумчиво рассматривая Мэйсека, что разложил ему диван и застелил его белоснежным постельным. Поинтересовавшись, как ему привычней спать, когда холодно или когда тепло, принес нужное одеяло, и, пожелав ему спокойной ночи, побрел к себе в комнату. Судя по всему его спальня была по соседству. Яшкин улегся на удобное спальное место. Обняв мягкую подушку, с большим удовольствием укрылся теплым тяжелым одеялом с головой. Постельное пахло лавандой. Получив сообщение от Артура, что он на такси добрался до Володи, и будет ночевать у него, с улыбкой отписался ему где он и с кем он, и, откинув айфон на кофейный столик, закрыл глаза, сразу же провалившись в сон. Правда поспать долго не получилось. Дима проснулся среди ночи от звонка. Недовольно посмотрел на яркий экран. Увидев эмодзи свиньи искренне этому удивился. Выбравшись из теплой постели, и выйдя на застекленный балкон, уставился на пейзаж ночного леса, уставился завороженно на звездное небо. Тихо и слегка сонно сказал, приняв вызов: — Да, Сань? — Чё, где тебя опять носит вместе с мелочью?! — Усмехнулся Радулов. — А ты чего в такое время звонишь? — Удивился Дима, посмотрев на часы. В Казани два часа ночи. А у них уже четыре. Поганая разница во времени. — Что, только с запоя вылез? — Ага. — Довольно протянул Саша и усмехнулся. — Пиздец, упился как школьник в подъезде! — Они вдвоем рассмеялись, — Просыпаюсь, а у меня вместо Ани Шипа. И я ещё и без штанов. — Снова громкий хохот, — Пиздец. Так че где ты… Дома, я надеюсь?       Дима с улыбкой рассматривал ночной пейзаж, раздумывая, что бы ему сказать. Наврать не получится. Да и не хотелось. Он чувствовал себя сейчас так хорошо душевно, что даже желания ругаться не было с Сашей. Но голос, кажется, все равно выдал его не очень довольный тон: — Нет, не дома. Завтра в обед с мелким прилетим. — О, я распознаю эту интонацию как девочку, у которой любимую игрушку отобрали. Что я сделал не так? — Ну мы как бы с тобой договорились что не пьём. — Тут же сказал Дима, решив ему все же помочь в разгадывании очередной причины его недовольства, — Забыл? — Там не до этого было. Мне сильно хотелось нахуяриться. — Радулов лишь усмехнулся. Дима закрыл глаза. Блять. Его снова раздражал этот разговор. Ему тоже хотелось не раз и не два изменить. Да и напиться тоже. Чертовы условия Александра Радулова касались всех вокруг кроме него самого. Дима недовольно покачал головой. Ругаться с ним он не будет. И истерику закатывать тем более. Напиваться ему не хотелось. Он просто смирился с этой причиной, покорно признав поражение. Кажется, сам Радулов был этому очень доволен и сказал спустя небольшую паузу, — Яш, я один на пару недель жить буду. Слышь, а поехали ко мне?       Дима задумался и сказал: — Саша, погоди. У меня было столько возможностей тебе изменить. Мне тоже сильно хотелось. Но я не изменил тебе. Даже в щёчку никого не поцеловал. И так же и с выпивкой. Я с радостью бы напился с тобой. Но обещал. Не сделал этого тогда и не делаю этого сейчас. Мне не нравится, что ты забил на эти договоренности. — Ну я разрешаю тебе это сделать. Только с Никитой не спи, а то не люблю, когда член слишком легко помещается. — Они вдвоём снова рассмеялись. Вдруг до Саши дошло. — Ага. Не дома. И как минимум две возможности изменить… Ещё и с Жабой. Екатеринбург, да? Опять этот блядский город?! — Ага. На Волчонка поглядел, в каком он состоянии. Сейчас я у Брукса вместе со Стефаном. Но я не пью и не изменяю. И я расстроен, что ты тогда так поступил. Если пообещали, значит придерживаемся этого. Иначе какой смысл тогда от этого кольца? — Он тяжело вздохнул, — Вадим нормальный? — Да, вполне. Он так рад, что у него что-то получаться началось. Я думаю он не лишился остатков мозгов и его тоже на играх можно оставить. — Саша задумчиво хмыкнул, — Дима, нет, правда, если хочешь, я не против. Один раз можно. Я оступился и тебе тоже можно. Ну долбоеб, ну признаю, ладно. — Где один, там и два, там и много. Нет, Сань. Я не буду оступаться. Всё, давай, завтра в обед буду.       Он завершил вызов. Оперся руками о подоконник, рассматривая звездное небо. Что-то внутри было не так. Никаких истерик закатывать не хотелось. Ладно. Дурак, так дурак. Он вернулся спустя десять минут раздумий в тишине обратно на свое место обитания. В районе десяти часов его мягко разбудил Брукс, позвав позавтракать. Заодно подсказал где гостевая ванная. Дима привел себя в порядок. С улыбкой уставился в зеркало, сам себя поблагодарив за то, что он такой молодец и не сдается в борьбе со своими проблемами. Пришел на кухню, где его уже ждал завтрак. Судя по всему снова из какого-то ресторана. Они сидели и громко хохотали, завтракая и обсуждая остаток чемпионата. Дима задумчиво смотрел на Брукса, поедая аккуратную брускетту с крабом и клубникой. Он расстроен вчерашней новостью. Это чувствуется, хоть Брукс успешно делал вид, что все нормально. Стефан увлеченно пил кофе, довольно громко его хлебая. Дима обозвал его свиньей. Снова громкий хохот. — А я слышал, ты хотел в Канаду свалить с этого сезона. Что, серьезно? — Осторожно поинтересовался Дима.       Брукс, сидящий напротив, кивнул и тихо сказал: — Теперь ещё больше хочу. — Опа-на, вот это интонация! — Стефан рассмеялся, пихнув рядом сидящего Яшкина в бок, — Ты как умудрился ему ничего не сказав его расстроить?! — Я волшебник. — Усмехнулся Дима.       Дима отпил кофе, задумавшись. Поймал себя на странной мысли. Может это все это время был не просто флирт? Скорее всего так и было. Он вдруг улыбнулся. Запустив руку в волосы, потрепал их. Рукав худи немного съехал, показав всем вчерашний подарок. Брукс со Стефаном издали удивлённый вздох. Стефан схватил его за руку и выгнул её. Обе пары глаз уставились на браслетик с пионами. Яшкин даже растерялся с такой реакции. — Ты убил Волка ради этого браслета?! — Синхронно удивились сидящие. — Почему? — Удивился Дима в ответ. — Он сам его мне отдал. Сказал там… что-то. Уже не помню даже что. Не знаю. Что такого? — Это семейная реликвия. — Прошептал Брукс, не сводя взгляд с браслета. — Такие штучки передают… — Он перевёл взгляд на Стефана и вдруг улыбнулся. Француз же завыл, закрывшись руками. Мэйсек довольно хлопнул по столу, да так, что в кружках звякнули ложки, — Ха! Сука, давай, давай блять! Я знал! Не спорь со мной, сучка! Я Волка лучше, чем себя знаю! Я знал! — Стефан с грустью ушел с кухни. Через минуту вернулся, усевшись обратно рядом с Димой, и положил перед Мэйсеком несколько банкнот. Дима хмыкнул. Где-то тысяча евро. Брукс счастливо похлопал и гордо сказал, — Ай да, Волк! Сука. Мой пацан! Такой же проебщик! На Фенрира еще отзывается. Ага. Так я и поверил! — А че, сюжет кто-то объяснит. — Заинтересованно спросил Дима. — Я, ну, нихуя не понимаю… — Я ставил на то, что этот браслет окажется у Никиты. — Усмехнулся Стефан, и, откинувшись на стуле, начал качаться на нем, сложив руки на затылок, — Блять… Сука, блять. — Он недовольно покачал головой. Брукс же довольный пересчитал деньги и потер руки, — Ну они же любят друг друга! Ну кольцо… Ну защита… Ну Никита же на коленях перед ним стоял. Такой браслет ему должен был достаться… Ну ка-а-ак. — Негодовал француз и вдруг сказал по-русски, — Ну ебана отхлебана…       Яшкин рассмеялся, вообще не понимая что происходит. Повернул голову от него к своему канадцу. — А ты не знаешь того, что я обсуждал с Артуром и не знаешь что было ночью около казанского кремля! — Брукс счастливо хохотал, явно довольный победой, — Да, сука! Да. Я знал! Я знал, что он тоже наебался на этой телеге! Это пиздец! — Можно я его ударю? — Попросил Дима. Стефан кивнул и Дима тут же дал легенькую пощёчину Бруксу, хотя просто скорее провел рукой по щеке, но это его только повеселило еще больше, — Интригант херов! Ты мне объясни, блять, я нихера не понимаю! — Возмутился он. — Сюжет дай мне! Страница где-то точно потерялась. — Кертис сказал о том, что этот браслет всегда передаётся только тому, с кем у человека была первая любовь. — Вдруг выдал максимально серьезным тоном Мэйсек, положив руки на дубовую столешницу, остановив взгляд на браслетике с пионами. Дима поправил рукав и подвески едва слышно брякнули друг об друга. — Он заколдованный. — Дима в ужасе уставился на них. Они расхохотались. Брукс тут же решил его успокоить, — Ну в смысле в хорошую сторону… Он сказал, что этому браслетику минимум три века. — Ну так… Погодите. — Дима развел руками, — Вы сюжет по порядку рассказывайте, рассказчики херовы. Я уже слышал эту историю от Радулова. У него же с Дицем любовь была, насколько я слышал. — Ага, сильно сказано. — Стефан пожал плечами, — Он скорее делал вид, что любил, а потом привязался, а потом пожалел. Короче… история как у тебя с Радуловым. — Я-то Радулова люблю. Я изначально в него влюбился, а потом уже деваться было некуда, когда он меня в тёмный уголок отвёл. — Парировал Яшкин. — Не у тебя. У него. — Тихонько дополнил Стефан, — Он тебя не любит. Все это знают. Он об этом всем говорит. А тебе говорит что любит, потому что тебе иначе будет плохо и ты этого не выдержишь. Можешь и глупостей наворотить. Он бережет тебя от этого своим молчанием. Знает, что ты в таких вещах никому не веришь.       Яшкин в шоке уставился на него. Стефан лишь с виноватым видом развел руками. Дима перевел взгляд на Брукса, и тот с грустью молчаливым кивком подтвердил его слова, подперев голову рукой. Дима встал в ступор. Не любит? И всем об этом говорит? Значит… делал вид что любил. Значит… просто привязался. Он опустил взгляд. Внутри стало так больно. Эти слова словно не стали для него чем-то неожиданным. Они звучали как правда, которую он отказывался принимать. Все ему об этом говорили. Все это знают. Дима зажмурился, почувствовав, что наружу попросились слезы. Покраснел. Тяжело и глубоко начал дышать, дрожащим голосом сказав: — Да пиздите. — Нет. — Яшкин раскрыл глаза, уставившись на Стефана, и пожал плечами. — Это же Радулов. Я его тоже не с чужих слов знаю. Я знаю как он любит. Я вижу как он это делает. Ты все еще не можешь разгадать Сашу. Ты просто этого не видишь. Но это заметно. Дима, а ты не думал, что так не общаются с людьми, которых любят? — Дима растерянно перевел взгляд на Брукса, и он тут же кивнул. — Ты так делаешь, да. По тебе видно что ты его любишь. Чисто. Искренне. Но… В ответ ничего не получаешь. — Да пиздеж. — Жалобно протянул он. — Не верю. — Вдруг собравшись, мысленно вышвырнул все услышанное подальше, и гордо рапортовал Яшкин. — Любит он меня. Просто странно. — Вытянув руку посмотрел на браслетик. — Он просто красивый. Лишь бы мне Радулов морду не набил. Потому что снимать я его не хочу. Он мне нравится. — А ты не говори от кого он. Просто… подарок. — Осторожно предложил Брукс. — Так Радулова не наебать. — Тут же парировал Стефан. — Ты ему сейчас насоветуешь, они опять раздерутся. Ты крайний будешь. Не надо пиздеть Радулову. Это плохо закончится.       Стефан достал звонящий телефон, и, недовольно взвыв, быстрым шагом ушёл с кухни. Они с Бруксом остались вдвоем. Дима провел пальцами по браслету. Кажется, он начал понимать что его весь сезон сталкивало с ног. Их слова, сказанные именно в этот момент, словно указали ему на разрозненный кусок реальности. Словно указали на место, где расходились две ткани общения с людьми вокруг. У Димы весь сезон была проблема в том, что ему приходилось выбирать: он либо оставался рядом с Сашей, но лишался друзей, либо ровно наоборот. Неужели все эти несостыковки пошли еще тогда. Он не сводил взгляда с браслета с подвесками пионов. Верность, честь и богатство. Что-то очень странное творилось внутри. Этот подарок дарили тому, с кем у прошлого хозяина этого браслета была первая любовь. Кертис сказал, застегивая этот браслетик, что он свой выбор сделал, а значит и ему пора определяться. Значит эта история с наркотой когда-то давно в Штатах была началом многих историй. И ему явно не давала покоя эта история. Дима сам ее бы так никогда и не вспомнил. Но мозги решили что лучше будет все вспомнить. Тогда Кертис влюбился. Первый раз, раз у него этот браслет оказался на руке. Видимо поэтому Никита тогда расстроился, увидев, что этот браслет оказался именно на запястье Димы. Видимо рассчитывал на то, что он окажется первой любовью. Но никто никогда не выбирает, в кого влюбиться. Кертис сказал, что это поможет и ему определиться. Дима медленно поднял взгляд, уставившись в карие глаза Брукса. Тяжело дышал, медленно сжав обе руки на горячей кружке с кофе. Мэйсек отвел взгляд, не смотря на него в ответ. Сидел поджав губы. Он искренне расстроился. Он почувствовал это. Брукс не подавал вида. Но он понял это по его состоянию. Расстроился именно от кольца. Не просто шутка. Тихо спросил: — Расстроился, да? — Нет. — Тут же ответил Брукс. — Ты даже не услышал по какому поводу. — Яшкин улыбнулся и подперев голову смотрел хитрым взглядом на него и сказал. — Я знаю, что ты страшно боишься в Казань один ездить. Но тебе хочется ко мне. Когда Волка надо было спасать ты не побоялся поехать к моему врагу. Почему ты так поступил? Почему ринулся в чужой враждебный город к незнакомым злым людям? — Есть люди ради которых не побоишься и на расстрел встать. Кертис как раз из таких. Мы с Трямой считали, что он не в чем не виноват. Давно знали об этой истории. И мы с Никитой поговорили с тренерами, услышав, когда контракт у Волка с Барысом угрожал навернуться, потащили его сюда. Стефан сказал мне о том, что все уже в курсе, что Диц правды никогда не говорит. Его не стали реабилитировать. Но мы с Никитой просто взяли и заступились за незнакомого тогда человека, которого весь мир не принимал. Просто поверили его словам, услышав его версию случившегося между вами. Так по факту и получилось. — Он улыбнулся, и, повернув голову, наконец посмотрел ему в глаза, — Ты прав. Мне хочется к тебе ездить. Ты же видишь, что я через секунду тебе ответил, когда ты написал. — Влюбился, да? — Осторожно поинтересовался Дима.       Мэйсек едва заметно кивнул, задумавшись о чем-то. Тут же одумался, едва заметно встрепенулся, и немного глупо улыбнувшись, взмахнул руками сказав: — Да нет! Я чего, ебанутый с Радиком за тебя махаться… — Они рассмеялись. Дима моментально распознал ложь в его словах. Вдруг Брукс тихо добавил. — Тебе идет таким быть. Ты очень красивый, когда так подстрижешься. — Заметили только ты и Ляма, что я поменялся. — Он тяжело вздохнул, — Брукс, я седой. У меня минимум две огромных седых пряди. Я в ахуе до сих пор с этого. — Он хмыкнул, смотря на руку и сказал. — Я столько парочек вижу вокруг себя. И я вижу какие мы с Сашей. Я не думаю, что у нас получится что-то хорошее. Я слышал от Артура, что ты хочешь уехать в Канаду. Я хочу сказать тебе… то что ты хочешь хоть от кого-то услышать. Оставайся, Брукс. — Он повернул руку и указал ему на то, что на безымянном пальце, сверху на обручальное было одето другое кольцо. С кленовым листиком. — Я хочу предложить тебе важную причину. Я вижу как ты расстроился. Понимаю почему. Оставайся. — Я не могу так легко сказать «да» или «нет». От меня даже не зависит, останусь ли я в этом городе или нет… — Он пожал плечами, не своя взгляда с его пальцев, остановившись взглядом на кленовом листочке. — Я тут много лет. Пришел сюда после Олимпиады наслушавшись от русских, как хороша их лига. Я же до этого в АХЛ поиграл. Я сидел тогда в Чикаго, думал, нахуй я вообще на это все согласился. Просто собрал вещи и поехал сюда. В Екатеринбург. По факту, так же как и Волк, приехал в никуда. Где никого не знаю. Уже не помню сколько тут обитаю. Считаю этот город близким к душе, так же как и Стефан. Мы иностранцы. Мы говорим на другом языке. Нам тяжело быть в другой стране. Играть под флагами чужой страны, слыша чужие гимны. Это тяжело. Но мы с Буше это как-то обсуждали во время общей попойки. Надо просто найти себе свое место. Свой город. Который тебя, иностранца, примет как родного. Тебя, приемного ребенка, полюбит как родных детей. У Рида так не с первого раза получилось. Омск приютил его в орлиных крыльях. Он там надолго останется. У меня так получилось с первого раза. Стефан сначала думал, что этот город ему не подходит. Сбегал на Казань посмотреть. До этого в Москве побывал, в Ярославле. Но все ему было не так. Но даже до него спустя столько сезонов дошло, что этот город близок и добр ко всем. Мы же с ним тоже не первый год знакомы. Я сидел и ржал с него, как он прыгает туда сюда, вообще не подозревая, что это его город. А сейчас, да ты посмотри на него. Это его город. Его страна. Ему плевать, что на него с его французским паспортом смотрят как на ебанутого в аэропорту, не меньше, чем на меня с моим немецким или канадским паспортом. Он останется тут до двадцать пятого года. И наверняка попросится еще остаться. Будет выпрыгивать из коньков в попытке доказать, что он может очень многое, не смотря на свой возраст, что он тоже хочет этот кубок, пока в него будут тыкать деньгами и званием «не кубковый игрок». Ага. Весь Автомобилист нихуя не кубковая команда. Но это наше место. И мы тоже можем высоко забраться, если все соберемся, и реально что-то попытаемся сделать. Я понял это гораздо раньше. Я даже не хочу идти в другой клуб. Пять …? Нет, блять, уже как шесть лет я уже тут. Но этот сезон другой. — Он медленно поднял взгляд, и вдруг признался, — Я не могу стать у тебя третьим. Нет. Я прекрасно понимаю свои силы. Мне не по силам тягаться с Радуловым, а с твоей Нади так тем более. Мне тоже рядом с тобой не место. Я буду уходить. Я пойду обратно в Канаду. Может быть в Германию вернусь. Я не знаю. Но я буду уходить.       Дима задумчиво положил обе руки на стол. Закрыл глаза, шумно дыша. Его слова были так ему близки. Он тоже прыгал по клубам, по городам и странам в попытках найти свое место. Дотянуться до этого кубка, который ускользал от него в последний момент. В Казани, рядом с Артуром, рядом с Никитой, рядом с Шипачевым и Радуловым, с Кагарлицким, он начал наконец себя ощущать на своем месте. Да, пускай без капитанской нашивки как в Петербурге. Да, пускай без огромных денег от контрактов в НХЛ. Но он был в городе, в котором он чувствовал себя комфортно. Где его тоже принимали и уважали. Он понимал о чем говорил Брукс. Он едва заметно кивнул. Напротив него сидел такой же зашуганный жизнью бедолага. Внутри что-то с грохотом рушилось.        Стало очень сильно больно. Медленно открыв глаза, уставился в его карие глаза. Брукс молча смотрел на него в ответ. Он чувствовал другого человека. Он понимал его слова. У него было такое только один раз в жизни. Точно знает что это за чувства. Он нашел своего человека. С которым ему было приятно и комфортно. Что ни разу не оскорбил его. Что был приятен и верен. Он же слышал, что кроме него Мэйсек ни с кем не спал в сезоне. Это не такие отношения, которые у него были с Артуром или Кертисом. Сразу резко видны отличия дружбы от влюбленности. Любви? Он опустил взгляд, уставившись на свои руки. Вдруг сняв кольцо Саши, отложил его на стол, и, схватив Брукса за футболку, притянул его к себе и начал жадно целовать. Мэйсек с большим удовольствием отвечал, обхватив его руками за шею. Минута. Вторая. Но никому не хотелось отстраняться, наслаждаясь приятным поцелуем. Чужие руки мягко трепали его волосы. Как же это было приятно. Поцелуй полный нежности. Взаимное уважение. Искренние чувства в ответ. От этого становилось просто легче.       Брукс медленно отстранился. Подняв взгляд от искусанных губ уставился в глаза Диме. Облизнул губы сам и прошептал: — Не уговаривай меня. Я пойду. — Оставайся. Я не пью. Не употребляю. Если рядом со мной кто-то стабильный, я тоже такой же. — Он уселся уже рядом. Слегка наклонился к нему и положил руку на его ногу и прошептал, — Не только Нади с Сашей хотят меня. Но ещё и Рома. Ты не третий. Ты четвёртый. — Зная тебя и твои перескакивания через людей по каким-то своим мыслям, ты знаешь, у тебя можно легко и первым и шестнадцатым оказаться, и быть все равно близким. — Дима едва заметно улыбнулся, кивнув. Принялся обкусывать губы, рассматривая его, — Я смотрю ты отъебался от Волка. Забыл про него. Значит твоя душа будет искать кого-то нового. Давай… не меня… — Почему нет? — Тут же спросил Дима. — Потому что это всего лишь флирт и желание стать лучшим снайпером лиги. — Отшутился Брукс. — Пока мы с тобой не целовались, я весь месяц не мог забить. Только ты меня поцеловал, я всю твою удачу к себе перетащил, и начал выдавать такие ахуенные серии. Только флирт, Яшкин. Просто улыбаюсь тебе в ответ. — Сам же слышал, что это плохо заканчивается. Опыт Волка вообще не учитываешь? — Брукс усмехнулся, отрицательно покачав головой. Дима шумно выдохнул, осторожно добавив, — Меня все устраивает. У меня такие же планы и действия. Что за взгляд у тебя? Еще какой-то вопрос остался?       Брукс даже удивился. Кратко глянув ему в кружку, взял ее и любезно налил еще кофе и себе и ему. Прислушался, и, поняв, что они все еще будут одни, пошел до холодильника. Яшкин даже удивился. Зачем нужен-то такой большой, если он живет один, да еще и ест постоянно с доставки. Тут скорее таких размеров мусорка нужна. Дима поднял взгляд и засмотрелся на великолепную лиану с темно-зелеными листиками, на многих из которых были вкрапления светло-зеленого цвета. И листочки были издалека похожи на кленовые. Из-под некоторых листьев выглядывало что-то небольшое бледно-фиолетового оттенка. Надо будет поинтересоваться откуда у него такая огромная коллекция зеленых. У него в доме в качестве зеленых только Артур с прозвищем Жабы. Жабы же вроде бы зеленые? Мысль о различии между жабой и лягушкой была прекращена небольшим пироженным. Дима улыбнулся и аккуратно достал ее из обертки. Пахнет так нежно. Что-то бананом. Облизнул губы. — Стефану не говори, что мы ели. — Он вдруг улыбнулся, — Это секрет. Их всего две. Было изначально много. Но потом их не стало… — Дима усмехнулся. Они с большим удовольствием съели по небольшой бисквитной пироженке с банановым кремом внутри и украшением в виде пары ягодок и мятного листочка сверху. Вкуснятина. Теперь-то понятно, почему их не стало. Брукс облизнул с удовольствием обертку и тут же спрятал все в мусорку, хитро улыбнувшись с Димой. — Я хочу еще тебе кое-что сказать. Что много месяцев не дает мне покоя. Я понимаю, что я первый, наверное, скажу тебе такое, но… — Яшкин нахмурился, смотря ему в глаза. Он был полон сомнений. — тогда, в отеле, наш первый раз, помнишь его? — Дима кратко кивнул, подперев голову рукой. Уже не особо. Помнит, что было классно. На этом воспоминания оканчивались. — Прости, что я с тобой так поступал. Тогда это было весело. Это все Радулов со своими дурацкими шуточками. Стефан очень много про тебя интересных слухов слышал, и о том, как ты умеешь. Но я до сих пор чувствую себя виноватым за то… — Серьезно? — Дима улыбнулся, — Я уже и забыл. Это сильно давно было. Ничего страшного. Я все равно считаю вас своими спасителями, потому что, ведь, изначально, вы меня от Радулова-то спасли. — Все равно прости. Не знаю как другие. Я не хотел тебе делать больно. — Мне понравилось, сладкий. Так что все еще ноль претензий. — Он вдруг вытянул руку, указав на лиану, — Откуда это все у тебя? — О чем ты? — Удивился Мэйсек и повернул голову. Над плиткой бледно-розового цвета в странной форме гексагонов были повешенные полки, на которых для красоты стояли стеклянные пустые бутылки из-под выпивки, и покоилось несколько горшков с растениями. — А, это моя гордость. Это пассифлора. — Он поднялся из-за обеденного стола, и подозвав Диму поближе, приподнял несколько перекрученных между собой лиан. Дима встал рядом, заинтересованно заглянув под листья. Даже растерялся, увидев невероятной красоты цветы. — Их называют цветком страсти. Она у меня, видишь, по всем полкам расползлась, а в этом году еще и зацвела. Капризная, злодейка, вечно что-то не так. А тут вроде ей понравилось. Летом буду голову ломать. Это же южные окна. Ожог будет. — Стой, погоди. — Дима удивленно повернул голову, — Это твои цветы? — Все мои. — Мэйсек улыбнулся, — У меня хобби такое. Я очень люблю комнатные цветы. Обожаю просто. Всегда утаскиваю какие-нибудь красивые побеги. Ты у меня еще в спальне не был. — Брукс рассмеялся, увидев шок в глазах Димы, — Чего такое?! Что за реакция?! Я не только феерить перед воротами умею. — Вы… какие-то все ебанутые в этом городе. Честное слово. Я хуею с каждой секундой проведенной здесь. — Он глупо похлопал глазами и, повернув голову, уставился снова на цветущую лиану. Заостренные лепестки, благодаря которым цветки приобретают схожесть со звездами, смотрятся эффектно. А вблизи еще и добавляются тонкие лепесточки. Издалека, если сильно не приглядываться, похоже на кавалерийский орден. — Пиздец. Волк зашуганный жизнью одиночка, страдающий тактильным голодом, ведущий личные дневники. Стефан единственный на лигу француз, так еще и по-русски разговаривает и холодец с водкой ему вкусно. Ты у меня… болтливый странный чудак, что не умеет готовить, но любит вкусно поесть, и разводящий… чертовы цветы в огромном доме. Вы в курсе, да, что хоккеисты не таким должны заниматься? — А чем? — Брукс едва заметно улыбнулся и мягко отпустил лиану, — Пить целыми днями? Начнем с того, что меня с двух бокалов вина скашивает. Алкоголь это вообще не про меня. Да и у меня уж здоровье не то. Мне уже скоро тридцать два. Мне опасно много пить — у меня места на кладбище нет. — Он усмехнулся, — Это успокаивает. Посидеть, порыться в земле. Приехать после долгого выезда и проверить своих красавиц, как они пережили разлуку, кто где новый листик выпустил. Что самое прекрасное, их активная стадия жизни приходится на время, когда у нас нет хоккея. А зимой за ними только надо следить, чтобы не переливать, не засушать, да отмирающие веточки убирать, чтобы всякая живность не заводилась. Они ласку любят. Заботу. Внимание. Мне тоже надо ее кому-то отдавать. Кертис для этого с тобой подружился. Я этих ребят шестой год развожу. — Он указал на лиану, — Ее я привез из родительского дома. Она была всего длинной в три листика. А сейчас, посмотри какая красавица, — Он счастливо улыбнулся, — Кухня у меня четыре метра. Она все заняла. Все полки облюбовала. И, наконец успокоившись, начала цвести. У родителей никогда не цвела. Мама мне обзавидовалась. Сказала приедет посмотрит.       Брукс уселся обратно и с большой радостью отхлебнул кофе. Яшкин же растерянно смотрел на растение. У него знаний примерно как у Лямкина, что не факт что отличит гвоздику от кактуса. Ну он скорее всего догадается, где различия между пионами и лилиями… Но в комнатных растениях он был мхом. Ему Нади как-то рассказывала про этот волшебный мир, но слушал он в половину уха и так ничего толком и не запомнил. Усевшись за стол, уставился на Брукса, которого явно это все повеселило. — Ты не первый впадаешь в такой шок. Все почему-то считают, что это какая-нибудь домработница их обслуживает. Но нет. — Мэйсек гордо показал ему свои руки. — Все вот этими лапками.       Дима усмехнулся. Какой волшебный человек. Еще одна странная личность. Дима задумчиво рассматривал его руки, что даже не тряслись. Снова позавидовал ему. Провел языком по губам. Приподнявшись, снова принялся его целовать. Брукс с большим удовольствием ему отвечал. С неохотой отстранившись через пару минут откинулся на спинку стула. Хитро облизнул губы и сложил руки на груди. Яшкин же с улыбкой допил свое кофе, придвинув к себе тарелку, сделав вид, что он всегда тут и сидел. Через пару минут ввалился Да Коста и гордо рапортовал: — Яшка, ребёнок твой идет по морозу до нас! — Яшкин тут же уставился в шоке на Стефана. — Ничего страшного. Он не один… — Блять! — Брукс тут же побежал вон с громким топотом. — Суки! — Куда он? — Растерялся Дима. — С кем мой маленький?       Раздался тут же стук в дверь. Стефан тут же рассмеялся. Яшкин глупо похлопал глазами. Только же все нормально было. Милый романтичный сценарий очередного любовного сериала на телеканале «Домашний — главный женский…» Снова кто-то на НТВ переключил и попал на сериал про полицейских и расследования? — Не открывай! — Взвыл Брукс. — Погоди!