* * *
Прорвавшись через галдёж малолеток о новой видеоигре, Билл вышел из кафетерия и завернул в коридор. С факультативов он иногда сбегал ― но тут вроде как важно балансировать и примелькаться рожей до экзаменов. А в случае чего ― сваливать на заботу о младшем братишке. Ну что вы, миссис Джонсон, я у него од-дин. А миссис Денбро? А миссис Денбро тоже одна ― запершаяся словно изнутри вместе с застывшей скорбью. Билл свою по отцу вроде как разогнал пару лет назад ― словно на ледяную корку наконец хлынуло солнце. Если б знал тогда, что и его дотла намерится спалить хошь сломаю лапки? поплотнее прирос бы к скорби. Она, что ни говори, хотя бы безобидная. ― Билл! ― окликнули его. Лучше, следуя читанным в детстве мифам, не оборачиваться. Билл ускорил шаг ― поток студентов здесь проредился, и пройти можно вброд. Пусть думает ― он не слышит. Пусть думает ― Билл к нему теперь глух. Грей вроде как держись физрука страдает, оказалось, тем же. И на что ему «Циннамедрин»? ― Билли! Пара идущих навстречу девчонок глянула на него ― как на ребёнка, ослушавшегося отца. Ослушаешься ― попадёшь в беду. Билл уже в этой яме ― одна голова торчала. Но он, вздохнув, остановился и обернулся. Грей нагнал его ― поток ветра донёс свежеватый запах стирального порошка от толстовки, в руке ― сомкнутая папка. ― Привет, м-мистер Грей, ― хмыкнул Билл. Чё надо? ― дополнить хотел, да услышат. Да услышит Грей. Он увидел ― наверное, Биллово лицо или взгляд выдали. ― Ты давно не был на занятиях, ― заметил он. ― Не хочу тя в-видеть. Грей едва улыбнулся, прихлопнув папкой по бедру. ― Такого нет в пособии по педагогике. ― Проч-чти получше, ― пожал плечами Билл и вдохнул носом. ― Не м-может быть, чтоб там не писали о… А такое часто бывает? К Грею, он знал, клеились всякие малолетки вроде Вафли ― с раздербаненной юностью и надеждами. Билл не клеился. Надо было? Из коридора шмыгнула пара учеников, сверившись с расписанием литературного клуба Ньюман, ― и они остались вдвоём. Как тогда в машине. Хорошо бы и сейчас в ней оказаться. ― Мне бы это всё равно не помогло, ― вдруг сказал Грей. ― Когда я от чего-то бегу, оно всё равно меня настигает. Усмехнувшись, он потёр заднюю сторону шеи. Может, и Биллу не пробовать рыпаться? Всё одно ― вмажут тебя в лёд сегодня или завтра. ― Как Балабол? ― спросил Грей, едва Билл успел открыть рот. Прикрыл, облизнув губы. В густом мраке коридора Грей казался больше ― больше, чем вообще. Словно Билл наконец увидел вживую кумира с фотографии. До рта-то допрыгнет? мне бы это всё равно не помогло ― Нрмально, ― пробормотал Билл, отведя глаза ― выискивая источник шума где-то в холле. ― Св-валил в рехаб три дня назад. Не сам, конечно, ― п-предки его сплавили. ― Сплавили? ― Он так гов-ворит. ― Значит, не признаёт, что у него проблема? Билл поднял взор ― Грей всматривался в него. Словно на лице искал честный ответ ― а болтовне верить не хотел. Пиздобол ты вонючий. Вот кто отколупал Биллову истинную сущность ― грёбаный Генри Бауэрс с заклеенными скотчем «адиками». ― Он упрямый, ― ответил Билл. ― Как ты? ― Я упёртый. Поджав губы ― улыбку прогнал, ― Грей поглядел куда-то на стену с рисунками младшеклассников. Джорджи своего медведя принести так и не отважился ― тот подслушивал теперь телефонные звонки. ― Где этот рехаб? ― спросил Грей. ― В часе езды от П-портленда, ― махнул Билл рукой куда-то вглубь коридора. ― Как будешь добираться, Билли? ― Пешком, ― рыкнул он. Грей кивнул, вновь сдержав улыбку. Что, и этого в педагогической методичке нет? Не выучился отрабатывать возражения? Грей тактик ― выбирал, как лучше обогреть руки, чтоб не спалил костёр. ― Нет. Ты всё-таки упрямый, ― вздохнул он, мотнув головой. Нырнув рукой в папку, достал полтетрадного листа и накорябал цифры ручкой. Протянул Биллу. — Вот. Если не надумаешь пешком. Бумажку Билл взял, глянув мимоходом, — и впихнул в задний карман. ― Чё в папке? ― кинул, прищурившись и поглядев на Грееву руку. ― Соб-бираешь на меня компромат или тип того? Опросил студентов втайне от Миллер, не ск-кармливал ли я им… ― Это новый опрос насчёт хоккея, ― оборвал Грей, выпрямившись. Билл ― следом. Чтоб не казаться, ну… на треть где-то ниже. ― Согласованный с Миллер. И дополненный всяким таким. Откопирую в компьютерном классе. ― Ты тоже уп-прямый, ― ухмыльнулся Билл, отведя глаза. По-хорошему ― наорать бы, конечно. Или просто разораться. Может быть, на себя. Смешно привязываться к людям, как безродный щенок, только потому, что они тебя погладят. Хорошо бы Биллу всё-таки светило усыпление. Он глотнул окислившуюся от апельсинового сока слюну, вытерев рот. Поглядел на Грея держись физрука и снова отвёл глаза ― куда угодно, только не пялиться на него. Не то и впрямь ладони потянутся к груди ― удержать его сердце. А потом ― к полу. Больно увесистое, куда тебе. Куда тебе, безнадёжный Билли. ― Слушай, Билли, насчёт нашего разговора в машине… ― начал Грей ― коридор проглатывал его голос. ― Я уже понял, ― прервал его Билл, не поднимая взгляда. ― У тебя нет мет-тодички на такой случай. Наверное, это пугает. Грей вроде как раньше всегда знал ― что делать. Хреново играть по чужим правилам ― да ещё и без снаряжения. ― Билли… Билл вновь оборвал ― прикосновением в этот раз. К его свободной руке, не упрятанной в карман спортивок. Тёплая ― Биллу передавала жар из самого нутра ладони, где кожа твёрже краги. Билл зажмурился ― вдруг он увидит, как понемногу, словно семена в сырой земле, в глазах бухнут слёзы. Пожалеет его ― распахнёт объятия. Только не хнычь, мол. Нет уж, жалостью Билл такое не выторговывал. Хреновая валюта ― надолго к тому же её обменного курса не хватает. Билл вздрогнул, глаза всё-таки распахнув, ― когда почуял тепло на щеке. Лицо умещалось в Грееву руку. А слёзы ― все в горсть уместятся или прольются наружу? ― Про тебя не напишут ни в одной педметодичке, Билли, ― заверил Грей. Пальцем прощупал густеющий жар ― словно чтобы в него окунуться. Распробовать ― сладкий ли ещё или успел растерять вкус, как зажёванная жвачка. Про тебя не напишут ни в одной педметодичке ― не такой уж ты редкий случай на все школы Штатов. Самый, наверное, скучный ― раз взаимность вроде как грозит.* * *
Магнитола что-то неразборчиво балакала ― о пробках на дорогах и грядущем снегопаде. Для тех, кто домой спешил. Билл не вслушивался. Ему спешить некуда. От бардачка в машине Крейга он вновь прятал коленки ― лишь бы не обдавало холодом. Хоть и сберёг накопленное днём ты всё-таки упрямый тепло. Крейг ведь до него точно не доберётся? Для него оно невидимое ― потому что сердце размером с ноготок. Потому что Билл раздавил бы, окажись в его руках. Он покусал заусенец на большом пальце ― кожа блеснула слюной, что откинутый перочинный ножик. Пырнёт им Билла? Крейгу и одним пальцем не слабо. Людям уродам вроде него терять уже нечего. А Биллу? ― Больше не шуруешь на такси? ― вдруг спросил Крейг, вновь прищёлкнув резцами передних зубов по заусенцу. Ты больше не ходишь на уроки физры? Давно тебя не видел, Билли. Грею есть что терять, а почти признаётся ― соскучился. ― Б-больше нет, ― ответил Билл, не глядя на него. ― Глянь на меня, ― велел Крейг. Билл голову не повернул ― ему помогли, схватив твёрже клешнёй за челюсть. ― Глянь на меня своими буркалками и повтори это. ― Бльше-нт. ― Хорошо, ― осклабился Крейг, потрепав Билла за щёку. ― Ты прямо умелец портить и поднимать настроение, зайчик. С тобой не скучно. ― Когда он п-придёт? ― вздохнул Билл, потирая ― вытирая ― щёку. ― А ты не спеши. У нас ещё вся ночь впереди. Крейг потрындел пальцами по рулю, уставившись перед собой, и примолк. Снаружи шумела сырая сопливая улица ― хныкала. Билла подначивала ― авось, дескать, и разжалобишь? Не Крейга ― он терпеть не может ни слёз, ни смеха. Ничего, что сигналило бы ― живой, живой. Он вроде гробовщика ― привык работать с трупами. ― Чё ты брякнул Дэмиену? ― спросил Крейг ― тоном словно подкрадывался к нему. ― Кому? Билл ступил на шаг назад ― движение это засёк. Пригрел в карманах куртки ладони ― может, тоже получится попугать-устрашить этого обмудка. Нет, конечно, ― просто так ему не сличить на Билле чужих Греевых следов. ― Дэмиену, ― повторил Крейг, вдохнув носом. Ну да, намекал ― вот последний вдох, насытивший моё терпение. А потом ― всё. А потом расплатишься. Расплачешься. ― Пацану, с которым ты ботал до моего прихода. На кухне. Вчера. ― Ничего, ― хмыкнул Билл. И добавил ― не прокатит же вот так: ― Спросил, чё за д-дрянь он готовил. ― Я думал, ты к этому нечувствительный, зайчик. Пердуны твоей матери-то не шибко ароматные, ― усмехнулся Крейг. Билл сцепил покрепче зубы ― чтоб не сомкнулись на каком-нибудь куске Крейгова тела. Он наверняка вынудит отсосать. Лучше бы сегодня берёгся. ― Они в этом не вин-новаты, ― заметил Билл, не поднимая голову. Крейг зацокал языком ― мол, нашёлся сердобольный, жалеющий расхристанных на магистралях котят. А кто сказал, что у тебя будущее получше, зайчик? Ты вроде не нарываешься ― но и зайчата прыгают в силки по случайности. ― Откуда этот Д-дэмиен взялся ваще? ― нахмурился Билл. ― Ревнуешь? ― ухмыльнулся Крейг. ― Это уже не важно. Он не припрётся. Значит, парень получил то, за чем пришёл. Ну или вслушался в Биллов шёпот. Помнишь, что не кричать иногда полезнее? ― Ты вк-колол ему какую-то херню, ― пробурчал Билл, глаза укалывая о булавки фонарей вдоль дороги. ― Он свалил, блин. Ещё до того, как я перетягу надыбал, ― выплюнул Крейг. ― Твоих рук дело, манда. Чую, что твоих. ― Не зов-ви меня так. В машине стало тихо ― радиоволна заплутала. Крейг примолк. Подыскивал словцо покрепче. Радиоволна у него своя ― в голове не умолкает ни на минуту. ― Чё ты только что бзднул, манда, а? ― Я ск-казал ― не зови меня так, ― поднял на него взор Билл. Если и получит в харю ― так хоть поглядит на Крейгову перед этим. Что расплывётся у него на роже. В чём он утопнет. ― Знаешь, ― начал он, потерев уголок глаза костяшкой пальца, ― если б не я, тебя давно жахали бы в двустволку все глухари на хазе. Спидозники, гунявые, с гепаком… Чё только у них нет под залупой. Билл взгляда не отвёл ― хоть и кольнуло в них острее фонарей-булавок. ― И знаешь, ― продолжил Крейг, ― мне ничего не мешает, блин, подкладывать тебя под каждого. И стряхивать хрусты. Продавать твоё пятнышко, Бил-л-ли. Язык у него на миг прилип к нёбу. Билл отвёл взор ― не смотреть лишь бы. Не убеждаться, что его имя не может звучать по-другому. Крейгу нечего терять. Билл помнил ― он и пальцем пырнуть мог вместо ножа. Сказать ― он сам напросился. Ты сам напросился, зайчик. ― Чё, представил, а? ― прошептал он, подавшись к Биллу. ― Валяй вслух, манда. Ты ж любитель крепких винтов в жопе. Мы и таксиста твоего вызвоним. Ребята поделятся. В глазах щипнуло, и Билл вдохнул носом поглубже. Ещё глубже ― пока лёгкие не распёрло, просевшие до свода рёбер. Щёку опалило, другую ― будто пощёчиной. Приди в себя. Приди в себя, манда. Моргнул ― ещё по одной. ― О-о, очень хуёвая картинка, а? ― пошлёпал Крейг по его мокрой щеке ладонью. ― Держи её в голове, Бил-л-ли. И почаще вспоминай. Задняя дверь щёлкнула ― и Билл вытер щёку рукавом толстовки, подцепленным из-под куртки. Машина просела под чьей-то грузной тушей ― Билл поглядел в битое зеркало заднего вида, приметив оскал Маркуса. ― Мать твою, Маркус, стучаться можно? ― вздохнул Крейг, обернувшись к нему. ― Мы здесь ворковали, вообще-то. ― Прости, что помешал, Крейг, но дельце важнее твоей зазнобы, ― ухмыльнулся тот. ― Но сначала перехватим чего в какой-нибудь едальне. Давай, поднажми. Билл прибился к окну, слушая сиплое дыхание позади ― словно Маркус мчался к ним от копов. Если и так ― Билл жалеть не станет. И сбежать даже не попробует. К чему, когда и так, и иначе утонет.