Недружелюбный

      Оказывается, что с неподходящим человеком самый лучший кофе из Бразилии — кислятина, самый интересный фильм — нудятина, самая красивая и изысканная мелодия — словно вилкой по доске. Всё не так. И круассан невкусный, и постельное слишком мягкое.       У Тэхёна за плечами токсичные отношения длиною в два с половиной года и всего один лучший друг. Спустя время Тэхён мог с уверенностью сказать, что в его жизни было мало того, чему стоило действительно уделять внимание, но он и этого не сделал, за что сам и поплатился. Сейчас Тэхён искренне думает о том, что всё очень удачно закончилось, если к тому, что было с ним, вообще можно применить такое выражение.       Вспоминая, с чего это всё началось, Тэхён всегда думает о нем — о Дине. С Дином он познакомился уже будучи состоявшимся человеком со стабильным заработком, поправка была на то, что работал он много и тяжело, а варианты найти любовь в двадцать пять лет (наивный) уже как-то и не рассматривал. И вот появился он — зеленый совсем, двадцать лет едва исполнилось, смотрел большими глазами, слушал, разинув рот, и, вроде как, со всем был согласен. Тэхёну тогда нужна была отдушина от работы, и в самом начале всё так и было. Свидания, ухаживания, Тэхён видел Дина очаровательным молодым парнем, у которого всё ещё было впереди — тот учился. В какой момент всё поменялось — Тэхён не понял. Постепенно Дин сел ему, что называется, на шею. Тот любил секс, всегда был, вроде как, рад Тэхёна видеть. Тэхён тратил на того деньги. Как его старший, да и как человек, который понимал, что у Дина просто не может быть больших сумм, ведь тот был студентом. Однако Тэхён постепенно начинал замечать то дерьмо, которое Дин иногда ляпал. Иначе не скажешь.       Уже пройдя весь ад и вернувшись обратно, Тэхён понимает, что стоило бросить уёбка, когда тот прямо при нем сказал, что трахнул бы какого-то парня из числа гостей на празднике у Чимина.       Тэхён стал замечать, как вязнет во всём этом по уши. Дин всё время говорил о любви, говорил, что никто и никогда Тэхёна, такого чудно́го, не полюбит так сильно, как он — Дин, любит. При этом тот после года отношений не помнил рабочего расписания Тэхёна, на встречи всегда опаздывал, а один раз просто пропустил свидание потому, что «прости, Тэхён, я играл всю ночь с ребятами, даже не слышал, как ты звонил — крепко уснул».       Свои извинения Дин приносил только в виде секса, при этом такие вещи происходили систематически, Тэхён понимал, что, вроде как, это ерунда… Но подобные ситуации продолжали копиться.       — Тэхён, он ведет себя по-свински.       — Он… У него учеба. И с матерью конфликт… Я… Это всё — мелочи.       — Из мелочей, Тэхён, состоит вся наша жизнь, — подметил справедливо Чимин.       Ситуация накалялась, потому что Тэхён стрессовал на работе, заедал и запивал всё это. И тут оказалось, что в физическом плане он был, вроде как, недостаточно хорош для Дина. Тот всё ещё занимался с ним сексом, но всё чаще начал говорить вещи про его «животик», «щечки» и называл Тэхёна не иначе как «пухляш».       — Ты не толстый, — настаивал Чимин.       А Дин дома говорил:       — Ну, если тебя это беспокоит, ты ведь можешь похудеть. Главное, чтобы тебе было комфортно.       Тэхёну было некомфортно, но не от своего живота, а от всяких таких слов, просто он наивно надеялся, что его любят не за внешность.       Но даже несмотря на тот факт, что Тэхёну не нравились комментарии про его вес или тело, Дин продолжал. Выглядело это, вроде как, безобидно. Но на самом деле самооценка Тэхёна скатывалась всё ниже. Действительно, кто кроме Дина согласится на него такого — несуразного, вечно занятого, вспыльчивого, с кучей комплексов…       И всё по кругу: «Тэхённиктоникогданеполюбиттебятаксильнокакя». Словно заевшая пластинка.       А потом тот вылетел из универа. И попросту свалился на Тэхёна. По началу Дин играл роль домохозяйки, но чем дальше заходило, тем больше тот наглел: играл днями и ночами, гулял с какими-то друзьями, которых Тэхён не знал, и при этом не сказать, что хоть как-то страдал потому, что его выперли.       Из-за Дина Тэхён плакал. Плакал много раз. Из-за обид, невнимания, того факта, что к нему, к Тэхёну, относятся как к чему-то должному. Как будто так и надо. За два года отношений Тэхён просто очень привык.       Чимин Дина терпеть не мог. И говорил Тэхёну об этом открыто. На людях он выглядел тем, кто уверен в себе. Но на деле это давно уже было не так.       — Тэхён, он уёбок. Тебе нужен мужик, чтобы яйца были больше твоих, кто-то, с кем ты будешь чувствовать себя безопасно, а не ждать очередной говновыходки или тупого комментария. Ты единственный, кто старается в этих отношениях. И не говори, что он просто ещё молод. Вспомни себя в двадцать. Разве ты был таким?       Нет, Тэхён таким не был. Но вместо того, чтобы разорвать связь с человеком, который явно был токсичным и никак не хотел стараться ради их общего счастья, он придумывал тому оправдания, по типу, что Дина воспитывала только мама, что тот ещё молод, что он может повлиять и достучаться…       Всё это было вранье самому себе. Ранее Тэхён никогда не боялся одиночества, но чем больше он был с Дином, тем больше боялся остаться, вроде как, никому не нужным. Дин был представителем приспособленцев и паразитов, если что тех и волновало, так это собственный комфорт. Если тот и любил Тэхёна, то только в каком-то своем странном извращенном понимании.       Всё начало идти ко дну стремительно. Тэхён выгорел на работе. Его опустошало всё это. И Дин тоже. И один раз он просто выбрал неверно.       «Депрессии плевать на твой социальный статус и на то, сколько у тебя денег в банке. Просто она случается. Ты не можешь быть полностью уверен в том, что это тебя не настигнет».       Тэхён ещё раз смотрит на текст, прежде чем закрыть ежедневник. Его психотерапевт сказал писать дневники. Тэхёну эта идея показалась хорошей. Он не без удовольствия смотрит в окно: молодая зелёная листва играет на солнце, в кронах запутался ветер, небо облачное, но не настолько, чтобы не было видно солнца. Нужно уходить.       После пребывания в лечебнице у Тэхёна накопилось немало всяких личных вещей, их так много, что он всерьез подумывает о том, чтобы оставить часть, отдать на утилизацию. Одежды не очень много, больше всяких книжек, записей. В итоге получается одна большая спортивная сумка, которую мама передала для выписки.       Дежурный провожает Тэхёна до выхода, там же находится камера хранения некоторых вещей пациентов. Тэхёну возвращают смартфон, кошелек с картами и наличностью, всякую мелочь из карманов. Садясь в такси, первым делом Тэхён сбрасывает телефон до заводских настроек: возвращаться к старому он не планирует. Больше нет.       Он не сообщил никому точной даты выписки, просто сказал, что, возможно, его скоро выписывают (сообщил по стационарному телефону, по которому разрешалось звонить два раза в неделю). Домой к родителям Тэхён не хотел, а в свою старую квартиру уж точно не собирался возвращаться, единственным вариантом был его, как оказалось после всего, единственный друг — Чимин.       Часы показывают далеко за полдень, сегодня понедельник, значит, Чимина нужно искать на работе.

***

      Чонгук не был дома полгода. На полках нет пыли, мебель всё та же, шторы — те же, бледно-желтые, из-за чего на солнечной стороне квартиры как будто ещё светлее и теплее. Чонгук равнодушно осматривает свою спальню — по ощущениям кажется, что он покинул свой дом не полгода назад, а буквально вчера вечером. Просто загулялся где-то и вот пришел. Квартира Чонгука его толком не выражает, не показывает, какой он, просто потому, что это всегда было место для ночлега — такая себе холостяцкая берлога, не более. Место. Но своим жилищем, своим пристанищем, он до сих пор по праву считает дом своих родителей. Когда Чонгук слышит слово «дом», он всегда представляет именно свою детскую комнату, которую покинул очень давно, когда был ещё девятнадцатилетним юнцом с кучей амбиций.       За квартирой Чонгука приглядывали по очереди то Намджун, то Юнги, поэтому Чонгук не удивился, когда обнаружил какую-то еду в холодильнике. Запасной ключ находится у госпожи Ли, она знает, что сосед часто пропадает то там, то сям. Ничего уже не спрашивает. Вернулся — хорошо, без сомнительной компании — ещё лучше. Несмотря на свой вид деятельности, Чонгук живет скромно, ну потому что просто потому. Он никогда не умел распоряжаться деньгами. В свои тридцать два у него на счету скопилась немалая сумма, потому что именно туда приходила зарплата. Он стабильно отправляет деньги матери, стабильно меняет смартфон раз в два года, стабильно покупает одежду раз в год. Его это устраивает, в силу профессии он много ездит. Часто живет за границей со своими клиентами. В своем возрасте Чонгук может похвастаться хорошим послужным списком, его работа заключается в том, чтобы охранять других людей, вот и всё. Иногда это очень богатые люди, которые предпочитают держаться в тени, а иногда это девушки — айдолки из популярных групп, которым докучают надоедливые сасэны. Чонгук многое повидал — неадекватных людей хватает как среди тех, кто посягает на чужую жизнь, так и среди его клиентов. Чонгука в его сфере недолюбливают, потому что он хорош во всём: у него нет проебов. Ни одного. Он хорошо выполняет свою работу, при желании Чонгук мог бы ломать врагам руки в ритме ча-ча-ча, стрелять с двухсот метров в голову, но он на гражданке, и тут всего лишь требуется защищать некоторых людей от других людей, желательно так, чтобы физически никто не пострадал. Он полгода колесил в туре с какой-то модной сейчас группой.       Он договаривается встретиться с друзьями тем же вечером — он скучал. И по занудному Намджуну, и по вечно закатывающему глаза Юнги. Те его хёны, и знакомы они с самой школы, только как-то так получилось, что Чонгук стал хорош в том, как выбивать из людей дерьмо, Намджун стал хорош в ядерной физике, а Юнги стал успешным продюсером: по части битов и текстов тот один из лучших. Позже оказалось, что Юнги писал тексты песен почти для всех айдолов, с которыми работал Чонгук.       — Ты не хочешь в отпуск? — Намджун делает пару глотков пива, по телевизору идет какое-то шоу, Чонгуку плевать, но Юнги смотрит.       — Не знаю, что мне делать в этом отпуске? — Чонгук тоже делает глоток, если и есть за ним грешок, так это огромная любовь к пиву. Хотя, по-честному, не только один.       — Расслабляться, — пожимает плечами Юнги.       — Я и не напрягаюсь, — шутит Чонгук.       — Ты в том возрасте, когда родители начинают спрашивать, не встречаешься ли ты с кем-то, — хмурится Намджун. — Ты мог бы…       — Не начинай. Я не собираюсь поднимать эту тему дома. Как ты это себе представляешь? Что я должен маме сказать? Если честно, я переживаю о её реакции больше, чем о том, что скажет или подумает отец.       Чонгук своих желаний никогда не боялся, он давно понял, что женщины, прекрасные в своих ипостасях, манящие и утонченные, а, может, и не всегда утонченные, были лишь усладой для его глаз. Секса он с ними не хотел и не хочет. А по сему, и семью не хочет. Не в том понимании, по крайней мере, в котором обычно хотят родители.       — Точно, — вскидывает руки Намджун. — Ты ведь даже не сделал каминг-аут. Она до сих пор думает, что вы с Югёмом были лучшими друзьями…       — Кстати, когда вы последний раз общались с ним? — отвлекаясь от шоу, спрашивает Юнги.       — Позавчера. Он преподает на кафедре зарубежной литературы, — пожимает плечами Намджун.       — Не хочешь навестить его, по старой дружбе? — издает смешок Юнги.       — Не получится, он в серьезных отношениях, — отрицательно качает головой Намджун. — Так что насчет отпуска? Давай, мне нужна твоя помощь как раз. Юнги я просить не буду.       — Да блять, я уже извинился за твой бонсай, прости!       — Какой бонсай?       — А, тебя же полгода не было…       — Чонгук, присмотри за моей квартирой, пожалуйста? И за бонсаем.       — Что? Можно по порядку? — хмурится Чонгук.       — Я уезжаю на научные сборы. Мероприятие длится месяц. Можно было бы и дольше, но я не захотел так рисковать… Мне надо, чтобы ты присмотрел за моими бонсаями и цветами.       — Не верю, что Юнги не справился с какими-то кустами.       — Он бы справился, просто в тот раз как раз совпало с его дедлайнами…       — Да, я из студии не вылезал. В последний момент поменяли все концепты, пришлось заново делать лирику и переделывать биты… В общем, я забыл про эти сраные цветы.       — Так что, чтобы не повторять эту ситуацию, я хочу, Чонгук, чтобы ты просто пожил у меня. Я знаю, что ты всегда всё делаешь аккуратно…

***

      Чонгук бы соврал, если бы сказал, что ему не нужен отдых. Нужен. Ещё как. Будучи приученным к дисциплине, привыкшим к определённому распорядку дня, он понимает, что по всё ещё устоявшимся правилам встает в шесть утра. Хотя странно бесцельно бродить утром по квартире, пить кофе и слушать музыку или телевизор на фоне. Квартира у Намджуна светлая и просторная, правда, есть одна комната, которую Джун захламил ужасно: куча книг, бумаг, записей, чертежей и прочего, и прочего, всего того, чего обычно много у ученых. Нужно как-то устраивать себе досуг, но Чонгук пока не совсем понимает как.       Намджун уехал два дня назад, а Юнги тут же упал в работу. За всё время, что Чонгук находится в квартире у того, Юнги ему только сообщения отправляет. Чонгук понимает, что ничего не остаётся, кроме как скоротать предстоящее время, ведь отказаться он уже не мог. Приходится читать книги по садоводству: сильно не хотелось убивать растения любимого хёна.       На самом деле, Чонгук строит всё же некоторые планы, в них входит: ухаживание за растениями Намджуна, сон, еда, сериалы, спорт, а ещё, опционально, он мог бы заполучить кого-то красивого в свою постель хотя бы на пару ночей…       На третий день своего пребывания в квартире Намджуна Чонгук приходит к выводу, что захламленная комната не дает ему покоя, поэтому он начинает с методичностью настоящего военного разбираться, что к чему. Находит три кружки под завалами каких-то бумаг, а ещё, какого-то черта, чайный пакетик, который как будто вечность назад кинули на пол и забыли про него благополучно. Чонгук терпимо относится к неряшливости, он не тиран — всё понимает, наука — это тоже творческий процесс, но он всегда аккуратно относится к вещам, и ему такая обстановка не подходит. Спустя три часа уборки Чонгук даже начинает думать о том, что Намджун нарочно это придумал, знал ведь, что он так просто хлам не оставляет, терпеть не может грязную посуду, пыль и прочее. Почему-то в квартире Чонгука ребята содержали всё в порядке, возможно, боялись мести, но у себя же, что Юнги, что Намджун, всё подчиняли беспорядку.       Намджун даже говорил такую вещь:       — Посредственности нуждаются в порядке, а гении господствуют над хаосом.       Это было бы даже пафосно красиво, если бы в следующую секунду Джун не запнулся о собственные стопки книг и не снес к чертям ноутбук со столика.       После уборки Чонгук решает, что нужно прогуляться до ближайшего магазина. Он по привычке, которую приходилось забывать во время работы, надевает свои любимые мешковатые черные спортивки, футболку, ботинки на тракторной подошве, сверху рубашку, тоже какую-то темную. Конечно, маска. Жилой комплекс, в котором Намджун живет, достаточно престижный, квартир на этаже всего по две, и поэтому Чонгук не очень рассчитывал столкнуться с кем-то в коридоре. Первое, что Чонгук замечает, — рост мужчины, потом копну темных вьющихся волос, длинное пальто, тот пытается попасть в квартиру, но что-то не так с замком.       — Черт, да какого…       Чонгук слышит лишь отзвуки голоса, что именно говорят, разобрать невозможно.       Чонгук решает тактично привлечь внимание, поэтому хлопает своей дверью и принимается шумно закрывать замок. Незнакомец даже не дергается, не подпрыгивает, не мешкает, продолжая возиться с замком.       — Вам помочь? — всё же предлагает Чонгук, хотя изначально даже не думал о таком повороте событий.       — Чем, например? — мужчина оборачивается и смотрит прямо в глаза, спокойный и уверенный. Чонгук хочет немного пискнуть и чуть не делает это вслух: незнакомец красив и даже чуть выше Чонгука.       — С замком, — тупо отвечает Чонгук.       Он смущается, потому что обычно люди расшаркиваются в вежливостях и условностях. Где улыбка? Где какая-то минимальная реакция на лице? Где хоть что-то?       — Прошу, — мужчина отступает от двери.       Чонгук с интересом смотрит на замочную скважину и на ключ, который явно туда не подходит, а идет, видимо, к нижнему замку. Проблема устранена за считанные секунды, хотя потребовалось приложить силу. Дверь в квартиру открывается, распахивать её Чонгук, конечно же, не стал. Когда он смотрит на своего соседа, тот выглядит несколько живее — удивленным. Чонгук не ожидает такого, ведь изначально мужчина явно был настроен недружелюбно и скептически.       — Спасибо, — возвращая прежний вид, благодарит сосед.       — Пожалуйста, — Чонгук использует свою самую очаровательную улыбку, именно ту, которой он завоевывает будущих сексуальных партнеров. — Я, кстати, Чонгук. Чон Чонгук.       — Ким Тэхён, — имя кажется Чонгуку таким подходящим для нового знакомого.       — Ну… Я живу напротив. Обращайся, если что, — и дабы избежать неловкости, Чонгук решает быстрее ретироваться.

***

      После того, как Чонгук возвращается домой, он решает выяснить у Намджуна всё, что может, про нового соседа. Звонит по фейстайму. Намджун отвечает почти сразу.       — Что случилось? — Намджун выглядит уже заранее недовольным.       — Что за чел живет напротив? Тэхёном зовут. Высокий такой, волосы темные и вьются.       — А… Это друг моего соседа, — Намджун облегчённо выдыхает. — Сосед не живёт там уже полгода. Я удивился, когда Тэхён там оказался. Я видел, как Чимин помогал ему тащить вещи.       — Он выглядит как тот, кто может хорошо отодрать меня.       — Фу, знать не хочу, — кривится Намджун.       — Я не виноват, от него прям веет биг дик энерджи.       — Ужасно.       — Он не очень вежливый. Но очень красивый.       — Я давно его не видел. Вообще, он был всегда довольно общительным и приятным.       — Он не мог открыть дверь, ключи перепутал, я ему помог. У тебя нет его контактов?       — Ты буквально можешь постучать к нему в дверь и пообщаться.       — Я миллениал. Мы о таком предупреждаем во всех соцсетях, может, по почте, а за час до визита созваниваемся.       — Я тоже миллениал, а ты просто додик, — Намджун закатывает глаза. — Ты собрался сталкерить?       — Просто хочу узнать что-то о человеке, прежде чем начинать более тесное общение.       — У меня в подписках есть Чимин, думаю, у него ты сможешь найти Тэхёна.       Чонгук берется за профиль в Инстаграме и разочаровывается: в профиле красуется всего одна фотография собаки. Чонгук не привык сдаваться, ему хочется сначала собрать крупицы информации, прежде чем идти, так сказать, в наступление. У Чимина профиль более разнообразный, и в числе прочего там есть фото с Тэхёном. Судя по всему, те лучшие друзья. Чонгук очень удивляется тому, что такой молодой мужчина, как Тэхён, не чурается сережек, макияжа, цветастых нарядов. На фото какой-то другой Тэхён, нежели чем тот, который не мог открыть двери в квартиру. Чонгуку Тэхён с первого взгляда показался мужественным, крепким, нагловатым и до безумия притягательным.       В профиле же Чимина Тэхён предстает в образе какой-то богемы, не иначе. Возможно, Чонгук бы даже побоялся с таким заговорить, уж очень Тэхён на тех фото похож на высокомерного айдола. Чонгук, как никто, знал, что очень часто за маской дружелюбия айдолы скрывают некоторое пренебрежительное отношение, далеко не все, но некоторые. Из всего того, что Чонгук смог почерпнуть из социальных сетей, он делает вывод, что всё явно не так просто, потому что свежих фото у Чимина нет, профиль Тэхёна старый, но есть всего одно фото с той самой собакой годовой давности. Копая ещё, Чонгук выясняет, что Тэхён, судя по всему, успешный и при деньгах, в сложности профессии того он не вдается (всё равно ничего не понимает), но что ясно — тот профи в своём деле. Только в определенный момент куда-то пропал на полгода. В инстаграме компании не появлялся, хотя до этого ни одно мероприятие без Тэхёна не обходилось, тот даже брал награды за свои заслуги. Красивая жизнь, публичность и всё такое. И всё же тот хмурый мужчина и этот улыбающийся прожигатель жизни — один человек, что у Чонгука не хочет укладываться в голове. Он решает вежливо нанести визит, как хороший сосед. Желательно под каким-то благородным предлогом.

***

      Благородных предлогов не представляется, проходит пять дней, а Чонгук всё никак не пересекается с Тэхёном, видимо, их распорядки дня слишком отличаются. Единственное, что приходит Чонгуку в голову: спиздить почту и сделать вид, что перепутали и принесли ему.       Чонгук берет все письма и какие-то журналы и радостно несет к Тэхёну. Решает не хорохориться, а покорить повседневным шармом — Чонгук знает, что в серых домашних штанах и тонкой серой футболке он прекрасно даёт разыграться воображению. Тэхён открывает дверь довольно быстро. Хотя и две минуты ожидания показались Чонгуку вечностью.       — Привет, твою почту принесли мне. Напутали что-то, — Чонгук строит улыбку самой невинности.       — Эм… Да, спасибо, — Тэхён выглядит растерянным и немного сонным, забирая протянутые бумажки. — А сколько времени?       — Вообще-то, уже шесть вечера. Я разбудил тебя? — удивляется Чонгук.       — Да.       — Значит, ты начнешь свой день с ужина. Выпьем? У меня есть бутылка вина. Хорошее. Прямо из Франции. Привез, а всё не было повода.       — Не пью.       — На диете? Следишь за весом, хотя… Я не думаю, что это так необходимо…       — Нет. Не в этом дело, — Тэхён сначала выглядит удивленно, а затем резко холодеет взглядом, но Чонгука уже не остановить.       — Ладно, мы можем сходить в ресторан. Как насчет мексиканской кухни?       — Я не могу есть острое.       — Ну, на чашку кофе сходить?       — Аллергия на кофе…       — Хорошо, чем ты хочешь заниматься?       — Хочу сидеть и смотреть ютуб. Читать. Может, гляну какой-то онлайн концерт… Не знаю, — Тэхён звучит ужасно уставшим, как будто ему все восемьдесят лет, а Чонгук надоедливый ребенок.       — И я совсем не могу вписаться в список твоих желаний?       — Слушай, давай честно? — Тэхён начинает выглядеть недовольным, Чонгук ещё минуту назад понял, что поступает опрометчиво, слишком в лоб, что ли, а ещё, наверное, уж очень навязчиво.       — Давай, — вздыхает Чонгук, предчувствуя, какой пиздец сейчас его ждет.       — С тебя толк какой? Симпатичное ебало? Хуй только сосать умеешь поди да в уши ссать. Нассышь мне в уши, залезешь под ребра. И что потом? Растопчешь и уйдёшь. Спасибо, мне такого не надо.       — Ну, так меня не обкладывали давно, — Чонгук даже присвистывает.       Тэхён с норовом, но он знал не понаслышке, что колючки обычно неспроста жалят.       — Тебя не смущает так разговаривать? — всё же спрашивает Чонгук.       — Подбирать слова надо с теми, от кого зависят твоя еда и твой заработок.       — Почему это? — он приподнимает вопросительно бровь.       — Чтобы в жрачку не плюнули и премии не лишили. Остальное — опционально. Пока не вижу ни одной причины проникнуться доверием к тебе. Говорю, как есть, — Тэхён выглядит скучающим.       — Ты меня не знаешь.       — Тебя — нет. Тебе подобных — кучу. Поебаться захотелось — сходи в клуб, сними мальчика какого-то. Доброй ночи, — входная дверь хлопает и оставляет Чонгука в звенящей тишине.       Приходится звонить Намджуну.       — Чонгук, ты вообще не очень вовремя, — Намджун по видеосвязи выглядит нечетко, но одного этого достаточно для того, чтобы увидеть, что тот весь взъерошен.       — Слушай, я обламываю тебя? Да? Прости-прости, — Чонгук уже хочет отключиться.       — У тебя, — Намджун смотрит куда-то позади себя, — две минуты.       — Короче… Тэхён меня отшил. Прям… Очень жестко.       — Он… Натура, вообще-то, на сколько я знаю, нежная и чувственная. Ты, поди, в лоб ему так и сказал?       — Предложил выпить.       — Пошляк. Разве так можно? Вы не знаете друг друга толком.       — Ну, вот и познакомились бы.       — Нет, так дело не пойдет. Извиниться надо. Или забей вообще на эту идею, найди кого-то другого.       — Не могу.       — Запал?       — Ну… Он очень красивый. Хотя ведет себя как сука, но ты говоришь, что он не такой. Значит, что-то случилось.       — Что он сказал тебе?       — Что я нассу ему в уши и разобью сердце, что-то такое… Ну и прогнал.       — Так он прав.       — Хён!       — Ты, прежде чем лезть к человеку, узнал бы, что случилось, может, у него сейчас неподходящее время. Может, вообще кто-то умер, или проблемы какие-то.       — Он проснулся только что, а уже шесть… Значит, на работу не ходит.       — Или работает два через два.       — Ладно. Я извинюсь.       — Время вышло, до скорого, — и отключается.

***

      — А я всегда говорил, что у этого уёбка маленькие яйца! А может, их и вовсе нет, — Чимин со злобным видом запихивает в рот сразу три картофелины фри, заведомо щедро приправленных кетчупом, по привычке откидывает голову назад быстрым движением, чтобы светлая шевелюра не лезла в глаза. Они с Тэхёном рассматривают профиль бывшего Тэхёна, где тот явно наслаждается жизнью в компании какого-то мужчины, который, судя по всему, старше Тэхёна на добрые лет пятнадцать.       Тэхён только вздыхает. Они сидят в круглосуточном Маке. Из-за того, что Тэхён проснулся в шесть вечера, уснуть вовремя не представлялось возможным, но Чимин был только рад выбраться куда-то в ночь.       — Знаешь, я всего ожидал, но, наверное, не этого, — вздыхает Тэхён, ещё раз разглядывая фото, на котором счастливый Дин обнимает какого-то мужика, плавая на какой-то лодке.       — Знаешь, а я вот разочарован, но не удивлен. Он ни разу не звонил мне или твоим родным. Ни разу. За все полгода. Может, он пытался дозвониться тебе?       — Нет, не пытался. Все сообщения передавали… И от него ничего не приходило. Он ведь знал, где?       — Он знал, — уверенно говорит Чимин. — В ту ночь я звонил ему. Объяснил всё в двух словах.       — А он?       — Сказал, что всё понял. Но, если честно, мне тогда было не до него, — на лице Чимина явное отвращение.       — Игрушка сломалась, и он пошел искать новую, — хмыкает Тэхён.       — Да пошел он на хуй, — бурчит Чимин, откусывая свой бургер. — Слушай, я так наберу всё, что сбрасывал так упорно три месяца.       — Юнги всё равно будет любить тебя, даже если ты будешь весить центнер.       — Это да, — Чимин опять улыбается так, что глаза почти исчезают с лица, и Тэхён очень рад видеть того таким. Это одна из немногих вещей из прошлой жизни, которую Тэхён хотел бы видеть чаще.       Тэхён прощается с Чимином ближе к трем часам. Майские ночи теплые, воздух пахнет акацией, зеленью и свежестью, поэтому прогуляться кажется Тэхёну хорошей идеей. Он ещё раз обдумывает всё то, что произошло с ним. Вспоминает навязчивого соседа. Да, красивый: форма губ, глаза, даже шрамик на щеке, волосы — прямо как Тэхён любит, — темные, ниже ушей, чуть вьются. Да, это было невежливо, да, скорее всего, мужчина старше или одного возраста с ним, однако это не дает тому права так нагло себя вести. К тому же Тэхён не ищет случайных связей и уже давно прошел тот период, когда ему льстило внимание незнакомцев. Путь до жилого комплекса лежит через парк, который в этом районе людный даже в такую дремучую ночь. Тэхён раздумывает о том, что ему необходимо отдохнуть от самого себя, за относительно короткий срок он прошел стадии болезненного исцеления. Он долго жалел себя. Жалел, но не хотел, чтобы кто-то выражал эту жалость. Не хотел видеть родителей, которые, как он считал, изначально относились к нему как к проблеме. Потому что не такой, как нужно, потому что не будет красивой невестки в полупрозрачной белой фате, не будет дорогущего ресторана, не будет внуков. Такое родители обычно прячут от всех. Прикрываются тем, что сын «так сильно занят карьерой». Думать о том, какие сказки придумывали за время его отсутствия, Тэхён не хочет, хотя Чимин сказал, что многие думают, что он просто взял перерыв от работы и поправляет здоровье где-то в теплых странах. Друзья семьи удивились бы, каким бледным может вернуться человек с тех «Мальдив».       Путаясь в мыслях, Тэхён понимает, что ноги привели его обратно к квартире Чимина. Он ещё раз думает о том, что разобраться с вещами в своей квартире всё же придется. Потом он мельком думает о том, что не знает, кто убирался там, когда его увезли. Кто отмывал ванную? Нет, определенно, туда возвращаться не хочется. Засыпает Тэхён в районе шести утра. Ему снится человек с теплой улыбкой, черными большими глазами, предлагает помощь.

***

      Чонгук знает, что к расхлябанному режиму легко привыкнуть. Поэтому в семь утра он решает устроить себе тренировку. Без музыки это делать Чонгук не любит, поэтому врубает какой-то «Hard-Rock Workout Playlist». У Намджуна дома есть гантели, штанга, специальный мат, потому что носил тот свой гениальный мозг в красивой упаковке из мышц и силы, отмахивался всегда и говорил, что это только ради здоровья, Чонгук, глядя на прекрасно развитые грудные мышцы, говорил: «Ага, конечно, поди для того, чтобы было за что хвататься». И получал тычок непременно. Юнги смеялся, но соглашался с Чонгуком. Ким Намджун тот ещё скромный шкаф.       Чонгук ещё со школы привык держать себя в прекрасной форме, армия только улучшила эти показатели, для него занятия спортом стали такими же естественными, как завтрак, чистка зубов, дыхание в конце концов. Хотя Чонгук не имеет ничего против Юнги, который круговой тренировке предпочитает кликанье мышкой. Любить спорт дано не каждому.       Звонок в дверь ловит Чонгука аккурат между упором лёжа и тасканием гантелей. Он только заканчивает тридцатое отжимание, как приходится остановиться, убавить звук, чтобы удостовериться, что в дверь действительно звонили. За тридцать пять минут занятий Чонгук уже успел вспотеть, серая майка прилипла к спине, на груди появилось темное пятно, волосы вымокли и неприятно липнут к шее. Когда Чонгук открывает двери, на его пороге стоит Тэхён. Темные волосы лежат на голове вихрами, лезут в глаза, белая футболка болтается, чуть открывая вид на ключицы, а шорты в клетку… Чонгук слепым не был, мог распознать красивые длинные ноги, когда их видел. Это были именно они. В черных домашних шлепанцах. Чонгук всегда был любителем высоких статных мужиков. Ему никогда не было важно наличие кубиков пресса или стальных мышц по всему телу (у него у самого такое есть, чего он там не видел?), но он любит красивые пропорции. Тэхён является эталоном. На данный момент точно, если бы не недовольное лицо.       — Ты время видел? — голос у Тэхёна звучит хрипло и как будто ещё ниже обычного, хотя Чонгук это «обычно» слышал всего пару раз.       — Почти восемь утра, — Чонгуку говорить тяжело, потому что сердце стучит как бешеное и пытается отойти от интенсивной тренировки.       — Ты что, из этих…       — Из…       — Из сраных жаворонков? — перебивает Тэхён.       — Привычка, — пожимает плечами Чонгук.       — Выключи музыку. Я сплю. И намереваюсь спать ещё часов до четырех.       — Выключу, если сходишь со мной вечером на прогулку.       — Ты тупой или да? — Тэхён откровенно злится.       — Слушай, предвещая охуенную тираду по поводу того, чтобы я шел трахаться с кем-то там… Я тут застрял с тобой не потому, что прямо мечтал. Я присматриваю за квартирой Джуна. Он укатил. Я взял отпуск на свою голову, Юнги занят…       — Юнги?       — Да, Юнги. Ты его знаешь?       — Конечно, я его знаю, — вздыхает Тэхён. — Он… Хороший.       — А я ещё лучше. Соглашайся.       — А Джун — это Намджун?       — Ты всех моих хёнов знаешь?       — Видимо.       — Значит, мы бы встретились рано или поздно. Меня не было полгода в Корее. Я просто хочу прогуляться, может, поесть чего-то, побеседовать.       — Я не лучший собеседник, — лицо Тэхёна снова приобретает невозмутимое выражение.       — Так. Давай, как ты говоришь, честно. Неудобно вышло вчера, откуда я знать мог, что ты такой серьезный. Мой гейдар сработал, я иногда тупею, когда вижу красивых мужиков, не учел, что наши желания могут не совпасть. Без всяких намеков, просто пойдем поесть сходим. Я не собираюсь метить к тебе в штаны… В шорты. Не важно.       — Ты всегда так много говоришь?       — Всегда, когда волнуюсь.       — Сколько тебе лет?       — Слушай, прелесть, мне льстит, что ты уже хочешь меня узнавать… Так, забудь, что я сказал. Это рефлекс. Короче, — Чонгук жмурится и хватается за переносицу, Тэхёну явно стало забавно уже давно, но тот, видимо, не хочет, чтобы Чонгук догадался, — сегодня вечером я готов ответить на все твои вопросы. Вот так.       — Ладно, Чон Чонгук. Только ради того, чтобы выспаться. И музыка у тебя ублюдская.       — Это не у меня, — звучит почти обидчиво, но лица Чонгука Тэхён уже не видит, потому что ушел к себе. — Я зайду в семь!

***

      Чонгук не хочет относиться к этому как к свиданию. Потому что согласие он получил со скрипом. Его это даже немного злит. Никогда проблем не было с тем, чтобы получить симпатичного мужчину к себе в постель. Чонгук справедливо считает себя привлекательным, с хорошим чувством юмора, плюсом ко всему он всегда рад поорать песни в караоке, поиграть на гитаре, зарубиться в приставку… Ну и что, что тридцать два года, не всем же быть важными индюками в офисах с видом на панораму Сеула. Да, Чонгук не какая-то важная шишка, но денег зарабатывает прилично, да и костюмы брючные ему безумно идут, Чонгуку даже показывали посты на Виверс о том, что фанаты одной группы заметили его и писали в шутку, что основали фан-клуб красивого охранника-оппы. На этом можно и закончить.       Заходит — как человек своего слова — в семь вечера. Чонгук не ожидает, что ради выхода в какую-то закусочную Тэхён расстарается и будет похож хотя бы на одно фото из тех, что Чонгук видел в Инстаграме. Тот и не расстарался. Зато, вопреки всему, выглядит очень трогательно: в широченных штанах, свободной кофте, сверху кардиган и почему-то кеды с притоптанными задниками, надетые на манер мюлей или шлепок. Интересно и забавно. Волосы уже не такие непокорные, как утром.       — Привет, — бурчит, а затем отворачивается, чтобы закрыть дверь. — Мы далеко?       — Смотря как посмотреть, — пожимает Чонгук плечами.       — Если далеко, лучше взять такси. У меня нет удобной обуви.       — Я думаю, ты справишься.

***

      Тэхён действительно справляется. Идти пару кварталов, и Тэхён подмечает, что он в этом ресторане ни разу не был: тот был среднего класса. Не очень дорого, но и не забегаловка. Кухня — итальянская. Тэхён любит итальянскую кухню и всё, что связано с Италией, почему-то это осталось из той, прошлой жизни. Тэхён изначально не хотел обращать внимание на Чонгука, сказал себе, что это разовая акция. Просто поесть, поговорить ни о чем, если, конечно, у самого Чонгука получится вести с Тэхёном непринужденную беседу, в чем последний сильно сомневается. Тэхён намеревался отбить у нового знакомого всё желание общаться, поэтому он ясно обозначил свои границы с самого начала, он свято верит, что никто не должен стоять на пути к исцелению его души. Однако Чонгук возмутительно хорош. Внешне, конечно же. До внутренних качеств того Тэхёну, вроде как, нет дела, и ему почему-то кажется, что они уступают фасаду в разы. Да, на Чонгука смотреть приятно. Пусть и сочетает тот черное с черным, зато как умело делает это — фасоны модные, как будто тот айдол какой-нибудь, которого должны заприметить папарацци в аэропорту. А ещё уши все в проколах. Тэхён по пути до ресторана весь в себе, Чонгук что-то болтает, про погоду, про последние новости, Тэхён отвечает односложно чисто из остатков вежливости.       У них столик в углу, подальше от всех, полумрак и антураж весьма уютный, теплый. Тэхён заказывает любимую карбонару и капрезе. Что там выбрал Чонгук, Тэхён не поинтересовался.       — Отвечая на твой вопрос, Тэхён, мне тридцать два.       — Значит, ты мог бы быть моим хёном.       — А тебе? И почему «мог бы»? Разве я не…       — Ты — «не». Мне двадцать девять.       — Почему это я «не»?       — Я не планирую поддерживать с тобой отношения.       — Ну вот, мы уже заговорили об отношениях, — усмехается Чонгук, и Тэхёну совсем не нравится, что тот, судя по всему, относится к категории людей, которые редко обижаются и мало обращают внимание на колючие комментарии.       — Мы уже выяснили, что мне неинтересны подкаты.       — Зачем ты сам возвращаешься к этой теме? Лучше расскажи, как так получилось, что ты знаком с моими хёнами, а я о тебе не знаю ничего.       — Чимин познакомил, это в его квартире я живу. Я не так уж… Хорошо их знаю, но лучше, чем тебя. А не знаешь ты обо мне, наверное, потому, что такого, как ты, неохотно представляют другим людям, — Тэхён не смотрит на Чонгука, пока ест свой салат, но готов отдать свою руку на отсечение, что тот улыбается.       — Не представляют другим людям, потому что не хотят делиться. Я такой единственный в своем роде.       — Единственный в своем роде тридцатидвухлетний мужик с инфантильными интересами? Избавь меня от этого дерьма, — звучит весьма стервозно.       — Ты ко всем сразу относишься с предубеждениями?       — Раньше я относился без предубеждений, и ни к чему хорошему это не привело, — Тэхён отрывается от еды и смотрит прямо на Чонгука, у того улыбка с лица соскальзывает облезшей штукатуркой.       — Ты можешь поделиться, если хочешь.       — Не хочу. У меня есть психоаналитик для этого.       — Похвально. Вы работаете с ним над вопросом недоверия к людям?       — Мы оба считаем, что мое недоверие к людям весьма обосновано. Если ты не хочешь, чтобы этот разговор закончился неприятно, лучше расскажи, кем ты работаешь, а я пока поем и сделаю вид, что мне интересно.       И Чонгук действительно рассказывает, а Тэхён, к своему неудовольствию, понимает, что у Чонгука интересная жизнь и что не такой тот инфант, как ему показалось сначала. Чонгук пусть и выглядел как какой-то факбой, но на самом деле был человеком военным, со своими принципами и привычками, они даже поговорили про армию, Тэхён свое отслужил, конечно же, тоже, но Чонгук был офицером, и если бы захотел — сделал бы карьеру с легкостью, однако, тот хотел чего-то другого:       — У меня слишком хорошее чувство юмора для военного, к тому же ненавижу военную выправку, люблю длинные волосы.       — Ты серьезно не захотел построить успешную карьеру из-за волос? — хмурится Тэхён.       — Ну а ещё из-за духа противоречия, — Чонгук пьет пиво, совсем не по-итальянски, но Тэхён не имеет ничего против. — У меня вся семья — военные. Надоело. Не для меня.       — А родители знают вообще про… Волосы и про то, что ты…       — Ты что, конечно не знают. Ты меня за самоубийцу держишь? — прыскает Чонгук, Тэхён слегка дёргается на эти слова, но надеется, что это было незаметно.       — И как ты решишь проблему, когда они закономерно зададут вопрос про то, где невестка и где внуки?       — Ну, так я не говорил, что не собираюсь признаваться. Я признаюсь, если будет ради кого совершать такое сальто-мортале, — Чонгук пожимает плечами. — Так, чтобы я привел человека в дом к родителям и поставил их перед фактом: это человек, с которым я разделю свою жизнь. Никаких громких слов и соплей, ничего такого не будет. У меня дома так не принято. Все знают, что я слов на ветер не бросаю.       — То есть ты не боишься реакции родных?       — Боюсь до усрачки, возможно, отец не будет говорить со мной, а ещё, возможно, что мать кинет меня на прогиб. У нее черный пояс по тхэквондо. Но не потому, что я такой… А потому, что я молчал. Может, я бы и раньше сказал, но всё время повода не было.       — Они же твои родители. За тридцать два года не было повода? — утрирует Тэхён.       — Ну и что? — Чонгук пропускает шпильку мимо, не обижается. — Представляю себе, как мы празднуем новые погоны моего отца, а я признаюсь за семейным столом, что люблю баловаться под хвостик. Я решил просто не тревожить их по пустякам. К тому же, не за тридцать два года. Пока в подростковые годы определяешься, пока армия, академия, тоси-боси… И уже как-то не до каминг-аутов.       Тэхён понимающе кивает. Алкоголь Тэхён не пьет, потому что ему нельзя: плохо сочетается с антидепрессантами, но Чонгуку знать об этом не надо. Никому не надо. Чонгук, похоже, не хмелеет даже от того, что Чимин называет «приличная порция алкоголя», а тот знаток надраться в сопли. Чонгук предсказуемо оплачивает счет.       — Я же твой хён, — Чонгук расплачивается и ещё накидывает чаевые.       — Мне не пятнадцать, я могу оплатить дурацкий счет.       — Сделай мне приятно, хорошо? — и звучит это не самодовольно, не нагло, а так обыденно просто, что Тэхён сдается.       Чонгук много говорит, но Тэхёна это, вопреки его собственным предсказаниям, совсем не раздражает, слушать в его ситуации оказывается лучше, чем пытаться что-то рассказать и объяснить. Ему совершенно не хотелось рассказывать про то, почему он живет у Чимина, где он был и какие у него проблемы, разговорчивость Чонгука была очень на руку. Тот по дороге до дома успел рассказать больше про семью, даже про то, как глупо его родители познакомились: мистер Чон хотел проводить миниатюрную девушку до дома, а оказался в числе пострадавших, она думала, что тот один из тех, кто решил пристать к ней, и сломала тому нос. Тэхён смеется, а потом осознает, что делает это абсолютно искренне. Смех не был спутником Ким Тэхёна уже полтора года.

***

      Тэхён не знает, что им движет, когда он находит дома профиль Чонгука в Инстаграме. Подписывается, потому что очевидно, Чонгук ведет его чаще, чем Тэхён. Раньше он тоже вел свой, до всего того дерьма, что случилось. Из профиля Тэхён узнает, что у Чонгука есть собака, по крайней мере, та появляется кучу раз на фото и видео, а ещё, что Чонгук играет на гитаре и прилично поет, хоть и смущается камеры и дурачится. Очевидно много времени уделяет спорту: красноречивые фото из качалки тому подтверждение. Сэлфи Чонгук практически не выставляет, но те, что есть, очень нравятся Тэхёну. Он ловит себя на том, что это похоже на подростковые времена, когда ты всё пытаешься выведать про объект, который тебя интересует. Тэхён листает ещё и находит кучу пейзажей, море, небо, а ещё цветущую вишню. Он с неудовольствием понимает, что ему очень нравится то, каким видит мир Чонгук: простым и в то же время красочным. Тэхён убирает телефон и ещё долго не может уснуть.       Он понимает, что Чонгук настойчиво настроен как минимум подружиться. Потому что тот взял билеты на выставку современного искусства. Господин балагур решил окультуриться. Эка невидаль.       — Серьезно? — Тэхён не представляет, на кого он похож в своей единственной чистой футболке с медвежонком и клетчатых шортах, не говоря уже о гнезде на голове.       Хотя странно уже одно то, что он думает о своем внешнем виде.       — Серьезно. Я хотел сходить с Джуном, он любит такие вещи. Но он на конференции, или как это там называется.       Тэхёна очень бесит тот факт, что Чонгук, очевидно, проснулся уже давно и выглядит бодрым и свежим. А ещё слишком привлекательным.       — Ты что-то понимаешь в искусстве? — Тэхён смотрит недоверчиво.       — А ты думал, я только морды бить умею и по мишеням стрелять?       — Ну… Нет? — Тэхён чувствует себя идиотом.       — А ты не любишь выставки и галереи? Я думал, что такое тебе будет вполне по душе.       — Я обожаю это, — вдруг честно признается Тэхён. — Я сто лет не был в галереях.       — Ну, тогда вытряхивай песочек из штанин и иди собираться.       — Какой ещё песочек?       — Ты только что сказал про сто лет…       — Это было очень плохо, — вопреки своим словам, Тэхён улыбается, что не удается скрыть от глаз Чонгука.       — Дай мне шанс, я ещё успею сегодня отлично пошутить.       Тэхён вздыхает и машет рукой, мол: «Да-да, так уж и быть».       — Сколько времени у меня есть?       — Ты уже и так совершенство, тебе хватило бы и двух минут, чтобы собраться, — звучит наигранно.       — Я понял, ты так говоришь «чем быстрее — тем лучше».       — Ты меня раскрыл. Я надеялся на две минуты.       — Двадцать минут, хорошо? Нет… Тридцать.       — Двадцать шесть?       — Да-да. Ладно. Двадцать шесть.       После того, как Тэхён закрывает перед Чонгуком дверь, он несется в душ. Двадцать шесть минут. По инструкции патчи под глазами всего пятнадцать минут держать надо. А затем, где-то между суетливым поиском косметики и регулированием воды в душе, Тэхён понимает, что слишком старается для приятельского похода в галерею. Он ведь не хотел возвращаться к старому. Не нужны ему мужики, отношения, любовь. Поэтому Тэхён выдыхает и принимает решение, что хватит душа, свежих волос и приличной одежды, желательно без медвежат и прочих мультяшек. Если Чонгуку не придется по душе его помятое лицо, то и плевать он вообще хотел на это всё, это не его проблемы, пусть не смотрит, в конце концов. Ему Чонгук совсем, абсолютно, кристально, титанически не интересен в этом плане. Если ты начинаешь для кого-то заморачиваться — это тревожный звоночек.       Тэхён больше любитель импрессионизма, постимпрессионизма, иногда и романтизм хорошо заходит, современное искусство он ценит, но то часто не соответствует его эстетическим вкусам. Минут пятнадцать нахождения в галерее дают Тэхёну понять, что Чонгук не разбирается в искусстве от слова совсем, но зато хорошо отличает красоту от уродства. С Чимином было так же обычно, тот с удовольствием составлял Тэхёну компанию на выставках, но потом долго бубнил о том, что «голые женщины, которые кокетливо прикрывают гениталии виноградом, как-то не укладываются в его эстетическую систему ценностей», а если говорить честно, то Чимин просто ничего не понимает в искусстве и попросил его простить за невежество. Тэхён же в свое время увлекался этим, но сколько ни пытался привить другу хотя бы минимальные понятия и понимание о классицизме, например, тот не мог понять, почему голые люди с причинными местами на показ являются искусством.       — Выглядит как мазня моей племяшки, — Чонгук выглядит до ужаса задумчиво.       — Дело не в этом. Это про триединство мира…       — Я прочитал описание, Тэхён, — лицо Чонгука приобретает почти оскорбленный вид. — Лучше от описания не становится.       Тэхён только тихонько смеется, и они идут в следующий зал. В галерее они проводят где-то два часа, половину этого времени Чонгук шутит над увиденным и возмущается, что тот бы тогда тоже мог бы вполне себе быть в этой галерее, а рисует не хуже половины тут представленных творцов. Тэхён с ним соглашается.       Насытившись пищей духовной, организм требует подкрепить его и вполне себе физической пищей, поэтому Чонгук очень галантно делает ремарку о том, что «жрать хочется так, что аж переночевать негде». Тэхён ведет Чонгука в свою любимую закусочную, о которой узнал ещё во времена студенчества. Да и цены там вполне студенческие тоже, а порции очень большие. Тэхён не был там со времен университета, потому что затем его жизнь поменялась и он стал посещать более статусные заведения. Ему приятно прийти сюда, и, пусть обстановка выглядит на четыре из десяти, еда тут что надо.

***

      — Ты хочешь меня отравить? Что за место? — сделав заказ, шепчет Чонгук.       — Я питался тут, когда был студентом. Тут вкусно. Очень давно сюда не ходил…       — Обещай, что если я отравлюсь, будешь посещать мою могилку.       — Не надо «ля-ля». Сейчас вот поешь их кимпаб и токпокки и сразу передумаешь, — Тэхён выглядит настолько расслабленным, что Чонгук поверить в это не может. Ещё недавно тот щетинился, как ежик, а сейчас будто перестал дергаться и искать подвох. Или же создавал видимость. Чонгук предпочитает не думать сильно над этим.       Наедаются они до отвала.       — Это пиздец, — резюмирует Чонгук, когда они выходят на свежий воздух.       — А я говорил. Я еле могу вдохнуть.       — Я не собирался набирать вес, если я этот месяц буду с тобой по таким местам ходить, то, видимо, придется раскачиваться до восьмидесяти пяти килограммов.       — Ты и так… Куда тебе? — удивленно смотрит Тэхён.       — Что? — Чонгук вдруг глядит с интересом.       — Ты… Большой.       — То есть толстый?       — Ты — всё что угодно, но не толстый, — вздыхает Тэхён.       Они решают пройтись, потому что пищеварению надо помогать.       — Ты тогда сказал правду? Про то, что не можешь пить алкоголь, кофе и есть острое?       — Да, вполне. Я… Приболел. Не могу мешать с алкоголем лекарства. А если я ем острое, у меня начинается крапивница. Чешется как зараза.       — Звучит неудобно. Так что, мне не стоит раскачиваться до восьмидесяти пяти?       — А сейчас ты сколько?       — Семьдесят пять.       — Сейчас с тобой всё отлично, — слышно, что Тэхён пытается звучать непринужденно, значит, обсматривал его фигуру.       У Чонгука на губах играет понимающая улыбка.       — Почему ты так поздно встаешь?       — Режим сбился к чертям, как переехал к Чимину. Думал, пройдет за пару дней, но я до четырех утра сижу в телефоне.       — Тик-ток?       — Тик-ток, — вздыхает тяжело Тэхён.

***

      Тэхён звонит Чимину в четверг вечером. Наверное, для Чимина этот звонок звучит странно и тревожно, но Тэхён пытается того убедить, что всё прекрасно и тревожиться повода вовсе нет. Он спрашивает про Чонгука. Чимин не уверен, поэтому переадресовывает вопрос Юнги. Тот говорит, что это его любимый тонсен. Разговор заканчивается как-то скомкано, Тэхён даже не понял, почему ему не понравился голос Чимина.       В пятницу утром Чимин зарёванный, с опухшим носом и небольшой дорожной сумкой появляется на пороге собственной квартиры. Тэхён, не отошедший ото сна, плохо понимает, что происходит. Чимина приходится отпаивать валерьянкой, умывать холодной водой и пытаться понять несвязный бред. Позже, когда Чимин выкуривает припрятанные где-то в квартире сигареты, сидя на подоконнике, чуть успокаивается, Тэхён начинает понемногу улавливать логическую суть проблемы. Чимин судорожно выдает, глядя красными глазами куда-то на белый подоконник:       — Это про меня все знают. По мне всё видно. Мне даже говорить не надо, люди сразу делают выводы о моих предпочтениях. А Юнги… Он не такой. Я ведь даже… Сам не был уверен до конца, я думал, я его не интересую, думал, что он натурал… А потом, когда он позвал меня к себе… Оказывается, он флиртовал так! Представляешь? Где? Не знаю, в его воображении может. Но в тот вечер у нас был секс, и всё встало на свои места. Я потом… Думал, что всё поменяется. Но он никому не сказал! Вообще никому! Намджун не знает, а они двадцать лет дружат! Двадцать!       — Как «не знает»?       — А вот так! Чонгук, про которого ты говорил, оказывается, тонсен его! Ещё и любимый! Близкий друг! Про меня — не в курсе. Намджун знает меня как его приятеля. Приятеля, Тэхён. Это был отвратительный разговор. Ты бы слышал этот бред.       — Подожди, насколько я знаю, Юнги… Он ведь не афиширует свою личную жизнь.       — Судя по тому, насколько он «любит» говорить обо мне, личной жизни у него никакой нет!       — Вы вместе сколько уже? Год? — мрачно спрашивает Тэхён.       — Да, — Чимин шмыгает носом, затягивается сигаретой.       — И как так получилось, что этот вопрос не всплыл раньше?       — Не знаю. Я был счастлив. И влюблен. Мне, кроме него, ничего и никого не нужно было. Потом, сам знаешь, забот было много, — уклончиво отвечает Чимин.       Но Тэхён понимает, что именно тот имеет в виду. Забот было много с ним — с Тэхёном. С родителями. С работой. Со всем дерьмом, в общем. Жизнь случилась.       — И вот, когда мы съехались, опять встал вопрос, что я не представлен родным, друзьям. Юнги тогда отмазался тем, что Намджун занят постоянно и у него у самого тогда были дедлайны, а я не хотел быть истеричной сукой. Родители у него живут в Тэгу, и видит он их вообще раз в пятилетку. Созванивается тоже редко и, насколько я знаю, вообще боится отца. Но когда я вчера услышал про Чонгука… Мне стало настолько обидно. Я как будто его маленький грязный секрет, о котором никому нельзя знать. Как будто он специально пытается отгородить меня от своего мира. Существую как часть интерьера за закрытыми дверями.       — Послушай, Юнги будет полным кретином, если он, как ты говоришь, стесняется тебя или считает своим грязным секретом. Если он реально настолько придурок, то и на хуй он тогда пошел. Не нужен он тебе. Серьезно.       Тэхён деловито достает вермут из заначки Чимина, мешает ему с тоником, Чимин пьет, и слова продолжают литься. Тэхён, не имея возможности пить, ест за компанию с Чимином и даже чокается с ним кимпабом, раз уж нет возможности запить горе любимого друга — всегда можно заесть.       — Он невыносимый, когда мы ругаемся. Знаешь, он никогда не кричит, не психует. Это бесит меня ещё больше. Он до скрежета зубов спокойный. Зато он всегда знает, какое дерьмо надо сказать, чтобы уколоть побольнее, точно в цель. Ненавижу это. В общем, пока этот уебан свалил в свою студию, я убежал к тебе.       — Если ему важно — он прибежит. Прискачет непременно. Солнце, ты же лучшее, что могло случиться в его сраной жизни, поверь мне. Он будет полным…       — Не хочу. Пусть прискакивает, когда у меня будет настроение на это. А сейчас пусть хоть плесенью покроется в своей этой студии.       Чимин напивается вермутом, Тэхён ест, а потом тот засыпает на диване в шесть вечера, разметав светлые волосы по подушке, кое-как устроившись в неудобных обтягивающих одеждах. Тэхёну становится жаль лучшего друга, приходится чуть извернуться, но он переодевает того в домашнюю футболку и снимает джинсы.       Чимин — одна из главных драгоценностей в жизни Тэхёна, сейчас он это прекрасно знает. А ведь познакомились они в средней школе, и он сначала не признал в том частичку чего-то родного. Значимого. Они собачились как кошка с собакой, отчасти потому что Тэхёну всегда по большому счету плевать было на успеваемость, а Чимин был президентом класса, умницей, спортсменом и душкой. Тэхёна тот бесил до скрежета зубов сначала. А затем Чимин вполне себе беззлобно начал помогать Тэхёну с учебой, будить по утрам настойчивыми звонками, даже как-то приходил и поливал из чайника, чтобы он быстрее пришел в себя и начал собираться. Тэхён был всегда искренним и немного странным, он хотел дружить, казалось, со всем миром, но вот с Чимином было иначе, и только потом до них обоих дошло, что так было только потому, что оба они были похожи, пусть Тэхён и не разделял взглядов касательно учебы. В старшей школе Чимин поделился с ним секретом о том, что тому не нравятся девчонки, хотя даже встречался с парочкой. Тэхён не видел в этом ничего плохого, и в какой-то момент они даже перепутали чувства и попробовали целоваться, оба поняли, что это какая-то ерунда и вообще фу, друг на друга не вставало ни в какую. Посмеялись и забыли. Так Тэхён понял, что в Чимине, видимо, где-то спрятан обломок его души, поэтому он всегда ценил того и оберегал, Чимин отвечал тем же. В школе их прозвали неразлучниками. Если кто-то обидел Чимина — автоматически впадал в немилость к Ким Тэхёну, а ещё все друзья и родственники вплоть до десятого колена.       Тэхён не ожидал от Юнги такого, поэтому злится так, как будто оскорбили его лично, злость перекидывается на весь мужской род сразу, включая Чонгука.       Когда вечером соседушка изъявляет желание зайти, Тэхён открывает тут же. Тот выглядел обычно, дружелюбно, ещё и с какой-то едой навынос, улыбается, но когда видит лицо Тэхёна, вся радость меркнет тут же. Чонгук так и замирает, будто ожидая надвигающуюся бурю.       — Я скажу один раз, а ты послушаешь, — хмурится Тэхён. — Передай своему дружку Мин Юнги, что если он не приедет с охуительными извинениями в ближайшие пару дней, как полагается, знаешь, романтика, розы, шарики, медвежата, возможно, какой-нибудь дорогой подарок. Я лично поеду в его эту сраную студию и выбью всё дерьмо из него. За каждую слезинку, которую Чимин проронил.       — Я тут при чем вообще? Тэхён? — Чонгук, очевидно, не понимает, почему на того накинулись и что вообще происходит.       — Твой мудачный хён обидел моего хёна. Если хочешь знать подробности, спроси у него сам. Передай, пожалуйста. И ещё, — Тэхён смотрит злобно и внимательно на то, какими большими выглядят сейчас глаза Чонгука, тот явно не ожидал такого выпада, — держись от меня подальше, хорошо? С меня хватит мудил. Друзей мне новых не надо.       — Послушай, Тэхён… Я не знаю, что там произошло, но я ведь лично тебе ничего не делал… Я вообще не в курсе.       — Знаю. Я просто решил, что не наступаю больше на грабли. Хитро ты, конечно, втерся ко мне… В доверие. Я почти поверил.       — Втерся? Ты в своем уме? У тебя реально какие-то беды с башкой! — тут уже Чонгук явно злится.       — Да, у меня беды с башкой, — очень серьезно и зло звучит Тэхён. — И поэтому обезопась себя же, выполни мою просьбу последнюю и держись подальше. Забудь вообще.       Тэхён захлопывает дверь и прислоняется к холодной поверхности лбом. Внутри его трясет. Больше даже не от злости, а от того, что он, похоже, сделал ошибку.

***

      Становится очевидным, что Чонгук просьбу Тэхёна передал. Потому что квартиру Чимина атаковали курьеры с цветами, любимым шоколадом Чимина, одеждой и даже альбомами любимой группы того. Хлама в квартире за четыре дня стало так много, что приходится теперь лавировать между огромными букетами, которые Чимин любовно расставляет по вазам, ароматы, конечно, стоят прекрасные, но в носу вечно щекочет, и Тэхён чихает. Чимин первые два дня был непоколебим. Молча принимал подарки, расставлял, вздыхал, сопел, даже не заводил разговор о том, чтобы простить Юнги. На третий день того, похоже, сломало, потому что тот начал реветь над какой-то подвеской и бубнить, что любит Юнги, что скучает и хочет обратно.       — Так, а ну подобрал сопли, — хмурится Тэхён. — Толку от этого хлама, если он сам не появился и не удостоил тебя вниманием. Вернешься ты и что дальше?       — Мы… Поговорим? — Чимин смотрит на Тэхёна очень жалобно, но на него эти трюки не действуют.       — Ага, поговорите… Знаю я, как вы поговорите. Всё закончится в горизонтальном положении, потому что ты отходчивый, вы забудете об этой ссоре на время, но потом это снова всплывет, и так до тех пор, пока не разъест ваши отношения изнутри. Я знаю, что это такое — скучать по человеку, придумывать ему оправдания, а потом ещё и начинать обвинять себя якобы за резкость и прочее… Так это не работает. Он не прав. И он должен вести себя как взрослый. Подарки — это, конечно, мило, но они не решают проблему.       — Да, ты прав, — Чимин сначала стирает подступившие слезы, а потом снова заходится плачем. — Он запомнил, что я смотрел на эту подвеску, он знает всякие мелочи, он в курсе всего, что я люблю, он же…       — Не сдавайся, я умоляю тебя, пожалуйста. Это будет ошибкой. Мы просто подождем ещё, хорошо?       Чимин соглашается.       На следующий день Чимин уходит на работу, это всегда того хорошо отвлекало от насущных проблем, но Юнги, видимо, относится к числу упертых баранов, потому что с работы друг присылает Тэхёну фотографии букетов, которые стоят у кабинета и в кабинете. Тэхён только вздыхает. Юнги ему всегда нравился, хотя тот к нему — к Тэхёну — сначала относился подозрительно, особенно к их тесной дружбе, возможно, даже ревновал, но не показывал. Юнги от природы был спокойным и не так чтобы конфликтным человеком, тот хорошо уравновешивал Чимина с взбалмошной натурой, когда тот кидался из смеха в слезы и наоборот. Никакие отношения не бывают простыми, Тэхён верил в это, но Чимин и Юнги так стремительно сошлись, что Тэхён всерьез задумался, что настоящая любовь действительно существует. Чимин обхаживал Юнги, ходил чуть ли не кругами, а тот мило смущался и совсем не выглядел серьезным дядей, которым, вроде как, должен был быть. Тэхён не видел ничего удивительного в том, что от Чимина Юнги сорвало крышечку, не удивило и то, что у Юнги для Чимина всегда где-то припрятан резервуар с нежностью, однако, тот очень редко это демонстрировал, Тэхён думал, что ответ кроется именно в натуре Юнги, который просто по природе своей был скрытным и тщательно оберегал чувства.       На пятый день Тэхён понимает, что нужно снова произвести интервенцию, так как из окна на него смотрит огромный баннер, на котором некий Мин Юнги слезно просит прощения у своего ангела и умоляет вернуться. Видимо, башню рвет у того знатно. Чимин на работе и, возможно, ещё не видел этого. Тэхён думает о том, что скоро, видимо, Юнги закажет парад с истребителями, чтобы те на небе написали «Я тебя люблю, Пак Чимин».       Чонгук всё это время действительно как будто забыл о Тэхёне. Встреч больше не искал, он даже не пересекался с ним на лестничной площадке, не слышал музыки по утрам, Чонгука как будто не существовало. Тэхён даже первое время корил себя за то, что на эмоциях из-за переживаний Чимина так оторвался на том и нахамил, хотя, по сути, Чонгук не сделал вообще ничего, чтобы заслужить подобное отношение.       Когда Тэхён решается зайти к Чонгуку, звонит в дверь, тот долго не открывает, он даже уже порывается уйти, но вот дверь распахивается, Чонгук прислоняется к косяку и смотрит молча, руки скрестил — закрылся. Тэхён хоть и волновался, но майку белую, которая открывала руки и огромную татуировку, заметил.       — Передай Юнги, что если он решил задушить Чимина хламом, то это самая тупая из идей для того, чтобы избавиться от человека. Если его совесть так мучает — пусть наберется смелости и не ведет себя как жалкий слабак, который даже, в глаза глядя любимому человеку, не может извиниться.       — Во-первых, я тебе ничего не должен. Во-вторых, не представляю, почему ты вообще решил, что прийти сюда и начать качать права — охуенная идея, — такого тона у Чонгука Тэхён не слышал ни разу, он бы стушевался давно, но из прошлой жизни у него остался навык — навык быть стервецом. Ему палец в рот не клади — по локоть откусит, а, может, и вместе с башкой.       — Ой, а что, тебя так задело? Не любишь, когда в глаза говорят правду? Ты передашь то, что я сказал, иначе Юнги может забыть о Чимине навсегда. Я об этом позабочусь, этот трус к нему и на пушечный выстрел не подойдет.       — Тебе не кажется, что это не твое сраное дело, что между ними происходит?       — Слушай сюда, факбой недоделанный. Чимин — мой друг, моя семья, он вытаскивал меня из самого днища, он слишком многое прошел, чтобы сейчас скрываться и держать отношения в тайне, он слишком долго шел к тому, чтобы его принимали таким, какой он есть. А твой дружок всё сделал для того, чтобы Чимин начал плохо о себе думать, будто он неправильный и за него должно быть стыдно. Пусть Юнги разберется со своим дерьмом и не перекидывает на Чимина свои комплексы. Ты даже не представляешь себе, что он вытерпел сначала в выпускном классе, а потом терпел на первом курсе университета, более того, его не взяли на службу в армию, дома были скандалы из-за этого, а сейчас ещё это… Поэтому да, это мое ебаное дело. Было и будет всегда, понятно тебе? — Тэхёна внутри трясет, и он надеется на то, что у него хотя бы руки не дрожат и голос ровный. Чонгук смотрит потемневшим взглядом, который не выражает ничего хорошего, однако Тэхёну сейчас на это наплевать.       — Сколько же в тебе желчи. Я сам поговорю с Юнги только ради того, чтобы он не слушал твои обвинения. Тебе ведь и в голову не приходило, да, что у Юнги могут быть причины, по которым он себя так ведет? Не приходило ведь?       — Мне поебать на его причины. Он не мой друг. Я всё сказал, — Тэхён разворачивается и уходит.       Первое время Тэхён даже чувствует гордость за себя, за то, что выстоял этот разговор, однако потом он думает о том, что зря рассказал про Чимина, хотя без этого, наверное, Чонгук бы даже не стал его слушать. Сам разговаривать Тэхён с Юнги не хотел, он прекрасно знал, что Чонгук был прав, желчи в нем — будь здоров, он бы не смог просто спокойно поговорить с Юнги, он бы послал того в пешее эротическое путешествие в далекие дали.       Чимин старается держаться, но на выходных совсем расклеивается. Тэхён честно старался того развлекать, но Чимин кутался в пушистый кардиган, наводил сырость, запивал горечь опустошения белым вином. Они сидели на полу в гостиной и совсем не эстетично и не богемно поедали рамен.       — Он мне шлет сообщения, каждый день. Я не отвечаю.       — Правильно. Ещё блокни его везде. Хотя нет, не блокай. А то как же он увидит, что у тебя всё заебись и без него? — Тэхён цепляет лапшу на палочки и пытается выглядеть хоть немного ободряюще.       Тэхён понимает, что разговор идет не в то русло, потому что глаза у Чимина на мокром месте как были, так и остаются. Он уже думает отправить того спать, но в дверь звонят.       — Я сам, — Тэхён смотрит на замершего Чимина и жестом показывает, чтобы тот сидел на месте.       Тэхён уже не надеялся, что Юнги приедет. Тот почему-то медлил с самым очевидным вариантом для примирения. Юнги выглядит как обычно, может, немного взъерошенный, помятый, темные волосы торчат из-под серой бини, возможно, просто уставший, но тут никогда не угадаешь, у Мин Юнги пожизненно режим энергосбережения, за исключением тех случаев, когда тот пьет или работает. Юнги смотрит на Тэхёна недружелюбно, но его это вовсе не пугает, он загораживает путь в квартиру. Тот ничего ему не говорит, вместо этого орет как можно громче:       — Чимин, мне чтобы до тебя добраться, надо твоего дракона обойти, или сам спустишься с башни? — Тэхён на эту фразу лишь закатывает глаза.       Да, он дракон, он действительно будет стеречь и оберегать Чимина, как злоебучую Рапунцель, или кто там сидел в башне.       Чимин топает тихонько, выглядывает из-за плеча Тэхёна и шепотом просит его отойти. Тэхён подчиняется, что ему ещё остается, раз уж эти двое уже увидели друг друга и вниманием их завладеть больше не получится, по крайней мере, в ближайшее время. Чимин стоит как вкопанный прямо на пороге, Юнги смотрит на того. Тэхён ждет в тени коридора. Мгновение и слышно только шлепок. Нет, не по лицу, хотя Тэхёну бы очень хотелось, чтобы Чимин шлепнул Юнги именно по физиономии, а не по плечу.       — Придурок, почему так долго?! — Тэхён не видит лица Чимина, но понимает, что тот уже окончательно в слезы.       Дальше только видно, как Чимин прислоняется к Юнги, тот закидывает голову наверх, явно, чтобы самому не разреветься, Чимин прячет зареванное лицо где-то в изгибе шеи Юнги, тот обнимает его, наконец-то. Тэхён понимает, что единственное, что он может сделать — это втащить их в квартиру, иначе это выглядит как какая-то шиза.       Тэхён наспех обувается и накидывает худи, он совсем не хочет быть в квартире, пока Юнги и Чимин выясняют, кто виноват и что с этим делать. Приходится выйти на лестничную площадку. Он хотя бы догадывается взять телефон с собой.       На площадке светло и не холодно, хотя Тэхён бы сейчас предпочел сидеть на своем диване, а не на, хоть и чистом, полу в подъезде. Он серьезно не следит за временем, но вскоре даже тик-ток наскучивает, а книжка, которую он на днях скачал, не хочет читаться — не то настроение.       — Тебя что, выгнали из дома за отвратительный характер? — голос отражается от стен вместе с эхом. Тэхён прекрасно знает, кому тот принадлежит, нехотя поднимает взгляд на Чонгука, который, видимо, вернулся из магазина и направляется к себе.       — Ты что, психопат — пешком десять этажей ходить?       — А ты что, настолько слабак, что не можешь десять этажей пройти?       — А ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?       — Ты сам ответил вопросом на вопрос, а теперь ещё и возмущаешься?       — Это был тупой риторический вопрос, зачем отвечать на подобное?

***

      Чонгук хмыкает, открывает двери в квартиру. Конечно, он никакой не изверг и прекрасно знал о планах Юнги приехать сегодня, поэтому первой мыслью Чонгука было именно попытаться зарыть топор войны. Хотя он честно не понимал, почему на него напали и чем он заслужил весь этот бред, но Тэхён опять открыл рот. Поэтому Чонгук уходит к себе, нарочно хлопнув дверью, не сильно громко, но ощутимо.       Чонгук даже гордится собой. Он не позволит какому-то придурку с перепадами настроения помыкать им, и тем более такой человек не должен вызывать сочувствия, тот сам виноват. Пусть теперь вот посидит на площадке, подумает хорошо. Чонгук убеждает себя, что не хочет выйти к Тэхёну. Убеждает, пока раскладывает продукты по полочкам, пока готовит простой ужин, пока просматривает ленты новостей… А потом, как полный придурок, пялится на Ким Тэхёна через глазок. Тот, похоже, задремал. Весь собрался как ежик, подобрал ноги к себе, откинул голову в капюшоне на стену.       — Ну, нет… Так не пойдет, — шипит Чонгук.       Вопреки всем убеждениям себя в том, что пусть бы этот ненормальный Ким Тэхён сидел и дальше там в одиночестве, Чонгук выходит на площадку.       Чонгук чувствует себя крайне глупо, когда присаживается на пол рядом с Тэхёном и чуть тормошит того. Тэхён первые мгновения дезориентирован и не понимает, что происходит. Оглядывается осоловело и замечает, наконец, Чонгука. Молчит, надулся как сыч. Чонгук же пытается выглядеть максимально безобидно. Он вообще не конфликтный человек. Да, в нем есть дух соперничества, но тянуть какие-то конфликты до китайской пасхи — это вообще не про него.       — Они всё ещё мирятся? — тихо интересуется Чонгук, Тэхён сбит с толку тоном Чонгука, тот ведь тут уже был готов обороняться.       — Очень надеюсь на это. Вернее, надеюсь, что они обсудят то, что случилось. А если не обсудят и не придут ни к чему…       — То ты открутишь Юнги яйца? — Чонгук усмехается.       Он вообще весь такой, смешливый и прямолинейный.       — Не хочу я трогать его старческие яйца.       — Но твой друг же их трогает. И, скорее всего, не только руками.       — Фу, ты про моего друга вообще-то говоришь.       — Я и про своего тоже говорю.       — Извращенец, — Тэхён отворачивается от Чонгука.       — Ты даже не представляешь, — задумчиво говорит Чонгук. — И, кстати, почему это у Юнги старческие яйца? Он всего на год старше меня, — Тэхён даже поворачивается обратно, а Чонгук смотрит оскорбленно.       Тэхён опять опрометчиво забывается и смеется тихонько.       — Да ты тут тоже как бы не молодеешь, — замечает Тэхён.       — Никто не молодеет. Если только он не Ли Донук.       — Это правда…       После недолгой паузы Чонгук, всё ещё сомневаясь в своей собственной адекватности, спрашивает:       — Может, подождешь у меня? — Чонгук уже видит, как лицо Тэхёна хочет приобрести недовольное выражение, поэтому продолжает, чтобы тот не успел наговорить гадостей:       — Слушай, это не я на тебя тогда наорал и запретил общаться… Не надо строить оскорбленную невинность.       — Ты сказал, что у меня беды с башкой.       — Потому что ты напал на меня, хотя я ничего не сделал. Ещё и сказал, будто я к тебе в доверие втерся. В твоей голове, должно быть, непросто живется, — Чонгук не звучит так, как будто издевается, скорее, он звучит понимающе и слегка сочувственно.       — Ты даже не представляешь, — повторяет Тэхён сказанную ранее Чонгуком фразу.       — Я вообще ничего не знал про отношения Юнги, он вообще о таком никогда не говорит. Единственное, что я знаю про него наверняка — он очень добрый. Он бы никогда намеренно не сделал никому больно, только по дурости и потому, что плох в том, чтобы выражать чувства открыто.       — Вот они и сошлись — две противоположности. Чимин весь нараспашку. В его любви можно утопиться просто, возможно, утопить парочку соседних государств. — Чонгук замечает, как взгляд у Тэхёна теплеет, когда тот говорит о Чимине.       — Уверен, сошлись не только поэтому, — Чонгук поднимается на ноги.       — А ещё почему? — Тэхён поднимается за ним.       — Видел инсту Чимина, — Чонгук многозначительно поднимает брови, Тэхён толкает его в плечо легонько. — Так что?       — Я зайду к тебе. Зад болит… Не шути про это, — Тэхён уже заранее злобно смотрит.       — Я не собирался, — вскидывает руки Чонгук. — Ну ладно, на секунду задумался…

***

      Когда Тэхён заходит в квартиру, где временно живёт Чонгук, у него аж скулы сводит от чистоты кругом.       — Ты тут точно живёшь? Похоже, что квартиру законсервировали или используют в качестве площадки для съёмки рекламы о счастливой семье.       — Если тут и снимают что-то, то оно явно имеет рейтинг восемнадцать плюс, — ухмыляется Чонгук.       — Так ты что, тут людей убиваешь? — наигранно удивляется Тэхён.       — Да, своей харизмой.       — Скверным чувством юмора скорее, — Тэхён с интересом осматривает обстановку, замечает кучу растений и тот факт, что на мебели ни пылинки. — Тут слишком чисто, пугающе чисто для одинокого мужика… Ещё и пахнет вкусно.       — Я приготовил ужин. Составишь компанию?       — Обещай, что если ты маньяк, то я хотя бы доем порцию, прежде чем ты меня грохнешь?       — Я просто военный человек, — пожимает плечами. — Не вижу ничего плохого в порядке и чистоте. К тому же, — говорит Чонгук, пока ведёт Тэхёна на кухню, — если бы я хотел кого-то убить, ты — самая плохая кандидатура. У нас слишком много общих знакомых, я обязательно бы стал одним из подозреваемых. К тому же, в подъезде камеры и на выезде…       — Ты слишком много знаешь про это…       — Хотел быть криминалистом долгое время…       — А я просто смотрел много документалок про маньяков, и, к слову, очень часто случается именно так, что маньяк орудует в своей округе.       — Это лентяи, которые обычно быстро попадаются.       — А ты?       — А я — не маньяк.       — Ага, если только до пыли. Серьёзно, даже на рамках картинных ничего нет, — Тэхён удивлённо смотрит на свой палец, которым провел по рамке, в которой висело изображение подсолнухов.       Чонгук улыбается так, что морщит смешно нос, Тэхёну эта улыбка нравится больше, чем то выражение лица, которым тот одаривал его во время ссор. Может ведь он хоть раз не быть осторожным с мужчиной? Может он хоть раз довериться, не рискуя быть растоптанным и с размазанной самооценкой? Хотя Чонгук честно не предпринимает никаких попыток сблизиться с Тэхёном, последний в ту самую секунду, как пробует состряпанный Чонгуком ужин, думает, что неплохо было бы, чтобы тот попытался ещё раз. Он бы сдался. Хотя бы свидание? Как у нормальных людей. У Тэхёна давно этого не было. Все свидания закончились, когда он только познакомился с Дином.       — Если честно, — вдруг говорит Чонгук, пока Тэхён занят поглощением ужина, — ты первый, кого я позвал сюда за всё время. Джун разрешает водить гостей, но… Если честно, не хотелось искать никого.       — Почему? — Тэхён замирает.       — Когда я тебя увидел, то ты сразу привлёк меня. Тогда, когда у тебя ключи застряли…       — Я вёл себя грубо. А ты помог мне…       — Да ты и потом не очень вежливо себя вёл.       — Слушай, — прерывает его Тэхён, — поверь, у меня были свои причины, чтобы остерегаться тебя.       — Я так и понял, — улыбается Чонгук.       — Прости меня, хорошо? И за тот раз, когда наговорил гадостей, и тогда, когда из-за Юнги сорвался. Мир? — Тэхён, вообще-то, это не планировал. Но сложно дуться на человека, который с упорством танка продолжает пробиваться сквозь заслоны, хотя любой другой бы уже после такого обращения вполне мог послать куда подальше.       — Мир. К тому же, ты был прав. Изначально намерения мои были не самые дружеские… Совсем не дружеские. — Чонгук красноречиво прокашливается.       У Тэхёна к щекам приливает краска, вопреки всему Чонгук всё ещё очень красивый, а ещё и честный, к тому же терпения тому не занимать, господи, тот готовит и ведёт себя как… Взрослый адекватный человек? Вау! Ким Тэхёна на самом деле очень легко впечатлить, планка настолько упала… Хотя Чонгук был на самой высшей точке всевозможных планок, просто Тэхён ещё об этом не знал, возможно, сам Чонгук не знал тоже.       Тэхён предлагает помыть посуду в знак благодарности, заверяя Чонгука, что мытьё посуды — это единственное из домашней работы, в чем он хорош. Чонгук доверяет ему эту миссию, но помогает обтереть и расставить. Так они копошатся и перебрасываются глупыми фразочками, Чонгук опять шутит, Тэхён отпускает себя и позволяет дурным смешкам вырываться, не сдерживается. А потом Тэхёну звонит Чимин, который потерял друга, он информирует того, что находится в квартире напротив. Юнги, видимо, отбирает трубку у Чимина и просит дать её Чонгуку. После короткого разговора, Чонгук отдаёт телефон обратно Тэхёну. Он смотрит вопросительно.       — Ну… Сходим в магазин, может? Юнги хочет официально представить мне своего мужика.       Тэхёну идея нравится, но на нем домашние тапки, поэтому Чонгук учтиво предлагает ему пару своей обуви (у них один размер, чудо какое-то), потому что они оба решили не нарушать атмосферу спонтанного визита, а так Тэхёну бы пришлось идти за своей обувью. Тэхён смотрит на грозного вида ботинки с тракторной подошвой на своих ногах, вопросительно смотрит на Чонгука.       — Знаешь, как пишут в этих всяких твиттерах… Наступи на меня, пожалуйста, — серьёзно говорит Чонгук.       — Придурок, — толкает того в плечо Тэхён. — Я нормально выгляжу?       — На твоих ногах всё прекрасно выглядит.       — Опять просто торопишь меня?       — Возможно. Совсем немного, — хитро щурится Чонгук.       Когда они возвращаются из магазина с выпивкой и закусками (Тэхён настоял взять для Чимина белое вино и именно тот самый сладкий виноград), Чимин открывает им двери зарёванный, но счастливый.       Тэхён и Чимин решают уединиться под предлогом того, чтобы накрыть на стол. До этого Чимин и Чонгук скомканно здороваются, Чимин извиняется за свой внешний вид, но Чонгук шутит о том, что если в этой квартире и есть стрёмный Румпельштильцхен, то это явно не Чимин. Юнги на это замечание молча хмурится со своего интровертного уголка на диване в гостиной. Юнги явно тоже ревел, об этом говорят красный нос-пуговка и слипшиеся ресницы.       Делая какую-то не очень красивую нарезку из фруктов, Чимин шёпотом вещает:       — Ну, мы наорались и наплакались. Я его причины, если честно, понял смутно. Но он пообещал мне, что исправится. В общем, в итоге я сказал, что у нас ничего не будет… В плане, ну ты понял, физическом, пока он меня не представит официально, а то получается, я — никто, но мы с ним спим. Так, что ли? Он, конечно, завёл пластинку, что самое большое наказание в его жизни — это быть далеко и не иметь возможности дарить мне удовольствие.       — Дал же бог поэта, — закатывает глаза Тэхён.       — Ну, я на эту херню не ведусь. Хотя вполне может случиться так, что шишка задымится у меня первым…       — Пак Чимин, держи свой член в штанах. Смотри, вон как он преисполнился в своём познании, что сразу же Чонгука позвал, — Тэхён решает проверить, охладилось ли вино хоть немного, пока они раскладывали еду по тарелкам.       — Кстати, этот Чонгук, конечно, — Чимин хитро улыбается. — Красивый, зараза.       — Я не заметил, — бубнит себе под нос Тэхён.       — Да ладно, не строй из себя… Ким Тэхён не заметил красивого мужчину прямо перед носом. Ты не думал, что… может, тебе стоит расслабиться?       — Я и так расслабляюсь каждый день. К тому же я не рассматриваю его в этом ключе. Мы просто приятели. Мы едва знакомы…       — Тем не менее, ты был с ним, когда я позвонил, — для Чимина все отговорки — как об стену горох, тот слишком хорошо знает своего друга.       — Ладно, хорошо, — закатывает глаза Тэхён. — Возможно, он лучше, чем я изначально подумал о нем, когда мы встретились впервые, или во второй раз, а ещё, возможно, мне нравится, как он выглядит…       — Но?       — Но, я думаю, я не готов?       — Ты у себя спрашиваешь или у меня? Слушай, тебе ведь нужен прилив эндорфина? Не надоело искусственное счастье? Тебе нужно что-то хорошее…       — Мне достаточно того, что есть, правда.       — Секс — важная часть здоровья.       — Не помню, чтобы ты был моим терапевтом.       — Воздержание — плохо.       — Я сбрасываю иногда…       — Это не то… Ладно, мы вернёмся ещё к этому разговору, — деловито говорит Чимин, поправляя свой пушистый кардиган.       Тэхён без понятия, о чём могли говорить Чонгук и Юнги, пока они с Чимином секретничали на кухне, но Юнги выглядит намного лучше, даже мягко улыбается, причем почему-то Чонгуку.       — Хён, помоги, — Чимин передаёт Юнги тарелки, тот без лишних вопросов расставляет на небольшом столике в гостиной, который, вообще-то, журнальный, но плевать они хотели.       Чонгук не выглядит напряжённо, тот как будто в своей тарелке, хотя можно заметить, что с интересом осматривает обстановку.       — Удивительно, я тут ни разу не был. Как так получилось? — Чонгук красноречиво поворачивается к Юнги.       — Да, как так получилось, хён? — вклинивается Тэхён, наливая себе сок вместо алкоголя, а остальным — как раз нечто крепче.       — Мне не нравится, вы давите на него, — бурчит Чимин. — Они ведь давят, да? — Чимин устраивается под боком у Юнги, жмётся уютно и заглядывает тому в глаза.       — Какая прелесть, экстраверт защищает своего интроверта, — наигранно умиляется Тэхён.       — Ладно, шутки в сторону, — бурчит Юнги. — Чонгук, я хочу официально представить тебе мою вторую половину…       — Верхнюю или нижнюю? — с интересом копаясь в закусках, спрашивает Чонгук, за что получает от Тэхёна тычок.       — Ладно, моего возлюбленного, — закатывает глаза Юнги. — Мы с Чимином вместе уже год…       — То есть, теоретически, у вас уже была годовщина? — спрашивает Тэхён.       Чимин и Юнги смотрят друг на друга задумчиво, а потом наперебой пытаются объяснить, что не знают, с какой даты вести подсчёт: Чимин хочет с первого свидания, а Юнги — с первого секса, но секс случился раньше свидания, поэтому Чимину это не нравится.       Обстановка становится расслабленной, даже трезвому Тэхёну это понятно, Чонгук и Чимин явно нашли общий язык, тот смотрит на парочку тепло, со смешинками в глазах.       — Чимин-щи, — игриво зовет Чонгук. — Пожалуйста, не обижайся на моего глупого хёна. Знаешь, он всегда был плох в этих штуках… которые касаются чувств…       — Если ты сейчас, — Юнги смотрит угрожающе, а Чонгук начинает смеяться, — расскажешь…       — Ещё как!       — Что? — хором спрашивают Чимин и Тэхён.       — Теперь я точно должен знать, — дует губы Чимин.       Юнги машет рукой, мол, так уж и быть.       — Я говорил, что мы учились в школе вместе? Я был младше на год, но из-за того, что мы втроём ходили на баскетбол, Юнги-хён, Намджун-хён и я — стали друзьями. Джун-хён, правда, ушёл быстро, понял, что не для него: каким-то образом он сломал кольцо мячом.       — Тренер такое впервые видел, — усмехается Юнги.       — Так вот, в средней школе Юнги… нравилась девушка.       Две пары удивлённых глаз смотрят на Юнги.       — Я серьёзно, — без тени улыбки говорит Чонгук. — Соён так нравилась Юнги, что он писал в её честь стихи, лирику, в общем, к трекам. Страдал ходил. Возвысил её…       — Всё не так было, не возвышал я никого, — отпирается Юнги.       — Вместо того, чтобы подойти к ней, позвать на свидание, он шарахался от неё как ненормальный. И ходил ныл над Джуном, пока тот готовился к тестам. В общем… Один раз Соён сама подошла к нему вся такая… «Юнги-оппа, до меня дошёл слух…». И всё такое. Юнги улепетывал от неё, только пятки сверкали.       — И что же потом? — с интересом спрашивает Чимин, не обращая внимания на недовольное лицо своего мужика, который квасится и попивает из бокала.       — Он ей отправил записку…       — И что в ней было? — спрашивает Тэхён.       — Он написал, чтобы она проваливала из его школы, — с каменным лицом говорит Чонгук.       Сначала у Тэхёна и Чимина удивлённо лезут брови на лоб, а затем случается натуральная истерика со смехом и слезами.       Юнги меланхолично пьет и делает вид, что речь не о нем. Прикидывается шлангом.       Тэхёну вечер нравится всё больше. Слушать разомлевших приятелей смешно, так как сам Тэхён не пьет алкоголь и находится в своём уме. Он, к своему удивлению, замечает, какое исключительное отношение у Юнги к Чонгуку, похоже, что тот может сделать, что угодно, и Юнги это не сможет вывести из равновесия. Это необычно. Чонгук и шутит в своей манере, и всячески задевает Юнги, подтрунивает, лупит по плечу в порыве чувств, а тот сидит невозмутимо. Чимину тоже смешно, тот впервые такое видит. Не скрывается от Тэхёна и взгляд Чонгука, которым тот то и дело проходится по нему всему, начиная от макушки, заканчивая ногами. Тэхён старается не брать лишней ерунды в голову, но взгляд Чонгука уж слишком тяжёлый. Опасно тяжёлый. Возможно, из-за алкоголя, возможно, из-за духоты, а может, обстановки…

***

      Чонгук понимает: первое, что бросается ему в глаза, это то, в какой позе Тэхён сидит весь вечер, лениво потягивая напиток из своего стакана, комментирует что-то или рассказывает своим низким красивым голосом. Несмотря на все их милые беседы, поза у Тэхёна — широко расставленные ноги, неосознанно, уверенно, расслабленно, Тэхён разговаривает, улыбается и даже, похоже, не замечает, как Чонгук скользит взглядом по длинным ногам выше, к промежности, к поясу брюк. Тэхён вообще весь сплошная изящность, однако в нем нет ничего типично-гомосексуального. Ничего не кричит о том, что тот предпочитает в постели, раскованность в этом плане выдаёт только одна лишь эта поза, Чонгук никогда не любил зажатых мужчин, которые как будто стеснялись сами себя, загонялись в рамки, и об этом говорил весь их вид. Тэхёну не нужно раздеваться, краситься, стараться, чтобы излучать ауру уверенности. Чонгук очень хотел бы, чтобы тот сидел так перед ним без одежды. Такой же уверенно-расслабленный. Чонгук ярко видит в голове картинку, как он подползает к Тэхёну между ног и начинает свой путь поцелуями, ведя языком от бёдер к паху, Чонгук бы с удовольствием вылизал яйца того, а затем со вкусом взял бы в рот, Чонгуку не нравится, что в его фантазии он не может представить деталей, ведь он не видел Тэхёна без одежды, только в шортах. Чонгук отгоняет наваждение, а потом смотрит в глаза Тэхёну прямо, на фоне что-то говорит Чимин, а в карих глаза Ким Тэхёна — личный ад Чон Чонгука. Ведь тот не просто смотрит — тот знает. У Тэхёна на губах улыбка сдержанная, в том нет дерзости, только спокойное понимание.       Чонгук в юности всегда был горазд на безрассудные поступки, таким образом он однажды с дуру пьяный засунул свой язык в рот Юнги. Тот не говорил с ним три дня. А когда Чонгук пришёл с повинной, тот сказал задумчиво:       — Чонгук, ты даже не можешь представить, как я к тебе отношусь. Серьёзно. Ты так дорог мне, что я буквально готов разъебать кабину любому, кто тебя обидит, но если ты, зараза маленькая, ещё раз попробуешь поставить на мне свой пьяный эксперимент — пощады не жди, — это был первый и единственный раз за всё время их дружбы, когда Юнги так был им недоволен.       Чонгук понял, осознал, молил о прощении, и Юнги простил его без лишних вопросов. Больше они не возвращались к этому: было и было. Их души были близнецами, но физическим там ничем и не пахло, просто Чонгук был юный и глупый, ему хотелось любви. Настоящей, как в манхвах, которые он читал тайком, или как в тех самых мрачных песнях, которые он так любил.       И глядя сейчас на Тэхёна, Чонгук понимает своим разомлевшим от вина умом, что будь бы он моложе, будь ему сейчас хотя бы лет двадцать, он бы обязательно где-то прижал Тэхёна и без стеснения предложил бы ему всё, что тот бы пожелал взять: начиная от минета, заканчивая своим жаждущим любви сердцем. Но Чонгуку уже давно не двадцать, и он понимает, что трезвый Чон Чонгук столкнётся, скорее, с отвратительной реальностью, где Тэхён отвергает его, а Чонгуку будет просто по-человечески стыдно за то, что сделал, навязал. Ему уже всё это известно в силу возраста, пьяные выходки редко заканчиваются чем-то хорошим, поэтому Чонгук просто смотрит, но ничего не предпринимает. Одна ночь никак не будет стоить того, что он лишится нормального общения с Тэхёном. Лишится зачатков дружбы, которая обещает быть такой же крепкой, как его отношения с Намджуном и Юнги.

***

      Тэхён и Чонгук оказываются вдвоём на кухне, потому что Чимин и Юнги слишком быстро сдались, может, перенервничали, а может, вино и правда так било в голову, только вот после трёх раундов в «Just dance», Юнги и Чимин свалились на диван и так и уснули.       Тэхён решает сделать Чонгуку кофе. Ему очень неловко, потому что слегка пьяный Чонгук больше молчун. Они с Юнги как будто менялись личностями, будучи пьяными. Тэхён не знает, как вести разговор, что сделать, нужно ли вообще. Он отворачивается от Чонгука к столу и включает кофемашину, колдует немного над кнопками — и всё готово. Чонгук же продолжает молчать и вообще уходит в себя. Когда перед тем ставят чашку с кофе, тот даже вздрагивает.       — Никогда не думал, что увижу, как Юнги-хён танцует, — говорит Тэхён скорее для того, чтобы разрядить обстановку, нежели чтобы поддержать беседу, которой, по сути, уже и нет где-то добрые полчаса.       Чонгук отпивает кофе и ничего на это не говорит, смотрит странно. Будто что-то решает в голове. Тэхёна это волнует:       — Я заметил, Чонгук.       — Что именно? — Чонгук звучит индифферентно, пьёт кофе с молоком.       — Твой взгляд. Скажи мне, это то, о чём я думаю? Или мне показалось? — Тэхён нервничает и сам не понимает, почему, комкает края толстовки. Они сидят друг напротив друга за небольшим кухонным столом.       — Смотря, что тебе показалось, — пожимает плечами Чонгук, смотрит на Тэхёна.       — Мне показалось, что ты меня облизываешь взглядом, — ну вот, сказал, и даже звучит уверенно.       У Чонгука на лице на мгновение паника, а затем выражение снова становится нечитаемым.       — Это не важно. Я уважаю твои просьбы и желания, — говорит Чонгук, смотрит при этом куда угодно, но не на Тэхёна.       За окном солнце уже давно посылает прощальные лучи, а они почему-то не додумались включить на кухне свет, вроде и так удобно. Поэтому атмосфера кажется тягучей, как будто что-то должно случиться, Тэхён даже чувствует, как у него под желудком щекочет от волнения.       — Уважаешь желания? — непонимающе переспрашивает Тэхён.       — Ты боялся, что я хочу залезть к тебе в штаны. Я не собираюсь, поэтому ты можешь быть спокоен. А мои взгляды… Я просто пьяный, поэтому плохо контролирую, этого больше не будет, — Чонгук говорит тихо, а Тэхён очень хочет сказать, что тот всё не так понял.       — Но… Мне они понравились, — хрипло произносит он.       — Понравились? — Чонгук теперь смотрит прямо на Тэхёна.       Он от волнения не знает, куда деть руки, куда деть себя.       — Взгляды. Да. Понравились, — всё же осмеливается повторить Тэхён.       — Польщён, что тебе польстило, — Чонгук пытается улыбаться.       Тэхён ждёт от того ещё чего-то, но тот вдруг допивает одним глотком кофе и уходит, Тэхён слышит, как Чонгук копошится в коридоре, а потом захлопывается дверь. Он остаётся один. Видимо, этих жалких фраз недостаточно, чтобы Чонгук попытался вновь.

***

      То, как они распрощались, совсем не нравится Тэхёну. Юнги и Чимин уехали к себе на следующий день, хотя Тэхён не был против их компании. Однако влюбленные хотели больше времени вместе, тем более Юнги рвался быстрее познакомить Чимина с Намджуном, даже договорился уже о видеозвонке. Чимин сиял, как лампочка, Юнги, видимо, понял, что катастрофы не предвидится, тоже ходил спокойный. На Тэхёна не обижался, не умел долго держать на него зла. С одной стороны потому, что это Тэхён просто хочет другу всего самого лучшего, а с другой потому, что знал, что произошло полгода назад, искренне сочувствовал и поддерживал его. Тэхён остался один на один с бардаком и своим ежедневником.       Бардак может подождать, а вот ежедневник — нет. Тэхён пишет о Чонгуке. Сначала суховато, а потом вырисовывая более детальный портрет характера человека. Чонгук лёгкий, не душнит, не поучает, не умничает, не пытается обесценить то, что нравится Тэхёну или даже просто его мысли, Чонгуку не нужно ничего доказывать особо, они просто сходятся вдвоём на какой-то мысли и двигаются дальше. А ещё Тэхёну действительно интересно, о чем именно думал Чонгук тем вечером. Что скрывалось за взглядом темных глаз? Тэхён строит предположения, спустя такое короткое время он даже уже не помнит, почему так резко обошёлся с Чонгуком, вернее, предпочитает забыть и смотреть в настоящее и будущее. Загвоздка теперь в том, что Чонгук, оказалось, слова свои держать умеет и, видимо, сам теперь ничего не предпримет. Тэхён думает о Чонгуке слишком часто для человека, который не хочет секса, не хочет отношений и романтики. Конечно, последний пункт был маловероятен, но все остальное в характер Чонгука могло вписаться.       Тэхён знает, что беда не приходит одна, есть ощущение, что всё настроилось против него. Он не учёл одного пункта, когда возвращался в свою новую реальность: нужно менять номера. Менять соцсети. Менять всё сразу.       Сначала Тэхён не обращает внимание на сообщение, которое пришло с незнакомого номера. Потом он занят, просматривая кое-какие сообщения с работы, где все его терпеливо ждали, он начал понемногу работать дистанционно, поэтому вообще не услышал звонка. Голосовое сообщение он слушает уже совсем поздно вечером.       — Блядь, — слушая знакомый голос в динамике, Тэхён чуть не роняет телефон.       Это Дин. Дин, который хочет встретиться, который говорит, что скучает. Наваливается ли на Тэхёна сразу что-то? Конечно. Например, тот факт, что у него банальный недотрах. И то, что он совершенно точно не хочет искать кого-то для этих целей, знакомиться с какими-то мужиками, которые не понимают, чего ему надо и как он хочет. А ещё самая большая проблема заключается в том, что пассив из него скверный. Вообще никакой. Он предпочитает быть сверху. Но суть даже не в этом. Тэхён пугается сам себя, потому что всерьёз подумывает о том, чтобы встретиться с Дином. У Тэхёна уже всё прошло, он давно перестал обвинять бывшего во всех грехах, у него просто не осталось ничего, чем было бы можно покормить токсичную сущность того. Звонить по этому поводу Чимину Тэхён не хочет. Он прекрасно знает, что тот скажет. Поэтому он решает послушать мнение совершенно другого человека. Который не варился в этой ситуации самостоятельно. Тэхён решительно стучит в дверь соседской квартиры, после того как три раза дома осмотрел себя в зеркало. Перед Чонгуком хочется выглядеть прилично.       Чонгук перестал доставать музыкой, шумом, весь день от него — ничего, того вообще не слышно было, будто и нет вовсе. Тэхёна потряхивает. Он вообще плохо понимает конечную цель визита. Он надеется, что Чонгук отговорит его от встречи с бывшим? Возможно. А ещё, вполне возможно, что он очень надеется, что Чонгук не выдержит и продолжит тот разговор, который так неловко закончился.       — Привет, хён, — неловко улыбается Тэхён, надеясь, что не выглядит жалко.       Чонгук выглядит как… Чонгук. В черной футболке и черных шортах, волосы мокрые, серьги-колечки в ушах, а глаза удивлённые.       — Ты никогда не звал меня хёном, у тебя температура? — хмурится Чонгук.       — Хочу начать. И хочу поговорить.       — Даже интересно, что там такого, чего не может послушать твой друг, — Чонгук отходит в сторону, пропуская Тэхёна к себе.       Они устраиваются на кухне, Чонгук, видимо, что-то готовил, пахнет жареным, вкусным.       — Французский тост будешь? — учтиво интересуется Чонгук.       — Буду. Если это вкусно.       — Вкусно. Так что у тебя?       — Я не могу пойти с этим к Чимину, потому что я знаю наперёд, что он скажет.       — Будет категоричен?       — Это Чимин. Конечно, будет. У него на всё есть свое сложившееся мнение, более того, на всё это есть аргументы. Мне нужен тот, кто лично не был в этом всём.       — Ладно, — пожимает плечами Чонгук, ставя тарелки на стол перед Тэхёном и собой, принимается жевать.       Тэхён начинает:       — Мне позвонил бывший. Оставил… Голосовое.       — М, — с полными щеками кивает Чонгук, понимая, о чем сейчас пойдёт речь.       — Говорит, что скучает. Хочет встречу. Одну.       — А ты?       — Есть аспект, который я э… Мог бы в свою пользу обернуть. Так сказать.       — Тебе одиноко и хочется секса? Ты про это хочешь сказать?       — Ну… Да. Только проблема в том, что Дин не самый лучший человек. Он причинил мне много зла. Возможно, он даже никогда этого не осознает.       — И ты всё равно хочешь с ним переспать?       — Я знаю его, — растерянно произносит Тэхён.       — Меня ты тоже знаешь. Чимина. Юнги… Но ты не спишь ни с кем из нас.       — Я вообще не про это сейчас. Ладно. Проехали, — Тэхён понимает, что Чонгук, по всей видимости, сошёлся бы во мнениях с Чимином.       — Давай честно? Как ты любишь, давай? — вздыхая, начинает Чонгук.       — Давай, — Тэхён на Чонгука не смотрит, ковыряется вилкой в тосте.       — Мне не двадцать лет, чтобы ходить вокруг да около. Будь мне лет двадцать, я бы послушал то, что ты скажешь про своего бывшего, потом бы я решил, что не имею никаких прав на тебя и не имею права ограничивать как-то, считая ограничением информацию, которую я могу донести… Так вот. Мне не двадцать, и делать вид, будто то, что ты рассматриваешь даже встречу с бывшим, не задевает меня — я не буду. Я имею виды на тебя. Вполне конкретные. Поэтому я не дам тебе одобрение, которого ты ищешь. Ты не захотел искать его у Чимина, потому что там точно голяк. А я, вроде как, человек новый…       — Подожди, виды? Виды?       — Ну чего ты так смотришь? Я переспал с этой мыслью. Я обещал тебе, что никаких приставаний и подкатов. Это не подкат. Я просто говорю, как на душу легло. Понятно?       — Пока не совсем. Но, если ты скажешь внятно, — у Тэхёна внутри дрожит, как будто ему пятнадцать.       Он рискует посмотреть в глаза Чонгуку, а там ни тени насмешки. Тот серьёзен так, что страшно.       — Когда я смотрел на тебя вчера, я действительно думал о том, что… Ну бред же. В плане, я смотрю на твои ноги, хорошо представляю себе, как могу устроиться между ними и тереться о коленку, а потом отсосать, понимаешь? Смотрю на тебя всего и хорошо представляю, что могу сделать с тобой и как. И позволять это делать другому мужику, к тому же тому, кто проебался, потерял тебя… Я не могу. И так как мне не двадцать, я вчера держал себя в руках, обычно, раньше, я в таких состояниях раскладывал уже кого-то в горизонтальном положении и скакал на члене, но вырос как-то из этого, к тому же… С тобой я так не хотел поступать. Учитывая, что мы уже почти стали друзьями.       — Не слишком ты в себе уверен? — сдавленно говорит Тэхён. Его слишком накрыло это откровение.       — Я лучше. Лучше любого твоего бывшего, я уверен в себе.       — Какой пиздец, — Тэхён запускает пальцы в волосы, щёки горят.       — Я, конечно, принципиальный. И обычно от своих же слов не отступаюсь. Но потом я подумал, что ты стоишь того, чтобы пойти на сделку с совестью. Я буду полным долбоёбом, если хотя бы не попытаюсь предложить тебе себя.       — Это… Я не думал, что разговор пойдёт в это русло, — сдавленно говорит Тэхён.       Хотя, по правде говоря, надеялся.       — По тебе видно… Сразу видно, какой ты. Я не знаю, что произошло, почему всё поменялось, я познакомился с тобой ближе, узнал хотя бы немного, какой ты, и точно понимаю, что за всем этим стоял когда-то жизнерадостный и уверенный в себе мужчина. Ты уверенный и сейчас, но как будто… Оборону держишь.       — Тебе что-то Чимин рассказал?       — Да ладно тебе, глядя на тебя сразу же понятно, что ты себя не на своём месте ощущаешь.       — Откуда ты взялся такой внимательный на мою голову?       — Привычка военного, — пожимает плечами Чонгук. — Детали замечаю. Неосознанно иногда. Именно это одна из причин, почему я хорош в сексе.       — О, Господи, заткнись, — Тэхён прячет лицо в ладонях.       — Хорошо, не хочешь об этом говорить, мы можем поговорить о другом. Например, что случилось. Если ты настроен на это.       Тэхён хочет. Потому что Чонгук внушает доверие, говорит честно, никакого двойного дна. Чонгук есть Чонгук, спизданул — от души. Тэхёну и польстило, и удивило. А ещё Тэхён расчувствовался. Кроме Чимина, он вообще ни с кем свои ощущения и эмоции не обсуждал. С Дином разговоров по душам никогда толком и не было. Тэхён никогда не мог поведать о своих сомнениях и переживаниях, зато ежедневно раньше слушал кучу чужих проблем и пытался давать полезные советы, убеждать, успокаивать… Хотя всё, по сути, было бесполезно. Дин всё равно поступал так, как хотел. Иногда полностью вразрез тому, что говорил Тэхён.       Диван в квартире у Намджуна светлый. Решили устроиться на нём. Чонгук сразу понял, что разговор будет тяжёлым.       — Ты был прав, когда сказал, что есть нечто, что меня изменило, — Тэхён не может пока смотреть на Чонгука, он кожей ощущает присутствие того слева от себя, будто они касаются друг друга кожа к коже. Но это фантомное ощущение.       — Расскажи мне, я хочу знать, — когда Тэхён все же поднимает глаза, Чонгук смотрит распахнутыми карими омутами так, что тому хочется довериться.       Просто взять и нырнуть с головой в заботу. В обеспокоенность и чуткость того.

***

      — Не знаю, просто в двадцать семь я почувствовал себя полным неудачником, — Тэхён поднимает рукав толстовки так, чтобы было видно запястье с длинной полосой шрама вдоль. — Я скрывал саму суть проблемы. За вкусной едой, красивой одеждой, дорогой техникой. Вещи. Много вещей. Которые меня окружали. Оказалось — искал не там. Ты знаешь, как страшно осознавать, что ты выбрал неправильно? Ты вложил всего себя в какое-то дело и даже тут не оказался достаточно хорош. Мало того, разогнал вокруг себя всех людей.       — А семья? — Чонгук смотрит на руку Тэхёна, кожа которой вновь скрывается за тканью.       У Чонгука были подозрения, но Тэхён на то и Тэхён, что того иногда совсем не угадать. Он никогда не смотрел тому на руки, потому что Тэхён всегда ходил с длинным рукавом, а если был в футболке, то просто держал их так, чтобы Чонгук не увидел. И это он понимает ясно только сейчас. Чонгук, правда, подозревал, но, скорее, срыв или что-то такое. Точно не то, что Тэхён когда-то пытался убить себя. Тэхён, который, по мнению Чонгука, заслуживает всей любви мира. Язвительный, саркастичный, милый, умный, красивый Тэхён, который, очевидно, в один из моментов своей жизни запутался.       — Я общаюсь с родителями. У меня есть сестра и брат. Но они не общаются со мной с тех пор, как узнали про мою ориентацию. От меня ждали совсем не того. Действительно, кроме работы у меня ничего не осталось, и в той я начал лажать, вернее, я думал, что лажаю. Чимин устраивал личную жизнь, я ни в коем случае не обвиняю его. Мне стоило просто… Пойти к психотерапевту. Но ты ведь знаешь, как это бывает… Кажется, что это просто очередной дерьмовый день, но таких дней становится всё больше и больше, и они превращаются в вереницу. В конце я просто не увидел другого выхода. Я думал, что я… Провал. Провал для родителей, провал для брата и сестры, провал для единственного хорошего друга, провал для самого себя. Я выбрал. Тоже неправильно. Но тогда мне казалось, что я хотя бы что-то решаю, — голос Тэхёна ужасающе ровный, пока Чонгук слушает, ему кажется, что тот говорит о ком-то другом, и с каждым новым витком рассказа Чонгуку становится всё больнее.       — Я боюсь сказать что-то неправильно, — вздыхает Чонгук. — Но… Мне очень жаль, что в тот момент тебе не было за что зацепиться или за кого. Пусть ты несправедливо обвинял сам себя, мне правда жаль, что не оказалось человека, ради которого ты бы остановился. Хотя… Ты должен выбирать себя. Только себя. Но тогда… Если бы можно было вернуться, лучше бы…       — Спасибо, — у Тэхёна слегка влажные глаза. — Это… Да. Я бы тоже хотел. Но… Я теперь смотрю на всё иначе.       — Как именно?       — Я больше не собираюсь запрещать себе быть счастливым. В ожидании, что за этим последует наказание.

***

      Повисает пауза. Не та, после которой немедленно появляется необходимость говорить, похоже, что Чонгук чувствует ровно то же самое. Тэхён думает о том, что никому ещё не рассказывал это. Не рассказывал, потому что все, кто были рядом с ним, не требовали объяснений, а он не считал нужным рассказывать, потому что даже не подумал, что это кому-то нужно. Но с Чонгуком хочется говорить правду. Тому хочется выдать всё самое страшное и сокровенное — потому что Тэхён знает, что тот никогда не поймёт неправильно. Чонгук также молча кладёт свою ладонь поверх руки Тэхёна, спокойно гладит. Они оба смотрят на руки, поглаживания Чонгука становятся более уверенными, и тогда Тэхён переворачивает руку ладонью вверх, Чонгук воспринимает это как предложение. Тэхён не понимает, почему простые поглаживания действуют на него так, будто он занимается каким-то интимом. Он слышит вздох. Громкий. И понимает, что это он сам. Он смотрит на лицо Чонгука, который любовно разглядывает их руки.       — Боже. Меня так давно никто не…       — Меня… Я тоже. Я… Это странно? — Чонгук поднимает взгляд и смотрит прямо, берёт вторую руку Тэхёна в свою.       — Нет. Мне… Нравится.       У Чонгука не глаза, это омуты. Словно гладь ночной воды, которая отражает в себе луну, звезды. Тэхён не замечает, когда именно лицо Чонгука оказывается так близко. Он может рассмотреть каждую черточку и тот самый шрам на щеке, каждую родинку, ресницы, что-то тянет его невидимой леской ближе, к Чонгуку, заставляет глянуть на губы ещё раз. Внутри разгорается дикое, зудящее желание почувствовать губы Чонгука на своих. Поцеловать. Сколько он не целовался? По ощущениям вечность. Только вот Чонгук играет на опережение. Сначала Тэхён даже не соображает, что произошло. А потом он осознает, что губам тепло и мягко, в нос бьет приятный аромат Чонгука. Какой-то мужской одеколон, гель для душа, неповторимый запах теплой кожи, который можно ощутить, только лишь когда человек оказывается рядом так интимно-близко. Он отмирает, высвобождает руки, чтобы обхватить лицо Чонгука, углубляет поцелуй, напористо ведет губами. Между губ юрко и влажно скользит чужой язык, который Тэхён с готовностью принимает, оглаживает, ласкает. Чонгук дышит тяжело, и это так близко, запредельно, невероятно, пьяняще. Вдруг Чонгук седлает его. Так естественно-приятно. Сильными ногами тот обхватывает его бедра, а после перемещает руку Тэхёна на свою задницу. От этого у него в штанах дергается член, болезненно-сладкая судорога внизу живота резко появляется и так же резко исчезает. Чонгук задушенно мычит ему в рот. Этот звук становится совсем отчаянным, когда Тэхён кладет вторую руку тому на задницу, стискивает через шорты упругие половинки. Чонгук на это пахом проезжается по его полувставшему члену. Это слишком. Движение языков становится слишком развязным. Чонгука слишком много. И Тэхён в себе слишком не уверен. Не уверен в том, что это правильно. Что это то, что им нужно. Ему. Чонгуку. Когда Чонгук ещё раз и ещё раз болезненно-приятно трется о него, мыча что-то в рот, облизывая губы, хватаясь за его загривок, Тэхён понимает, что нужно остановить это сумасшествие.       — Что мы делаем? Чонгук, что? — отрываясь от Чонгука, кое-как спрашивает он, не решаясь открыть глаза.       — Целуемся, и, кажется, ты хочешь меня так же, как я тебя…       — Этого я и боялся, — откидываясь назад, произносит Тэхён, всё же осмеливаясь открыть глаза.       Лучше бы, конечно, он этого не делал. Ради своей же психики. Его сердце и так слабое перед Чонгуком, правда. А таким он того вообще впервые видит. Таким румяным, растрепанным, на покрасневших губах блестит слюна, глаза пьяные.       — Почему? — хмурится тот.       — Нельзя. Не нужно.       Чонгук смотрит пару мгновений, а затем слезает с Тэхёна, садится рядом.       — И что дальше? Я думал…       — Я виноват. Я ввел тебя в заблуждение, — Тэхён поднимается, ему нужно на свежий воздух.       — Убежишь? — Чонгук вопросительно изгибает бровь. — Я от своих слов не отказываюсь. Даже если тебе страшно.       — Хороший друг для меня сейчас полезнее, чем любовник. Пойми меня, Чонгук. Ты первый, кому я рассказал об этом, кроме самых близких. И… Я не хочу все испортить. Раньше я таким не был. Если бы ты знал меня в школе, знал меня в университете… Это был другой человек. Счастливый человек. И я хочу им быть. Я просто не уверен, что в моем состоянии имею право впутывать кого-то в свою жизнь.       — Ты думаешь, я ненадежный?       — Нет, — Тэхён решительно мотает головой. — Я не хочу быть обузой. Иногда бывают такие дни, нехорошие. Я просто хочу быть уверен, что со мной не будет сложно, не будет в тягость…       — Ты не сможешь стать прежним, Тэхён, — серьезно произносит Чонгук, поднимаясь.       Тот подходит ближе, заглядывает в глаза.       — Не можешь, — продолжает Чонгук, — зато ты можешь быть кем-то другим, но тоже не менее счастливым. Конечно, я не имею права тебе указывать. Если тебе нужно время… Я готов тебе его дать.       — Я только учусь понимать, что для меня полезно сейчас. Говорят, что нас привлекает наша травма в другом человеке. Только вот ты абсолютно нормальный, Чонгук. Абсолютно положительный. Хороший.       — И поэтому ты пойдешь к Дину? Потому что он — твоя травма?       — Нет, я не пойду к нему. Ни за что. Ты хороший, и поэтому мне надо обдумать, смогу ли я быть тебе под стать, Чонгук.       — Это «да»? Ты хочешь быть со мной? Попробовать?       — Это «я могу это обдумать». Только боюсь, что ты не захочешь ждать. Зачем тебе тратить время на меня? Ты можешь получить любого адекватного, любого без проблем с башкой.       — Я тогда со зла сказал и не знал, что всё так, — Чонгук осторожно дотрагивается до его плеча, стискивает, поглаживая большим пальцем.       — Да, я понимаю. Просто… Я думаю, что есть кто-то, кто может тебе понравиться, кто-то, у кого нет этих всех заебов, понимаешь? Нам лучше быть друзьями, — Тэхён кивает, а голос садится как будто, затихает.       — У меня нет синдрома спасателя, Тэхён. Если ты говоришь так, если ты не хочешь пытаться… Я бегать не буду. Я говорил: слово свое держу всегда.       — Я понимаю это, — Тэхён кивает. — Так будет лучше. Я надеюсь, что мы будем общаться.       — Я тоже надеюсь, — произносит Чонгук, только видно, как огонь в глазах тухнет постепенно, оставляя на дне лишь угольки.       Так будет правильно.

***

      Вопреки обещаниям общаться — они не общаются. Следующую неделю Чонгук не пересекается с Тэхёном и ощущает себя не как тридцатидвухлетний мужик, а как пятнадцатилетняя девочка, гоняя в плейлисте грустные песни. А потом подходит срок сваливать к себе. Намджун возвращается.       — Что с тобой? Не рад, что больше не придется возиться с моими горшками? — вопросительно приподнимает брови Намджун.       — На улице рейн, на душе пейн, — лежа на диване, произносит Чонгук, глядя в потолок.       — Что произошло?       — Тэхён сказал, что ему нужен друг, а не любовник, — рассказывать Намджуну про то, что с Тэхёном произошло, он не собирался, он не в праве такое делать.       — Ну… Слушай, может, к лучшему? — Намджун смотрит обеспокоенно.       — Первый раз за такое долгое время я захотел с человеком близких отношений, не просто секса, а он…       — Чонгук, ты же понимаешь…       — Да-да, как там говорят? Насильно мил не будешь? Твоё от тебя не уйдет, и что там ещё старперы любят втирать? Просто… Мы поцеловались. Он хотел меня. Я, может, самонадеянно звучу, но у меня ощущение, что из нас вышла бы охуенная пара.       — Клин клином, Чонгук. Бегать ни за кем не нужно. Проходили уже, — вскидывает руку тот.       — Помню. Да, проходили, — он поднимается, садится, согласно кивает.       Намджун разбирает сумки посреди гостиной.       — Поэтому найдется обязательно тот человек, который оценит тебя по достоинству. Сходи развлекись, развейся.       — Пойдешь со мной? — уже более оживленно спрашивает Чонгук.       — А есть выбор?       — Нет. Отметим твой приезд.       Намджун лишь тяжело вздыхает.

***

      Чонгук не может бороться с чувством неправильности. То сильнее него. Начинается всё хорошо. Они приходят в шумный шикарный клуб. Всё, как Чонгук любит. Раньше, в юности, они просто напивались до клуба, а в самом клубе позволяли всяким мужикам платить за них, Намджун умеет притвориться нежной зефиркой, когда это нужно. На того мужики часто велись, такого высокого, красивого, улыбчивого. Сейчас же они уже сами те мужики, которые могут покупать кому-то выпивку. Могут позволить себе дорогой местный алкоголь и не переживать о том, что на следующей неделе жрать тогда нечего будет. Чонгук с улыбкой вспоминает те времена.       — Помнишь, как ты за вечер с тремя мужиками познакомился? — Чонгук наклоняется к уху Намджуна, говорит громко, стараясь перекричать музыку.       Они сидят за барной стойкой.       — А помнишь, как мы улепетывали от последних двоих на такси? — Намджун хохочет, тоже припоминает.       Прошлое кажется таким далеким и в то же время ярким. Они выпивают одну, вторую, третью стопку. Когда в голову прилично ударяет, Чонгук идет танцевать. Он давно уже избавился от чувства стеснения, прекрасно осознает, как привлекает взгляды, всеобщее внимание. Когда к нему во время танца пристраивается высокий брюнет, он совсем не против. В голову хорошо дало. Чонгук расслабляется под ритмичный мотив, незнакомец обнимает со спины, что-то шепчет на ухо.       Они все что-то говорят. Мальчики-одноразки. Мужчины-однодневки. И так далее. Всегда что-то вроде «я хочу трахать тебя всю ночь». Или «я сразу тебя заметил, как только ты зашел». Много громких обещаний, на деле быстрый смазанный секс. Чонгук давно таким не промышлял, просто вкус потерял к такому. Он с неудовольствием сейчас ощущает, что ничего не меняется. Всё то же самое. Мужчина позади что-то горячо обещает ещё. Обслужить его по высшему разряду.       Чонгуку жарко, и он совсем не уверен в том, что делает. Просто хочет, чтобы противное скребущее чувство исчезло. Всё кажется ненастоящим. Пустым. Когда его заталкивают в кабинку туалета, когда разворачивают спиной к себе, облапывая, впиваясь в шею настойчивыми губами, Чонгук окончательно понимает, что ему мерзко. Перед глазами возникает Тэхён. Единственное, о чем он может думать, это Ким Тэхён. Который четко определил их границы. Они могут быть друзьями. Тэхён не хочет отношений.       — Я тебя совсем не возбуждаю? — спрашивает мужчина, пробираясь к его ширинке.       И Чонгук злится.       — Как видишь, — шипит он, отпихивая того от себя. — Отъебись от меня, — Чонгук одергивает одежду, выходит из кабинки, решительно возвращаясь в зал, даже не оглядываясь.       Ему плевать, насколько охуел несостоявшийся любовник от такого расклада. Он садится снова за барную стойку, просит повторить виски с колой. У Намджуна, похоже, дела лучше. Тот и правда веселится в компании какого-то красавца на танцполе.       Обычная вещь, привычная раньше, теперь кажется мерзостью. Как будто он Тэхёну изменяет. Хотя они друг другу, по сути, никто. Громкое «давай будем друзьями» часто становится «давай просто иногда будем пересекаться на сходках общих друзей» или «давай просто иногда будем спрашивать, как дела, вести односложные тупые беседы». Не получается дружбы у тех, кто должен быть любовниками. Не получается. И Чонгук смеется сам над собой, ловит обеспокоенный взгляд бармена. Он такой идиот. Клин клином тут не работает. Где клин-то такой искать, чтобы вытеснил из сердца Ким Тэхёна? Пробрался под ребра, хотя во второй разговор высказал опасение по поводу Чонгука. Мол, это он Тэхёну под ребра влезет. А вышло вот как.       В этот вечер Чонгук уезжает грустный и пьяный домой. В одиночестве.

***

      Тэхён: «Как у тебя дела?»       Чонгук: «Лучше всех. А у тебя?»       «Хуево», — думает Тэхён, пялясь на диалог.       — Хуйню ты какую-то сделал, — говорит Чимин Тэхёну, копаясь в шкафу, перебирая какие-то бумажки, потерял какой-то документ и нигде не может найти, поэтому приехал.       А Тэхён решился рассказать про то, что произошло между ними с Чонгуком. И что он наговорил.       — Думаешь?       — Конечно. Ты почему за взрослого мужика решаешь, хочет он возиться с тобой или нет? Меня вот ты не спрашивал.       — Мы друзья. Я тебе доверяю. Я могу на тебя положиться.       — Хотя я не твоя семья. Почему ты не можешь поверить, что Чонгук тоже хороший, надежный?       — Он хороший, это факт.       — С охуенной задницей.       — Чимин… — Тэхён хватается за переносицу.       Он прекрасно знает о всех выдающихся достоинствах Чонгука. Прочувствовал. Помнит ярко. Аж спать спокойно не может.       — Готовить умеет. Чувство юмора отличное… Я от Юнги про него слышал только хорошее.       — В этом и дело. Нахуя я ему сдался? Посмотри на меня…       — Прекращай, — Чимин бросает свои бумажки, садится перед Тэхёном на колени, заглядывает в глаза снизу вверх. — Ты когда на улицу выходил в последний раз?       — Дня два назад.       — Ты очень хороший, Тэхён. Просто с тобой произошло много плохого. Это не значит, что ты хуевый человек, понимаешь? — Чимин обхватывает его за лицо, щиплет щеки, прямо как в школьные времена. — Ты красивый, умный, депрессивный, но это лечится. Ты же созваниваешься с психотерапевтом?       — У нас каждую неделю онлайн-сессии.       — Ну и всё. Ты проделал огромный путь. Не веришь мне, обсуди всё со своим мозгоправом. Она у тебя тетка умная. Ты с Чонгуком общаешься? — отпуская щеки Тэхёна из плена, спрашивает Чимин.       — Сухие переписки. Мне неловко. Теперь, когда он съехал, так тоскливо. Даже шанса нет пересечься.       — Ты бы мог позвать его куда-то… По-дружески, — мягко произносит Чимин.       — Не знаю. Надо подумать. Он может и не согласится.       — А ты попробуй.       И Тэхён пробует. И получает отказ.       Чонгук: «Прости, Тэхён. Я не буду врать. Пока ещё рано. Я не уверен, что готов тебя видеть и испытывать при этом чисто дружеские чувства. Они не дружеские. А мы всегда с тобой честно разговаривали.»       Тэхён: «Я понимаю.»       От этого становится тоскливо. Внутри Тэхён ощущает одно большое противоречие. Перед сном он всё вспоминает их поцелуй. Всё прокручивает в голове, думает, что было бы, поддайся он искушению. Что, если бы он сказал «да»? Что, если бы он сказал «я хочу попробовать»?       Приходится попросить психотерапевта перенести сессию на другой день. Пораньше. В конце беседы Тэхён слышит то, чего не ожидал:       — Вам не нужно ждать, пока вы станете якобы идеальным, якобы полностью здоровым для того, чтобы начинать отношения, Тэхён-щи. Возможно проходить терапию и строить отношения. Оставайтесь честным со своим партнером, заботьтесь о себе, узнавайте друг друга лучше. Не торопитесь, в первую очередь. Не давите на себя, на партнера. Выстраивайте доверие, связь. И в конце концов, следите за своими самыми простыми потребностями. За сном, питанием. Я думаю, если вы будете прилагать усилия, вы вполне сможете развить эти отношения. Даже с депрессией возможно выстраивать здоровые взаимоотношения, Тэхён-щи. Не откладывайте жизнь, — доктор Ли звучит мягко.       — Спасибо большое, — звучит слегка сдавленно.       — До следующего четверга, Тэхён-щи.       Они завершают звонок. Остаток дня Тэхён прокручивает у себя в голове эту сессию. Чонгук выглядит как тот, кто способен не давить на него, как тот, кто может понять. Надежный.

***

      — Тэхён, нужно выходить куда-то. Нужно общаться с людьми, — Чимин смотрит недовольно, сложив руки на груди.       — Я сегодня весь день по работе общался.       — Но ты не выходишь никуда. Всё онлайн. Всё через соцсети, мессенджеры, так нельзя, так вся жизнь пройдет мимо.       — Я не пойду, — Тэхён поджимает губы, проверяя новые сообщения.       Чон Чонгук: нет новых сообщений.       — Ты обдумал насчет Чонгука?       — Обдумал… — он прячет взгляд.       — Ясно, — Чимин чуть закусывает губу, сдерживая улыбку. — Может, я уговорю тебя сходить на эту вечеринку, если скажу, что там будет Чонгук?       Тэхён даже дергается от неожиданности, смотрит удивленно. Телефон откладывает.       — Это вечеринка в честь альбома, который продюсировал Юнги, он хён Чонгука, конечно, тот пойдет его поддержать, чего ты ожидал? — хмыкает Чимин. — Подумай, начало в десять, адрес ты знаешь, — многозначительно говорит тот, прежде чем уйти.       Обдумал. Обдумал — это мягко сказано. Просто не может найти повода, и вот Чимин подкидывает. Конечно, как Чонгук пропустит большое событие в жизни любимого хёна? Внутри поднимается волнение, словно кто-то всколыхнул воду, поднимая со дна песок. Дрожит всё. По большей части потому, что шансы пятьдесят на пятьдесят. Либо Чонгук правда движется дальше, пытается забыть всё, либо примет его. Да, Тэхён понимает, что поступил опрометчиво. Нужно было лучше думать. Но страх толкает на глупые вещи, которые идут наперекор истинным желаниям.       — Ладно, это Чонгук… Он не из тех, кто злится долго, отходчивый. Пора вспомнить, как это всё делается, — бурчит себе под нос Тэхён, позабыв и про ноутбук, и про телефон, принимаясь разглядывать гардероб.       Оказалось, что ничего парадного у него и нет. Ничего, что можно было бы надеть туда, где крутятся айдолы и разные публичные личности…       — М-да. Не густо.       Все брендовые шмотки остались там, в его квартире. Рано или поздно ему бы пришлось это сделать. Он не может вечно жить у Чимина. Он не может вечно прятаться от проблем. Тэхён сам не понимает, как оказывается в такси на пути к своему дому. Консьерж внизу очень удивляется, когда видит его, здоровается, спрашивает, как дела и как здоровье. Тэхён уверен, когда скорая выносила его, многие стали тому свидетелями.       — Мне гораздо лучше, — Тэхён вежливо улыбается, прежде чем скрыться в лифте.       И это чистая правда.       Квартира встречает его своими светлым интерьером, простором, привычными вещами и безделушками, которые он раньше так любил. И на удивление вернуться сюда не страшно.       «Это всё — часть твоей истории, Ким Тэхён» — повторяет он себе, включая свет в разных комнатах, осматривая всё. Фотографии. Несколько снимков в рамках, на которых запечатлены он и Дин. Тэхён тут же идет на поиски мусорных мешков, сгребая туда всё. Всё, что связано с Дином. Всё, что связано с тем мрачным периодом. Его терапевт говорила, что лучше всё это убрать. Выкидывать это — приятно. Тэхён открывает шкаф и находит наряды, которые покупал в попытках заглушить мерзкие чувства бессилия, пустоты, лишь бы что-то порадовало. Дорогие шмотки самых разных фасонов. Во рту появляется неприятный металлический привкус, в ноздри забивается запах. Их он тоже выкидывает, оставляя только то, что никак не связано с событиями семимесячной давности.       Со всеми вещами и барахлом у Тэхёна набирается два больших мешка. Он чувствует, что словно даже легче стало дышать.       Затем Тэхён тщательно осматривает оставшуюся одежду. Черный укороченный пиджак, черные узкие брюки и такая же черная майка вполне делают образ, только вот… С черными волосами образ выглядит блекло. Раньше Тэхён любил подбирать образы, менять имидж, пробовал разные прически, сочетания аксессуаров. Приходится звонить Чимину. До вечеринки ещё куча времени, добрых восемь часов, но самостоятельно осветлять волосы он не решится. Раньше они с Чимином постоянно творили какую-то ерунду, как-то их даже отстранили от занятий, потому что один пришел с голубой шевелюрой, а другой с розовой. Возможно, решение это импульсивное и рискованное, учитывая, что сегодня вечером ему нужно выглядеть отлично, не ударить в грязь лицом перед Чонгуком, показать, каким он может быть, но шальная мысль голову не хочет покидать.       — Чимин, я решил пойти, только мне нужна твоя помощь, — говорит он, когда в трубке раздаётся «алло».

***

      С первой секунды, как Чонгук заходит в помещение, он четко намечает для себя курс прямо к бару. После того, как официальная и красивая часть заканчивается, начинается веселье. Он оценивает мельком обстановку, всё очень красиво, в лучших традициях вечеринок в честь альбомов айдолов. Он не впервые на таком мероприятии, только вот обычно в таких местах Чонгук работает, охраняет своих подопечных. Посмотреть с другой стороны любопытно, хотя потом оказывается, что это всё равно, что быть в любом клубе, с любыми другими людьми. Он искренне гордится Юнги, только вот нечто мешает радоваться на полную мощность.       Настроения у Чонгука, на самом деле, нет. По крайней мере для того, чтобы веселиться. Напиваться тихонько, сидя за барной стойкой, — вполне.       — Пойди хоть потанцуй, — обеспокоенно говорит Намджун.       Приходится убеждать Юнги, Намджуна и теперь ещё и Чимина, что всё в порядке.       — Ты из-за Тэхёна так расстроился? — спрашивает Чимин.       — Я в порядке, — сухо произносит он, опрокидывая в себя ещё один шот чего-то приторно-сладкого.       — Я знаю Тэхёна уже очень давно, обычно он серьезно обдумывает вещи и так просто не отказывается от людей…       — Спасибо за то, что пытаешься меня утешить, но я не маленький. Правда. Переживу как-нибудь отказ, — Чонгук мрачно улыбается, а Чимин смотрит сочувственно, слегка обеспокоенно. — Юнги, уведи своего мужика, он слишком у тебя заботливый.       — Пойдём, Чимин, потанцуем…       Когда друзья уходят, Чонгуку становится, на удивление, немного легче. Когда все смотрят сочувственно, внутри становится будто ещё тяжелее. Он не знает, сколько выпивает. В какой-то момент становится легко, невесомо, и Чонгук осмеливается пойти на танцпол. Не ради того, чтобы повторить предыдущий печальный опыт, а просто чтобы отвлечься, прочистить мозги. Он не знает, сколько времени проходит, просто в голове становится пусто, он прикрывает глаза, запрокидывая голову, танцуя среди незнакомцев, нарочно уходит подальше от друзей, чтобы затеряться меж тех, кому до него нет дела. Забавное чувство — быть среди людей и в то же время ощущать такое одиночество. Чонгук возвращается несколько раз к бару, выпивает ещё и ещё, а после вновь идет на танцпол. Становится слишком жарко, и он скидывает пиджак, оставляя тот на барном стуле. Кто-то пытается с ним познакомиться, но он вежливо, как ему кажется, отказывается.       А потом его обхватывают чьи-то сильные руки, и он уже разворачивается для того, чтобы выругаться и, если потребуется, двинуть незнакомцу, но так и замирает в объятиях, как кажется с первого взгляда, незнакомца. В нос ударяет приятный запах парфюма.       — Веселишься? — наклоняясь к его уху, громко, стараясь перекричать музыку, спрашивает, судя по всему, его мираж.       — М… Я… Тэхён? — Чонгук удивленно дотрагивается до выбеленных прядей на голове Тэхёна, смотрит внимательно, пытаясь понять, правда ли это, или же он надрался настолько в сопли, что у него галлюцинации.       — Конечно я, кто же ещё, — Тэхён усмехается, не отпуская его талию, раскачивается под медленный тягучий мотив, и наверняка со стороны они выглядят просто как парочка, которая танцует.       Только вот Чонгук в последнюю очередь ожидал увидеть тут Тэхёна. Тем более… Тем более в таком виде. Он скользит взглядом по тому, всё вокруг расплывается. Всё. Кроме Тэхёна. Такого высокого, статного, в тотал-блэк, с высветленными волосами, уложенными в художественном беспорядке. В ухе поблескивает сережка, а на губах спокойная улыбка.       — Что ты тут делаешь? — Чонгук невольно укладывает руки тому на плечи.       — Пришёл за тобой, — вновь наклоняясь к его уху, произносит Тэхён.       — Погоди… Нет, — Чонгук пытается отстраниться.       Он не верит не то чтобы Тэхёну. Он не верит своим пьяным ушам.       — Нет? — Тэхён приподнимает вопросительно бровь.       — Ты же… Ты сказал — тебе нужен друг. Я не могу быть твоим другом.       — Я всё обдумал. Я тоже понял, что не могу быть твоим другом.       — И ты пришел мне вот это сообщить? Заебись, какой же ты стервец, Ким Тэхён, — заплетающимся языком бубнит Чонгук. — Если не хочешь общаться, можно и в сообщении сказать, ни к чему меня…       Он, конечно, понимал, что вряд ли общение их станет прежним, но что Тэхён станет напрямую такое говорить, он совсем не ожидал.       — Чонгук, — Тэхён притягивает его ближе к себе, смотрит странно, с насмешкой, — я не хочу быть твоим другом. Я хочу тебя себе. Я обдумал всё…       — То есть, твоё «пришел за тобой»… Это «пришел за тобой»? — кажется, его голос звучит очень жалобно, он смотрит на Тэхёна, вкладывая во взгляд всю надежду, которая в нём осталась.       — Да, как я и сказал. Пойдём, — его уверенным движением берут за руку, выводя из толпы людей.

***

      Легко сказать «Я приехал за тобой». Легко, приятно, будоражит. Тэхён совсем не ожидает того, что последует за этим. Чонгук в его объятиях на заднем сидении такси вдруг превращается из взрослого мужчины во влюбленного подростка, который впервые напился и теперь не совсем контролирует ни свою речь, ни свои действия.       — У тебя тут родинка… И тут… И вот тут… — за каждым «тут» следует мягкий тычок то в нижнюю губу, то в щеку, то в шею.       — Только не тыкай мне в глаз.       — Кстати, про «тыкай»…       Тэхён ловит насмешливый взгляд водителя в зеркале заднего вида. Пьяный Чонгук — это, видимо, отдельный вид… Вид чего, Тэхён пока не знает.       — Прошу, не надо, — Тэхён приставляет к губам Чонгука палец, и, видимо, это не очень хорошая идея, потому что тот смотрит пьяно, вглядываясь в его лицо.       Одна мысль гуляет в голове — «поцеловать». «Поцеловать эти губы». Но Тэхён только лишь убирает руку.       — Почему? Почему не надо? Я хочу знать всё, мне надо знать всё… Что ты решил? Как ты к этому пришел? Насколько сильно ты уже в меня влюблён? — Чонгук прижимается ближе, хотя Тэхёну кажется, что ближе уже просто некуда, тот как-то так съезжает на сидении, что смотрит снизу вверх.       Доверчиво. Нежно.       — Влюблён?       — Да.       — Сильно. Сильнее, чем думал, — Тэхён гулко сглатывает, глядя в черные глаза.       — Главное не забыть этого утром. Напомни мне…       — У тебя бывают провалы в памяти после алкоголя?       — Только если много выпью.       — А ты выпил сколько?       — Много, — растягивая губы в усмешке, говорит Чонгук. — Юнги пытался учить меня пить… — тот жмурится и недовольно морщится.       — Так, видимо, и не научил, — усмехается Тэхён.       — Поцелуй, — Чонгук смешно вытягивает губы трубочкой.       — Нет. Терпи до дома, — шепчет Тэхён тому на ухо.       Конечно, он не думает, что таксист бы что-то сделал, но случайных свидетелей Тэхёну просто не хотелось. Да и не так он представлял себе их с Чонгуком поцелуй после его признания.

***

      К тому, что происходит в квартире, Тэхён точно оказывается не готов. Видимо, Чонгук, почуяв, что он сдался уже тому на милость, начинает вести себя особым образом. Пиджак и обувь Чонгук скидывает кое-как в прихожей.       — Чонгук, не надо… — в Тэхёна летит рубашка.       Прямо в лицо. Ярко пахнущая парфюмом и запахом самого Чонгука. Приятно. Тэхён медленно убирает ту, отбрасывая куда-то на диван. Чонгук посреди гостиной Чимина стоит перед ним с голым торсом, в одних брюках и носках. Тэхён очень надеется, что под брюками что-то есть. Потому что тот начинает и те расстегивать. Звякает пряжка ремня.       — Чонгук… Тебе надо в душ и спать, — хрипло произносит Тэхён, наблюдая слегка неуклюжий стриптиз.       Хотя стоит отдать Чонгуку должное — даже так у Тэхёна в штанах член дергается. Он не может отвести взгляд от ладной фигуры. Всё, что дала Чонгуку природа, оформилось настолько идеально, что Тэхён с трудом может поверить, что этот мужчина реальный, а не просто порно-образ из его головы, на который он решил подрочить вечерком.       — Нет. Ты просил терпеть до дома. Я стерпел. Поцелуй, — выпутываясь из штанины, требует тот, и Тэхён едва поспевает подхватить Чонгука, стоящего на одной ноге, чтобы предотвратить падение вниз.       — Иди ко мне, — усмехаясь, произносит Тэхён, перехватывая талию Чонгука удобнее.       Тот, похоже, нашел баланс, отпихнул брюки в сторону, а теперь смотрит удивленно на Тэхёна, словно видит впервые. Задумчиво, серьезно.       — Ты точно настоящий? — Чонгук опять тычет в его щеку пальцем. — Я же не проснусь обоссанный на обочине дороги в говнину пьяный?       — Нет, не проснешься, — осторожно отстраняя руку Чонгука, говорит он. — Романтика — это, как я понимаю, не наше?       — Как не наше? Очень даже… Я тебе такую романтику покажу, ты…       — Замолчи, — утопает в касании губ.       В планы Тэхёна не входит пользоваться состоянием Чонгука, хотя он сомневается, что тот был бы сильно против. Но против он сам. Он не так это всё представлял. Тем более он хочет, чтобы их первая ночь запомнилась. А не вот так… Точно не так. Он мягко, без напора целует Чонгука, хотя у того, похоже, свои планы, потому что Тэхён чувствует, как проворный язык проскальзывает между его губ. Да, тот его засасывает, пытаясь то ли сожрать, то ли вылизать. Не ясно. И дышать становится сложно, потому что Чонгук не дает передышки. Тот мычит, почти скулит, жмется, обхватывает Тэхёна за плечи, будто старается не то что уменьшить расстояние между ними, а сделать так, чтобы его не было вовсе. Вообще, Тэхён никогда не был фанатом поцелуев с пьяными людьми. Он всегда останавливал Дина, когда тот навеселе лез к нему. Но Чонгук — это Чонгук. Просто два слога, много смысла, ворох чувств. И горький привкус алкоголя вообще не портит этот поцелуй.       С этой минуты Тэхён запрещает себе думать о прошлом. О людях, которые предавали, оставляли. Словно дверь закрывается за всем дерьмом, что было в прошлом, и он дает себе право чувствовать это безграничное ощущение счастья. Радости. Рядом с Чонгуком. Пьяным сейчас и нетерпеливым. Удивительно ласковым и в то же время напористым.       — Чонгук, — зовёт он, отрываясь от поцелуя, обхватывает Чонгука за щеки, всматривается тому в лицо.       — М? Ну что такое? — тот звучит недовольно, смешно жмурится и порывается снова поцеловать, но Тэхён не дает.       Он не выдержит.       — Я не выдержу, — озвучивает он сдавленно.       — Тебя кто-то просит? — Чонгук распахивает глаза, смотрит осоловело.       Соблазн сорваться и сделать всё, о чем Чонгук попросит, очень велик. Он думал много о том, как раздвинет эти шикарные ноги, как вылижет везде, где тот попросит. Как будет остервенело терзать эти губы и любой участок тела, куда дотянется. И пьяный Чонгук не облегчает ситуацию. Он всё равно возбуждается. Всё равно. Даже зная, что это неправильно. Поэтому ему стоит больших усилий разговаривать ровно, произносить верные вещи. Успокаивать Чонгука.       — Я хочу всё сделать правильно, пойдём в кровать, раз в душ ты не хочешь…       — Да, пойдём, — тот легко соглашается, потому что явно не понимает, что Тэхён имеет в виду.       Пьяного Чонгука приходится быстро уложить и не дать опомниться. Он ложится рядом. В одежде, конечно, немного неудобно, но Тэхён надеется, что Чонгук отрубится быстро. И тогда он уже сходит в душ, ляжет рядом.       — Тебе нужно поспать, а утром мы поговорим, сделаем всё, что ты хочешь…       — Ты врёшь, — хмурится Чонгук, не переставая при этом обнимать Тэхёна.       — Пожалуйста, спи, Чонгук, — он целует того в лоб, заботливо убирая разметавшиеся волосы. — Никогда бы не подумал, что ты пьяный такой настырный бываешь… Ты был молчаливым и спокойным в прошлый раз.       — В прошлый раз я был не такой пьяный…       — Буду знать.       — Ты только не уходи, — тот очень крепко вцепляется в его плечо.       — Куда я уйду из квартиры, в которой живу?       — Всё равно не уходи, — слышно, как голос Чонгука затихает и дыхание становится более равномерным.       Тэхён задумчиво поглаживает плечо Чонгука, чувствуя, как тот прижимается и сопит куда-то ему между ключиц. Странно, как всё, что обычно раздражает Тэхёна в других, сейчас он находит забавным и милым, когда дело касается Чонгука. Он терпеть не может пьяных людей. Которые вести себя ещё не умеют к тому же.       — Ты спишь? — проверяет Тэхён, он чуть отстраняется и понимает, что тот уже сопит вовсю, ещё и с приоткрытым ртом, самозабвенно пуская слюни на его майку. — Прелесть, — тихо подмечает он, пытаясь осторожно выпутаться из хватки Чонгука.       Когда он поднимается с кровати, принимаясь стягивать одежду, то слышит мерное тихое-тихое похрапывание. Он замирает, оборачиваясь. Так и есть. Чонгук спит, мило похрапывая. Тэхён еле сдерживается, чтобы не засмеяться вслух. Чонгук слишком очаровательный. Огромный шкаф в его постели спит, перевернувшись на живот, выпятив бантик губ. Сегодня он узнал очень много о Чонгуке.

***

      Постель чужая. И потолок чужой. И вообще, в глаза лезет свет. Чонгук не подрывается резко с постели, потому что знает, чем это чревато. Чревато звоном колоколов в голове всей цветастой палитрой боли. Поэтому он осторожно, максимально медленно сначала поднимает одеяло, чтобы проверить, одет ли он, и когда обнаруживает трусы, то облегченно выдыхает. Это уже что-то. А потом так же очень медленно поднимается с кровати, садится. Сначала долго смотрит в одну точку. В голове так пусто и мутно, что кажется, будто кто-то подтер все данные той штукой, которую люди в черном носят в своем кармане. Так всегда бывает, когда он пьет слишком много. Природа не распорядилась дать ему резист. Вернее, резист есть, только очень своеобразный. Обычно все бегут блевать, когда перепивают, у Чонгука же отшибает к чертям память.       — Доброе утро, — раздается где-то слева, Чонгук с трудом поворачивает голову в ту сторону, откуда послышался голос, ибо даже это простое действие вызывает мучительную тупую боль.       Перед его глазами Тэхён. Тэхён в майке и шортах. Тэхён, у которого почему-то осветленные волосы, а в руках стакан, на дне которого растворяется шипучая таблетка.       — Держи, — усмехаясь, произносит тот, протягивая стакан.       — Спасибо, — хрипло благодарит Чонгук, припадая к живительному напитку с примесью аспирина.       Он глотает воду так жадно, что та просачивается в уголки губ, стекает чуть, и он поспешно утирает лицо тыльной стороной ладони.       — Очень болит? — спрашивает Тэхён, забирая стакан.       Чонгук только что-то невнятно мычит, зарываясь лицом в ладони, жмурится, потирая лицо.       — Почему я тут?       — Ты правда вообще ничего не помнишь?       Чонгук выдерживает паузу, глядя на Тэхёна.       — Вау, — говорит тот, даже не пытаясь скрыть усмешку. — Лучше сходи сначала в душ, я там оставил для тебя одежду, полотенце, расческу, зубную щетку… Поедим, может, что-то вспомнишь.       — У тебя всегда лежит запасной набор? — приподнимает Чонгук удивленно брови.       — Нет, просто ты очень долго спал, я сходил в супермаркет, — забирая стакан, произносит тот.       — Ты отвратительно довольный, убери эту усмешку, — сварливо замечает Чонгук.       — Это привилегии непьющих людей, — пожимает плечами Тэхён.       Чонгук только глаза закатывает, минуя Тэхёна, проходя в сторону ванной. Теперь он точно узнает эту квартиру. Не удивительно, что он не понял сначала, где находится. В спальне Тэхёна он не был ни разу. В душе разливается странное теплое чувство от понимания, что проснулся не где-то там, у какого-то мужика, а именно у Тэхёна. Именно в его постели.       Из зеркала на Чонгука смотрит заспанное лицо с размазанным макияжем глаз. А ещё на голове такое гнездо, что там могли бы поселиться вороны и чувствовать себя при этом очень комфортно, как в трехкомнатных апартаментах.       Когда Чонгук выходит из душа и чуть воровато крадется на кухню, то понимает, что Тэхён времени не терял. Завтрак. Вкусный завтрак. Аромат кофе. Хотя Тэхён кофе не пьет. Он это точно помнит.       — Я знаю, что вообще после пьянки кофе не рекомендуется… Лучше зеленый чай.       — Плевать, пахнет просто божественно, — принимая чашку из рук Тэхёна, произносит Чонгук. — Нет, это не божественно, это охуенно, — делая глоток, изрекает он.       — Присаживайся, — Тэхён кивает на стул.       — Я ужасно вёл себя? — спрашивает Чонгук обеспокоенно.       — Ну… Сложно сказать, — у Тэхёна странное выражение лица, тот задумчиво смотрит в сторону, будто припоминая, что было.       — Только не говори мне, что мы не переспали.       — Обычно люди говорят наоборот, — Тэхён усмехается, глядя теперь прямо на Чонгука.       — Хотя да, если мы переспали и я этого не помню… То это обидно. Может, ты мне напомнишь, как всё было?       — Я смотрю, таблетка подействовала?       — Да, как говорит моя мать, от жопы отлегло.       Тэхён тяжело вздыхает.       — Так, судя по твоему лицу, я опозорился. Я сильно опозорился, видимо…       — Ну…       — Я пытался демонстрировать технику ледяного отсоса? — догадка осеняет Чонгука, он даже кофе отставляет.       Если он творил какой-то позор ночью, то ему надо хотя бы понимать какой, чтобы знать, за что просить прощения. Хотя Тэхён не выглядит оскорбленным или недовольным. Даже наоборот.       — Я даже знать не хочу, что это…       — Это, в общем… Когда берешь лёд…       — Не надо, — Тэхён предупредительно вскидывает руку.       — Ладно, если это не оно… Я пытался заниматься чревовещанием с твоим членом во рту?       Реакция на это заявление у Тэхёна — мягко говоря, удивление. Брови ползут вверх, рот в удивленном «о» открывается, а затем также закрывается.       — Значит, я не угадал… Ну… Я мог ещё вести заунывные беседы и рассказывать, что я непростой мужчина и со мной просто так не справиться. Это?       — Нет. Но я запомню, что ты непростой мужчина. Судя по тому, что я уже услышал…       — Может… Погоди, меня стошнило во время минета? — выдает он ещё одно предположение. — Если это так, то прости, это не в тебе дело. Я надеюсь, я тебя не оскорбил этим…       Тэхён, который в это время делает глоток своего чая, давится, судя по всему, воздухом и чаем, отставляет чашку, вытирая лицо ладонью.       — Почему все твои предположения так или иначе касаются членов?       — Из-за членов все мои проблемы в жизни, — понуро говорит Чонгук, откидываясь назад на стуле. — Есть ещё вариант…       — Какой, боюсь спросить?       — Я демонстрировал, как сажусь на шпагат?       — Ты умеешь садиться на шпагат?       — Могу сейчас показать.       — Не надо, — Тэхён мягко касается его руки, не давая встать. — Я не хочу везти тебя в больницу с разрывом яичка…       — Я правда умею…       — Я верю.       — Прости, бестолковый разговор, просто мне страшно, — честно говорит Чонгук, — ты слишком довольный…       — Ты перебрал прямо вот худшие варианты?       — Это я перебрал безобидные. Не мучай меня. Ты не захочешь слушать другие… Что было?       — Я забрал тебя.       — Я пришел за тобой… Я помню, ты мне так сказал, — в голове всплывают отрывочные моменты, толпа людей и очень красивый Тэхён. — Тебе так идет этот цвет волос…       — Да, я такое говорил. А потом мы поехали ко мне. Сюда.       — И не переспали?       — Нет. Хотя сдержаться было сложно. Но я не хотел, чтобы всё было так, — взгляд у Тэхёна теплеет.       Такого Чонгук не припомнит, и ему сложно поверить, что это выражение лица, этот тон обращены к нему. Тэхён совершенно иначе ведет себя. Совсем не так, как раньше. Словно успокоился, словно не скрывает своей симпатии, не отрицает её. Чонгук боится сказать что-либо вслух, всегда есть шанс, что он всё не так понял.       — Ты говори нормально, у меня терпения нет, я в этом плане без нервов. Мне надо знать, что ты имеешь в виду то самое, — сдавленно говорит Чонгук.       — Если серьезно, когда я сегодня проснулся, а ты лежал в моей постели, то… Мне было очень приятно. И приятно было идти в магазин, зная, что ты тут. И готовить завтрак, пока ты спишь. Знаешь, как будто ты — моя ценность, мое сокровище, которое я спрятал от всех. Мне просто… В общем, как будто всё на своих местах. Ты — в моей спальне, я — ухаживаю за тобой. Я легко могу представить нас вместе. Если ты всё ещё хочешь быть со мной, то я готов. Я знаю, что мне придется стараться… Как там ты говорил? Я не очень простой мужчина, не каждый со мной справится.       — Ты мне не дашь этого забыть до старости, да?       — Да. А ещё не дам забыть, как ты пускал слюни на мою майку. И как потом захрапел.       — Блядь, — Чонгук прячет лицо в ладонях, уши, кажется, начинают гореть.       Чонгук делает глубокий вдох и выдох, а потом до него медленно начинает доходить.       — Повтори, Тэхён, повтори, потому что я не понял, как мы с ледяного отсоса съехали на тот момент, где я твое сокровище, — он медленно переводит взгляд на Тэхёна, который очень тяжко вздыхает. — Ты же говорил, что тебе нужен друг…       — Повторяю: если ты готов, то я тоже. Хочу поцеловать тебя, — говорит тот серьезно, глядит в упор, и, кажется Чонгук начинает задыхаться.       — Охуенные мы друзья, да? Заебатые. Отличная демоверсия, можно мне полную подписку, пожалуйста? Пробный период очень понравился, — сдавленно произносит Чонгук, поднимаясь, потому что ему становится дурно. — В полную версию, кстати, обеды и ужины входят? Отсосы дружеские имеются? — он начинает очень сильно волноваться, оттого торопливо болтает первое, что придет на ум.       Теперь его очередь делать охуевающее лицо и не понимать, что происходит. Он настолько тормозит с похмелья, что до него очень туго доходят слова Тэхёна и что именно тот имеет в виду.       — Мы совершенно точно не друзья, Чонгук, — голос очень серьезный, и, кажется, у Чонгука от этого тона пальцы на ногах сами поджимаются.       — Ага. Не друзья.       — Я помню, ты много говоришь, когда волнуешься. Ты волнуешься? — Тэхён поднимается со своего места, осторожно разворачивает Чонгука к себе, заглядывая ему в глаза.       — У меня сейчас от тебя будет паническая атака. Делай уже что-то с этим…       Его возмущение тонет в прикосновении чужих губ.       — Я сейчас скончаюсь тут, — жмурясь, выдает Чонгук, когда Тэхён отстраняется.       — Я имею в виду то самое, у меня было время обдумать, — его лицо обхватывают осторожно, но крепко, — посмотри на меня. Ты смелее меня. Это я трус, я очень испугался, Чонгук, — эти слова заставляют его открыть глаза, посмотреть Тэхёну в лицо. — Мне просто нужно было время, чтобы понять… Чтобы понять, как на самом деле я к тебе отношусь. Это не какая-то мимолетная слабость, я очень хочу быть с тобой. Прости, что я отталкивал тебя.       А у того во взгляде ни капли насмешки. Тэхён смотрит слегка обеспокоенно, будто ждёт чего-то от Чонгука.       — Можно ещё раз вот это вот… что ты сделал только что, до этого, — гулко сглатывая, произносит Чонгук.       Тэхён слегка улыбается, прежде чем снова приникнуть к его губам. И тут у Чонгука вообще отказывает всё, что держало его бренное тело на поверхности этого земного шарика. Он обнимает Тэхёна за шею, подаваясь губами навстречу, углубляя поцелуй. А в голове всплывают картинки, как ночью делал то же самое. Как сладко было. И сейчас словно ещё слаще. Потому что он отдает себе отчет. В ногах слабость, и он наваливается на Тэхёна, только тот напора и такой реакции вообще не пугается, с готовностью принимает всё. Тэхён выглядит обманчиво-изящным, на деле же тот достаточно сильный, чтобы выдержать его вес. Когда тот руками обхватывает его талию, Чонгук понимает, что ему мало. Он сам опускает руки Тэхёна на свою задницу. И мычит в поцелуй, когда тот, всё понимая без слов, стискивает крепко половинки в руках, вжимаясь пахом в его бедро.       Становится ясно, что простыми поцелуями это не закончится.       С тех пор, как он увидел Тэхёна — он его хочет. Глупо это скрывать от себя. Да и от Тэхёна тоже. Конечно, сначала это был порыв физический, но сейчас к этому добавилась ещё одна переменная. Он так сильно влюблен в Тэхёна.       Тот настойчиво трется о его бедро, и Чонгук невольно копирует эти движения. Ему так же хочется хоть немного облегчить свое состояние, тем более, что Тэхён не делает ситуацию проще, настойчиво оглаживая своим языком его, буквально вылизывает рот. Он несколько раз наклоняет голову то влево, то вправо, меняя угол, пытаясь распробовать поцелуи с Тэхёном. Хоть как — до дрожащих коленок приятно.       — Я столько всего хочу с тобой сделать, — откровенно говорит Чонгук, с трудом отлипая от губ Тэхёна.       — Например? — Тэхён тоже тяжело дышит, держит его за шею двумя руками, большими пальцами поглаживая чуть ниже ушей, будто знает, где у Чонгука чувствительные места.       Тот прижимается лбом к его лбу, не открывает глаз.       — Когда мы сидели вчетвером у тебя тут, в гостиной, я мечтал снять твои брюки, или в чем ты там был… Хотел вцепиться в ляжку. Руками. Зубами. Обцеловать твои колени. А потом вылизать яйца, прежде чем насадиться глоткой на твой чл…       — Блядь, — Тэхён своей большой ладонью закрывает его рот, не дает договорить, а после опускает руку вниз, и Чонгук давится своим подступающим возмущением, потому что тот сжимает его затвердевший член через шорты.       И теперь Тэхён смотрит прямо, наблюдая, видимо, за его реакцией. А Чонгук так и стоит, приоткрыв рот, а после у него глаза сами закрываются, когда тот принимается потирать его через тонкую ткань.       — Боюсь, я не выдержу всех этих походов в душ, ждать… Не сейчас…       — Расскажи, ты тоже хотел стянуть с меня одежду? — Чонгуку вдруг становится любопытно, хотя голова кружится от незамысловатых ласк, ему приходится держаться за плечи Тэхёна.       — Почему хотел? Хочу, — подтверждает Тэхён, тяжело дыша.       И будто в подтверждение своих слов тот пробирается под резинку шорт. Чонгук решает не терять времени. Он и бедром почувствовал, что скрывается за домашним шортами Тэхёна, но потрогать руками, а тем более посмотреть — это совершенно другой уровень.       Они прижимаются лбом ко лбу, и Чонгук ощущает себя так, словно из него всё ещё не выветрился алкоголь, будто ведет хмель. Он пробирается рукой в шорты Тэхёна, обхватывая толстый ствол, и чувствует, что тот делает то же самое, принимаясь медленно водить рукой, касается большим пальцем головки, размазывая предэякулят, и Чонгук копирует движения того. Приятно ощущать тяжесть члена Тэхёна в своей руке. Такой горячий, истекающий смазкой.       — Скрестим шпаги? — вдруг выдает Чонгук, мысленно давая себе оплеуху.       Он правда может нести бред, когда очень переволнуется, и надеется, что Тэхён понимает, с кем связался. Тот, вместо того чтобы возмущаться, лишь издает смешок и помогает чуть приспустить его шорты, пока он делает то же самое с шортами Тэхёна.       — Не знал, что ты мушкетер…       — Ты умеешь шутить? — наигранно-удивленно спрашивает он, распахивая в картинном удивлении глаза.       — Заткнись и иди ко мне, — увлекая его в поцелуй, шепчет Тэхён.       Чонгук старается попадать в ритм движений Тэхёна, водя рукой по члену того. В какой-то момент он невольно мычит в поцелуй, отрывается, чтобы посмотреть вниз. Как крупная ладонь с длинными пальцами ласкает его.       — Ты подумаешь, что я извращенец, но твоя рука так подходит моему члену, — вновь прерывая поцелуй, говорит Чонгук, а в конце издает задушенный стон, потому что Тэхён слишком умелый.       — Ты подумаешь, что я тоже, но я согласен… Блядь, — тот ругается, тоже мычит, и Чонгуку от этого ещё в два раза приятнее.       — Ближе, — требует он.       И Тэхён словно понимает, чего Чонгук хочет. Тот старается обхватить сразу два ствола, и теперь они трутся друг о друга. Чонгук жмурится, цепляясь за плечо Тэхёна, понимая, что он хочет кончить и в то же время не хочет, чтобы всё это заканчивалось.       — Помоги, — просит Тэхён.       — М?       — Сплюнь.       Это он может. Это понятно. Он наклоняется, не хотелось бы попасть мимо, но он сплевывает на свой член, и Тэхён тут же большим пальцем размазывает слюну и предэякулят по двум головкам. Чонгук издает шипение. Он любит, чтобы мокро. Кажется, он хочет что-то сказать, но Тэхён не дает, тут же затыкая его рот своим языком. У Чонгука заканчивается терпение. Он хочет, чтобы они кончили вдвоем. Вместе.       К тому же ему очень понравилось дрочить Тэхёну, чего уж таить. Чонгук осторожно отстраняет руку Тэхёна, и они возвращаются к тому, с чего начали.       Он ускоряет движения, Тэхён делает то же самое, сжимая его как нужно, достаточно крепко и в то же время нежно. Чонгук не выдерживает, ощущая, как тяжелое сладкое ощущение разливается внизу живота, он утыкается Тэхёну куда-то в шею и скулит. Они оба ускоряют темп.       Тэхён бубнит одобрительное «да» и «ещё», тоже утыкаясь ему куда-то в шею, мажет мокрыми губами, и когда тот принимается сам толкаться в его руку, Чонгук понимает — сейчас он кончит. Не только от ощущения руки Тэхёна на своем члене, но и от понимания того, как тот кайфует. Не старается этого скрыть.       Чонгук чувствует, как выплескивается Тэхёну в руку, кажется, пачкает тому футболку и тут же слышит задушенные низкие стоны прямо возле уха, а затем, как теплая вязкая жидкость пачкает его руку.       Он устало утыкается мокрым лбом в плечо Тэхёна, и тот делает то же самое.       — Наверняка со стороны мы выглядели как два пыхтящих ежа…       — Мне похуй, — прямо и честно заявляет Тэхён, а затем издает смешок, обдавая горячим дыханием его шею. — Почему ежа?       — Ежи красивые. Ты красивый… Ну и я тоже ничего.       — И пыхтят как ты?       — И как ты, — бубнит Чонгук, бодая Тэхёна в плечо, а после — куда-то в грудь.       Потом, конечно же, приходится идти мыть руки и не только их. Тэхён снова выдает Чонгуку чистую футболку, и когда они приводят себя в порядок, то возвращаются к завтраку. И он впервые замечает, как Тэхён много улыбается. А ещё поддерживает его глупые шутки. В какой-то момент, пока Чонгук ест свое мясо, его словно выбрасывает из реальности, он зависает, глядя на Тэхёна, который буднично справляется со своей едой.       — Ты чего? — спрашивает тот, почуяв неладное.       — Мы встречаемся, — говорит Чонгук.       — Ну… Да, — Тэхён чуть хмурится.       — Нет, ты не понял. Мы вместе, Тэхён. Мы прям…       — Да-да, — Тэхён обеспокоенно смотрит, а затем похлопывает его по плечу.       — Как это охуенно, — с громким мечтательным вздохом произносит он. — Меня прямо накрыло понимание…       — Ты такой болтун, — Тэхён качает головой и хватается за переносицу, но всё равно не сдерживается от усмешки.       Кое-как они заканчивают завтракать. И Чонгук очень терпеливо ждет, пока Тэхён помоет посуду. Хотя на самом деле нет. Он стоит позади того, жмется, тычется губами в высветленный загривок, руками лезет к талии, к заднице, сжимая крепко.       — Да-а, — тянет он, осознавая, что ему теперь можно трогать Тэхёна и тот не возмущается и вообще доволен.       — Если ты будешь усердствовать так, то тебе самому придется улаживать проблемы, которые могут возникнуть…       — Я готов. Я хочу решать эти проблемы. Могу ртом, могу руками, могу зад… Хотя нет, не могу, — задумчиво произносит Чонгук, утыкаясь в шею Тэхёна, вдыхая запах порошка, какого-то фруктового геля для душа и теплой кожи. — Хочешь, устроим всё завтра? Всё будет в лучшем виде.       — Чтобы я лобковыми волосами не подавился? — серьезно спрашивает Тэхён.       — И это тоже, — Чонгук издает смешок.       — Можно и завтра, — Тэхён отставляет последнюю тарелку и разворачивается, заключая Чонгука в объятия.       — Дрочка, это, конечно, круто, но…       — Но мало, — заканчивает Тэхён согласно, прижимаясь виском к его виску.       Чонгук жмется ближе. Должно быть, это преступление — ощущать себя настолько счастливым, но ему плевать.       — Может мы…       — Может, — по голосу слышно, что Тэхён думает о том же. Ровно о том же. Он уверен. И по ставшему более глубоким дыханию, и по тому, как тот зарывается носом в его волосы, как прижимает к себе.       Заканчивается это всё тем, что Чонгука укладывают в спальне на кровать, набок, вновь стягивают шорты, ласкают член, и сзади он ощущает каменный стояк.       — Я так много всего хочу, так хочу, — заполошно произносит он, когда Тэхён задирает его футболку, лаская грудь, живот, а после вновь спускается к паху.       — Но пока обойдемся минимумом, — резонно замечает Тэхён, оставляя поцелуй где-то чуть ниже уха.       Ладони Тэхёна на его теле горячие, широкие, гуляют, исследуя всё, тот умудряется так умело доводить его до полного отчаяния, а затем, к облегчению, вновь обхватывает его член, двигая рукой вверх-вниз. Чонгук неосознанно подается назад, чтобы Тэхён мог потереться о его задницу. Тот на пару мгновений прекращает всё, по звуку слышно, что шуршат шорты, и тут Чонгук ощущает, как стояк упирается ему прямо в ягодицу. Мокрый. Горячий. Он бы, конечно, хотел тот внутрь, но, к сожалению, не те обстоятельства. На такое продолжение он не рассчитывал. Поэтому, когда Тэхён проскальзывает членом между его бедер, он помогает, пристраивается так, чтобы тому было удобнее. Чонгук ловит себя на том, что невероятно расслабляется рядом с Тэхёном, все эти неторопливые ласки делают с ним что-то, размеренное ощущение наслаждения разливается по телу, когда Тэхён движется между его бедер, задевая яйца, и при этом ласкает его член.       — Тебе хорошо? — раздается сзади низкое, явно надсадное из-за потяжелевшего дыхания.       — Да, — на большее он не способен.       Но позже он обязательно придумает какие-нибудь эпитеты. Как именно ему хорошо.       Тэхён проталкивается между его бедер, тем самым возбуждая ещё больше, не прекращает двигать кольцом из пальцев вверх-вниз по стволу. От влажного, горячего ощущения между ног, от рук Тэхёна, от его сбивающегося движения сзади и того, как тот вбивается до шлепков, оргазм подступает тяжелым томительно-сладким ощущением внизу живота. Он мычит, невольно жмурясь, ловит такие же несдержанные звуки позади, а после чувствует, как Тэхён вгрызается крепко, но не до боли, в его влажную шею, ему так жарко. И Тэхён позади горячий.       Второй раз за этот день они кончают вместе, только на этот раз бедра Чонгука перепачканы предэякулятом и спермой, и не сказать, что ему не нравится. Он, на самом деле, в ебаном восторге.       — Можно так весь день? — едва отдышавшись, спрашивает Чонгук, а когда поворачивается, чтобы посмотреть на Тэхёна, то понимает, что тот слизывает его сперму со своих длинных красивых пальцев.       — Что? — отрываясь от своего занятия, спрашивает Тэхён.       — Вкусно?       — Вкусно, — хитро щурясь, говорит тот, показательно облизывая мизинец.       — Ебаный ты нахуй, у меня сейчас опять встанет, — закрываясь ладонями, мычит Чонгук.       А у Тэхёна хватает наглости начать смеяться.

***

      Как бы сильно Тэхён ни хотел, чтобы Чонгук остался до вечера, но тому приходится уйти. У него накопилась работа, которую нужно выполнить, а с Чонгуком под боком это сделать нереально. Потому что тот рядом слишком соблазнительный. Чтобы совсем не разомлеть, он тому запретил любые оральные ласки. Потому что на самом деле его тащит встать перед Чонгуком на колени, но тут же он понимает, что тогда это пойдет в другое русло. Тот предприимчивый. Уже предлагал и в аптеку сбегать, и не только.       — Да ладно, чего ты, жопу побрить — это недолго, — открывая бутылку минералки, размышляет тот. — Всё остальное — не очень приятно, но тоже не очень долго…       — Нет, Чонгук.       — Поможешь как раз побриться, мне самому неудобно…       — Нет, — Тэхён старается звучать строго и веско, хотя перспектива брить кому-то жопу, кто не Чонгук, уже бы давно разозлила его, но тут он только улыбнуться может. — Я не потому отказываюсь, что не хочу. Мне правда надо работать. А с тобой рядом я думать не могу.       — Нравлюсь? — тот показательно крутится.       Ещё наглости хватает стоять пить воду в чем мать родила, светить потрясающей фигурой и спрашивать такое.       — Нравишься. Но разойтись сегодня придется.       — Ты такой рационалист, хочется укусить тебя за задницу, — Чонгук морщит нос, подходя ближе.       — Мне тебя тоже.       — Ну так может…       — Ты думаешь, я не понимаю, что ты делаешь? Хватит меня соблазнять.       — Ты сам соблазняешься, — пожимая плечами, произносит Чонгук ему прямо в губы.       Тэхён чуть ли не рычит, заставляя себя отпрянуть от того.       Да, на самом деле, Чонгуку и делать толком ничего не надо. Просто голым стоять на его кухне. Хотя, если бы ему несколько недель назад сказали, что такое произойдет, он бы не поверил. Ни за что.       — Поверить не могу, что мы пришли к этому от «Хуй только сосать умеешь поди да в уши ссать», — Чонгук весело улыбается, а Тэхёну не до смеха.       — Прости меня. Это было из…       — Из самозащиты, я знаю, — произносит Чонгук, вновь подходя ближе, обхватывая его щеки осторожно, мягко, заглядывая в глаза. — Но я не из тех, кого таким напугать.       — Я вижу.       — Может, оденешься? Тогда я прекращу поползновения, — вопреки своим словам, Чонгук поглаживает его грудь, ведет рукой вниз, приходится это остановить, схватив вовремя, пока тот не схватился за член.       — Нам правда нужно разойтись сегодня. Но мы увидимся завтра. Мы можем не ходить никуда, — он не удерживается, целует Чонгука в лоб.       Ему очень нравится, как тот пахнет. Как пахнут у того волосы. Хочется просто сгрести в охапку Чонгука и не отпускать.       — Я приготовлю ужин. И приедешь ко мне. Посмотришь, как я живу, — Чонгук клюет его плечо, трется головой, словно кот, о его грудь.       — Я думаю, что, кроме потолка твоей спальни, я ничего не увижу толком, но договорились.       — Какой ты смышленый, — Чонгук целует его в щеку и уходит в сторону спальни, явно понимая, что Тэхён будет смотреть на эту шикарную задницу и широкую спину.       Чонгук нехотя идёт собираться. Тэхён точно так же нехотя одевается и предвосхищает ворох дел, которые ему нужно разгрести.       Даже в помятом костюме Чонгук возмутительно красив. Прежде чем тот всё же уходит, они долго целуются на пороге. У Тэхёна куча непрочитанных сообщений и пропущенных звонков, но он не может себе отказать в таком удовольствии. Ведь он не увидит Чонгука до завтра. А это кажется уже почему-то слишком долгим сроком.

***

      Домой Чонгук не приходит. Он прилетает. В нем так много энергии, несмотря на то, что после такой пьянки он должен хотеть одного — спать в комнате с плотно зашторенными окнами. Чонгук ловит себя на мысли, что давно такого не ощущал. С подросткового возраста. Чтобы настолько хотелось обратно к человеку.       По Тэхёну было видно — тоже не хочет расставаться. Его губы жадно сминали, лизали, прикусывали, когда они прощались на пороге квартиры.       Одежду он закидывает в стирку и идет в душ сам уже третий раз за этот день, мысленно прикидывая, какую фотографию сделать, чтобы выказать Тэхёну, как он уже очень-очень сильно скучает.       Только когда Чонгук выходит из душа, он берет телефон и понимает, что там куча пропущенных от начальника. А это само по себе странно, учитывая, что он в отпуске. Приходится самому звонить.       — Как хорошо, что ты перезвонил, — раздается в трубке облегченный голос начальника.       — Что-то срочное? — хотя Чонгук уже предвосхищает, что да.       — Сынхун подхватил какой-то вирус, блюет дальше, чем видит, а у меня не хватает одного человека в сопровождение на завтра. Как всегда. Аэропорт, прилет-отлет…       — Я в отпуске, и мне бы не очень хотелось…       — Двойная оплата. Это на три дня, — тут же перебивает начальник.       Не сказать, что это звучало более соблазнительно, чем перспектива на следующий день работать ртом между ног Тэхёна, но уж слишком отчаянно звучит босс.       — Отправляемся, я так понимаю, завтра? — тяжело вздыхая, спрашивает он.       — Да. Я вышлю детали.       — Три дня, не больше?       — Точно не больше.       Завершив звонок, Чонгук падает на кровать со звуком умирающего кита. Три дня. Три дня кажутся ему сейчас непосильно долгим сроком.

***

      На работе у Тэхёна получается сосредоточиться с трудом. Перед глазами только Чонгук. Из-за этого привычные дела, которые занимают обычно час-полтора, заняли теперь три с половиной часа.       Едва он нажимает кнопку «сохранить» в гугл-документах, раздается звонок телефона. Когда он видит имя Чонгука, на сердце сразу теплеет. Так быстро. Хотя Тэхён бы и сам позвонил и написал.       — Я только закончил работать, — говорит Тэхён мягко. — И собирался присмотреть, куда нам сходить завтра…       — Я поэтому и звоню, — слышно, как Чонгук запинается, говорит с заминками.       — Что случилось? — Тэхён сразу же весь подбирается, внутри холодеет неприятно.       — Проблемы на работе. Начальник хочет, чтобы я помог. Мне нужно будет улететь на три дня.       — Так… А вылет когда?       — Завтра утром.       Тэхён молчит, потому что не знает, что говорить в таких случаях.       — Я слышу по твоему сопению, как ты недоволен, — говорит Чонгук.       — Конечно, я недоволен…       — Я бы отказался, но босс предложил двойную оплату, да и… он всегда мне навстречу шел. Не хочу подводить…       — Погоди, — Тэхёна вдруг накрывает догадка, — ты просто побыл наедине с собой, обдумал ещё раз всё хорошенько и передумал? Да? И это просто повод…       — Так-так, стоп, — Чонгук веско пресекает поток его слов. — Я не передумал. Если ты там начал паниковать, то прекрати сейчас же. Ты же меня достаточно хорошо узнал уже, чтобы понимать, что я прямолинейный, как бульдозер. И я тебе прямо говорю, что я хочу поскорее увидеть тебя снова и не хочу на самом деле никуда лететь, потому что у меня яйца звенеть будут все три дня…       Тэхён, слушая это всё, успокаивается понемногу.       — К тому же, чтобы ты понял, насколько сильно я не передумал, я кое-что отправлю, увидишь потом… В общем, да, — сбиваясь, говорит Чонгук, что кажется ему любопытным.       — Прости, что я запаниковал. Подумал, вдруг ты решил, что поторопился…       — Нет, такого не будет. Я знаю, что мне придется заработать твое доверие, я хочу чтобы ты был во мне так же уверен, как в себе. Я понимаю, что этого не произойдет тут же. Я просто покажу тебе это на деле, Тэхён, — произносит Чонгук мягко, и от этого губы Тэхёна будто сами расплываются в глупой улыбке.       Они завершают разговор, и едва Тэхён успевает отложить телефон в сторону, чтобы пойти перекусить, ему приходит сообщение.       Чон Чонгук: Вложение       Когда он открывает диалог, то, едва поднявшись с дивана, садится обратно. На фото мощная грудь Чонгука, шея, а потом взгляд падает на закушенную нижнюю губу. Так, что родинку на подбородке видно. Фото контрастное, ярко выделяются мышцы Чонгука, и у Тэхёна появляется невыносимое желание вылизать эти шею и грудь.       — Зараза, — пыхтит Тэхён.       У фото приписка.       Чон Чонгук: «Как думаешь, нужно уже бриться? Вроде щетина появилась.»       Если Чонгук хочет так играть, он не против. Он знает — какой бы ракурс он ни выбрал, всё будет хорошо. Он облокачивается на спинку дивана, запрокидывает голову, на нем кофта с очень широкой горловиной, поэтому ключицы и мощную шею хорошо видно. Тэхён делает фото, держа камеру сверху.       Ким Тэхён: Вложение       Ким Тэхён: «Мне кажется, пока можно не бриться. А я вот сегодня утром уже побрился. Чтобы тебе ничего не кололось.»       Чон Чонгук: «Я понял, я тебя не переиграю… Пиздец, что это за взгляд? Ким Тэхён, извинись.»       Ким Тэхён: «Не я это начал, не мне извиняться.»       Какое-то время Чонгук молчит. И Тэхён думает, что он наверняка перегнул. Грубовато ответил, хотя просто хотел так пошутить. Но как только он хочет написать что-то другое, объясниться, ему приходит ещё один файл от Чонгука. Только вот это видео.       — Да, ты прав, тебе не нужно извиняться, — говорит Чонгук на видео.       Ракурс направлен на кровать, как бы сверху, на той разбросаны вещи, и всё бы было ничего, если бы в кадр не попадали серые штаны Чонгука и левая рука, которой тот гладит себя нагло прямо через ткань.       — Помоги выбрать рубашку. В какой завтра лететь? Я вот остановился на двух вариантах… Как думаешь? — голос очень непринужденно звучит, а вот рука наглаживает явно полувставший член.       Тэхён ощущает странную смесь чувств. Он и заводится, и в то же время ему смешно. Правда, он совсем не против подобного. С Чонгуком это чувствуется естественным. Никакого давления. Просто забавная игра.       — Ладно. Хорошо, — Тэхён решительно поднимается с дивана.       В холодильнике у него припасены йогурты. Он вполне может разыграть тот же номер. Он садится обратно на диван, а йогурты ставит на столик напротив. Тэхён кладет одну руку на свой член, который тоже явно среагировал на все ухищрения Чонгука. На нем шорты, и он снимает так, чтобы было видно стол с йогуртами и его промежность, на которую он уложил ладонь.       — Я думаю, тебе лучше выбрать обычную белую рубашку. Это классика. Ко всему подходит, — буднично произносит он, поглаживая себя, чувствуя, как заводится. — А я вот хочу перекусить, не знаю, какой йогурт выбрать. Банановый или клубничный? Как ты думаешь?       Он отправляет видео Чонгуку. Тот читает сообщение сразу. Видео заняло пятнадцать секунд, но тот не реагирует тут же. Значит, либо пересмотрел его несколько раз, либо готовит какую-то ответку.       Чон Чонгук: «Так. Всё. Ты победил. Я пошёл дрочить.»       Тэхён начинает смеяться сначала, но потом не до смеха становится, когда ему присылают фото, на котором Чонгук рукой явно залез не то что под штаны, а уже в трусы.       Ким Тэхён: «Теперь я тоже.»       Добивкой в этот вечер становится голосовое сообщение от Чонгука, и у Тэхёна хватает ума включить его в тот момент, когда он уже пробирается рукой под резинку своих шорт, потому что просто перетерпеть это не получится.       Чонгук очень тяжело дышит, издает задушенные стоны, и перед глазами у Тэхёна сразу возникает яркая картинка. Он даже не замечает, как уже движет рукой по своему истекающему смазкой члену.       Приходится записывать ответное голосовое сообщение:       — Громче, я хочу услышать ещё, пожалуйста, Чонгук…       И тот слушается. Тэхён не на шутку заведен. Он водит по члену быстрее и быстрее.       — Представляю, что это не моя рука, а твоя, — добивает Чонгук в очередном голосовом.       — Лучше представь, что это мой рот, — отправляет Тэхён в ответ.       Он жмурится, представляя, как обласкивает руками, губами и языком член Чонгука, как тот толкается ему в горло, хватаясь за волосы. Ещё несколько быстрых движений, и он вновь кончает, тут же порываясь послушать новое голосовое. Похоже, Чонгук тоже кончил.

***

      Первый день без Чонгука Тэхён мается. Работу он делает быстро, в первой половине дня. Очень рано утром он получил от Чонгука сообщение, где тот просил не скучать и обещал, что эти три дня пролетят незаметно. Так странно теперь ощущать тепло и трепет от каждого оповещения. Тэхён отвык от подобного. Раньше сообщения больше вызывали тревогу. Сейчас же он знает — Чонгук не будет манипулировать, не будет кидать двойные послания. Нет, тот и правда прёт вперед словно танк, и в их случае это только сыграло на руку. Тэхён в своей скорлупе так бы и продолжил запрещать себе счастье, так бы и продолжил закрываться от людей, и на то, чтобы избавиться от этого, ушло бы гораздо больше времени. Всё иначе, когда с тобой рядом правильный человек. Возможно, любовь не излечивает, но она точно дает силы, чтобы двигаться дальше, работать над собой, вдохновение в конце концов.       Чонгук, видимо, занят, не пишет весь день. Тэхён и не ожидал этого. В конце концов, тот не просто так улетел, а по работе. Наверняка там не до переписок с ним. Вечером он едет к Чимину, всё равно изредка проверяя телефон. Чимин неприлично доволен.       — Мне нравится, какой ты…       — Какой?       — Спокойный, светишься, взгляд… Влюбленный, — замечает друг.       — Потому что так и есть, — чуть смущаясь, говорит Тэхён. — Где Юнги?       — Да, загорелась в жопе сера, — Чимин машет рукой, — сказал, задержится в студии. И до чего вы уже дошли с Чонгуком? Последнее, что я видел, как ты уводишь его с вечеринки.       — Дошли до того, что мы вместе.       — Мне, конечно, очень хочется выпытать грязные подробности, но я знаю, что ты джентльмен, поэтому, просто скажу, что ему повезло с тобой, — Чимин мягко касается его плеча и тепло улыбается.       — Пей свое… Что это?       — Просекко, — кривится Чимин, — больше никогда не возьму.       — Оно же сухое, чего ты хотел?       — Лучше бы пиво пил, — морщит нос тот, на что Тэхён только смеется.       — Просто переходи со мной на безалкогольное вино.       Чимин скептически принимает от Тэхёна бокал, делает глоток, а потом удивленно округляет глаза.       — Вкусно.       — Но мало, так что пей свою дорогую кислятину.       — Такой ты друг, конечно, Ким Тэхён, — закатывает глаза Чимин.       Так он хоть чуть-чуть отвлекается от мыслей, которые блуждают только вокруг Чонгука. Хотя потом разговор всё равно опять возвращается к тому. Чимин с улыбкой слушает рассказы Тэхёна о том, какой тот забавный, упрямый, какой болтун, но какой милый.       Юнги возвращается глубокой ночью и, глядя на подвыпившего Чимина, который спешит не то что обнять того, а заключить в захват, делает только долгое «о-о-о», прикрывая глаза. Чимин очень любвеобилен, когда пьян. Тэхён прощается со всеми и уезжает, когда он выходит из такси, ему приходит новое оповещение.       Чон Чонгук: «Я соскучился.»       И всё бы ничего, но эта милая безобидная фраза сопровождается фотографией Чонгука, который на белом постельном белье в отеле лежит на кровати в одних боксерах. Глаз не видно, опять только эти губы, которые Тэхён так хочет поцеловать. Голый торс, татуированная рука покоится на поджаром животе. Кажется, кто-то не выспится сегодня.

***

      Тэхён кое-как заставляет себя проснуться на следующий день. Происходит это в обед. Пришлось делегировать часть своих обязанностей на подчиненных, хотя раньше он бы себе подобного не позволил. Подумаешь — слушал до пяти утра стоны Чонгука.       Ему вообще кажется, когда он делает завтрак, что помешался на Чонгуке. Причем произошло это как-то незаметно и слишком мощно. Успокаивает только одно: Чонгук такой же помешанный на нем. Он не припомнит, когда в последний раз хотел не просто размытого — удовлетворить свои потребности, а конкретного человека. И не просто присвоить, а наоборот — сделать всё, чего Чонгук хочет.       Он уговаривает себя, что не так много времени осталось — ещё каких-то дня два-три. Чонгук ведь не может сразу после работы прибежать к нему. Наверняка тот хочет спокойно провести время дома, отдохнуть, просто заняться какими-то своими повседневными вещами.       От скуки Тэхён выходит на разведку в спортзал в окрестностях. Ему нравится, какое натренированное тело у Чонгука, сам он таким похвастаться не может. Хотя в силу метаболизма и привычек в еде его обошли стороной такие проблемы, как заплывший живот и дряблые руки. И сам по себе он широкоплечий, высокий. Потом так же, от нечего делать, в томительном ожидании хоть какого-нибудь сообщения от Чонгука, он идет прогуляться по магазинам. Намеренно ничего не покупает. Раньше, когда ему бывало грустно, он тут же пытался заткнуть пустоту какой-то вещью. Сейчас же он понимает, что это прошло. Больше нет никакой тяги к ненужным вещам, потому что пусть он и скучает по Чонгуку, грусть эта не такая. Она светлая. Он предвкушает. Мечтает. Поэтому Тэхён принимает решение, что, в принципе, сегодня он может попробовать сделать на ужин те спринг-роллы с креветками, которые хотел приготовить на их совместный ужин. Мало ли, вдруг не получится. А так у него есть время прорепетировать.

***

      Когда начальник охраны сообщает, что их подопечный заболел, блюет и, похоже, заразился чем-то, как и Сынхун, Чонгук, к своему стыду, радуется. Это значит, что айдола оставят в больнице, а он больше не понадобится. После выяснилось, что и Сынхун, и айдол отравились чем-то, что подавали в самолете.       — Поэтому я и не ем в самолетах, — Чонгук кривится.       — Похоже, кого-то засудят, — усмехается Джисон, его коллега, который тоже неприлично доволен тем, что раньше окажется дома. — Мы, в принципе, можем полететь завтра утром…       — Нет, я переоформлю билеты на сегодня. Вечером у меня… Встреча, — говорит Чонгук, доставая телефон, чтобы проверить сообщения.       Ким Тэхён: «Ты же скучаешь так же сильно, или я один сошел с ума?»       Его губы трогает улыбка. Невероятно, насколько отрешенным был Тэхён и как тот смягчился. Больше не нужно из того вытягивать слова, не нужно пытаться разговорить или как-то пытаться заставить сказать об истинных чувствах. Нет, теперь всё заметно. Заметно по словам. Да и по лицу Тэхёна. По тону его голоса.       У Чонгука открывается второе дыхание, и никакие недосып и усталость вообще не делают погоды. Он собирает небольшую сумку и мчится в аэропорт. Если у него есть вариант увидеть Тэхёна вечером — он это сделает.       Чон Чонгук: «Я так же сильно скучаю. Какие планы на вечер?»       Ким Тэхён: «Приготовлю ужин и посмотрю фильм.»       Чон Чонгук: «Не хочешь куда-нибудь сходить?»       Ким Тэхён: «Нет, сегодня точно нет.»       Чонгук мысленно рассчитывает время, пытаясь понять, что ему нужно успеть сделать. Он же не может приехать к Тэхёну неподготовленным, небритым, в стремных шмотках. Да, конечно, с него одежду снимут, он уверен, но и ту должно быть приятно снимать. В голову закрадывается одна мысль, не особо умная, как и все, которые обычно посещают его, когда дело касается Тэхёна и обольщения. Хотя как показывает практика, всё срабатывает, потому что он — Чон Чонгук.

***

      После того, как Тэхён заканчивает готовить ужин, он решает принять душ. После этого, переодевшись в свои привычные домашние штаны и майку, он долго ищет фильм.       Чон Чонгук: «Ты дома?»       Сообщение от Чонгука всплывает, и Тэхён слегка дергается.       Ким Тэхён: «Да, я никуда не пошел, как и говорил раньше, а что?»       Прочитано, но Чонгук не спешит отвечать. А потом он слышит звуки музыки со стороны коридора. Сначала ему кажется, что это где-то за стеной. Но когда он проходит в коридор, то понимает, что звуки саксофона доносятся прямо с площадки за дверью. А потом до него доходит, что Джордж Майкл через динамик разрывается словами о любви под звуки саксофона. Это странно, как минимум.       Тэхён открывает двери и совершенно не ожидает увидеть того, что предстает перед ним. Вернее, кого.       Чонгук в черных узких джинсах, белой футболке и черном удлиненном пиджаке стоит, упершись одной рукой в дверной косяк, в другой у него телефон, на котором играет «Careless Whisper», а в зубах алая роза. И Тэхён бы засмеялся, только вот Чонгук с уложенными волосами, с открытым высоким лбом выглядит так красиво, что на самом деле не до смеха.       — Что происходит? — Тэхён отходит чуть назад, распахивая двери.       Кажется, его голос звучит слишком надсадно.       Чонгук музыку не выключает, делает чуть потише, убирает розу и протягивает Тэхёну, который от неожиданности ее принимает.       — Преступление — заставлять Джорджа молчать, нужно дослушать этот гимн любви, — Чонгук жмурится, кивая в такт музыки головой. — Я пришел тебя обольщать, — наконец говорит Чонгук.       — Обольщать? Может зайдешь? — Тэхён удивленно приподнимает брови.       — Боишься, что кто-то увидит это? Максимум это увидит Намджун в замочную скважину…       Тэхён качает головой, молча притягивая Чонгука за лацкан пиджака, чтобы тот зашел внутрь, и закрывает двери.       — Обольщать значит? — закусывая губу, едва сдерживаясь от улыбки, говорит Тэхён.       — Именно. Ты же говорил, что романтика это не наше. Вот…       — Я пошутил, я… Чонгук, я просто рад, что ты приехал раньше, — говорит Тэхён. — Это было не обязательно, — обводя пространство рукой, в которой роза, произносит он.       — Ну уж нет, никаких полумер…       — Это бы сработало лучше, если бы я не стоял тут в растянутой майке, лохматый… — Тэхёну становится слегка неловко, он правда не выглядит сейчас так представительно, как Чонгук.       В домашней одежде с мокрыми взъерошенными волосами.       — М, всё, что я люблю, — играет бровями Чонгук, сканируя его взглядом.       Меж тем Джордж Майкл в динамике замолкает.       — Хочешь есть? Я ужин приготовил. Фильм я так и не выбрал…       — Это так очаровательно, как эти два дня мы занимались с тобой любовью виртуально, и ты был совсем не сдержан, а теперь смущаешься. Я не умаляю твоих кулинарных способностей, но пока я сюда шел, я боялся, как бы не снести стояком тебе дверь к ебеням…       Роза падает из рук Тэхёна в то же время, как Чонгук бросает прямо на пол телефон. Тэхён может думать лишь о том, как он соскучился. За ничтожный срок. За очень маленький срок. Микроскопический, как и его терпение сейчас. Оно на волоске. Потому что Чонгук крышесносяще пахнет парфюмом и собой, красивый, что даже не верится. А ещё, как всегда, неповторимый, в своем репертуаре. Когда их губы сталкиваются, он может надеяться лишь на то, что это всё не сон.       Чонгук терзает его губы, запрокидывает руки на плечи, стараясь прижать к себе ближе, тут же проталкивает язык ему в рот, Тэхён ласкает его в ответ. Это не размеренный нежный поцелуй. Нет. Этого сейчас им не хочется. Чонгук вылизывает его рот, и он забывает дышать. Он с трудом отрывается от того.       — Почему раньше? — спрашивает Тэхён. — Что-то случилось? — Чонгук слушает вопросы, но сам целует его щеки, подбородок, трется по-львиному виском.       — Подопечный заболел. У него с обеих сторон хлещет… Положили в больницу. Отравился, — говорит тот отстраненно, явно думая про другое.       — А ты? Ты здоров, всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает он.       — Ты думаешь, я бы рискнул прийти и заразить тебя? — Чонгук даже чуть отодвигается.       — Я не поэтому… Я просто беспокоюсь о тебе. Хотя, думаю, если бы мы оба завтра блевали, это бы всё равно того стоило, — задумчиво говорит Тэхён.       — Вот, романтика — это очень даже наше, — с улыбкой морща нос, произносит Чонгук.

***

      Потом Чонгук, с присущим большинству военным вниманием к мелочам, просит Тэхёна подождать на диване. Ну, потому что надо руки помыть, как-то морально приготовиться… Так он говорит Тэхёну, по крайней мере. Хотя, судя по виду Тэхёна, это тому надо морально приготовиться. Тот сидит и послушно ждет на диване. У Чонгука припасено ещё кое-что. Кое-что из арсенала всех, кто романтику учил по американским фильмам девяностых и восьмидесятых.       Вместе с Чонгуком в гостиную заходит звук «You can leave your hat on».       — Нет, — закрывая лицо руками, говорит Тэхён, откидываясь на спинку дивана. — Нет, ты не можешь… — мычит тот куда-то в ладони.       Но Чонгук не слушает. Он кладет многострадальный телефон на столик. И, пританцовывая, принимается снимать пиджак под музыку, Тэхён смотрит сквозь пальцы. Но главное, что смотрит. Чонгук знает — если он не валяет дурака, то умеет прекрасно двигаться. Сейчас он наполовину дурачится, но тут же старается, чтобы Тэхёну понравилось. Пиджак летит в Тэхёна, и тому ничего не остается, кроме как прижать тот к себе, наблюдая широко распахнутыми глазами за тем, что творит Чонгук.       Он медленно кружится под музыку, проводит руками от груди к животу, чуть задирает футболку, лишь чтобы подразнить, но не снимает ее. Подходит ближе и понимает, что у Тэхёна, похоже, мозг уже отключается от реальности. Тот завороженно тянется рукой к нему, забывая о пиджаке.       — Нет, пока ты просто смотришь, — Чонгук отходит назад, самостоятельно стягивая футболку, откидывая её.       Особым разнообразием его движения не пестрят, но ему нравится просто поворачиваться, трогая себя, наблюдать, как Тэхён скользит по его телу взглядом. Он тянется к поясу. Звякает пряжка ремня. А затем к ширинке узких джинсов, но ее не расстегивает. Подходит к Тэхёну ближе, подцепляет подбородок того пальцами, заставляя посмотреть снизу вверх.       — Можно? Пожалуйста, — просит Тэхён.       — Можно, — делая тяжелый вздох, говорит Чонгук.       Тэхён приникает к низу живота горячими губами. Тот влажно ласкает живот, проворными пальцами расстегивает молнию, и тут музыка замолкает, делает теперь такими явными в тишине поцелуи Тэхёна. Те звучно разносятся по гостиной, и Чонгук зарывается в пшеничные чуть влажные волосы Тэхёна, шумно втягивая воздух, прикрывая глаза в удовольствии.       — Погоди. Я хотел кое-что сделать, — произносит Чонгук, понимая, что сейчас самое подходящее время.       Он заставляет Тэхёна отстраниться, тот вновь смотрит снизу вверх пьяно. Чонгук опускается между широко расставленных ног Тэхёна, помогает снять домашние штаны, тот смотрит с любопытством, хотя не сложно догадаться, что было на уме у Чонгука всё это время. Он даже озвучивал это желание.       Когда Тэхён оказывается перед ним в одних боксерах и майке, с широко разведенными ногами, он впивается пальцами в сочные бедра, чуть выше колен, склоняется к внутренней стороне правого бедра, впиваясь поцелуем, засасывая кожу, прикусывая мягко и тут же зализывая. Он мычит от удовольствия, что наконец у него есть допуск. Чонгук трется о коленку, обдавая ту горячим дыханием, вновь целует.       — Я обожаю твои ноги. Если бы ты наступил на меня, я бы сказал спасибо, — глядя на Тэхёна, прижимаясь к мясистому бедру, произносит он.       — Ты мазохист? — сдавленно спрашивает тот.       — Только когда дело касается всяких Ким Тэхёнов, а так, не замечал за собой такого сильного маниакального желания валяться в чужих ногах…       — Всяких? — приподнимает бровь Тэхён.       — Это была шутка, ревнивец, — он прикусывает бедро вновь, не больно, но вызывает этим у Тэхёна шипение. — Ким Тэхён есть только один-единственный. Неповторимый.       Его взгляд падает на крупный член, скрытый пока боксерами. Чонгук невольно облизывается, тянется руками к резинке. Стягивает, Тэхён помогает. У того уже крепко стоит, и Чонгук ощущает, как его собственный стояк неприятно упирается в ширинку. Тэхён осторожно запускает пальцы в его волосы, поглаживает, когда он от бедра поднимается мокрыми поцелуями к паховой складке, оставляет влажный поцелуй. Он обхватывает член пальцами, вызывая этим у Тэхёна негромкий стон. Проводит вверх-вниз. Он проходит тот же маршрут, который проходил раз за разом в своих ярких фантазиях: обхватывает губами поочередно одно яйцо, затем другое, лаская языком, при этом двигая рукой по члену. Тэхён с каждым движением, с каждым откровенным причмокиванием, стонет более звучно, а после сгребает волосы на его затылке крепкой хваткой. Чонгук мычит одобрительно, старательно вылизывая яйца Тэхёна, а затем поднимается к члену. Он проводит по стволу губами, размазывает большим пальцем предэякулят, прежде чем вобрать губами мокрую головку. Тэхён на вкус — как он и предполагал — идеально ему подходит. Чонгук опускается на член того, обхватывая плотно губами, помогая себе рукой. Он насаживается и поднимается всё быстрее и быстрее, в какой-то момент берет особенно глубоко, насколько может, и Тэхён, очевидно, не сдержавшись, толкается ему в глотку, раздражая горло, заставляя закашляться, подавиться. Он выпускает член Тэхёна с мокрым звуком, от губ к головке тянется ниточка слюны, у него слезятся глаза.       — Всё в порядке? — звучит обеспокоенно Тэхён, утирая ему слезы.       — Всегда хотел подавиться твоим членом, — усмехается Чонгук, утирая большим пальцем слюну и смазку с губ.       — Мечты сбываются, как видишь, — усмехается в ответ Тэхён. — Иди ко мне, пожалуйста.       Чонгук седлает того и тут же ощущает горячие крупные ладони на своей талии, он склоняется, чтобы мокро поцеловать Тэхёна, тот проводит руками вниз, обхватывая его ягодицы, мнет.       — Шлепни, — просит Чонгук прямо в губы между поцелуями.       — Ты точно мазохист, — бубнит Тэхён, но просьбу выполняет.       Глухой звук разносится по гостиной. Тэхён бережный, и у Чонгука это вызывает теплое чувство внутри.       — Если только чуть-чуть, — шепчет он на ухо Тэхёну, когда тот шлепает его ещё раз.       Через джинсы ощущения не те, и, судя по всему, Тэхёна тоже быстро перестает устраивать расклад, при котором тот не может просто так трогать, сжимать, лапать всё, что тому причитается.       Чонгук стягивает с Тэхёна майку, тот помогает, поднимает руки. Он жадно осматривает тело Тэхёна. Взгляд скользит по мощной шее и груди, по широким плечам, по каждой родинке.       — Мы не на выставке, — бубнит Тэхён.       — Просто не могу на тебя насмотреться, — честно говорит Чонгук.       — Пойдём в спальню, — говорит тот.       Чонгук вообще не ожидает, что, когда они поднимутся с дивана, его притянут к себе, поцелуют властно, нетерпеливо, а затем что Тэхён подхватит его под бедра, чуть приподнимая, но Чонгук не дает.       — Ты что делаешь? — широко распахнув глаза, спрашивает он.       — В лучших романтических традициях хочу донести тебя…       — Может не нужно? Семьдесят пять кило.       — Это очень много, по-твоему? — щурится Тэхён. — До спальни три метра.       — Блядь, ты отнесешь меня до спальни, даже звучит сексуально. Ладно, — усмехается Чонгук.       Он обхватывает Тэхёна за шею, тот подхватывает его под задницу, он скрещивает ноги у того за спиной, помогая, чтобы было легче нести. К его удивлению, не похоже, что Тэхёну тяжело. Хотя, чего он хотел, собственно? Тот никогда не выглядел слабо или хлипко. Стройным — да. Но точно не хрупким. Не пока Тэхён несет его в спальню, Чонгук целует его шею, дышит знакомым ароматом, мычит от удовольствия.       — Я записался в зал, — говорит Тэхён, опуская того на кровать.       — С целью поддержать здоровье?       — И с целью любить тебя на весу.       — Ах, — Чонгук показательно хватается за левое подреберье. — Ты ранил меня в самое сердце, теперь буду думать об этом.       — Пока я не могу тебе такого предложить, но… — тот принимается стягивать с него узкие джинсы, которые не хотят никак слезать, — … надеюсь не разочаровать тебя сегодня.       — Это невозможно, — серьезно говорит Чонгук, приподнимаясь на локтях, глядя, как Тэхён, откинув джинсы, принимается за его боксеры.       Когда тот и их с него стягивает, его член, потяжелевший, с крупной потемневшей головкой, шлепается о живот.       — Я так скучал, — честно говорит Чонгук, когда Тэхён накрывает его сверху своим телом, приникая к губам.       — Я тоже, — произносит Тэхён, — не знал куда себя деть.       Чонгук зарывается в волосы того пальцами, массирует кожу головы, поддаваясь настойчивым губам, меж тем Тэхён гладит его щеку большим пальцем, затем спускается ниже, к груди, задевает сосок, ведет плавно по животу, туда, где у Чонгука уже всё горит от возбуждения и напряжения. Он, конечно, горазд показывать Тэхёну свой характер и чего ему хочется, только вот на самом деле Чонгук весь изнывает от желания, и близость тела любимого человека, его запах, всё, что тот делает, — сводит его с ума. Животное ненасытное чувство поднимается из недр, вызывает сладкую судорогу, когда Тэхён, отрываясь от поцелуев, ведет губами к шее, засасывает, вылизывает кожу, а рукой захватывает крепко его член в кольцо из пальцев. Незамысловатые движения вкупе с ласками доводят Чонгука до несдержанных стонов.       — Хочу громче, хочу так же, как ты делал в тех голосовых, — замечает Тэхён, заставляя его слегка смутиться.       А после Чонгук убеждается, будет не то что так же громко. Будет громче. Потому что Тэхён целует низ его живота, тут же спускаясь ниже, долго не мучает его. Сначала вылизывает внутреннюю сторону бедра, самым кончиком языка проводит по всей длине члена, прежде чем вобрать всю длину в рот, насадиться до основания. Чонгук несдержанно стонет, толкаясь в глотку Тэхёна, хватается за разметавшиеся светлые волосы двумя руками. Тэхён расслабляет горло, двигает головой вверх-вниз, ускоряясь, до ушей Чонгука доносятся мокрые звуки, от этого ещё приятнее. Ему всегда было важно всё, весь спектр ощущений. Он любит и чувствовать на ощупь, и видеть своими глазами, и слышать. С Тэхёном и звук, и картинка — идеальны. Удовольствие в ультра эйчди.       Тэхён выпускает его член, щедро сплевывает, зная уже, что Чонгук такое любит. Слюна пузырится, и тот смотрит снизу на Чонгука, пока размазывает всё языком по головке, а после снова обхватывает член плотно губами, умело скользя вверх-вниз, на сей раз помогая себе рукой. Затем он ощущает, как Тэхён осторожно поглаживает его яйца, продолжая при этом сосать, а после скользит ниже, к отверстию. И тут он нащупывает то, о чем Чонгук смолчал. Тот отрывается от его члена со звучным чмоком, смотрит на Чонгука, который закусывает нижнюю губу, выжидая реакцию.       — Пробка? Можно ее достать? — спрашивает Тэхён, и Чонгук замечает, как покраснели у того губы, как подбородок блестит от слюны и смазки.       — Нужно, — говорит Чонгук, предвосхищая, как ему будет хорошо.       Никто же не запрещал маленькие вольности. Он раздвигает ноги пошире, сгибая колени.       Тэхён осторожно достает из него пробку, стенки сфинктера расходятся, и он ощущает, как смазка медленно вытекает. Тот откладывает игрушку куда-то в сторону.       — А теперь вернись к своему занятию, слишком хорошо, — просит Чонгук.       — Командир, — усмехается Тэхён.       — Я майор, чего ты ожидал?       — Майор? — вскидывает брови Тэхён.       — В двадцать девять получил и ушел, — говорит Чонгук, вспоминая, как говорил, что офицер, не упоминая звание.       — Класс, круто, достаю пробки из майора нашей доблестной армии…       — Майор не может любить пробки?       — Может, просто впервые слышу про это…       — Про пробки?       — Про майора.       — Ты же понимаешь, что если хочешь, чтобы я замолчал…       — Ну уж нет, замолкать не надо, это лишь докажет, что я не так хорош, как думал, — Тэхён качает головой, усмехаясь.       — Отличная беседа, очень мне нравится…       Чонгук давится словами, потому что Тэхён, издав тяжелый вздох, тут же опускается обратно вниз, присасываясь к сфинктеру, проталкивая внутрь Чонгука язык. Он поудобнее подхватывает себя под коленями, ощущая, как по телу проходит дрожь с каждым движением языка Тэхёна, а уж когда тот проталкивает в него два своих пальца, принимаясь двигать ими, тело прошибает судорога, он дергает бедрами, желая насадиться на пальцы.       — Ещё, — просит он настойчиво. — Быстрее. Глубже.       И к его удовольствию, Тэхён с успехом выполняет все инструкции. Тот умело обводит языком чувствительную кожу и тут же достаточно ощутимо двигает в нем пальцами, затем присасывается к шовчику между яйцами и анусом, Чонгук всхлипывает, там он очень чувствительный. Он сжимается на пальцах Тэхёна, желая ощутить в себе что-то толще. Более внушительное, чем пальцы.       — Сплюнь на меня, а после вставь, я хочу, Тэхён, — зовёт он, жмурясь, закусывая губу, ощущая слишком много стимуляции и сильное напряжение внизу живота.       Тэхён подхватывает его под задницу, заставляя запрокинуть чуть таз, раскрывая, впиваясь пальцами в ягодицы. Чонгук слышит, как тот сплевывает, Тэхён тут же присасывается к сфинктеру снова, проталкивая язык внутрь как можно дальше. Тот прижимается губами, издавая мокрые звуки, которые Чонгук просто обожает.       — Ты ебучий чемпион по риммингу или что? — в конце фразы он начинает откровенно хныкать.       Тэхён отрывается от него и до Чонгука доносится:       — Наконец-то я услышал то, как ты делал в голосовых… Ты про мой язык в своей заднице думал тогда?       — Конечно. Не хочешь послушать, как я среагирую на твой член?       — Хочу, — говорит Тэхён.       Когда они встречаются взглядами, Чонгук понимает, что у Тэхёна на дне зрачков плещется лава древнего вулкана, который спал долгое время, а теперь высвободил всю накопившуюся мощь.       Прежде чем войти в него, Тэхён трется головкой, дразнит, Чонгук такое любит. Ему нравится, как тот задевает его яйца, как затем трется чуть выше, членом о член, а после спускается обратно к отверстию, чуть на пробу толкается самым кончиком. Под напором стенки расходятся, но, видимо, Тэхёну доставляет удовольствие наблюдать за его выражением лица при каждой ненастоящей попытке протолкнуться до конца. Каждый раз Чонгук издает сдержанный полузадушенный стон, глядя, как Тэхён, закусив губу, смотрит прямо ему в глаза.       — Давай, я хочу, Тэхён, — просит Чонгук.       — Так точно, майор, — произносит Тэхён надсадно, а после, наконец, проталкивает крупную головку внутрь, вслед за ней вся длина входит плавно и мощно. Одним движением.       Внутри у Чонгука всё трепещет. Не только от растягивающего наполняющего ощущения. Но и от того, как Тэхён смотрит, подаваясь до конца, а затем медленно двигаясь назад. Тот сам подхватывает его под колени, взгляд у Тэхёна блуждает от его лица на шею, грудь, ниже на живот, Чонгук тяжело дышит, наблюдая, как тот переводит взгляд туда, где они соединяются, где его растягивает, наполняет. Тэхён до болезненного медленный сначала. Но это только сначала. Затем тот начинает вбиваться быстрее. И не просто быстрее. Тэхён входит в него мощно, до шлепков. Так, как Чонгук мечтал. С каждым движением он вскрикивает громче, а когда Тэхён присоединяется к нему и до ушей доносятся низкие стоны, Чонгук вообще теряет самоконтроль.       Чонгук тянет к Тэхёну руку, и тот, словно читая мысли, берет его ладонь в свою, а после переплетает пальцы. Он держит Тэхёна за руку, пока тот загоняет член внутрь него мощно, с оттяжкой, и при этом смотрит прямо в глаза.       — В тебе горячо. Невероятно хорошо, — произносит Тэхён, делая на каждом слове толчок.       В какой-то момент Чонгук понимает, что ему мало Тэхёна. И не нравится расстояние между ними. Поэтому он обхватывает бока того ногами, рукой тянет на себя, и теперь Тэхён на нем. Прижат всем телом. Он скрещивает ноги у того за спиной и ощущает, как угол поменялся, как тот словно ещё глубже, будто мощнее проходится по простате, выбивая очередной всхлип. Глаза сами закрываются, когда Тэхён, горячий, тяжело дышащий, прикусывает его где-то в районе ключицы. Тот берет какой-то животный ритм, будто двигаясь ещё быстрее и быстрее. Чонгук стонет на одной ноте и совершенно растворяется в ощущениях, когда Тэхён ведет языком от ключиц к шее, а после прикусывает ушную раковину мягко губами. Он слышит тяжелое загнанное дыхание и понимает, что дышит так же. По ощущениям жар чужого тела опаляет.       — Я хочу, чтобы ты меня шлепнул, — у него голос дрожит от каждой фрикции, фраза получается поломанная, но Тэхён понимает.       Тот притормаживает, осторожно выскальзывая из отверстия. Чонгук тут же сжимается и ощущает острую необходимость, чтобы пустоту заполнили снова. Он лениво переворачивается на живот и чувствует, как Тэхён жадно сжимает его ягодицы, мнет, впивается пальцами.       — Красиво? — насмешливо спрашивает он, понимая, что Тэхён уделяет этому действию слишком много внимания, хотя он не против такого массажа.       — Невероятно.       Тот наверняка оставит на его ягодицах не один синяк, но Чонгук только за. Он чуть отставляет задницу, давая понять, чего хочет. Тэхён шлепает его, звук получается звонким, он издает короткий звук.       — Ещё, — требует он.       И Тэхён делает. Затем, видимо, входит во вкус, шлепает сразу двумя руками. У Чонгука вырывается только «да». Он прижимается щекой к кровати и понимает, что слюна стекает с уголка рта, так ему хорошо стало, что даже не заметил. Чонгук упирается коленями в кровать, приподнимая задницу.       Он чувствует, как Тэхён пристраивается, вновь потираясь, тот уже без его просьб сплевывает, хотя слюна — не лучшая смазка, Чонгук ничего не может с собой поделать, к тому же до этого он хорошо себя смазал. Ему нравится когда так. Есть в этом нечто практически непозволительное. Что он бы не позволил кому-то, кто не Тэхён. Тот вновь оказывается внутри, и, когда входит до упора, Чонгук невольно открывает глаза от понимания, как тот глубоко. Тэхён снова задает свой бешеный ритм, впиваясь пальцами в его ягодицы, шлепает, когда он снова просит сквозь всхлипы. С первого взгляда на Тэхёна он определил безошибочно — тот может его хорошенько отодрать. Но самое главное — Тэхён в состоянии его любить. Пусть это и непросто. Вернее, не так просто, как казалось на первый взгляд.       Чонгук заводит руку за спину, хватаясь за руку Тэхёна, тот чуть притормаживает, давая ему возможность для маневра. Чонгук сам подается назад, насаживаясь на член Тэхёна. Ему нравится так делать, потому что с каждым таким движением тот стонет ещё более звучно, ещё более откровенно. Он двигается вперед-назад быстрее и быстрее. Конечно, ему не набрать такой скорости, как Тэхён, но сейчас и не нужно. Сейчас они чуть-чуть оттягивают момент оргазма, просто ловят ощущения. Чонгук своё — когда его так приятно наполняет, а Тэхён, очевидно, своё.       — Ты очень горячий внутри, — произносит тот заполошно.       Тэхён ласково гладит его спину, обводит ягодицы, а после вновь их стискивает, раскрывая.       — У меня тут потрясающий ракурс, — вновь подает голос Тэхён.       Чонгук мычит, привычное желание болтать глупости, комментировать куда-то исчезло, это признак того, что ему слишком хорошо. Мысли в кучу не собираются. Он может только мычать и просить не останавливаться. Просить ещё. Сильнее. И Тэхён вновь принимается вбиваться в него сам. Он ощущает — это последние мгновения, ещё чуть-чуть и он кончит.       — Я хочу кончить, — произносит Чонгук между стонами, голос подрагивает, как подрагивает всё его тело.       — Конечно, сейчас, — тяжело отзывается Тэхён.       Тот чуть наваливается сверху, заводит руку под Чонгука, принимаясь дрочить в такт насколько это возможно. Он принимается гортанно рычать, слишком много всего, чувства почти переливаются через край, настолько болезненно-приятные, что Чонгук не ощущает ни того, что руки затекли, ни того, что безумно жарко. Его понимание сузилось до одного простого и понятного утверждения: он хочет кончить с членом Тэхёна в себе. И когда концентрация ощущений переходит в свой пик, он изливается в руку Тэхёна, сжимая того в себе. Тот тоже стонет, дотрахивая его сквозь оргазм, пик которого мерно сходит на нет. Тэхён выскальзывает из него, убирает руку с чувствительного члена, и он чувствует, как тот кончает, орошая его ягодицы горячей спермой.       Чонгук лениво переворачивается на спину, Тэхён заваливается рядом, тут же находя его губы. Они лениво целуются, больше мягко переплетаясь языками. У Чонгука в ушах гул собственного сердца.       — Романтика — это вообще не наш жанр, — задумчиво говорит Тэхён.       — Согласен, наш жанр больше ситком с элементами порно.       — Или порно с элементами ситкома, — тон такой же задумчивый.       — Мне нравится ход твоих мыслей, — говорит Чонгук, оживившись, приподнимаясь на локте, заглядывает в глаза Тэхёну, который слегка улыбается и смотрит нежно.

***

      Тэхён скептически смотрит на рубашку, решая, достаточно ли та выглажена. На удивление, он не дергается и не переживает. Дергается и переживает другой человек, которому беспокоиться совершенно не о чем. Не тому же впечатлять чужих родителей.       Утром Тэхён делал наглые поползновения в сторону Чонгука, но тот поддавался только на поцелуи, а на другие предложения отвечал отказом.       — Продержишься до вечера — получишь конфетку, — заявил тот.       — Знаю я эти конфеты, — со стоном заваливаясь обратно в кровать, заявил Тэхён. — Может чуть-чуть… Авансом?       — Не смотри так на меня, нет, — решительно поднимаясь, произнес Чонгук.       У того ведь режим, вообще-то.       Для кого-то полгода — это много, для кого-то — мало. Но именно спустя шесть месяцев Чонгук решил — пора. Многое случилось за это время. Просто — это для романтических американских фильмов. У них с Чонгуком было всё — и просто, и тяжело. И крышесносяще, дурманяще, и печально, и больно тоже. Потому что отношения — это труд. Иногда у Тэхёна бывают хорошие дни, а иногда — плохие, и Чонгук это отлично знает. И единственное, что тот может — это быть поддержкой. Медленно и постепенно они научились тому, когда лучше отступиться, когда лучше промолчать, дать остыть, а когда — прийти и поговорить. Иногда Тэхён безумно скучает, когда Чонгук уезжает на несколько дней или на неделю. Спустя время он вышел в офис и теперь работает по-разному, иногда из офиса, иногда из дома. Квартиру свою он продал, купил новую в соседнем подъезде в доме Чонгука. Когда они ссорятся, Тэхён драматично уходит в соседний подъезд. Это всегда смешно, потому что у Чонгука всё равно есть ключ, и спустя пару часов тот придет, и они поговорят. Невозможно не ссориться, но возможно понимать, как вы решаете конфликты и недопонимания. И в этом они преуспели. Спустя этот, для кого-то долгий, а для кого-то короткий срок, Чонгук обозначил:       — Настало время для сальто-мортале.       Тэхён знает, что Чонгук родителей обо всем предупредил. У того с ними состоялся телефонный разговор.       — Я переживаю, — заявляет Чонгук, у которого не получается завязать галстук.       — Убери это. Ты же не на официальный прием, — Тэхён забирает у того галстук. — Всё будет хорошо. Что может случиться?       — Я. Могу случиться я. Ты же знаешь, что я когда волнуюсь…       — А ты не волнуйся. Больше молчи. Тебе не нужно говорить за меня, вступаться, я сам всё это могу. Это мне нужно с ними познакомиться, чтобы твои родители понимали, с кем живёт их сын, — Тэхён осторожно обхватывает его лицо ладонями, поглаживает щеки большими пальцами.       — Ладно, — делая глубокий вдох и выдох, говорит Чонгук.       Тэхён садится за руль, потому что Чонгуку явно не до этого, тот весь издергался. Они заезжают за цветами и выбирают бутылку вина. Момент икс наступает, когда госпожа Чон открывает двери. Чонгук прячется за его спиной.       — Здравствуйте, — говорит Тэхён, кланяясь.       — Привет, ма, — бурчит Чонгук.       — Здравствуйте, проходите, — произносит госпожа Чон.       Моложавая, небольшого роста, Тэхён бы ни за что в жизни не подумал, что в такой маленькой женщине кроется большая физическая сила. Он проходит внутрь, мать Чонгука принимает цветы.       — О, Тэхён-и, спасибо, так приятно, — говорит та мягко. — Чонгук, — тон тут же меняется, женщина смотрит строго за спину Тэхёна.       Сначала Тэхён не понимает, но потом оборачивается и видит, как тот стоит в оборонительной стойке, зажмурившись.       — А что, прогиба не будет? — спрашивает тот, открывая один глаз.       — Прекращай меня позорить… Тэхён-и, он всё врет, его никогда никто в жизни и пальцем не трогал. И хватит делать вид, будто мы ничего про тебя не знали, я знала всегда, — безапелляционно заявляет госпожа Чон.       — Зато меня трогали, — прокашливаясь, как бы между прочим, замечает подоспевший господин Чон. — Здравствуй, Тэхён, — говорит тот, и Тэхён понимает, в кого Чонгук вышел своим широким разворотом плеч, ростом.       — Здравствуйте, — Тэхён кланяется в знак уважения.       — Тэхён-и, не слушай их, пойдем, — женщина берет его под руку. — Ты такой красивый, красивее чем на фото, которые Чонгук показывал…       Они сидят вместе за столом, и Тэхён понимает, что от матери Чонгуку достались поразительно красивые глаза, а от отца рост, фигура и, в общем-то, дурное чувство юмора.       Они сидят с Чонгуком не рядом, а напротив друг друга. Тот то и дело поглядывает многозначительно, действительно стараясь больше молчать. Но Тэхён и сам справляется, объясняя, чем занимается на работе, в чем она заключается, какие у него есть увлечения, где он учился… В какой-то момент Чонгук, видимо, начинает скучать, потому что Тэхён ощущает, как чужая нога задевает его щиколотку, ведет вверх, поглаживая. Он терпит стоически, держа непринужденное выражение лица. Слушает что-то про братьев и сестер Чонгука, у которых весьма успешные и разнообразные карьеры. Чонгука, видимо, не радуют ни еда, ни вино, потому что тот делает вид, что роняет приборы. Тэхён понимает, что Чонгук только делает вид, потому что сразу после того, как тот лезет вниз за ними, он ощущает у себя на бедре крепкую хватку, и как Чонгук чуть гладит его промежность. Тэхён давится словами, закашливается. Господин Чон стучит ему по спине, а Чонгук, слишком довольный собой, вылезает из-под стола, садится обратно на свое место.       — Я такой неловкий, просто кошмар, — замечает тот как бы между прочим.       Тэхён старается дышать глубоко, размеренно, обещая себе, что Чонгук свое сегодня получит. Как и он сам. Он тоже получит.       Когда они прощаются с родителями Чонгука, он замечает, как те ласковы, как обнимают сына, как мать целует щеку того, получает от них с Тэхёном заверение, что они обязательно приедут вдвоем ещё. Может, спланируют совместные выходные, на которых будут братья и сестры Чонгука.       Тэхён выходит на улицу, ощущая невероятное облегчение. В основном от того, что, вроде как, никто не заметил, что у него стояк. Он открывает дверцу автомобиля рывком, Чонгук садится рядом, на пассажирское, у Тэхёна желваки играют. Он тут же заводит автомобиль и мчит в сторону шоссе до тех пор, пока они не выезжают из сектора с частными домами на безлюдную трассу. Чонгук виновато сопит. Только лишь спустя пять минут тот осторожно дотрагивается до его бедра и, не услышав никакого возмущения, принимается поглаживать, стараясь заглянуть Тэхёну в лицо, он боковым зрением видит, как тот сканирует его.       Тэхён решает, что отъехал достаточно далеко, он тормозит, отъезжая на обочину.       — Ты злишься? Да? — спрашивает Чонгук осторожно. — Прости…       — Где моя конфетка? До вечера я дотерпел, — перебивает Тэхён.       Чонгук облегченно выдыхает. Тот кое-как седлает его, Тэхён отодвигает кресло подальше, чтобы было больше места для маневра.       — Мы реально сделаем это здесь? — Чонгук ерзает своим стояком по его промежности, возбуждая больше.       — Хочешь потерпеть до дома? — Тэхён склоняет голову чуть набок.       Чонгук отрицательно машет головой, и он хватает того мягко за подбородок, вовлекая в чувственный медленный поцелуй. Тэхён мажет мокро губами ниже, по подбородку, спускаясь к шее Чонгука.       — Я думал, ты разозлился…       — Немного. Твоя мать рассказывает мне рецепт своего кимчи, а я думаю о том, как насадить тебя на член… Насколько это нормальная ситуация?       Чонгук ничего не отвечает, лишь издает сдавленный стон, потому что Тэхён не ждет ответа, он продолжает вылизывать мощную шею Чонгука, чувствуя, как жилка под кожей загнанно бьется. У того учащается пульс, и от этого становится совсем чуть-чуть лестно. Тэхён слушает, как тот постанывает коротко на каждый его поцелуй, а затем подхватывает Чонгука под ягодицы, впиваясь пальцами, жалея лишь о том, что они сейчас полностью одеты.       Чонгука этот расклад, похоже, тоже не устраивает, тот расстегивает его рубашку, выправляя ту из пояса, распахивает, а после чуть съезжает вниз, чтобы расстегнуть ширинку Тэхёна. Нужно умудриться сманеврировать, чтобы оголить хотя бы те части тела, которых будет достаточно для того, чтобы заняться любовью. Чонгук пытается приподняться чуть, чтобы спустить с себя слаксы. Конечно, машина Тэхёна не крошечная, но и не настолько комфортная, чтобы на переднем сидении было удобно раздеваться. В конце концов Чонгук умудряется оголить Тэхёна достаточно, чтобы у того был доступ к его члену. Сам Чонгук всё старается стянуть слаксы, и в какой-то момент слышится треск явно где-то по шву.       — Блядь…       — Можно просто разорвать их к ебеням…       — Как ты себе представляешь эту дорогу позора до квартиры?       — Прикроем тебя пиджаком…       — Ещё варианты?       Тэхён пробует отодвинуть сиденье ещё, и в конце концов спинка откидывается достаточно назад, чтобы Чонгук мог наклониться вперед, облокотившись на Тэхёна, чтобы стянуть уже эти слаксы вместе с боксерами. Сначала тому приходится скинуть обувь, чтобы снять те до конца. Тэхён помогает Чонгуку снять пиджак, отбрасывая тот куда-то на заднее сидение, Чонгук торопливо расстегивает рубашку, открывая вид на поджарый живот и грудь, в которую так и хочется впиться зубами. Он отмечает, как Чонгук возбужден, крупный член свисает под собственным весом, головка покрасневшая, блестит от предэякулята.       — Запомним, что секс в машине — это неудобно.       — Технически его ещё не было, — замечает Тэхён.       — Достань из бардачка смазку… И презерватив тоже, — просит Чонгук, стараясь устроиться удобнее. — Сейчас всё будет, — бубнит тот.       Презервативы они используют только тогда, когда хотят, чтобы Тэхён мог кончить внутри, сейчас этот случай не только потому, что лень прерываться, но и потому, что салон отмывать потом, как и одежду, не очень хочется.       — Подготовился? — извлекая искомое, задает Тэхён риторический вопрос.       — Ну, я же обещал конфетку. Ты забыл, я свое слово всегда держу, — горделиво замечает Чонгук.       Тот сплевывает на руку, тут же захватывая член Тэхёна, размазывая слюну и предэякулят по всей длине, Чонгук нежен и осторожен, хотя держит крепко. Тэхён вновь целует того, нежно проводя языком по губам, проникая в рот, он кидает смазку и презерватив на соседнее сидение, чтобы руки были свободны. Тэхён обхватывает теперь обнаженные крепкие ягодицы Чонгука, с удовольствием сминая. Тот мычит ему в рот, ускоряя движение рукой. Тэхён отрывается от поцелуя, тоже облизывает свою ладонь, прежде чем приняться дрочить Чонгуку. Тот шипит ему в губы. Тэхён потирает головку большим пальцем, размазывая влагу, слушая, как тяжело дышит Чонгук, тот целует его щеку, подбородок, слепо тычется губами, куда может дотянуться. Ему жарко. И внизу, прямо под пупком, появляется то самое ощущение. Ощущение, которое оповещает о том, что требуется разрядка.       — Мне так хорошо, — шепчет Тэхён, свободной рукой зарываясь в волосы Чонгука, те беспорядочными темными кудрями рассыпаются, шелковистые на ощупь.       — Обхвати оба…       — М?       — Обхвати их…       Тэхён с трудом понимает, но потом до него доходит, кого «их». Чонгук любит так, он знает. Тот говорит, что у Тэхёна крупные ладони и длинные пальцы, и тому доставляет удовольствие, что он может обхватить сразу оба ствола, что он сейчас и делает. Твердый горячий член Чонгука трется о его возбуждение, он не менее твердый и горячий, ему нравится это ощущение, он проводит рукой несколько раз по обоим членам сразу. Тэхён чувствует, как выделяется ещё больше смазки и Чонгук тоже течет сильнее, он размазывает большим пальцем предэякулят с обеих головок, смешивая, выбивая новый стон из Чонгука. Свободной рукой он задирает рубашку Чонгука, подбираясь к упругой груди, сжимает одну, потирая сосок, Чонгук ерзает на его бедрах, выгибается, жмурится, сводя брови к переносице от всей стимуляции, что происходит.       — Я хочу, дай, — просит Чонгук.       Тэхён прекращает все свои действия, тянется за смазкой, передавая ее Чонгуку, тот щедро выдавливает ее себе на пальцы, разогревает, тянется рукой назад, стараясь дотянуться, Тэхён помогает, ладонями обхватывает ягодицы, раскрывая того, чтобы у Чонгука был доступ.       — Есть, — произносит сдавленно, Тэхён видит, как тот двигает в себе рукой.       Чонгук останавливается, берет презерватив, разрывает упаковку зубами, раскатывая торопливо тот по члену Тэхёна. Он помогает Чонгуку устроиться более устойчиво, держит под бедрами, тот направляет его член, и, когда насаживается, Тэхён не сдерживает стон. Ему жарко и тоже не совсем удобно, но Чонгук на нем, всё это — того стоит. Стенки так плотно обхватывают член, и тот садится, принимая Тэхёна до конца.       — Ты так хорошо смотришься на мне, — шепчет Тэхён тому на ухо, чуть прикусывая мочку.       Он крепче хватается за мясистые бедра, впиваясь пальцами так, что наверняка останутся явные следы. Тэхён тянется вперед, вновь целуя шею Чонгука, которая взмокла от всей этой возни, спускается ниже, умудряясь присосаться к соску, обвести языком. Он чувствует, как Чонгук обхватывает его шею, а после зарывается в волосы, ерошит, перебирает. Он обводит сосок кончиком языка по кругу, потом переходит к другому.       — Да, — одобрительно произносит Чонгук, выгибаясь.       Тот двигается вверх-вниз, Тэхён ощущает жар, не прекращает целовать грудь и шею Чонгука.       — В тебе так хорошо, — говорит Тэхён.       Он всегда так говорит. Но ничего не может с этим поделать. Это чистейшая правда. Тэхён держит Чонгука прямо под ягодицами, а затем чуть вскидывает бедра вверх, давая понять, что хочет быстрее. На это Чонгук вскрикивает, наклоняется вперед, впиваясь пальцами в его плечи. Тэхён начинает вбиваться снизу. Мощнее, чем Чонгук может насадиться самостоятельно в этой позе.       — Тебе нравится?       — Да-да, — у Чонгука зажмурены глаза, и тот вцепляется в его руки до боли.       У Чонгука приоткрыты алые губы, из которых то и дело вырывается стон от каждого мощного толчка Тэхёна.       — Тебе хорошо? Да? Насколько? — он толкается, насаживая Чонгука до самого основания, и наблюдает за реакцией того.       Чонгук лишь кивает и твердит свое «да» и «очень».       — Очень, мне очень нравится… Да, ещё. Быстрее, Тэхён… Быстрее.       Член Чонгука трется о живот Тэхёна, мокрый, твердый. Чонгук заваливается вперед, требуя, чтобы он не прекращал, явно ловит экстаз, Тэхён знает — значит, он хорошо попадает тому по простате. Ещё немного, и Чонгук начинает хныкать прямо ему на ухо, заставляя тем самым двигаться ещё мощнее. Об усталости Тэхён не думает. Не когда Чонгук на нем стонет, требует. По салону разносятся мокрые звуки того, как член Тэхёна погружается в Чонгука, и вся машина ходит ходуном при каждом резком движении.       — Я сейчас кончу, — предупреждает Чонгук.       Тот принимается двигаться на нем сам и, кажется, ещё чуть-чуть и ударится головой, но Тэхён кладет руку тому на затылок, чтобы не допустить этого. Второй он принимается дрочить в такт движениям, в какой-то момент Чонгук вновь заваливается вперед, утыкаясь мокрым лбом ему куда-то в плечо, и Тэхён берет всё в свои руки буквально. Снова вбиваясь снизу и тут же доводя Чонгука рукой до оргазма. Тот пачкает низ его живота, член в руке Тэхёна пульсирует, а отверстие сжимается и расслабляется вокруг ствола, и он просто продолжает двигаться сквозь оргазм Чонгука.       — Кончай, давай, Тэхён, во мне… — тот тычется губами куда-то в шею, засасывает мокрую кожу, ласкает языком.       Ему тяжело дышать, и бедра болят, но остановиться он сейчас не смог бы при всем желании, слишком приятно вбиваться в Чонгука, слишком нравится, как горячо и как внизу живота разливается то самое обжигающее ощущение. Ругательства срываются с его губ, когда он чувствует, что оргазм подступает и сперма выплескивается толчками, прямо в то время, пока он на остаточных размашисто толкается в Чонгука, он гортанно рычит, тоже утыкаясь Чонгуку в шею, стискивая мокрую кожу зубами крепко. Он часто и поверхностно дышит, ощущая, как волна оргазма спадает на нет.       Чонгук дышит тяжело и жмется к нему, Тэхён зарывается в теперь влажные черные волосы, нежно перебирая.       — Надо выкинуть презерватив, мы же не повезем его домой как трофей, — говорит Чонгук, как всегда нарушая весь момент, но Тэхёну нравится.       Оказывается, с подходящим человеком глупые шутки — шедевр комедии, рок-музыка — никакой не шлак, да и секс в машине — вполне удобно.       Они приводят себя в порядок, хотя Чонгуку лень, Тэхён понимает это по бурчанию и, как Чонгук сам любит говорить, по сопению. Недовольному. Кое-как удается обтереться салфетками, а презерватив Чонгук и правда выкидывает куда-то в кювет. Когда Чонгук усаживается обратно на свое пассажирское и они трогаются с места, Тэхён кидает на того ещё один взгляд. На самом деле, если бы не нужно было вести машину, Тэхён бы смотрел и смотрел на такого Чонгука. Разнеженного, насытившегося, по крайней мере, на время. Он уже выучил — Чонгук не любит кромешную тишину, и сейчас, когда тому даже говорить лень, что случается редко, тот включает радио. Обязательно что-то родом оттуда, из девяностых и восьмидесятых. Тэхён не против, он тоже любит ретро. Солист Savage Garden поет о полете до луны и обратно, и Чонгук принимается тихонько подпевать. Тэхён невольно усмехается, ему нравится голос Чонгука, ласкает слух.       — I would fly you to the moon and back… Вообще, слабоватое расстояние. Я люблю тебя гораздо больше, чем до луны и обратно, если можно вообще так считать, — задумчиво произносит Чонгук.       Тэхён ничего не говорит, просто берет руку Чонгука в свою, целует костяшки, прижимая к щеке. Тот уже достаточно его выучил. В курсе, что Тэхён не умеет красиво признаваться в любви. И в этом простота отношений с Чонгуком: тот ничего не требует, говорил это сотню раз, и Тэхён легко представляет их вместе и через десять лет, и через двадцать, и в глубокой старости. Потому что они научились понимать друг друга. Тэхён знает, что не обязан постоянно твердить о любви, он часто ощущает себя неловко, когда озвучивает свои мысли, хотя Чонгуку и нравится, когда Тэхён так делает. Он выражает любовь всегда по-разному, другими словами, действиями.       Сегодня, пока они въезжают обратно, в черту их района, а Чонгук тихо подпевает старомодной песне, ему на ум приходят новые слова, и он говорит:       — Я не могу представить, каким бы был мой мир, если бы я не встретил тебя.       Когда Тэхён смотрит на Чонгука, тот улыбается, а в глазах отражаются блики закатного солнца.