У воина всего два пути:
Победа или смерть.
Осточертело. И холод в ногах, не забирающийся дальше ступней. И еле слушающиеся пальцы. И онемение левой руки. И вечное приглушённое жужжание рядом с ухом. И паутинная лёгкость зашивающих его рук. Сколько он так лежал? Пытался считать с пробуждения, но вечная сонливость и леность не давали нормально думать. Он молился Богу, чтобы тот отвёл искушение уснуть, однако закрытые глаза и практически гробовая тишина, прерываемая лишь назойливым шуршанием, заставляли впадать в небытие. Это потом он научился распознавать звуки: сминаемая или рвущаяся от неосторожных шагов трава, журчание воды, лёгкий шум от жучков, тихий звон неизвестности. Спиной чувствовал тяжёлую мягкость, словно он в постели, болеющий. Всё утягивает вниз, голова вдавливается в подушку, а одеяла приминают ещё ближе к земле. Дышать больно и трудно. Грудная клетка не может до конца расправиться, натягиваясь, словно тонкая ткань. Рядом раздались шелестящие звуки, похожие на слова. Паутина опять опустилась на грудь, вызывая нестерпимое жжение, и он попытался пошевелиться, чтобы его унять. Живёт, живёт, — донеслось со всех сторон. Он будто стаю птиц спугнул: воздух пришёл в движение вслед за упорхнувшим существом, послышался надвигающийся галоп, но настолько тихий, будто у лошади не было ни подков, ни копыт, ни веса. Усилием воли он попытался открыть глаза, однако не смог. Его кольнуло, и он снова провалился в чёрное спокойствие. Из сна выплыли тёмно-синее полотно, диковинные деревья с чешуйчатыми стволами и огромными листьями, которые закрывали высь, и склонившийся над ним полупрозрачный образ, достающий из своих тел поблескивающие нити. Ему снились мелкие точки на фиолетовом небе — какой абсурд! Небо всегда серо-чёрное! — и тонкая изогнутая полоса, которую опускали ближе к нему, нанизывали на неё нити и зашивали. Он не сразу понял это действо, однако чувство, будто ему сквозь кожу со скрипом протягивают жилистое волокно, натолкнуло на подобную мысль. Живёт, живёт, — продолжало шелестеть отродье, пока Артур по крупицам вспоминал себя. Последнее, что он помнил, — демоны, сцепившиеся в битве. Один тёмный, бесформенный, заполняющий душу сквозь раны страхом; второй грязно-белый, птичий, рвущий своего врага, словно луч света — тьму. Артур уже не был уверен, что птица — демон, как им рассказывали. Ведь птица его защитила от монстра, во много раз больше похожего на дьявольское создание. И после доставила сюда, где его лечили. Только почему он чувствует боль в груди, если ему ранили руку? Что с ним сделали в загадочном месте? Огненная птица, исполняющая желание, должна была — если и вправду она исполняет желания, а не забирает на пропитание доверчивых людей и безнадёжных оптимистов, как Гриффид, — перенести его к другу. И если это произошло, то где этот самый друг сейчас? Снова укол, оттянутая кожа и кричащие о боли рецепторы. Постойте. Точно ли его зашивают, а не перешивают? Что, если из него сделают одного из монстров? Со всем страхом, что выбился из-под греховного безразличия, он попытался открыть глаза. Когда не получилось, попробовал использовать руку, чтобы поднять себе веки. И, чудо, у него вышло! Бесчувственные пальцы упали ему на лицо, нащупали глаза и оттянули вверх кусок кожи. Перед ним была та же картина, что во сне, — часто, однако, в последнее время у него сны становятся явью! — с небом в крапинку, сливающимся с тканью материи существом и листьями-гигантами. Существо тут же отпрянуло и будто растворилось в окружении. Артур попробовал его позвать, но из горла не выдавилось ни звука. Гортань онемела, не позволяя ни заговорить, ни сглотнуть слюну (если бы она выделялась, как подобает, а не оставляла во рту потрескавшуюся слизистую оболочку). Тогда он попытался оглядеть окружение, насколько позволял угол зрения. Глаз неистово заболел, и Артур тут же убрал руку от века. Оно опустилось. Глаз будто забило тысячью острых пылинок, скребущих склеру. «Терпи, — сказал себе Артур, — терпи, это пройдёт». Он переместил руку себе на грудь, нащупывая последствия действий неизведанной сущности. Кожа была гладкой, чуть выступающей в районе рёбер. Создавалось впечатление, что либо так разрослись кости, начав выпирать, либо сильно истончилась и стала западать в межрёберные промежутки кожа. Переместил руку к сердцу. Ничего. Наоборот, ближе к грудине. Снова ничего. Он ясно помнил, что должно. От нитей остаётся след на тканях, так чем кожа — не ткань? Инстинктивно Артур попытался двинуть глазами, и тысяча маленьких крошек перекатились под веками вслед. Живёт, живёт не так, как золотистый мальчик, — сборище женских голосов обрушилось на него мягкой, шуршащей волной. Артур почувствовал, как его ноги и правая рука покрываются мурашками от этого практически непостижимого звука. Он тут же забыл его, словно никогда и не слышал. Тело медленно просыпалось: Артур ощущал вяжущую слюну, пробивающуюся из желёз, и глазную жидкость. Чувствовал биение своего сердца, сильное, ухающее, и чуть ли не сам орган, сокращающийся всё сильнее и быстрее. Но это ненадолго, — раздалось эхо, тут же перешедшее в монотонный шум. Прошло какое-то количество — может, совсем чуть-чуть, а может, с целую человеческую жизнь — времени, прежде чем Артур смог разлепить набухшие веки и попытаться увидеть, где он, сквозь слёзы. Он смог сглотнуть и издать хрип. Затем — кашель, кряхтение и, наконец, сиплый звук, похожий на слово. Пространство перед ним, подобно завёрнутому в ткань человеку, двинулось, утянув за собой несколько светящихся точек и кусок неба. Наклонилось ближе. Стало рассматривать тусклыми белыми овалами, похожими на глаза без радужки и зрачка. — Кто… ты? — выговорил Артур сипло. Массив пространства всё больше принимал очертания человекоподобного существа с бесконечно длинными волосами, перетекающими в полотно неба. Забыли, — словно про себя сказало существо хором женских голосов. Рта у него не было, руки выросли из прозрачного воздуха, словно уплотнив его. — Кто ты? — чуть требовательнее спросил Артур. Существо резко отдалилось, отвернулось и пошло прочь. — Стой! Он пошевелился, преодолевая сонную расслабленность, и подумал, что что-то похожее в его жизни когда-то было. И предсмертное состояние, и безразличная незнакомка, и попытка сквозь беспомощное непонимание выяснить своё состояние и состояние всего окружающего. Левая рука не слушалась, Артур перекатился на неё и приподнялся на правой. Существо уплывало сквозь пространство, пуская выпуклую рябь на растения вокруг себя. Оно не обращало никакого внимания на Артура. — Стой! — тот чувствовал, как к его голосу постепенно возвращается сила. — Стой! — крикнул он, поднимаясь, и звуки вокруг прекратились. Существо обернулось и посмотрело на Артура, принявшего сидячее положение. — Где я? Тише, — сказало оно. Здесь не дóлжно шуметь. — Я что, в Кельвинской библиотеке? — криво усмехнулся Артур. Его овеяло холодом, заставившим на секунду задержать дыхание. — Где я? В лопатку что-то толкнуло, и он чуть не отпрыгнул, заметив обнюхивающего его оленёнка. Ему бы бежать от человека прочь, а не пытаться забраться на спину с таким остервенением. Артур, качнувшись, поднялся. Левая рука повисла вдоль тела. Оленёнок стал ходить вокруг него кругами, и со всех сторон по тёмно-зелёной траве принялись стягиваться другие животные. Они выходили из-за чешуйчатых стволов диковинных деревьев, пустыми глазами оглядывали и пытались ткнуться в него носами. И косули, и волки, и зайцы, и лисы, и даже медведи с кабанами. Это пугающе было похоже на демона из последних мгновений жизни Артура, но жители леса не сливались в одно. Они толкались, лезли друг другу на хребты. Он в растерянности пытался отбиться от животных, стряхнуть. Что, чёрт подери, с ними было не так? Они друг друга не замечали? Звери всё наседали и наседали, пока Артур в попытке уйти не наткнулся босой ногой на ножны меча. Он только сейчас понял, что на нём остались лишь разорванная на груди камиза да брюки. Отполированное дерево похолодило пятку, и звери застыли. Видимо, оружие их всё ещё страшит. Артур стремительно подхватил ножны. Животные отошли и тут же потеряли к нему интерес, продолжив свой путь сквозь деревья. Варварство, — фыркнуло существо. Оружие тебе здесь не поможет. — Где — здесь? Существо проигнорировало его и также стало идти прочь. Артур, сжимая меч, направился следом, рассматривая окружение. Всё было погружено в мирную темноту, как ночью. В вышине не виделось серого, приближённого к земле полотна — был далёкий купол, мигающий десятками тысяч белых точек. Они складывались в рисунки: вон тот похож на зубцы короны, а этот на набросок птицы, далее короб из-под женских приборов для красоты и бегущий человек. Артура это заворожило. Как могло быть, что небо внезапно такое далёкое и красивое? Как настолько незначительные части складывались в наброски художника? Должно быть, он бредит, находясь при смерти. Ему никто не мог помочь. Птица наверняка сожгла его как еретика, за нарушение божьих законов. Вот-вот он исчезнет. Но «вот-вот» — не сейчас. — Что это за место? — снова спросил Артур и снова не получил ответа. Его начинало это злить. Почему к нему относятся как к пустому месту? В голове щёлкнуло. Он остановился, посмотрел вниз, себе на грудь, потом на руку. Грудная клетка словно шла волнами — Артур был подобен ходячему скелету. На левой руке виднелись три ряда стежков, прошивающих область сустава насквозь, а на месте царапин — три чёрные полосы. Не останавливайся. Артур вздрогнул, сделал шаг вперёд машинально и нахмурился. Потом ещё один. Существо проплыло по полной голубого света реке к острову, на котором стояло круглое здание. Оно казалось несравнимо маленьким по отношению к озеру — гладкому, как в языческой легенде о Владычице, и словно покрытому плёнкой. Рябь не шла даже тогда, когда животные опускали в него свои конечности и уходили под воду, становясь такими же бледными силуэтами. — Что за чертовщина? Он видел людей. Множество людей под водой. Они будто спали, кружась опускались ближе ко дну. С рекой, чьё устье было видно неподалёку, прибывали новые, вливались в общий хоровод с полными агонии или, наоборот, блаженными лицами и становились тонкими, словно листья. У Артура волосы встали дыбом. Он в Аду. Он, связавшийся с дьявольскими сказками, теперь наказан. Остаток вечности его душа проведёт здесь. Ты, человек, — перед ним возвысилось то самое существо. Оно бы доставало до неба макушкой, если бы таковая имелась; небо будто было его волосами. Почему ты остановился? — Я же мёртв? Ты видишь себя среди них? — существо указало вниз, в водоворот. — Нет, но… Тогда мёртв ли ты? Артур не вспомнил, что был за разговор только что, и был ли разговор вообще, но он почувствовал разливающееся спокойствие. Он стоял на берегу, с которого сходят звери. Здесь его посчитали скорее животным, чем человеком? Сейчас это было, однако, на пользу. И если внизу — мёртвые, то… может ли среди них быть Гриффид? Если нырнуть, не теряя себя, он найдёт его среди всех этих душ? Артур перевёл взгляд дальше. От острова вокруг паутиной распространялись розовые, фиолетовые, белые и голубые цветы. Существо обошло их, стараясь не рушить рисунок. Оно смотрело на Артура. Он сделал шаг вперёд, но не провалился. Под стопой была гладкая поверхность. Силуэты даже не открыли глаза. Зато существо явно было удивлено. Меч… откуда он у тебя? — От предков. Откуда у них? — Не знаю. Артур перевёл взгляд вниз, всматриваясь в лица кружащихся. Меч, меч… кажется, его прародителю он достался от Святых. Почему это так важно? Может ли быть… Куда дети Земли шастали с её драгоценным металлом? Не из них ли люди отлили первое оружие? Не потому ли оно здесь, человек? — Не знаю. Его голова болела с каждым словом, набатом звучащим изнутри его головы. В глазах помутнело. Не останавливайся, — существо, кажется, звучало недовольно. Ты можешь искупить грехи человеческие. Артур вскинулся, хотел что-то ответить. Но резкое движение привело с собой точечную темноту, и он повалился, теряя сознание. Когда в глазах прояснилось, он смог подняться и пойти дальше. Если это Ад, будет ли здесь Гриффид? Всё же он чуть не стал еретиком, поминая старые сказки. Артур опустил голову вниз в попытке выцепить взглядом сгинувшую — давно ли? Насколько? — душу друга. Он затормозил, опустился на колени, сильнее вглядываясь в водоворот. Словно светящиеся рыбы, души сновали перед глазами, позволяя разобрать черты своих лиц в послеобразе. Как вспышки появлялись пожилые люди и молодые, мужчины и женщины, полные и худые. Никто из них не был Гриффидом. Никого из них Артур не видел дважды. Встань и иди, — грозно зазвучало в голове. — Сначала найду… найду… — Артур нахмурился. Я приказала встать. — Ещё немного… Следующие слова слились в один страшный, низкий звук, достающий до глубины животных инстинктов. Возникло непреодолимое желание уйти с места. Настолько, что Артур даже не вспомнил Божью молитву, — просто рвано поднялся и практически побежал к острову. Дойдя до цветов, Артур, однако, замедлился, потому что невозможно было ступать, не придавливая их. Как только он задел носком розовый лепесток, тот оторвался и стремительно полетел вниз, в водную гущу, словно был камнем. Потом от глади оторвался уже Артур, перелетев по воле существа цветочное поле, становившееся ещё более обширным у острова с домом, который за время пути вырос в огромный пустой фасад замка, доказывая относительность перспективы. Существо, уронив Артура на коротко стриженную траву, забралось в дом-замок, и оказалось, что оно и правда состоит из большого небесного полотна. Кто ты? — спросило оно недовольно. — Артур, — восстанавливая дыхание из-за резких смен положения, сказал он, — сын пендрагона Утера, правителя… Я не знаю твой род. Откуда ты? Голова затрещала. — Из… Хаддерсфилда… — резко выдохнул Артур, опуская меч и прикладывая руку к голове. Перед взором поплыли слепые пятна. Названия ваших клочков меня не интересуют. С какой ты земли? Что в ней особенного? — Небо, — выпалил Артур. — Там другое небо. Снова кошмарный звук, вгоняющий в ступор. Артур не смел даже вдохнуть. Было страшно, что звук проникнет в сердце и остановит его, разорвёт изнутри. Сквозь какофонию он смог различить лишь одно слово. Неблагодарные. Это слово запустило каскад поначалу мыслей — «Кто неблагодарный? Мы? За что быть благодарным? За вечный дождь и практически полную отрезанность от остального мира?» — а затем и действий. Артур нащупал вбитые в границу между сознанием и подсознанием слова Бога и стал их начитывать. Еле слышно, после чуть громче, пока низкий звук не сменился звоном в ушах. Существо наклонилось ниже, прищурив щели-глаза. Я не знаю имя того, к кому ты взываешь. — Пусть так, — Артур, храбрясь, поднял голову, пытаясь не дрожать. Из-за него вы не видите небо. — Богохульство, — сквозь зубы произнёс он. Существо словно завибрировало, как и, по ощущениям, мозг Артура. В этом ты прав. Я ненавижу Богов. — Значит, ты Дьявол? — решил подтвердить свою догадку он. Я Ночь. Я дала вам Солнце, а вы от него отказались. — Что такое Солнце? «Ночь», словно дикая кошка, обошла его как на четвереньках. Хочешь увидеть? — Ничего мне от тебя не надо! Даже тот, кого ты ищешь в моём озере? Артур почувствовал, как по виску стекает холодный пот. Нельзя поддаваться. Дьявол Гриффида не вернёт. Артур мотнул головой, пытаясь избавиться от назойливой каши, в которую превратился разговор. Хотя был ли он, разговор? Или Артур сам себе отвечал? Ты, человек, как можешь противиться мне? — наполовину со злостью, наполовину с любопытством произнесла «Ночь». — Бог в моём сердце отвадит тебя. В твоём сердце нет ничего, кроме дара Океана. Артур молчал. Я дам тебе шанс. — Я тебе не верю. Существо село, величественно вытянувшись ввысь, потом потянулось нескончаемой конечностью в кипу цветов, достав один из розовых. Артур почувствовал себя крошкой на обеденном столе. Существо смотрело не отвечая, и он подумал: «Что оно должно было мне ответить? Почему я здесь? Мне нужно найти Гриффида». Артур, развернувшись, вышел из замка и, аккуратно огибая лепестки, направился подальше от острова и снова припал взглядом к озёрной глади. Ночь, держащая в руках хрупкий, облетающий лотос, наблюдала за человеком. Влияние на него было не столь велико, как она ожидала. Когда она его обнаружила среди пальм, то подумала, что, должно быть, этот мир скоро сломается окончательно: из людей на тот момент только один не попал в реку, и то только потому, что сотни лет назад так решили сами Древние. Страж входа в её мир мог лишь наблюдать и отправлять не до конца умершие души обратно. Страж уже не был человеком в полном смысле этого слова. Остальные же неслись в озеро и перерождались той или иной формой жизни. Никто из них не видел Ночь. Тем более не говорил с ней. Когда Ночь решила осмотреть его — по какой-то причине он всё же попал на одну территорию с детьми Земли, а не с детьми Океана, каковыми можно было назвать людей (семьдесят процентов их жизнедеятельности зависело именно от него), — и обнаружила странную вещь. Будто бы свою метку: тёмные полосы, извивающиеся туманом по его коже и тянущиеся к сердцу. Ночь сделала надрез, раздвинула кости и, о ужас, обнаружила борющийся за жизнь хозяина орган. Надрываясь, тот судорожно сокращался. Тьма ещё не подступила к нему, задержавшись на — Ночь прорезала дальше — сосудах, оплетающих плечевой сустав. Видимо, не могла плыть против течения крови так быстро. Ночь решила вернуть человеку прежний вид, взяла остаток Луны с неба и, используя свои волосы, стала зашивать раны. Начала, естественно, с границы с тьмой — человек, принадлежащий Земле, мог быть полезен, а с тьмой, как известно, удавалось ужиться только избранным существам. Проверять, сможет ли он, Ночь не хотела. Она не желала потерять шанс разобраться с Аджагаром. Сначала стежки у сустава, потом полумесяцем сквозь левую половину грудной клетки. Человек периодически просыпался, бредил, что-то пытался сказать. Это было хорошим знаком: человек жил. Не так, как душа возничего Солнца, — о, как же Ночь теперь желала, чтобы он снова спустился в подземный мир! — но его сердце билось, импульсы бежали по нервам, а мышцы были способны расслабиться. Наверное, ненадолго. Стоило только ступить в озеро, как он мог исчезнуть. Нужно было проверить. Когда человек смог пройти по воде нетронутым, Ночь стала убеждаться в том, что он не обычный смертный. Ночь присмотрелась к мечу — обычный, без особых узоров, выглядящий слишком мягким, чтобы ранить кого-либо, — и поняла, что сделан он из древних пород Земли. Из материалов, которых, скорее всего, не существует уже на свете, потому как Боги всё израсходовали ради людей. «Не нужно было их создавать по образу и подобию человека, — подумала Ночь. — Они ведь и думать стали так же, и пороки их переняли». Может, у этого человека в роду были те самые Боги, но имя его ни о чём не говорило. Ни его имя, ни имя его отца. И когда выяснилось, что человек прибыл с той самой части суши, что отвергла потомков Древних, Ночь рассмеялась. О, люди всегда были неблагодарными, но этот случай был слаще вселенского хаоса. Именно эти люди показали непутёвым Богам, какого это: получать лишь презрение и недовольство в ответ на многолетнюю службу. Человек взывал к Богу с неизвестным Ночи именем. Тот самый идол, заменивший вековые верования его предков. Тот самый, из-за которого они готовы были терпеть полное отсутствие Солнца. Но ведь его можно… вернуть. Им. Его силами. Заставить-таки этого упрямого человека пойти против Аджагара, пообещать развеять тучи. Дать никогда не видевшим свет поколениям надежду и процветание. Только если понять, кто нужен ему. Человек всё ходил по озеру, всматриваясь то в одного умершего, то в другого. Ему нужен был мужчина, на женщин он не обращал внимания. Умерший не от старости, ибо пожилые его также не интересовали. Круг поиска это мало сужало, хотя за последнее время людей попадало в подземный мир меньше, чем обычно. Из-за того ли, что они достигли желанного бессмертия, или из-за чего другого, Ночь не особо волновало. Люди, почитавшие реку, всё ещё становились лотосами, как и те, кто боготворил ночь, — звёздами. Когда-нибудь их станет достаточно, чтобы не был заметен ущерб от создания Солнца. Ночь перевела взгляд себе на ладони, где продолжал облетать цветок. По неосторожности человек задел его, и теперь чья-то душа медленно распадалась по частям, и никто не был в состоянии ей помочь. Это было обыденным делом для людей: не заботиться об окружении. Для этого человека не было ничего значимого в обычном цветке, он даже не думал о том, что своей неуклюжестью может отправить в небытие другую душу. Ничего не изменилось со смерти Атона. Если так, то путей к сердцу человека два: через обещание славы или через угрозу близкому. — Человек, — снова позвала Ночь. Тот вздрогнул. Он часто так делал, когда Древняя к нему обращалась, и становился более осознанным на несколько минут. Затем забывал, кто находится рядом, и возвращался к одержимости целью. Видимо, его сознание не было настолько сильным, чтобы позволить ему постичь существование Ночи. — Ты, человек. Как выглядит тот, кого ты ищешь? Человек тихо-тихо промямлил про средний рост, вьющиеся коричневые волосы, серые глаза. Таких за своё существование Ночь не видела, потому что души становились голубыми, проходя лодку, и сливались друг с другом в единый поток. — Внешность — главное у него? Человек ответил, что тот был одиноким воином, но всегда относился к нему с дружелюбием, добротой и братским покровительством. Уже лучше. Может, на знакомый голос откликнется душа искомого хотя бы свечением. Ночь проницательным взглядом смотрела вглубь озера, доставала им до самых старых не переродившихся душ. — Это всё, что ты можешь о нём сказать? Человек сжался, потом, храбрясь, попытался вернуть себе спокойствие и расслабленность. Он ответил, будто «Гриффид» верил в сказки язычников, искал мать и желал найти её с помощью птицы из огня. Ночь задумалась. Птица из огня… что бы это значило? Ночь не помнила, чтобы Земля создавала подобных существ. — Что это за птицы? Человек, слабея и становясь всё тише, поведал о магических тварях, которые вместо костей, мышц, кожи и перьев были построены из пламени и, по рассказу «Гриффида», защищали землю от монстров. Монстры, продолжил человек, всё ещё не исчезли. Они состоят из тьмы и могут менять облик на любой, подобный животным, однако у них всегда красные глаза. Чёрное тело и красные глаза. Ночь видела подобное лишь раз: у титанического змея, которого сама же и создала. Ночь хотела задать ещё вопрос, но зацепилась взглядом за мигание. Глубоко под лотосами проглядывало пульсирующее свечение. Ночь осторожно положила облетающий цветок и, поднявшись, прошла до нужного места, после чего снова опустилась на колени и нырнула рукой в озеро. С затруднением, как сквозь вязкую слизь, она дотянулась до нужной души. Человек оказался рядом, вглядывался в её движения. Ночь выудила беспокойный сгусток света и поднесла ближе к глазам. Волосы вьются, телом крепок, морщинки от вечной улыбки. — Он? — спросила Ночь у человека, опустив ладони ниже, и тот неистово закивал. Хотел дотронуться, но Древняя поднялась, унося душу на свой клочок суши. — Покоя он не нашёл. Человек спросил, что это значит. — Его что-то гложет. Говоришь, он искал свою мать? Человек утвердительно пискнул. Если его друг искал родственницу и всё ещё не покинул озеро, значит, она была где-то рядом. Звездой она быть не могла — судя по рассказам, вряд ли в их землях существовали жрицы Ночи. Цветком тоже: реке поклонялись только те народы, что жили ближе всех к разлому. Значит, затерялась где-то в водовороте душ. Узнает ли она своего сына спустя столько времени — вот в чём вопрос. Ночь подождала, пока человек не очнётся от потери сознания и не придёт в порядок, прежде чем продолжить: — Я дарую ему свободу. При одном условии. Человек разразился ругательствами, гневно стал потрясать мечом, грозя убить её и освободить душу друга из её лап, не предавая свою. Ночь лишь засмеялась, чем, по-видимому, снова вызвала у человека дискомфорт: он упал на колено, приложив, не выпуская меч, правую руку к уху, и съёжился. Левая висела вдоль тела. Нити-волосы Ночи равноценно не давали ни ему, ни тьме завладеть телом полностью. — Ты должен быть гораздо сильнее, чтобы воплотить угрозу в жизнь. Человек потряс головой, но подниматься не стал. Только вскинул голову, гневно глянув на неё. Нахальства ему было не занимать, но оно обычно шло в купе с отвагой, которая была столь необходима сейчас Ночи. Сейчас и позже, когда он найдёт Аджагара и попробует выкрасть Солнце. Она почувствовала, как невольно злится, и замигавшие красным звёзды поддержали её злобу. О, коварный змей, как же ненавистен он был! Ночь готова была мириться с людским родом ради того, чтобы достать хитреца из его укрытия и раскромсать на кусочки в попытке вытащить дражайших детей из его чрева. Как она могла быть настолько неосторожной со словами? Как могла её обида застлать глаза чернейшим туманом, породившим столь сильного монстра? — Ответь на вопрос, человек. Кто тебе дороже: твой друг или твой Бог? Тот поджал губы. Потом ответил: «Оба». — Выбирай. «Оба». — Обоих ты не оставишь в своей жизни. «Оставлю!» Снова сознание покинуло его, снова вернулось. Опять он тряхнул головой. Выглядел хуже, чем прежде. Видимо, был предел его общению с Древней. — Кто тебе дороже: твой друг или ты? «Гриффид», — не задумываясь, сказал человек. — Тогда что ты предпочтёшь: спасти его или спасти себя? «Спасти его», — всё так же уверенно предавал себя человек. — Готов ли ты пожертвовать своей душой ради него? «Готов». — Тогда отдай её мне. Выполнишь уговор — твой друг будет свободен. «Что мне сделать?» — смехотворно серьёзно ответил человек. По какой же причине он так дорожил Богом, что ставил его выше себя, но в один ряд с другом? Насколько же никчёмным он себя считал, что при первой же возможности достать из разлома умершего он был готов стать рабом? Или же он, как и прочие люди, не дорожил жизнью? А если и дорожил, то не своей? Ночь, выглянув наружу, снова спустила остаток Луны с неба. Он был достаточно острым, чтобы вывести вечными словами на коже: «Я служу Ночи». Простые несколько букв с торжественного согласия человека стали его новым кредо. Всего лишь пара закорючек, выведенная его собственной рукой, стала нерушимой истиной. Теперь это напоминание красовалось на его голени, и когда он снова очнулся от своего «обнуления», то пришёл в ужас. Ночь, держа в руках душу его друга, направилась в джунгли. Человек, еле переставляя ноги и шевеля языком, поплёлся за ней. Кажется, он снова её проклинал. Любил он разбрасываться словами. Не за все, как стало понятно, его научили отвечать. На половине пути к устью реки человек упал. Ночь, проследив, что сердце его, пусть и медленно, но всё ещё бьётся, продолжила идти, пока не дошла до водопада и мерно покачивающейся лодки. — Страж! — позвала она, и из-под крыши деревянного навеса на палубу вышел тонкий, иссохший старик с впалыми щеками и потрескавшимися губами. Всё же его бессмертие — не вечная молодость. Он пал ниц, бормоча приветствия. — Мне нужно узнать кое-что. — Что угодно, Древняя. Ночь растянула губы в довольной улыбке. Хоть кто-то ещё помнил про правильное обращение. — На берегу лежит человек. Страж поражённо выпучил остатки глазных яблок. — Помилуйте, я пропустил кого-то! Я недостоин жить! — Не пытайся облегчить свою долю, — отмахнулась Ночь. — И не посмею! Душа на берегу, так не должно быть! — Не душа. Человек. Страж, казалось, заволновался ещё больше. Он мелко задрожал. — Но как?.. — Меня интересует не это. Ты отвращаешь души от смерти? — Верно, моя госпожа. — Можешь ли ты сделать подобное здесь? — Я не понимаю… — Человек борется за свою жизнь, страж. Я желаю, чтобы ты не позволил его душе покинуть тело. — Я никогда не сходил с бариса! — Сойдёшь, — утвердила Ночь. Страж склонил голову, не смея возражать, а потом погрёб ближе к берегу. Лодка мягко ударилась боком о покатый землистый край суши. Страж посмотрел назад, гадая, сколько душ безвозвратно проникнет в подземный мир за время его отлучки, а после поставил сначала одну, затем другую ногу на мягкую траву. — Пойдём. Они вернулись медленнее ожидаемого. Страж был дряхлым стариком уже несколько сотен, а то и тысяч лет, и ему требовалось немало усилий, чтобы ходить. Он взял весло с собой, опираясь на него, как на палку, и периодически крутил головой, рассматривая огибающих их животных. Когда они наконец дошли, то обнаружили Артура в прежней позе и состоянии. Страж опустился не колени, наклонился и приложил ухо к грудной клетке. Дыхание со спины прослушивалось хуже, но всё же можно было понять, функционируют лёгкие или нет. — Это не должно занять много времени, — пробормотал страж. Ночь наблюдала. Она только слышала, никогда не видела, как он отправляет души обратно на поверхность, и потому отчасти ей было интересно. Всё же он научился этому не сразу, и его методы, как поняла Ночь из долгого сосуществования, должны были быть связаны с музыкой. Страж вытянулся, закрыл глаза и начал издавать негромкие гудящие звуки. Спустя буквально пару секунд он словно замерцал белым светом. Иногда таким же цветом обладали души-цветки самых ярых последователей реки. Из лопаток, делая ноги ещё более пергаментными, у него выросли полупрозрачные руки. Они были больше по размеру, когтистее. Ими страж, то повышая, то понижая тон своего певучего гудения, управлял, поддевая когтями полупрозрачную оболочку человека, уменьшавшуюся до тонкой линии, простреливающей позвоночник, вплоть до верхушки черепа. Страж осторожно, самыми кончиками, взялся за эту линию и стал медленно её расплетать, растягивать. Это, видно, и есть душа человека. Она была, как и большая часть остальных душ, голубой. Страж увеличивал площадь линии, удлиняя её то вдоль, то поперёк. Он не тянул слишком сильно, давал истончившейся душе привыкнуть к новым размерам перед тем, как продолжить процедуру. В период отдыха его напев становился чуть тише, в период работы — громче, как бы подначивая душу самостоятельно расширяться. На всё ушло не так много времени и сил — со стража и капля пота не сошла, — так что человек и не заметил, что что-то не так. Когда душа растянулась на всё тело, обвила плотным полотном и словно впиталась в его кожу, человек застонал. Дополнительная пара рук стража пропадала вместе с постепенным стиханием звука. Человек приподнялся на локте и поинтересовался, что произошло. Ночь кивнула стражу, чтобы тот ответил, ведь если из-за неё у человека возникало такое состояние, то стоило поменьше нагружать его мелочный мозг своим существованием. А страж тоже отчасти принадлежит людям. С ним в общении не должно возникнуть проблем. Главное, чтобы лишнего не сболтнул, — Ночь внимательно за этим следила. — Ты был возвращён к жизни. «Кем?» Голоса их так же различались для Ночи, как и их значимость. Страж обладал более звучным, глубоким тембром, разливающимся на значительное расстояние. Человек словно был назойливым насекомым, чей еле слышный писк мог разбудить в блаженной тишине сумерек. — Это неважно, — ответил страж, заметив предостерегающий взгляд Ночи. «Важно. Я могу отказать… ей, если ты некромант». — Никому не дано отказывать Древним. «Вот ещё!» — разозлился человек. Злился он часто. Должно быть, от бессилия и страха. Он еле сел, поравнявшись макушкой с грудью стража. Тот осмотрел человека с интересом. — Обмельчали мы всё же. «Мы?» — Вы. Люди. Человек хмуро выдохнул. «Ты что же, посредником теперь будешь?» — Только сейчас. У меня другая работа. «И что скажешь об…» — человек боязливо покосился на Ночь, теперь безмолвную. «Об этом?» — Госпожа Ночь — могущественное существо, — страж сдвинул брови к переносице, очевидно оскорблённый обращением. — И теперь ты благословлён быть её рабом, как и я. «Я никому не раб!» — он по-настоящему взбесился, поднявшись, чтобы выглядеть внушительнее. Страж со вздохом поднялся тоже, обнаружив полную разницу в росте между ними. — Теперь да. Делай, как она говорит. Страж пошёл прочь. Человек, снова посыпая нелестными словами, хотел проследовать за ним. Ночь оттянула его назад за шкирку. «Что?» — рявкнул человек. — Тренируйся. Скоро отправишься в путь. И, о чудо, слова на голени засветились, не давая человеку возразить. Он попыхтел немного, так и не найдясь с ответом, после чего наклонился и достал из ножен меч. «Ну и как это делать?» Ночь вместо ответа попыталась вспомнить, как создавала Аджагара. Хотя почему попыталась. Она помнила этот момент слишком хорошо, столько раз воссоздавая в памяти свою ужаснейшую ошибку. Ночь вскинула руки, сгребла тёмную материю в шар и направила к ближайшему животному, бездумно бредущему в пространстве. Тьмы было не так много, как в тот раз, однако её хватило, чтобы кролик вырос размером с волка, его резцы стали подобны кинжалам, а безразличие к миру обратилось злобой от потраченной жизни. Ночь, словно потянув за нити, привязанные к лапам животного, начала его направлять. Человек, застывший в изумлении до, теперь осознал ситуацию и выставил вперёд руку с мечом. Сначала это травоядное, потом кто побольше, далее хищники и, наконец, ещё более массивные звери. Ночь имела на этого человека с его всеразящим древним мечом большие планы. И для их осуществления необходимо было убедиться, что он, несмотря на потерю контроля над конечностью, всё ещё способен постоять за себя и противостоять монстрам. Тогда, может, у него будет хоть какой-то шанс на убийство Аджагара и освобождение Солнца. Айла подумала, что всё же ослепла. Она не видела ничего, кроме черноты. Если бы она ещё и не чувствовала, то можно было бы сказать, что она просто летит сквозь пространство вместе с… Бенну. Так, кажется, звали серую птицу огня? Однако Айла ощущала под пальцами одежду Бахта, потом — мягкую траву. Слышала шествие животных, зловещий звон металла вдалеке и шум водопада. Учуяла сырость. Они и правда были в мире, принадлежавшем Ночи. — Откуда звон? — спросила Айла, думая, что возничий Солнца приземлился вместе с ней. Ответа не последовало. — Эй? Снова тишина. Она осторожно поднялась, чувствуя себя новорожденным парнокопытным с неокрепшими конечностями. Её трясло от слабости. Силы исчезли. Это хорошо ощущалось на контрасте с состоянием минутами ранее, когда она буквально повелевала огнём. Он горел ярко и так прекрасно, что, казалось, кроме неё и Бахта в мире никого не осталось; а теперь не осталось рядом и его. Прошедшее мимо толстокожее животное слегка задело Айлу, и она на секунду подумала, что снова свалится на траву. Однако, похоже, зверь это сделал специально, так как вместо того, чтобы упасть на земли мира Ночи, она опёрлась о застывшее животное, которое стало медленно двигаться. Айла, держась за него, пошла следом. Отовсюду слышались приглушённые звуки переговаривающихся животных, звон металла умолк. Водопад становился тише с каждым шагом по мягкой подушке травы. Животное переваливалось с ноги на ногу тяжело, словно было огромным валуном на тонких ножках. Айле ничего не оставалось, кроме как прислушиваться к шорохам и пытаться понять, где Бахт, до того, как зверь покинет её, отдавшись озеру. Бахт о себе не давал знать. Айла, хоть и была якобы готова расстаться со зрением, всё же надеялась избежать такой участи. Остатки Луны в небе могли, наверное, заменить ей часть зрения, но их Айла давно не видела. Поначалу потому, что пряталась под облаками, из-за, можно сказать, обиды на создательницу, затем — так как не видела их. Хотя бы тонкой линии было бы достаточно, чтобы попробовать использовать свой оставшийся у Ночи глаз; и, снова «хотя», в прошлый раз у неё вышло воспользоваться им машинально. Айла была уверена, что, раз руку и второй глаз она не получила, Луна ещё в небе. Нужно только как-то проверить, но мотивации что-либо делать, кроме как молчаливо следовать за животным, не нашлось. Она всё шла и шла, пока зверь не начал становиться ниже. Они, поняла Айла, добрались до озера. Животное вот-вот уйдёт под воду. Она сама чувствовала только гладкую поверхность, на которой можно легко поскользнуться, как на льду в суровую зиму. Айла выставила руку вперёд, боясь, что так и произойдёт, однако осталась твёрдо стоять на поверхности, не пропускающей бездушных существ. Скорее всего, не пропускающей именно их. Вдруг — проблеск. Айла вскинула голову. Прямо перед её взором мерцала точка. Слабо, но среди темноты та была факелом. Айла не могла не улыбнуться. Нет, зрение осталось при ней. В том или ином виде. В каком именно — ещё предстояло выяснить. Сбоку послышались приближающиеся шаги. Айлу накрыло удивление. Никто не мог так быстро перемещаться по миру Ночи, даже сама Древняя. Но звук точно был похож на лёгкий бег. Она повернула голову в примерном направлении его источника. — Мне не показалось! — раздался поражённый, слишком громкий для подземного мира голос, полный, что ещё более парадоксально, жизни и дерзости. Это что, человек? Почему он мог ходить и разговаривать? — Ты зачем здесь? — Понадобилось, — уклончиво ответила Айла, пока пыталась понять, чей голос этот ей напоминает. — Даже в загробном мире скрытничаешь. — «Даже»? — Что, не узнаёшь? — Зачем мне помнить какого-то… — тут она догадалась. Ей действительно были знакомы эта нахальность и чувство, что все должны подчиниться и тут же объяснить, если что непонятно. — Ты! — Ну! Смотришь же мне прямо в глаза! Айла очень хотела съязвить в ответ, но не стала. Бывают же заразные люди, как Артур и Загра. — Ты, кажется, боялся меня. Отчего видеть рад? — Вовсе не боялся и вовсе не рад, — наполовину обиженно сказал Артур. Айла же чувствовала, что, разумеется, права. Теперь она могла объяснить себе многое, до чего не в силах была додуматься тогда, в лесу. Ныне несуществующем лесу. О, Небо. — Ты боялась. — Не тебя, а твоего возможного выбора. — Это что должно значить? — Значит, не боялась. — Да конечно. — Давно ты здесь? — поинтересовалась она. Артур пробормотал что-то очень похожее на «Конечно, отмазывайся дальше, но правда всё равно за мной», а потом ответил нормально: — Не очень. Кажется. А ты здесь зачем? — Понадобилось. Айла снова подняла голову. Точек стало больше. Значит, с глазом всё в порядке и нужно просто заново привыкнуть к темноте Ночи после вечно горящих огней столицы Империи и призывного костра. — Ты никого здесь больше не видел? — Нет. А должен был? Должен был. Иначе куда пропал возничий Солнца? Неужели слишком ярко горел и не смог из-за этого спуститься? Нет, вряд ли. Бенну в любом случае должна была его перенести. Если Айла правильно поняла её суть. Звёзд — теперь Айла была уверена, что это именно они, — стало ещё чуть больше. Артур цокнул языком. — Что такое? — спросила Айла, но ответа не дождалась. Она взлетела ввысь. — Как ты стала подобна им? — послышался низкий, глухой, полный заботы голос. В глазу прояснилось ещё, и Айла смогла уловить линии, разделяющие звёздное небо пополам. — Отразила, — призналась она, сделавшись очень тихой. Перед ней была Ночь, спору нет. Разглядывая Айлу со всех сторон, она мягко вертела ладони, на которых та расположилась. — О, я не знала, что это возможно. Айла не ответила. Ночь не злилась на неё? Всё же по еë вине Луна не функционировала нормально, осталась уродливым полумесяцем на небе на много тысячелетий. Она не выполнила свою прямую обязанность. Не показала, что Солнцу грозит опасность. Ночь должна быть в ярости сейчас, она не должна так бережно её держать, будто Айла одна из её детей. Точно не тогда, когда Айла походит на людей, столь Ночью нелюбимых. Хотя постойте, Артур же здесь. Если он в мире мёртвых с тех пор, как ушёл искать огненную птицу, то целых два месяца Ночь терпит его присутствие. Что же такого Айла не знала? Что же произошло за это время? — Как ты попала сюда? — Меня принесла огненная птица. Ночь задумчиво промычала. — Вы видели ещё кого-нибудь? — робко поинтересовалась Айла. — Будет кто-то ещё? Сказать ли, нет? Ночь должна была неприязненно относиться к возничим Солнца. Но это, по-видимому, уже не та Ночь, что знала Айла. Да и лгать создательнице было нельзя. Хотя бы теперь. — Да, должен. В глазу ещё прояснилось. Айла могла видеть очертания так, как обычно видит их человек на первых этапах адаптации органа зрения к темноте. — Я… — начала она, намереваясь изложить Ночи свой план, но не смогла продолжить. Её план заключался в том, чтобы доставить сюда возничего Солнца. Затем как-то вернуть и одного, и другого Небу. Она совершенно не думала о том, что будет между этими двумя точками и почему именно подземный мир является таким важным перевалочным пунктом. Может, судьба вела её сюда? А может, надежда, что Ночь как родительница Солнца и сын светила людей как её, по сути, внук договорятся? — Я хотела найти способ помочь Земле. — Почему, зеркальце, ей нужна помощь? Ночь говорила с такой нежностью, что Айле хотелось плакать. Она считала, что не заслуживает такого отношения. Она должна быть инструментом, не личностью в глазах Ночи, так почему она ею… дорожит? Айла ощутила себя маленькой, почти беспомощной. Как тогда, когда ещё была полной Луной. Или же это были чувства самой Ночи? Всегда были, а Айла и подумать не могла о том, что сможет своим ненастоящим, несуществующим разумом понять великую Древнюю. — Мне многое нужно вам рассказать, — ответила Айла, и Ночь начала слушать. Айла поведала о своей жизни в племени и о том, как стала свидетельницей рождения монстра, уничтожившего всё поселение и оставившего лишь руины. Затем о пути через джунгли, о встрече с другим невиданным существом, вызвавшим ледяной ужас у всей природы. После — об острове, скрытом облаками (в этот момент Айла заметила, что её слушает и Артур тоже), о долгом пребывании там, встрече с человеком, буквально давшей её жизни новый виток, о гниющем трупе и о том, как ничто, кроме огненной птицы, не могло избавить лес от умерщвления. Она не стала добавлять, что последний раз, когда она была на острове, от леса оставалась лишь небольшая полоса деревьев, посчитав эту информацию слишком жестокой для Артура. Зато отметила общую черту монстров: чёрное тело и красные глаза. Это, кажется, Ночь поразило. Прежде чем говорить, она грозно глянула на Артура, и тот снова крепко зажал уши: правое — плечом, левое — ладонью той же правой конечности. Другая его рука, висевшая над ножнами, прикреплёнными к поясу самодельным крепежом, не двигалась. — Сколько таких монстров на свете? — Не знаю. Кажется, много. На большом континенте есть государство, выстроившее ради защиты стену до небес. Ночь раздумывала. — И как же ты думаешь помочь Земле? — наконец задала вопрос она. — Я думаю, что поможет Солнце. Ночь улыбнулась. — Кто должен был попасть в мой мир с тобой? — Бахт. — Это имя? — Да. — И кто же этот Бахт? — Я не могу пока рассказать. Я сначала должна убедиться, что он здесь. Если можно, — добавила она торопливо. Ночь, кивнув, опустила Айлу на гладь озера. — Ищи. Как найдёшь — приходи в мою обитель. И возьми его в помощь, — она указала на Артура. Тот вопросительно переводил взгляд с одной на другую. — Хорошо, — поклонилась Айла. Ночь кивнула Артуру, и тот отнял руку от ушей. — Иди с ней, — приказала она и, развернувшись, медленно поплыла прочь сквозь пространство. Айла ждала, что Артур возразит, но он лишь тяжело вздохнул, поморщившись, и посмотрел на неё. — Куда идём? — Даже не попробуешь ослушаться? — недовольно подметила Айла. Стервозность вернулась к ней, как родная. — Не могу. — Правда? Артур потянулся к штанине и приподнял её. На голени виднелась надпись: «Я служу Ночи». Айла ахнула. — Вот почему ты ещё жив! — Я и без этого был как огурчик, — ревностно заметил Артур. — Господь оградил меня от страшной участи. — Как ты сюда попал? — Птица меня перенесла. — Серая? — Да, — Артур удивлённо приподнял брови. — Откуда знаешь? — Я так же попала. — Из леса? — Из Империи. — По пути расскажешь, — не терпя возражений сказал Артур. — Идём? Айла, вздохнув, закатила глаз. Подземный мир его особо не изменил. Было даже немного обидно, что одно маленькое путешествие перевернуло её мировоззрение, а его пребывание здесь не дало того же эффекта. Хотя, кажется, терпимости прибавилось. — Что ты делал всё это время? — Теперь ты допрос устроишь? — Мне интересно, почему ты раньше считал меня ведьмой, а теперь разговариваешь так, будто мы старые друзья. Артур удивился. — Что? — спросила Айла. — Раньше ты так много не разговаривала. — Научилась. Ну так? — Из всего, что я здесь видел, ты больше всего похожа на нормального человека. Айла фыркнула. Как мало, оказывается, нужно было людям, чтобы проявлять дружелюбие. Хотя, чёрт возьми, Загре она это прощала. Просто казалось, что причин у Артура было несколько. Айле очень хотелось докопаться до истины, которую, возможно, он даже сам пока не осознаёт, но она сдерживалась. Может, в ней всего лишь говорило перенятое упрямство и уверенность в своей правоте. — Рассказывай давай про Хаддерсфилд. — Про что? — искренне не поняла Айла. — Дом мой, — нетерпеливо пояснил Артур. — Я не знаю, что с ним. Она всё ещё не желала рассказывать о гнили и о том, что его дом, быть может, уже превратился в сплошную чёрную ссохшуюся массу. Что-то ведь удерживало Артура в живых. Вдруг это именно надежда вернуться. Его смерть может пагубно сказаться на Ночи и её планах, которые точно включали Артура. Не зря же он ещё жив и выглядит намного крепче, чем Айла помнила. Ещё у него слегка отрасли волосы, походка стала твёрже, а движения — резче и скованней. Только взгляд, поблескивающий и прямолинейный, остался тем же. И, разумеется, бестактный характер. — Как не знаешь? Ты же там была. — Если ты слушал, я сюда попала из Империи. — Это ещё что такое? — Тоже государство, но на материке. — О. Там разве цивилизованные люди живут? Не взявшие в руки палки мартышки? — Удивлена, что ты знаешь, кто это. — Видел на дне рождения. Айла, прерываясь, описала город, людей, обычаи — бани возбудили в Артуре одновременно интерес и ужас, потому как, по его мнению, это должно было быть жутко больно и не особо полезно, учитывая, как быстро к чистой коже прилипает зараза, — и одежду. После — климат, расписание при исчезнувшем Солнце и… — Подожди, что такое Солнце? Айла от изумления даже остановилась и посмотрела на Артура как на неизведанное ходячее растение. Он не знал, что такое Солнце. Разумеется, не знал, ведь никогда не видел! Было логично, но Айла об этом не задумывалась вплоть до этой секунды. Над их королевством вечно висели облака и тучи, они даже не знали, отчего днём светло, а ночью нет, так каким образом он может понять, что такое Солнце и какой вред несёт его исчезновение? — Что ты на меня пялишься? — спросил Артур, уперев правую руку в бок. — Я забыла, что ты не в курсе. — О Солнце этом? — Оно было создано, чтобы дать людям свет. — И как оно выглядит? — Как шар. Огненный шар. — И где оно находилось? — В небе. Артур фыркнул. Потом ещё раз, огляделся, посмотрел наверх. — Быть такого не может. — Может. — Как оно тогда может взять и исчезнуть? — Не знаю, — нахмурилась Айла. Возничий не уточнял, что именно произошло, а ей в тот момент было важно не совсем это. — Тогда брешешь. — Вовсе нет! Мы вдвоём были под облаками, когда это случилось, откуда я могу знать? Артур состроил неодобрительно-недоверчивую гримасу. — Лучше скажи, что с рукой, — перевела тему Айла. — У Ночи своей спроси, — ещё больше скривился он. — Вот и спрошу. Дальше они шли молча. Артур дулся. Айла решила, что рассказала обо всём важном на данный момент, кроме, конечно же, Бахта, однако его они в скором времени должны были увидеть, если он находился в подземном мире. Если же нет, то все усилия были напрасны и придётся начинать заново. Только он знал, что случилось и по чьей вине. Может, ещё могла сказать Ночь, если она в этот момент наблюдала через остатки Луны. Но Бахт надёжнее. Он видел всё из первых рядов. Он имел представление, с чем им придётся столкнуться в нелёгком пути. Стоит только придумать способ, как его убедить в том, что путь, выбранный Айлой, является правильным. Бахт чувствовал, как его разбирает на мельчайшие частицы и собирает вновь после того, как огонь, став серым, поглотил их с девушкой-светом. Восстанавливал он свою форму мучительно медленно, будто не хотел из всезнающей, всевидящей и единой со всем сущности становиться снова сжатым, ограниченным, отрезанным от остальных. Обычная форма не давала ему возможность по-настоящему вобрать в себя знания; она делала их крикливыми, невыносимыми, ненужными и злыми, как голоса живности и не совсем живности на прилавках далёкого города посреди пустыни. Однако, как только Бахт стал собой, почувствовал под головой сырую землю и услышал запах воды, то ужаснулся собственным мыслям. У него в этом мире есть роль, её нельзя считать низшей и незначительной. Неблагодарно думать, будто ему даровали неудобную форму, когда могли не давать её в принципе; он был тем, кем должен быть ради определённых стремлений. Ему с таким телом нужно пройти эту жизнь и рассыпаться пеплом, зная, что он достиг своего предела именно в таком виде и ни в каком другом. После того, как поверхность под спиной перестала раскачиваться, Бахт открыл глаза. Над ним мерцало ночное небо. Он приподнялся, огляделся. Всё было тёмным, за исключением звёзд и их небольших аналогов — светящихся жучков, которые парой летали вокруг Бахта. Что-то это напоминало. Бахт сел, скрестив ноги, сделал глубокий вдох. Тёмное пространство, имеющее реку и насекомых с яркими брюшками. Кажется, он уже видел это место. Только где? Жучков стало больше, и Бахт уловил от них слабые слова восхищения, какие обычно получал от пламени. Должно быть, они были родственны друг другу. Обычно огонь был пагубен для животных, но эти насекомые смогли с ним ужиться для своего же блага. У них стоило поучиться. Может, найти и спросить совета до того, как Бахт решил, будто способен противостоять Змею, несущему тьму. Их стало ещё больше, и на этот раз вслед за ними послышалась поступь. Вернее, причитания травинок о том, что снова их топчут. Бахт повернул голову в сторону жалобного шелестения и увидел, как к нему приближается старик выше его раза в полтора. В руках он держал пустую оболочку фонаря. Выглядел хмуро. — Что на этот раз? — Здравствуйте, — поздоровался Бахт. — Здравствуй. Кем будешь? — всё так же недовольно спросил старик, загоняя светящихся жуков внутрь фонаря. Те возмущённо отлетали дальше, продолжая водить хоровод. — Бахт, — представился он, наблюдая за неудачными попытками. — А по роду? — Полагаю, ребёнок Солнца. Старик остановился. Вскинув брови, осмотрел его, но ничего не сказал. Бахт ждал. Был ли он человеком или тем самым Богом, с которым когда-то Бахт перепутал себя? — Что ж, ребёнок Солнца, — сказал старик, — почему светлячкам ты так приглянулся? — Может, как раз из-за этого. Они говорят, что я тёплый. — Ха! — надменно посмеялся он. — Тёплыми могут быть только снаружи. Прикасаться, однако, не стал. Снова тщетно попытавшись запереть светлячков, он вновь обратился к Бахту: — Ты с ними говоришь? — Да. — Скажи, чтобы забирались обратно. Им не место на воле. — Хорошо. Насекомые неохотно начали лететь в фонарь, жалуясь, что никто их не понимает. Старик удовлетворённо кивнул. Бахт гадал, насколько важным является этот человек. — Что ж. Тебе стоит идти к озеру. — Хорошо. Он поднялся, размял ноги. — В какую сторону? — А ты послушный. Вон в ту. — Спасибо. Бахт пошёл в указанном направлении, пытаясь вспомнить, откуда же он может знать это место. Фраза старика по поводу мнения светлячков наталкивала на мысль, что он заперт. Но где? «Снаружи» — как далеко? Столько вопросов, на которые не было ответов. Стоило найти девушку-свет. Она доставила его сюда, значит, это было необходимо для возвращения Солнца на небо. Вернее, Бахт считал, что именно для этого, а не для того, чтобы помочь заговорившей с ним девушке из рода людей. Всё же у них было что-то вроде договора, а такие вещи у потомков Неба ценятся. Через какое-то время Бахт вышел на край местной земли. Перед ним распростёрлось водное зеркало. — Вот он? — Он, он. Бахт! На зов Бахт не обернулся, заворожённый видом. Пространство перед ним было настолько обширным, насколько только могло быть, и делалось ещё более необъятным из-за отражения. Вверху тёмно-синее, словно усыпанное драгоценными камнями; внизу мерцающее голубым, покрытое розово-бело-фиолетовым полотном вдалеке, у острова, вырастающего с поверхности, как неотшлифованная зазубрина. Здесь небо было более величественное, резкое, видимое по сравнению с пустыней. Здесь оно будто было хозяином, а не гостем, как на полной песка земле. — Бахт! Голос был мягкий, но настойчивый. Многих сил стоило отвлечься от созерцания и повернуться на звук. К нему шли двое: девушка-свет и парень с рыжими волосами, будто только поднявшийся с ложа. — Здравствуй, — поздоровался с первой он. — Я думала, ты по пути потерялся. — А я думал, за кем мы идём, — вставил слово её спутник и приветственно кивнул. — Артур. — Бахт, — представился Бахт. — Он возничий Солнца, — дополнила Айла с некоторой гордостью в голосе. Артур скептически поднял бровь. — Опять ты про Солнце. — Оно важно. — Если существует. — Конечно существует! — Я его никогда не видел. — Ты и Бога своего не видел, — буркнула Айла, а потом обратилась к Бахту. — Скажи, существует ведь Солнце? — Конечно. — И как ты тогда не сгорел, — язвительно поинтересовался Артур, — раз это большой огненный шар? — Пламя меня не трогает. — Да конечно. — В любом случае! — повысила голос девушка-свет. Бахт думал, что, наверное, она сейчас скажет нечто важное. Пока что она повышала голос только при необходимости. — Нам нужно к Ночи. Бахт слегка выпрямился. Вот где скрывался Змей? В этом прекрасном месте? Они так сразу идут к нему, не подготовившись, не обсудив? На секунду он испугался, но тут же взял себя в руки. Если это обязательно, значит, так он и сделает. Хотя скреблось желание притормозить её, рассудить, верное ли это будет решение. — Мы только от неё, — пожаловался Артур. — Дай отдохнуть. — Нам важно сделать это как можно скорее. — Чтобы вернуть твоё хвалёное Солнце? — И для этого тоже, — насупилась девушка-свет, затем снова посмотрела на Бахта. — Идём? — Идём. — Ты так просто за ней отправишься? — изумился Артур. — Конечно. — Почему? — Почему нет? — Она тебя к мёртвым затащила, приятель, так союзники не поступа-ай! Не дерись! Девушка-свет пнула Артура, из-за чего тот не договорил. Бахт зацепился за слово «мёртвых». Это место — их мир? Мир, невидимый для смертных до тех пор, пока они живы? Бахт осмотрелся, увидел впадающую в озеро реку. Тёмные цвета, река, мёртвые, цветы. — Мы в подземном мире? — Да. Ты о нём знаешь? — Видел несколько раз. Девушка-свет воззрилась на него с неверием. — Когда? Как? — Нам, кажется, куда-то было нужно, — снова влез Артур, вызвав негатив в свою сторону. — В каждом дупле яйцо, вы посмотрите! — Да кто бы говорил. Девушка-свет резко развернулась и зашагала в сторону, откуда пришла, — по направлению к острову. Артур, фыркнув, пошёл следом вместе с Бахтом. Последний, наблюдая за их перепалками, отметил про себя, что девушка-свет более заведённая и воинственная в общении с Артуром. Она и до этого казалась упёртой и готовой идти к своей цели любым доступным ей путём, однако этот человек будто усиливал её качества. Бахту было интересно, что же менялось. Подстраивалась ли она под каждого, с кем общалась? Как было с той девушкой из рода людей, которой она дала уверенность, или с ним, чью злость она поняла даже через напускное безразличие и использовала, чтобы одними только словами разжечь костёр? Теперь же она шла вперёд, будто прокладывая дорогу. — Ты сам откуда? — спросил Артур на полпути к острову и большому дому. — С Неба. — Заладили оба, ей-богу. Теория про одинаковое происхождение была доказана. — Если оба, так может, говорим правду? — Хоть десять вас будет, это ни о чём не говорит. Один против мира, значит. Он готов ставить свою правду выше других. Бахт почти разочарованно вздохнул: даже мёртвым человек всё равно остаётся человеком. Хотя мёртв ли он? Бахт глянул под ноги. Множество душ заменяло озеру воду. Артур спокойно шёл поверх них, будто не являлся частью людского рода. Был ли он покойником? Если нет, то что здесь делает, раз вход разрешён лишь после смерти? На путешествующего духа он не похож. Они шли, замедлившись среди цветов. Это была единственная часть природы, которая не говорила с Бахтом и не подавала признаки сознания. От них шёл высокий, чистый звук, не складывающийся в слова или картины воспоминаний. Бахт не помнил, чтобы хоть кто-то звучал так же. Подойдя к пустой арке, ведущей в столь же пустой навес; ступив на ещё один клочок земли, Бахт понял: не к Змею они шли. Они шли к кому-то более могущественному. Перед ними сидела часть неба, отдалённо силуэтом напоминающая человека. Примерно так же Бахт запомнил брата: фигура без лица и горящие на фоне тёмной материи глаза. Эта часть неба держала в руках голубую статую. — Госпожа Ночь! — позвала девушка-свет, и Бахт убедился уже в другой своей теории относительно неё. Голос, с Артуром бывший громким и требовательным, при обращении к Ночи стал тихим, кротким. — Мы пришли. Артур, вздохнув, обхватил свою голову правой рукой так, чтобы оказались зажаты оба уха. — Ты Бахт? — спросила Ночь. — Да. Она с интересом его осмотрела, как и он её. Змей, являвшийся до этого момента олицетворением Ночи в понимании Бахта, не был похож на неё ни капли. Он вкрадчиво шипел, когда обращался к нему, льстиво призывал остановиться совсем и заискивал. Что важнее, он был плотным, сотканным из темноты и с алого цвета глазами. Ночь могла потеряться на фоне неба, если бы вышла из-под навеса, и её взгляд светился белым. Тут интерес не мог быть сдержан. — Вы Ночь? — Верно. — Вы не похожи на того, кого я встречал. — Кого же ты видел? — Змея. Ночь ахнула. Она перевела взгляд с него на девушку-свет, потом обратно и громогласно, насколько это было возможно с приглушённым тоном, спросила: — Ты возничий Солнца? — Именно так. Ночь слегка напрягла пальцы, но, вспомнив, видимо, о статуе, не сжала ладонь в кулак окончательно. — Ты позволил ему проглотить Солнце! Бахт склонил голову, каясь. По его лицу пробежала болезненная судорога. Он был создан ради этого, но не смог защитить своего, по сути, родителя. — Мне нет прощения. — Госпожа, он может исправиться! — подала голос девушка-свет. Ночь сурово на неё посмотрела. — По-другому и быть не может. Спящий страж должен вернуть то, что было украдено из-под его носа. — Что мне сделать? — спросил Бахт. — Найти Змея. Имя ему Аджагар, питон тьмы. Человек поможет тебе с этим. Бахт посмотрел на Артура и встретил вопросительный взгляд. — Он сможет? — Только поэтому он ещё жив. — А я? — подала голос девушка-свет. Ночь смягчилась. Можно было подумать, что она улыбается. — Зеркальце, тебя я не отпущу. — Я могу помочь. — Чем? Чудо, что ты добралась сюда, так не покидай же теперь свой дом. Бахт следил за разговором, подмечая про себя важные детали. Артур недовольно строил лица, чтобы все видели, насколько его положение его не устраивает. — Я… Я смогу, поверьте мне! — Ты еле научилась ходить, — сказала Ночь, будто забыв про существование остальных. — У тебя нет глаза и руки. Ты калека. — Но я же выжила! — То была земля, сейчас ты идёшь против праматери-тьмы. — Тьму отгоняет огонь. Я могу помочь ему гореть ярче. Ночь задумалась. Её взгляд холодил. Девушка-свет всё больше приходила в отчаяние. Она обернулась к Бахту, как будто прося помощи. Он ведь знал, на что она способна. Видел собственными глазами, как действует её природа, как хорошо она сочетается с природным врагом тьмы. Но у Ночи могли быть свои причины. Она хочет вернуть Солнце, но считает, что можно это сделать без участия подопечной. Кто Бахт, чтобы просить её изменить решение? С другой стороны, девушка-свет была его проводником по новой дороге, выложенной под ногами. Бахт решил, что именно она может помочь ему исправить ошибку, раз уж у неё вышло найти способ вернуть Солнце. Вышло, иначе бы он не стоял сейчас перед истинной Ночью и не ждал её решения. Людям подсказывать путь он мог, но что насчёт Ночи, которая была столь же древней, что Солнце? — Если вернуть недостающие части тела, — издалека начал Бахт, сдавшись под немыми мольбами девушки-света, — она станет сильнее. Ночь обратила на него внимание. — Это не отменит моего решения. — В ваш мир мы попали благодаря ей. — И Артур тоже! — поддакнула девушка-свет. — Она в одиночку смогла доставить меня сюда. — Это ничего не меняет, возничий. — Она — зеркало, так ведь? — подождав немного и убедившись, что ему не возразили, Бахт продолжил. — Зеркало отражает свет и расширяет его влияние. Это может пригодиться в борьбе. Ночь молчала, снова раздумывая. Его доводы должны были пересилить её желание оставить подопечную при себе. Хотя просто ли подопечную? То, как Ночь с ней обращалась, за исключением указания на недостаток конечности и глаза, выражалось нежностью и заботой. Если девушка-свет — дочь Ночи, то нужно быть осторожнее со словами, мастерски проделать свой путь сквозь беспокойство матери. — Нет. — Вам нужно Солнце. Она сможет найти его. — Она сможет сделать это отсюда. — Не думаю, что с неба виднее то, что происходит в недрах земли. — Почему ты так уверен, что он там? — Там бы спрятался я, опасаясь вашего гнева. — Тогда, полагаю, тебе не нужно моё зеркальце. У тебя есть время найти его самостоятельно. — У меня есть. У земли — нет. У него, — показал на Артура, — времени ещё меньше. Ночь тяжело вздохнула. Бахт почувствовал, как его обдало мелкими льдинками. — Если заботитесь о её сохранности — восстановите целостность. Если это возможно. — Я не хочу терять ещё одного ребёнка. Девушка-свет выглядела потрясённой. — Не потеряете, — пообещал Бахт. — Могу ли я доверять тебе с этим? — Ночь звучала презрительно. — Ты отдал одного моего ребёнка Аджагару. Не упустишь ли второго? — Я не мог знать, чему навстречу иду, замедляя корабль. Теперь знаю. — И знаешь, как его одолеть? — Только с помощью человека и вашей дочери. Ночь ответила только спустя длительное время, взвешивая все «за» и «против». — Хорошо. Но если хоть волос упадёт с её головы, ты умрёшь. — Пусть так. — А теперь вон. Оба. Бахт, поклонившись, потянул за собой на выход Артура. Тот тут же мобилизовался. — Эй, чего делаешь? — Ночи нужно пространство. — Для чего? Бахт не ответил. Они отошли достаточно далеко, чтобы видеть, как Ночь сняла с неба тонкую белую полосу и потянула вниз, к озеру. Полоса прошла сквозь гладь, пошла рябью. Ночь стала из неё лепить. — Что происходит? — Мы скоро отправимся в путь.